Танкер «Владимир Колечицкий» подходил к базе 10-й оперативной эскадры в южновьетнамском порту Камрань. Нужно было слить в береговые цистерны базы оставшееся горючее и пресную воду, привести себя в порядок и следовать в главную базу Тихоокеанского флота — порт Владивосток.
Боевая служба в Индийском океане закончилась, одиннадцать месяцев напряжённой работы остались позади, впереди маячил долгожданный и заслуженный отдых.
Служба выдалась действительно боевой — в январе 1986 года танкер, войдя в порт Адена, попал в самую гущу государственного переворота. Кругом летали снаряды и пули, ревели самолёты, горели и взрывались боевые корабли и транспортные суда. И посреди этого ада, у нефтяного терминала бухты, стоял советский танкер, «под жвак» нагружённый горючим, имея на палубе ещё тридцать тонн бензина в бочках.
Снаряды противоборствующих сторон пролетали между мачтами танкера, пули на излёте падали на палубу. Обе воюющие стороны, понимая, что взрыв танкера разнесёт вдребезги весь Аден, старались вести себя осторожно. Кроме безбашенных йеменских катерников, которые вели огонь из 30-миллиметровых пушек по зданию Министерства обороны, коварно прикрываясь бортом «Колечицкого». Что при этом чувствовал экипаж танкера, нетрудно догадаться, но люди держались.
Через два дня каким-то чудом ночью танкеру удалось, обрубив швартовы, без буксиров развернуться и тихо выйти из бухты.
Но ещё неделю пришлось вместе с кораблями советской эскадры участвовать в работе по эвакуации населения Адена и посольств соцстран, перевозя на верхней палубе беженцев в порт Джибути. И снова под огнём береговых батарей мятежников! На глазах экипажа снаряд разнёс в клочья шлюпку с моряками английской королевской яхты «Британия», тоже участвовавшей в эвакуации.
Так что последующая работа показалась экипажу просто прогулкой. Но изрядно затянувшейся! Поэтому моряки, обуреваемые радужными надеждами, рвались в Камрань, считая по карте, вывешенной в кают-компании, оставшиеся мили и отмечая оставшиеся дни. В то время «деревня Камраневка» у военных моряков считалась фактически уже пригородом Владивостока, поскольку весь персонал базы был из тихоокеанцев.
До родных причалов бухты Улисс оставались сущие пустяки — пара недель средним ходом. Но обычно механики накручивали обороты и выигрывали пару суток. Наконец танкер ошвартовался у «авианосного пирса» базы в бухте Бинь-Ба, и капитан с первым помощником отправились на доклад к командующему эскадрой.
Возвращение капитана экипаж не обрадовало. Капитан Геннадий Иванович Киреев, один из старейших и уважаемых на военном флоте судоводителей, был необычайно взволнован.
На нём буквально не было лица!
Обычно спокойный, хладнокровный моряк, повидавший всякое, собрав комсостав в кают-компании, с трудом сдерживаясь, объявил, что командование 10-й оперативной эскадры решило задержать танкер на месяц.
Переждав бурю возмущённых криков, он устало сказал, что пытался объяснить ситуацию адмиралу, но слушать его никто не стал, объяснили это выходом из строя имеющегося танкера «Иркут», вставшего на срочный ремонт. Эскадра не может быть полностью боеготовой без наличия исправного танкера с горючим.
Можно было понять командование, которое явно перестраховывалось, но кто поймёт нас?
Новость вызвала шквал протестов в каютах и кубриках команды, среди экипажа назревал настоящий бунт. Возмущались даже женщины — повара и дневальные, грозя прекратить работу камбуза. Ситуация стала напоминать броненосец «Потёмкин» …
Общесудовое собрание экипажа, несмотря на увещевания политработников штаба эскадры, поднявшихся на борт «Колечицкого», показало, что измотанные длительной службой в океане моряки не хотят оставаться неизвестно на какой срок в Камрани.
Даже сообщение о надвигающемся тропическом шторме никого не напугало: переживали, мол, и не такое. А люди, хотя и служат в ВМФ, не являются военнослужащими, и приказом тут не поможешь. Нервы у всех были на пределе, и даже партийное собрание экипажа не смогло разрядить ситуацию.
Только домой!
Пообещав всякие кары, которые неизбежно падут на наши головы в главной базе, недовольные офицеры базы сошли с борта судна.
Капитан связался с главной базой, доложив о ситуации на борту и состоянии главного двигателя. Штаб Тихоокеанского флота, скрепя сердце, разрешил следовать во Владивосток, пообещав крупные разборки на берегу.
На следующее утро танкер, отдав горючее в береговые резервуары, в балласте покинул Камрань. Экипаж, занятый привычным трудом, постепенно успокоился.
На следующий день после выхода радист передал капитану штормовое предупреждение. На Вьетнам шёл не просто обычный шторм, это был настоящий тайфун, уже наделавший бед в Японии.
Прикинув метеосводку к карте перехода, штурманы задумались: в любом случае правым крылом тайфун зацепит пароход, и придётся штормовать в открытом море. Оставался ещё шанс повернуть назад в Камрань, полным ходом успеть добежать до порта и там переждать непогоду. Но все его единодушно отвергли — только вперёд, ведь каждая пройденная миля приближала к дому, а шторм — дело моряку привычное.
На танкере закипела работа по подготовке к шторму: принайтовили бочки на танкерной палубе, раскрепили по штормовому грузы в трюмах, протянули штормовые леера, закрепили стрелы кранов и лебёдок, задраили окна и иллюминаторы на «броняшки», раскрепили мебель в каютах и посуду в буфетных, подготовили сухой паёк для экипажа, запретили выход на верхнюю палубу. Аварийная партия приготовилась к работе. Как оказалось, успели вовремя.
Уже на рассвете, милях в двадцати, стала заметна иссиня-чёрная туча, закрывшая всё небо. В этой чёрной, беспросветной массе зловеще и пока беззвучно сверкали извилистые стрелы молний.
По волнующемуся, кипящему морю понеслись белые полосы пены, сорванной с верхушек волн, в левую скулу ударил первый мощный порыв ветра с каплями дождя, засвистел ветер в антеннах и такелаже. Громыхнули первые раскаты грома, скоро слившиеся в сплошную канонаду.
Громадная волна захлестнула полубак, вода покрыла танкерную палубу, из бушующей воды торчали мачты, клочья пены долетали до мостика. Шкафуты обоих бортов залило сразу, потоки воды неслись по верхней палубе. Нос судна нырнул в волну, корма оголилась, и раздался вой бешено вращающегося винта. Танкер затрясся всем корпусом, влезая на вершину очередной волны, и ухнул к подножию следующей. Пошла изматывающая душу килевая качка, когда палуба уходит из-под ног, и моряк просто повисает в воздухе, держась за штормовые леера и коридорные поручни. В душных каютах и кубриках с задраенными «броняшками» наглухо иллюминаторами моряки сидели в ожидании худшего, хотя особой паники не наблюдалось — в экипаже не было новичков.
А худшее не заставило себя ждать. В ходовой рубке заметили надвигающуюся волну величиной в полнеба. На судно шла настоящая тёмно-зелёная стена с белыми зубцами пены сверху. Всё, что оставалось в этой ситуации, — направить нос судна перпендикулярно волне и надеяться на чудо.
На танкер обрушился тяжёлый удар тысяч тонн воды, заскрипели переборки, кое-где сорвались с креплений огнетушители и слабо закрепленная мебель, в кают-компании сорвало с креплений массивный диван, который стал носиться от переборки к переборке, круша по дороге подвернувшиеся кресла.
На мостике было видно, как весь бак и верхняя палуба исчезли под водой до середины мачт, и волна ударила в остекление ходовой рубки, на несколько тяжких минут погрузив всех в темноту. Затем через мостик чёрной стаей полетели сорванные с креплений полубака бочки и два, казалось, намертво закреплённых металлическими цепями пневматических кранца. Сорвало антенну — танкер лишился связи с базой. Дальнейший путь в «глаз тайфуна» грозил смертельной опасностью.
Капитан внезапно осевшим голосом проговорил: — Это был седьмой вал!
Вахтенный штурман удивлённо спросил:
— А почему седьмой? Ведь самый страшный — девятый!
— А потому, что после девятого мы бы уже были на дне!
Без вариантов! Всё, поворачиваем!
Капитан, побледневший, но внешне спокойный, отдал приказ готовить судно к развороту обратно, что было не менее опасно. Нужно было, улучив момент, попасть в интервал между волнами и резко повернуть пароход. Ювелирная операция — ведь танкер могло положить на борт и следующим ударом волны перевернуть или переломить корпус.
В океане ломало даже супертанкеры водоизмещением до 500 тысяч тонн, что уж говорить о «Колечицком» с его 22 тысячами.
По трансляции вахтенный штурман передал приказ экипажу подготовиться к повороту. Опытным морякам танкера больше ничего не надо было объяснять: будет сильный крен, и надо удержаться на своих постах. Танкер, задрожав всем корпусом, накренился и начал поворот влево. На мостике, затаив дыхание, ждали развязки…
Танкер опасно накренился на левый борт и медленно начал поворот. Очередная волна ударила в корму слева, выправив крен и резко ускорив разворот. Повезло!
Следующая громадная волна ударила уже прямо в корму, вздыбив танкер, который через мгновение форштевнем зарылся в очередной промежуток между волнами. Мачты и баковые надстройки снова скрылись в пенящейся круговерти. Потом, стряхивая с себя воду, танкер встал на ровный киль, и снова началась изматывающая душу качка.
На мостике облегчённо вздохнули, вахтенный рулевой безуспешно пытался разогнуть побелевшие пальцы, намертво вцепившиеся в штурвал, штурман, согнувшись, собирал разбросанные по линолеуму карандаши и линейки. Капитан только молча переглянулся со старпомом. Самое страшное, казалось, осталось позади.
Но всё равно танкер бросало как щепку, скрипели шпангоуты и потрескивало в районе навесной палубы, откуда был вы[1]рван кусок металлического настила. Менялись вахты, но ни капитан со старпомом, ни стармех со своих мест не уходили.
Раскаты грома слились в сплошной грохот, извилистые молнии сверкали без перерыва, потоки дождя неслись почти горизонтально, подгоняемые шквальным ветром.
К исходу дня изрядно потрепанный штормом танкер, подгоняемый волнами и ветром, входил в узкую горловину бухты Бинь-Ба. Пронёсшийся тайфун оставил множество разрушений в строениях базы, сорвал часть крыш, сломал и вырвал корнем половину пальм, потоки воды вызвали оползни, утонуло несколько вьетнамских джонок. Затем, теряя силу, ушёл в юго-западном направлении, оставив после себя мелкий, семенящий дождь и мёртвую зыбь.
Буксиры, с трудом преодолевая высокие волны, пришвартовали танкер к тому же «авианосному пирсу» базы. Раньше к нему швартовались американские авианосцы, и пирс гидравликой поднимался до уровня их палуб, позволяя перекатывать самолёты и грузы. Перед эвакуацией американские сапёры подорвали подъёмные механизмы пирса, посбрасывали танки, автомашины и прочую технику в бухту и заминировали акваторию.
Два года назад «Колечицкий» чуть не пропорол днище о вертикально стоящий на дне ствол зенитки. Бухту потом долго чистили от хлама и углубляли.
На пирсе уже ждали командир базы и штабные офицеры — флагманские специалисты. Предстояло осмотреть судно, определить ущерб, нанесённый тайфуном, и объём предстоящего ремонта.
На удивление всем, повреждения не затронули основных агрегатов. В нескольких местах погнуло фальшборт, с корнем выдрало крепления двух пневмокранцев на бывших орудийных платформах, выбило стёкла на будке кормового крана. Пролетавшие с бака бочки сделали несколько глубоких вмятин на дымовой трубе и левом крыле мостика, залило водой форпик, вывернуло несколько леерных стоек по правому борту. Ну и требовался косметический ремонт с покраской. Побитую мебель, посуду и камбузный инвентарь списали, под шумок посписывали ещё много всякого барахла, годами числившегося по заведованиям штурманов и механиков.
По молчаливому обоюдному согласию никто не вспоминал больше ни об усталости, ни о конфликте с эскадренным начальством. Всё это были уже малозначащие мелочи по сравнению с пережитым стрессом.
А четвёртый помощник Андрей постарался побыстрее забыть, как, сдав вахту, отпросился с мостика и пошёл на дрожащих ногах в амбулаторию — попросить чего-нибудь успокоительного. Всё же в такие жестокие штормы ему ни разу не довелось попадать.
Доктор спокойно сидел в своём кресле — Слава Леонов был фаталистом по характеру. Тем более что он сам ничего не видел из-за задраенных иллюминаторов.
Выслушав взволнованного Андрея, он хладнокровно вкатил ему шприцем кубик реланиума, при этом согнув иголку — так были напряжены мышцы у Андрея, да и качало изрядно. Держась за поручни, Андрей добрёл до каюты и повалился, не раздеваясь, на диван. На душе стало спокойнее.