Трофимов Н. Девять литров. Глава 2. В гостях у бабы Маши

Вечером, после вечерней поверки, народ кучковался в умывальнике, кто-то перед сном обливался из шланга холодной водой, стоя на кафельном полу около сливной решётки, у распахнутых окон топились курильщики, пытающиеся максимально насытить организмы никотином.

Я перед походом в умывальник запасливо засунул за ухо сигарету «Золотой пляж» и, совершив вечернее омовение, подошёл к стоящим бок о бок Серёге Щукину и Лёхе Ляховецкому (двум нашим николаевским неразлучникам, познакомились ещё в Николаеве, вместе поступили в училище и всегда держались друг друга) и попросил прикурить.

Ляхович (это, как Вы понимаете, была подпольная кличка Лёхи) с удовольствием чиркнул предметом постоянной зависти всего нашего курса – бензиновой зажигалкой Zippo. Я прикурил, вдохнув полную грудь бензиновых паров (Ляхович заправлял свой поджиг в училищном гараже, а там никогда в помине не было бензина лучше, чем А-72).

Разговор, естественно, крутился вокруг нашего Чемпиона, понимаете ли, Серёги Лахина, а также его неудачливого последователя Лёпы. Надо сказать, что Ляхович на соревновании выступил довольно успешно, не пролил ни одной капли и находился в самой верхней части таблицы. Лёха был довольно упитанным, с круглой головой, коротким ёршиком волос, и походил видом на кота Базилио (ну, таким, как я его мог представить). Если бы ассистенты режиссера фильма «Приключения Буратино» при подборе кандидатов на роль кота Базилио заехали случайно в Николаев и увидели Ляховича – то именно он, а не великий Ролан Быков, снимался бы в этом невероятном фильме. Но этого не случилось, великим актёром Ляхович не стал, но жизнь, как и положено коту, вёл скрытную, по каким дворам, точкам и кошечкам он шарился – знал только Щука, но тот тайну хранил свято.

Лёха, слегка расстроенный, что не смог вырвать победу у Лахина, изящно перекидывал языком прилипшую к нижней губе «беломорину» из одного уголка рта в другой, пускал клубы дыма, и, глядя куда-то на волю (на крыши домов за забором училища), сам про себя бормотал:

— Тоже мне, придумали – воду пить… Херня какая-то… А вот если бы… Э-эх… Да, вот… тогда бы я им показал…

— И что бы ты нам показал? – поинтересовался я, пуская колечки дыма. Было у меня такое развлечение – пустить три кольца дыма, а потом, через паузу, пустить сквозь них четвёртое так, чтобы оно пролетело внутри колец до их исчезновения. Трюк этот был весьма трудный, воспринимался в компаниях всегда на-ура, но требовал спокойной атмосферы и постоянных тренировок.

— Что-что… Да если бы это было пиво… Мы в Николаеве с пацанами… летом… , — продолжал мечтать Лях.

— Так что вы с пацанами и пивом? – продолжал допытываться я.

— Да я на спор с пацанами двадцать кружек пива за раз залпом засадил… нашего, николаевского… Спорили – если выпью – то они за пиво платят!

Я поперхнулся дымом. Вообразить, что в Ляха вместится 10 (десять!!!) литров жидкости я не мог.

Вокруг стали собираться наши однокашники.

— Ляхович! Если ты уже один раз выиграл, то должен принять моё предложение – я готов забить с тобой на спор – я покупаю тебе 9 литров пива, ты их выпиваешь залпом! Даже даю тебе минутную передышку между каждыми тремя литрами. Если НЕ выпиваешь – за пиво платишь ты, идёт? Ну, как – забьём? Даже закуска с меня! Сдаём экзамен – и рвём к бабе Маше?

Я так легко спорил на весомые для курсанта денежные суммы, потому что деньги у меня как раз-таки были. Ну, вот посудите, читатель, 9 литров=18 кружек х 20 копеек = 3 рубля 60 копеек. Почему я решил спорить на 9, а не на 10 литров – скажу позднее. Так вот, получка у курсанта – главного старшины – была 15 рублей, плюс мне периодически подкидывали денежки мама, и две старших сестры – Юлия и Стэлла. Ещё одним неиссякаемым источником полноценных советских рублей, не подверженных никакой инфляции, были друзья-сослуживцы моего папы, погибшего в Сирии в 1974 году. Все его друзья, попадая в Севастополь, всегда считали своим долгом посетить его могилу на Кладбище Комунаров, наш дом, потискать меня в объятиях и засунуть в карман 50- или 100-рублёвую купюру. На мои робкие возражения мне указывали, что, мол, они сами курсантами были, всё на своей шкуре испытали, поэтому – бери и не выкаблучивайся! Как Вы понимаете, выделить на спор с Ляхом 4 рубля для меня проблемы не составляло.

Ляховецкий, к моему удивлению, радостно согласился и к тому же призвал в свидетели одноклассников. Червяк сомнения зашевелился у меня в мозгу… Стоп, подумал я, ну не может в компактного и небольшого Ляха влезть 9 литров пива! Не может! Однако торчащие рёбра худого легкоатлета и проваливающаяся в него без остановки вода – полтора литра! – всё-таки заставляли волноваться. А, фиг с ним – хоть попьём пива в весёлой компании!

Экзамен наш класс сдал традиционно хорошо – прошли уже те времена, когда отсутствие опыта и организации приводило к тому, что кто-то из наших оставался в «академии». Теперь это было практически невозможно, за исключением случаев, когда курсант своей личной недисциплинированностью или какими-нибудь дурацкими выходками настраивал преподавателя персонально против себя. Да и в этом случае, если в экзаменационном листе карандашом ставилась двойка, к злому преподавателю немедленно подсаживался старшина класса и начинал сказку про белого бычка – мол, мы знаем, какой он, курсант, негодяй, но портить успеваемость целому классу, отбрасывать его далеко назад в социалистическом соревновании в преддверии наступающего очередного пленума ЦК нашей любимой партии – никак нельзя, а ещё его ждёт старушка мама… В ста процентов случаев это срабатывало, особенно, если мы обещали его непременно разобрать на комсомольском или партийном собрании и ужасно наказать по самое не могу!

А вообще-то нашей организации сдачи экзаменов надо посвятить целый рассказ!

Радостные и довольные, мы готовились к увольнению. Весь класс знал, что сегодня предстоит Большая Битва Ляховича с девятью литрами пива. Но у кого-то уже были назначены встречи с девицами, кому-то надо было обязательно быть дома, но человек восемь (Игорёня Мырочкин, Серёга Щукин, Миха Панкратьев, Игорёк Свирин и ещё кто-то) всё же решили участвовать в зрелище в виде судей или зрителей.

Точкой рандеву и предстоящей ареной боевых действий была назначена «Конюшня» — пивной бар в гроте скалы на улице Большой Морской между Главпочтамтом и магазином «Табак». Собственно, названия у него никакого не было – там над входом просто висели неоновые буквы ПИВО, внутри продавщица баба Маша наливала пиво, а пили его уже на площадке перед пивной, заставленной высокими барными столиками. Барных же стульев или табуретов, естественно, не предполагалось – пить надо было стоя, чтобы больше влезало! Запах в слабо проветриваемом внутреннем зале пивной был такой, что иначе как конюшню нам не напоминал. Баба Маша, как нам казалось, работала за стойкой со времён обороны Севастополя от немецко-фашистских захватчиков. На самом деле это была никакая не баба, а вполне себе нормальная пергидрольная блондинка с могучим бюстом возрастом чуть за сорок. Тем не менее, на обращение «баба Маша» она реагировала спокойно и привычно. Желающих попить пиво на воздухе всегда было с излишком, поэтому на всех пол-литровых кружек не хватало, и баба Маша выдавала кружки только по числу человек в компании, а остальное пиво наливала в трёхлитровые банки или в принесённые посетителями бидоны. Время от времени баба Маша зычно кричала: «Тара!» — и немедленно со всех столиков сознательные граждане сносили внутрь пивной свободные кружки и те самые трёхлитровые банки. Кружки и банки ополаскивались на специальных моечных кружках фонтанчиками воды и немедленно шли в дело. Никто и не думал тогда, что после такой мойки можно заразиться, а уж о том, что в будущем мы будем пользоваться одноразовыми пластиковыми стаканами, никто и представить себе не мог!

Недалеко от конечной остановки троллейбуса №6, располагавшейся в трёхстах метрах от КПП училища, находилась стоянка такси. Мы заранее делились на группы по 4 человека и готовили по 25 копеек с рыла, залезали в такси и через пятнадцать минут уже были дома. Одного рубля было достаточно, включая чаевые, чтобы добраться до центра города или до Остряков (проспекта генерала Острякова). Скинуть форму, обнять маму, надеть джинсы и футболку, было делом нескольких минут, и вот уже к 19.00 в «Конюшне» собралась наша компания нарушителей установленной формы одежды и правил поведения в городе. Как Вы понимаете, переодеваться в гражданку нам было нельзя, а уж пить пиво – это грозило гауптвахтой, комсомольским или партийным взысканием.

Сдвинув два круглых стола друг к другу, народ отправил меня, Щуку и Ляха за соревновательным инвентарём.

Вскоре на столах выстроилась целая стена из пивных кружек, а в центре одного из них стояли три трёхлитровые банки «жигулёвского», предназначенные для Ляховича. Прямо-таки крепость из пива! Болельщики и я сразу стали вкушать холодное вкусное пиво маленькими глотками – первые глотки всегда самые вкусные и пить их надо именно маленькими. Ляхович же решил пить залпом прямо чрез край банки. Несколько минут он настраивался, даже зачем-то помахал руками, сделал повороты корпуса вправо-влево и покрутил головой и шеей до хруста в позвонках.

Наступила тишина.

Мужики всех возрастов, степенно и жизнерадостно поглощавшие пиво рядом с нашими столами, увидели подготовку пивной крепости и поняли, что сейчас будет что-то необычное. Они оторвались от плавленных сырков «Дружба» или «Виола», служившими основной закуской в пивных по всему Советскому Союзу. Некоторые счастливчики посасывали дефицитную воблу или нашу родную черноморскую ставридку, купленную на рынке или завяленную в домашних условиях на натянутых нитках на балконах. Забавно было видеть взрослого мужика, у которого изо рта торчал рыбий хвост! Зрители сразу определили, что главным актёром на этой сцене является Ляхович и поэтому взгляды сконцентрировались на его круглой добродушной физиономии.

Лёха почувствовал повышенное внимание к своей персоне, радостно улыбнулся и благодарно помахал ручкой. Лицо его излучало полную уверенность в своих силах и радостное возбуждение.

«А ведь выпьет-то он эти девять литров!» — пронеслось у меня в голове при виде его самоуверенной физиономии, — «Бред! Не может быть!» — ответил я сам себе.

А Лях пододвинул себе поближе все три банки, сдул аккуратно пену, протёр салфеткой внешнюю сторону банки (чтобы из рук не выскользнула!). Салфетки баба Маша давала в комплекте с плавленными сырками, чтобы не извозюкали ими пластик стола.

Завершив приготовления к предстоящему поединку с тремя банками, Лёха довольно осклабился и спросил:

— Хронометраж проводить будем?

Я отрицательно покачал головой.

— Лёха, если ты выпьешь всё это – это будет подвиг наравне с расчисткой Авгиевых конюшен! Пей! Я даже между банками засекать время не буду. Отдыхай, в разумных пределах. Я потом тебя иначе, чем Гераклом, называть не буду.

Ляхович радостно заржал, ещё раз помахал ручкой окружающим и, наконец-то, взял обеими руками первую банку, поднял ко рту, подмигнул мне хитренько, и начал пить!

Как он пил! Как он пил! Я даже не подумал о том, что надо было взять замечательную отцовскую кинокамеру «Лада» — полностью автоматическую, с изменяемым фокусным расстоянием, формата 2х8, со встроенным экспонометром. Какой фильм потрясающий можно было бы снять! Не надо было никаких сценаристов, режиссёров-постановщиков, их многочисленных ассистентов и всякой приближённой к ним челяди. Была бы голая правда жизни, которая лучше всяких писательских придумок и потугов. Все там «пальмовые ветви» и бесчисленные «золотые львы» и «орлы» и прочие награды были бы у меня в кармане, а моя гордая физиономия смотрела бы на советских людей с обложки самого знаменитого в стране журнала «Советский экран»!

Мои жалкие попытки живописать происходившее не смогут даже в первом приближении передать ту замечательную сцену, однако я всё-таки обязан это сделать – иначе зачем вообще было начинать?

Первые глотки Ляхович, так же, как и мы, делал маленькие, смакуя вкус пива и наслаждаясь. Было видно, как неспешно ходил вверх-вниз кадык, пульсировало горло, вздувались и опадали щёки, радостно жмурились на солнечный свет довольные глаза, ещё больше делая его похожим на довольного жизнью кошака. Потом глотки стали увеличиваться, видно было, что Лёха взялся за дело уже серьёзно. Периодически спорщик косил глазами на меня и было видно, что ему хочется от души поржать над моей сосредоточенной физиономии. Один раз он даже указал мне взглядом на две оставшиеся банки и вновь улыбнулся одними глазами!

Уровень пива в банке стремительно уменьшался!

Мужики наслаждались зрелищем, всё более и более впадая в изумление!

И вот уже банка приняла практически вертикальное положение. Ляхович, явно издеваясь надо мной, потряс банку, чтобы в его широко раскрытый рот стекли последние капли пива. Банка опустела!

Лях аккуратно поставил пустую банку на стол, торжествующе посмотрел на меня и вытер тыльной стороной ладони губы, взял из рук Щуки приготовленную специально для него сигарету «Родопи», глубоко затянулся и выпустил из ноздрей дым.

Народ взорвался восторженными криками. Не каждому суждено увидеть такое зрелище хотя бы раз в жизни!

Ляхович решил не откладывать торжество в долгий ящик, в несколько глубоких затяжек добил «родопину», и протянул руки ко второй банке. Зрители разродились приветственными возгласами, мол, давай, парень, не робей, покажи нам всем, где раки зимуют и куда Макар сидорову мать не гонял!

Не торопясь, шикарно размеренными движениями, Лях взял вторую банку и начал пить.

Удивлённая отсутствием покупателей, баба Маша покинула своё рабочее место и вышла на улицу. Сделав рукой над глазами козырёк от бившего в них солнца, она удивлённо наблюдала за поединком Ляховича и трёхлитровой банки.

А Лёха, мерзавец этакий, пил размеренными крупными глотками! Даже быстрее, чем у него заходила первая банка. Причём в лице его, во всём облике светилась спокойная мужская уверенность. Подошедшая баба Маша, с уважением посмотрев на нашего героя, положила на стол перед ним свежую воблу на салфеточке.

Я уже понял, что проиграл спор, но это уже было не важно – как зачарованный, я смотрел на Ляховича, без всяких проблем принявшего в себя уже более четырёх литров пива!

Мы все понимали, что являемся свидетелями если не чуда, то, по крайней мере, события локального исторического масштаба.

Как здорово он всё-таки пил! Только всё шире открывались глаза.

Я стоял ближе всех к Лёхе. Уперевшись локтями в пластик стола и положив подбородок на кулаки, смотрел я внимательно прямо в глаза будущего чемпиона мира.

Когда во второй банке уже оставалось меньше трети пива, в лице Ляха что-то едва уловимо изменилось! К этому времени в нём уже плескалось около ПЯТИ (!!!) литров «жигулёвского». Во взгляде его явно стала проступать тревога.

Темп поглощения пива значительно замедлился. Остановился. Из зрачков выплеснулся ужас, смешанный с непониманием. Внутри Ляха что-то громко заурчало и лицо его мне явственно напомнило Лёпу Бойцова с графином у рта, семенящего к раскрытому окну, дикий вопль и прыжки дежурного по роте…

Поскольку находился я прямо на пеленге стрельбы, то и не стал дожидаться залпа, а спокойно и не торопясь сделал два шага влево и стал наблюдать за развитием событий, так сказать, находясь на левом траверзе Ляховецкого. Я, внутренне хихикая, уже с абсолютной ясностью представлял себе, что будет дальше.

Лёха вдруг резко, с грохотом бухнул, едва не разбив, банку на стол, попытался вздохнуть – не получилось, раздался лишь какой-то всхлип, он стал поднимать руки к широко раскрытому рту, потом его как-то резко закрутило влево, он замер и затих в полуприседе…

Я успел подумать, что позицию выбрал правильно. Лях громко и коротко икнул.

И началось!

Лёха стал раскручиваться, одновременно поднимаясь и раскидывая руки в стороны…

Помню это совершенно ясно, как в замедленной съёмке. Если Лёпа фонтанировал водой, слегка разбавленной переваренной и не очень пищей, то тут картина была совершенно другая.

В какой-то момент спирального раскручивания Ляха, из его рта начал вырываться фонтан тугой пены высокой кратности!

Видели Вы читатель, когда-нибудь работу ГВПП-100? Генератора высокократной пены переносного? Он предназначен для тушения пожаров горюче-смазочных и твердых материалов за исключением специальных топлив, боеприпасов и электрооборудования, находящегося под напряжением. Не видели? А вот нам с ним регулярно приходилось работать на тренировках на кафедре ТУЖК (Теории, устройства и живучести корабля), поэтому я знаю, что говорю! Лях мог бы дать фору любому пеногенератору!

Изо Ляховича вылетала довольно узкая (по размеру рта) струя пены, которая сразу же начинала расширяться, формируясь в упругую струю диаметром сантиметров 20. Поскольку Лёха при этом крутился волчком, то пенный поток также спирально раскручивался вслед за ним. Временами мне казалось, что Лях вращается внутри пенного штопора.

Выработанная за годы учёбы в училище привычка быть настороже и не расслабляться позволила большинству курсантов вовремя выйти из зоны поражения (я, как Вы помните, сделал это заранее), а вот посторонним зрителям повезло не всем. Мужики, не выпуская кружек, рванули брызгами врассыпную, причём сделали это тактически грамотно, инстинктивно не создавая проблем друг другу. Ведь недаром же все мужчины в СССР проходили военную службу – вот навыки и пригодились! Один бывший отличник боевой и политической подготовки сумел перепрыгнуть с разбегом в два шага стоящие на его пути стриженные декоративные кусты, не расплескав при этом пиво из кружки!

А Ляхович продолжал крутиться юлой, покрывая при этом всё большую площадь слоем плотной пены.

После того, как все сумели оказаться на сравнительно безопасной дистанции от работающего живого пеногенератора, у народа случилась истерика похлеще той, которая была в нашем классном помещении при Лёпином извержении. Но если мы, обессиленные, могли хоть упасть в робе на стерильно чистый паркет, валяться на нём, колотить по нему ногами, то здесь упасть как-то было некуда, поэтому мужики держались за подпорные стенки, друг за друга, за фонарные столбы, кто-то даже повис на изумлённой бабе Маше!

Ну почему у нас тогда не было современных смартфонов? Ну почему я не взял с собой кинокамеру? Так и пропала для потомков великолепная картина, случившаяся вечером весеннего дня на закате солнца, потому что рассказать её так, как было на самом деле, у меня не хватит способностей.

Ляхович извергался долго и непрерывно. Как он при этом не задохнулся — ума не приложу! Скорее всего, ему помогли проводимые в классе неоднократно соревнования «на одном вдохе» — иначе лежать бы ему синим трупиком у входа в знаменитую севастопольскую «Конюшню».

Наконец Лях иссяк! Он замер, распрямившись, и стал удивлённо озираться. Стоял он в центре сухого пятачка бетонный плитки, окружённый не опадающими холмами стойкой пены.

Как поётся в знаменитой песне – вот и замерло всё до рассвета… Никто уже не смеялся – сил не было. У меня очень болела диафрагма. У других, подозреваю, тоже.

Тишину вдруг разорвал визг бабы Маши:

— Ну и кто это всё теперь убирать будет?

Тут, как и положено по законам жанра, произошедшая с Ляховичем трагедия обернулась фарсом – ещё раз окинув взглядом поле боя, он перепрыгнул через свой нерукотворный пенный холм, схватил со стола салфеточку с той самой подаренной бабой Машей воблой и внезапно дал дёру, двигаясь по неравномерной синусоиде, но очень быстро. Так бегут в атаку на позиции противника опытные солдаты-стрелки.

Через 10 секунд от главного героя дня и след простыл. Вслед за ним рванул и Щука – на всякий случай!

Остальные стояли, ошеломлённые. Потом заулюлюкали и засвистели вслед пропавшим приятелям.

— А ну – разойдись! – рявкнула баба Маша, опять выходя на сцену. В её руках был тонкий резиновый шланг, — Ленка, открывай! – крикнула она своей помощнице куда-то внутрь пивной.

Через три-четыре минуты пена была смыта на землю клумб и незаметно исчезла под напором воды.

Баба Маша закинула шланг обратно в подсобку, вытерла тряпкой, которая когда-то была полотенцем, ладони, вышла к народным массам, уперла руки в боки, осмотрела всех пристальным длинным взглядом и молвила:

— Клоуны!

После чего покинула сцену.

Ещё долго в этот вечер то в одном месте, то в другом вспыхивал и мгновенно охватывал всех дикий хохот, приводя в удивление фланирующих по Большой Морской севастопольцев.

Хоть спор я формально и выиграл, но Лешу Ляховецкого считаю непревзойденным чемпионом всех времён и народов! Никогда более я не видел людей, способных залпом выпить трёхлитровую банку пива.

До сих пор в моей памяти возникают картинки из этого вечера, возвращают меня во времена моей курсантской молодости, к моим таким же юным друзьям-товарищам, которых помню и люблю каждую минуту жизни! И в эти мгновения я чувствую себя молодым и счастливым и готов бежать за последним троллейбусом номер 6, чтобы успеть вернуться в систему до нолей часов…

Но ничего этого уже не вернуть. Как и не вернуть ту самую пивную из восьмидесятых годов под названием «Конюшня» в скале между Главпочтамтом и магазином «Табак» — её закрыли, снесли, что-то несколько раз перестраивали, чего там только не было.

А мне так порою хочется прийти туда, держа в одной руке бидон с пивом, сесть на новую, до безобразия современную и солидную скамейку, достать из пакета поллитровую кружку, насколько вяленых ставридок и знаменитый плавленый сырок «Дружба», разложить всё это на скамейке, сидеть, попивая маленькими глоточками, жевать хвосты, кусочки «дружбы» и вспоминать нас всех двадцатилетних…

Одноклассники мои! Будьте счастливы! Семь футов под килем и всегда попутного ветра!

Деревня Телези, октябрь 2023 года.