Блытов В. После вахты. Синдром перевернутой черепахи (продолжение полувоенного романа)

Надежда Василия Васильевича на получение квартиры исчезла само собой, когда он первый раз обратился в военкомат по месту призыва, куда были выписаны все документы. После увольнения со службы, он направился в родной Псков, откуда пошел учиться во ВВМУРЭ имени Попова, то есть, говоря военным языком «был призван» на военную службу. А после увольнения, как положено, он должен был по всем действовавшим ранее документам, вернуться к месту призыва в Псков.

Молодой капитан, с десантными голубыми петлицами, и с очень хитрыми глазами, долго чесал свою обросшую не по уставу голову, со спадавшими до половины ушей волосами, гладя на предоставленные ему бумаги, с удивлением смотрел на невиданную в Пскове черную морскую форму Василия Васильевича, и в конце концов выдал резолюцию:

— Ты голубь, подполковник у нас последний в очереди. Не герой, не участник, а по мне, так непонятно кто. Звание неправильное, странное какое – капитан 2  ранга. То есть подполковник, если правильно говорить, судя по звездам на погонах. Так почему тогда так и не писать. К примеру, подполковник и через тире капитан 2 ранга? Все всем было бы понятно. А подполковник везде и в армии и в МВД и в ФСБ есть подполковник. Кроме флота. Вот сейчас министр у нас наш десантурный, должен устранить эту непонятную никому и непонятно зачем непонятность.

— Почему непонятность? – искренне удивился Василий Васильевич – звания у нас со времен Петра Великого такие, когда о вашей десантуре и понятия не было. Во всем в мире на флотах свои звания, которые имеют соответствия с нашими. Да и устав, четко определяет звания на флоте.

— Вот это и неправильно – ответил капитан, которого больше задело высказывания Василия Васильевича, что флот был, а десантуры не было – десантура была всегда. В царское время десант казаками назывался. Как не назови принцип один – десант в тыл, диверсии и так далее. Даже во времена киевских князей десант был. Так что ты голубь непонятный всем нам.

Василий Васильевич смутился от такого напора:

— Да я что я не против. Был, так был десант. Вы скажите лучше мне, какой я в очереди буду и сколько ждать квартиры?

 — Последний естественно. Впереди тебя будут генералы, полковники МВД, ФСБ и наши армейские, плюс все воевавшие, во всяких горячих точках страны. Сам понимаешь афганцы, ангольцы, вьетнамцы, и так далее. Не сегодня, так завтра придут чеченцы. Всех не перечесть, знаешь, сколько сейчас со службы их ушло самостоятельно, а еще сколько поперли по сокращению. Ужас.

Василий Васильевич поморщился:

— Так у меня шесть боевых служб за плечами от четырех до одиннадцати месяцев. Тоже вроде не зря хлеб жевал. И в Мозамбике был, и в Анголе, и во Вьетнаме, и в Египте, когда там стреляли, когда была война.

— Верю голуба. Но одно дело быть, а другое воевать – тяжело вздохнул капитан – пойми и ты подполковник. Документов по вашим боевым службам у меня нет никаких. Документов, чтобы их учесть, у тебя нет. Так что в общую очередь можем только поставить. Только на общих положениях. Уж не обижайся. Так положено.

— В общую, так в общую. Я не претендую вставать без очереди.

— Это правильно подполковник – улыбнулся капитан — да армии и вашему флоту кирдык пришел, судя по всему. Во всяком случае, это сокращение, наверно хуже, чем было в царской армией, после ее демобилизации в 1918 году. Непонятно, кто служить останется, если останется вообще. Нас, даже здесь сокращать собираются, а в военкомате будут ставить служить гражданских. Правда, это будет уже не служба, а работа. Слышал я речи в Государственной думе, что армия теперь нам не нужна, флот тем более. Что у нас, все теперь друзья, что врагов нет. Можно резать все, что накоплено, милитаристской машиной СССР. Вон приглашают же, на пусковые установки баллистических ракет американских и натовских друзей. Так что ваши корабли скоро разрежут все, как это было в начале Советской власти.

— Правда, потом все же стоили корабли – поправил капитана Василий Васильевич – строили флот, а значит, он все же был нужен. До войны не сумели поднять флот и в полной мере мы не могли противостоять немецкому флоту, как было бы надо.  Повторяем сегодня уроки, которые наши руководители, так и не выучили. Не знают, что тот, кто не хочет иметь свою армию, платит за чужую и по цене, в десяток раз дороже.

— Ты прав подполковник и я с тобой согласен по всем вопросам. Но мы имеем, то, что имеем. Как говорит моя дочурка —  завтрак будет завтра, а сегодня будет сегодник. И сегодня мы имеем, то что армия нашему руководству страны не нужна. И другого, видимо уже не будет, в пределах всей нашей с тобой жизни. Это я тебе говорю. Извини я здесь тоже сижу, не потому, что так хочется, спрятался здесь в окоп полного профиля от службы. А потому что в Афгане командовал разведвзводом, не один раз ходил на караваны. Имею два тяжелых. Посадили меня сюда, не от того, что кто-то замолвил слово, а потому больше ничего не могу. К сожалению.

Только сейчас Василий Васильевич, увидел на его колодке знаки двух красных звезд и медали «За боевые заслуги», и уважительно пожал капитану руку.

Тот улыбнулся,  и продолжил:

— Ладно, подполковник бог с ним, жаль что сегодня не с нами. Но квартир нет, да и откуда? Город не дает. Губернатор и мэр про военных и слушать не хотят. Иначе, как дармоедами, нас и не называют, на своих совещаниях. Спрашивают — кто вас туда посылал воевать, вот тот пусть и дает вам жилплощадь. Денег на строительство домов у области нет, министерство обороны не дает. Ушло в глухую оборону. Свет, газ воду говорят мы даем вам, но пока в кредит, а скоро отключать начнем.

— Неужели так и говорят? – не выдержал Василий Васильевич.

— Говорят еще хуже, я немного сгладил тебе. Стыдно повторять, что говорят. Поливают грязью армию, обливающуюся кровью в Чечне. Мы уже сидим третий месяц без зарплаты. Денег нет у них, все уходит на Чечню. А там вообще непонятно. Если бы не продпайки, вообще можно было бы по ночам выходить и пьяных грабить. Благо научили рукопашному бою и владению холодным оружием хорошо в Рязани. Наши ребята во всех криминальных структурах уже. Только и узнаешь про однокашников, что того убили, того взяли и посадили лет на десять. Советское время благополучно закончилось, а мы его осколки оказалось никому, кроме криминала, не нужны. Халява закончилась, подполковник.

Василий Васильевич передернулся. Везде по стране одно и тоже от Владивостока до Пскова.

Капитан встал и заговорщически приблизился к Василию Васильевичу. Тот нагнулся.

Капитан шепотом тихо и доверительно на ухо сказал, показывая большим пальцем наверх:

— В Москве, сейчас своя заваруха. Помнишь, как из танков Парламент раскатывали? Так вот — не все военные поддержали тогда Президента. Мало того, представляешь себе, кое-кто из них сочувствовал Верховному совету, Хасбулатову и Руцкому. Вот теперь идет ответная волна. Как вы к нам – так и мы к вам.

— Что все так серьезно? Ведь законы-то никто не отменял? – наивно спросил Василий Васильевич.

Капитан хмыкнул:

— Серьезнее некуда. Своих бы нам пристроить, десантуру, по десятку лет в бараках живут, а сейчас сколько наших ребят на Северном Кавказе жизни свои отдают, а тут еще на нашу голову, непонятно откуда, такие как ты, морские голуби, вернее чайки – он улыбнулся сваливаются. Сидел бы в своем … э  — он посмотрел в бумаги Василия Васильевича — как его там, в Шкотове-семнадцатом и радовался, что квартира есть и подальше от всей этой неразберихи. Кстати, у вас там говорят, авианосцы загнали китайцам, чтобы построить квартиры офицерам. Вот и езжай туда, где их построили и живи. А у нас извини, не строят, и тысячи бесквартирных. Тут еще подводник вчера объявился – тоже квартиру давай. Видите ли, он из какой-то там Гремихи пожаловал. У них гарнизон видите ли закрыли. А мы что резиновые, что к нам все едут и едут. Давай я тебе бумаги, куда ты попросишь, выправлю и делу конец. Или здесь у родственников жить будешь, лет двадцать минимум? Если доживаешь, конечно. Работы здесь нет сейчас никакой. А пенсия у нас такая, что за квартиру толком не заплатишь.

Василий Васильевич не стал обсуждать с капитаном историю с продажей авианосцев, тем более недавно прошел суд на Дальнем Востоке над командующим флотом и несколькими адмиралами по этому вопросу, и как следовало ожидать никаких денег, на строительство домов офицеров, никто так и не нашел. Адмиралам дали условные сроки, за правительственные награды оказывается нельзя осуждать и отправили на заслуженный отдых.

Он немного подумал и потом выдохнул:

— Ладно, правь тогда бумаги на Питер – там мать жены живет, хоть есть где жить. А здесь негде жить.

Квартирку умерших родителей, на Запсковье на улице Леона Поземского, в доме где вырос Василий, прочно занял младший брат, с семьей. Делить с ним двухкомнатную «хрущебу», Василию не хотелось, да и было стыдно. Все-таки офицер. Все думают, что раз Родине служил столько – значит, теперь Родина должна обеспечить его семью жильем. А свою однокомнатную квартирку, на первом этаже, у вокзала брат выгодно сдавал приезжим кавказцам. И только благодаря этому выживал.

Младший брат Василия Васильевича, Петр Васильевич или по-домашнему просто Петруха, после совместного похода на кладбище проведать родителей, вышел во двор покурить. Василь Васильевич, хотя не курил, вышел с ним, постоять за компанию. Они уже немного выпили, по поводу встречи, и теперь пытались поговорить по душам, что невозможно было сделать в доме. Сидеть во дворе было негде. Скамейки у домов, на которых в былые годы сидели бабушки, обсуждавшие все вокруг, отсутствовали. Брат объяснил, что на одно время эти скамейки оккупировали пятнадцатилетние, матерящиеся, как хорошие корабельные боцмана, «пивняки» и наркоманы. Долго никто ничего не мог с ними поделать. Бабушки жаловались на них и в милицию и в ЖЭК, но управы найти не смогли. Однажды дядя Федя с первого этажа, после того, как, подкрепленные пивом с водкой пацаны, поставили ему под глаз фингал, и пообещали вообще глаз на задницу натянуть, за сделанное им вечером замечание изрубил все скамейки у дома в щепы. А что может сделать взрослый мужик против более десятка взбесившихся придурков. Милиция не реагирует или не хочет связываться, видимо боиться. Все к одному.

Так и стояли братья у бывшего родительского дома, у березки, которую посадил Василий Васильевич, будучи еще пионером. Виновато пряча от Василия Васильевича глаза, Петр, сплевывая желтую слюну, сказал:

— Вась ты уж извини меня и Татьяну, но у нас жить-то, сам видишь негде. Пойми правильно. Переночевать можно, а жить негде. Тебя носило по морям и океанам и еще неизвестно где и зачем, а мы с Татьяной за родителями ходили. Когда, в 87 году отец умер, а мать обезножила, то еще два года горшки выносили, за ней, мыли ее в ванной. Я ее на этих руках переносил туда и обратно. Можешь поверить – нелегко! А знаешь, как Татьяна намучалась? А когда она нас узнавать перестала – сколько пришлось пережить? Слава богу, отмучилась сердешная. Вот только сейчас и зажили семьей вчетвером, а тут ты нарисовался. Мы уж не ждали тебя. Думали, что так на востоке со своими и останешься. Вон видишь, два сынка у меня растут. Разгильдяи, смотреть и смотреть за ними надо, уже скоро школу заканчивать будут. А тут вокруг наркомания, хулиганство, бандитизм, пьянство. Вот такая у нас жизнь в России пошла.

— Ты береги сынов Петя, смотри упустить просто, потом не достанешь – осторожно сказал Василий Васильевич – работаешь-то на заводе?

— Куда там. Завод наш, где я работал токарем,  рассыпался в 94-ом. Долго жить приказал. Приехал с вагонами ваучеров в 94-ом — то ли армянин, то ли азербайджанец. Фамилия непонятная Мелкумов и купил сразу весь наш завод. Через неделю завод встал, упаковали аккуратненько все наши станки на платформы, и отправили в Эстонию на металлолом. Даже новые станки — японские с ЧПУ, помнишь, я тебе показывал, когда ты приезжал? Наша гордость, японцы приезжали налаживать  – Петр сплюнул, на рыхлую землю под окном дяди Феди — рабочих-то всех, в том числе и меня, поперли сначала в бессрочные отпуска, а потом совсем за ворота, без выплаты зарплат и пособий. А сколько мне там денег задолжали, говорить не хочется. Помещения цехов «начальнички» тут же предпринимателям сдали . В аренду Это так теперь у них называется. Новый владелец завода, ну этот армянин или азер теперь то ли на Виргинских островах живет, то ли подалее где. На деньги, вырученные от  аренды и продажи станков наших, жирует и хочет жировать еще лет сто минимум. Ну, ты моряк – тебе виднее, где там миллионщики у них живут, пупа не напрягая, грея пузо все сезоны года и получая ежемесячную мзду со сдаваемых у нас в Пскове в аренду площадей.

Петр зло бросил у крыльца недокуренную сигарету и растоптал ее ногой:

— Пойдем еще немного за встречу примем малек. Родителей помянем. Хорошие они у нас и правильные были. Сам понимаю, что нехорошо я с тобой поступаю, но ты меня извини, мне делать просто нечего.

— Погодь, немного братуха. А работаешь-то сейчас где? – придержал брата за рукав, Василий Васильевич

— Где, где – в Караганде! Есть тут одна контра, называется «Рога и копыта» или «Копыта и рога», как там у классиков — Петр снова сплюнул желтую слюну на зеленую траву . Токари-то пятого разряда никому сегодня не нужны в нашей стране. Вот все, что железное и воруем, где плохо лежит и сдаем на эту фирму, а она нам копейки платит, А потом «сталкеры» в Эстонию, все это добро гонят на металлолом эшелонами. Благо пока есть еще дорожки незакрытые у Печор. Но вот беда закроют их, и труба нам тогда настанет. А пока живем с этого. Вон намедни с железной дороги, рельсы сперли, Пути в Эстонию несколько километров разобрали – все равно ничего туда уже не ходит. Вот с этого сейчас и пируем. А Татьяна в своем магазине упирается, а зарабатывает копейки. Говорит, что на рынке выгоднее наняться к какому-нибудь Ахмету или Мурату в услужение. До чего дожили, что на своей земле шапку ломим и перед кем? Инородцами! Иноверцами. Бусурманами. И кто псковичи, предки, которых ни перед псами-рыцарями, ни перед кем и даже Москвой шапок не ломили.

Василий Васильевич помолчал немного, стукнул кулаком по двери. Все это ему было известно и он опустив глаза ответил:

— В Приморье все рынки и магазины скупили китайцы. Китайцы по всей Сибири взяли в свою руки торговлю. В Питере азербайджанцы и армяне. Но здесь на Родине. В кондовой России, в Пскове? Воистину на Россию такая напасть, а наши власти все поддерживают, и продают и нас и страну оптом и в розницу — помолчав немного, спросил — воруешь, значит понемножку?

— Ворую, не ворую. Я думаю, что свое беру! Ты думаешь этот армянин или азер, где вагоны ваучеров взял? Только не рассказывай мне что он купил на честно заработанные деньги. Вон на рынке эти ваучеры скупали за ливчики у женщин, за бутылку у мужчин. Или ты веришь, что эти иноверцы, что на рынке торгуют, голыми к нам в Псков приехали? Знаешь сколько они мне, за однокомнатную, на первом этаже платят? И живут их там человек семнадцать зараз. Ты мне столько, никогда не заплатишь. А жить-то мне и моей семье надо?  Это же мой основной доход, за что все вместе мы и перебиваемся – Петр еще раз сплюнул на землю — честным трудом все заработали, спину гнули на производстве всю жизнь? Нас банально взяли обворовали. Все, что имели отобрали. Вот твой корабль, как его «Брест» —  где? В газете читал, то ли в Китай, то ли в Корею на металлолом продали. Небось, хорошо вы подзаработали морячки? Не один особняк можно купить за рубежом? – заговорщически подмигнул он Василию.

У Василия Васильевича сразу испортилось настроение, захотелось, как в детстве дать Петру по морде.

— Чего физию воротишь? – продолжал Петр, пытаясь заглянуть в глаза Василию – что не нравиться товарищ офицер, или как тебя там правильно, товарищ капитан 2 ранга? Или тебе воровать, честь не позволяет офицерская. Так у нас батя, из рабочих вроде, хотя и инженером потом стал. За знания назначили на инженерную должность. Мать наша учительница, родом из села со Гдовщины. Вот откуда в тебе это офицерское? Дед ,с его братами до революции по Чудскому и Псковскому озеру храмы строили, которые потом Советска власть в одночас рушила. Так вроде у нас в семье аристократов не было. Один ты такой благородный получился. Честь воровать не позволяет. Скажи в кого?

— Тебе сразу не понять Петя, потом объясню как-нибудь, а пока, пойдем, мне еще собираться надо. Уеду я на последнем поезде в Питер. Ни батя, ни мать, ни деды наши никогда не воровали, и нас с тобой этому не учили. Не хочется мне вас стеснять. Последний кусок хлеба отбирать у тебя и твоих детишков, не буду. Я в  военкомате уже выправил сегодня все документы, на Питер. Так что за свою квартирку не беспокойся, а в родительской квартире я тебя не потревожу — Василий Васильевич дружески похлопал брата по плечу, и повел в дом — не дрейфь, Петя. Прорвемся. Россия не из таких передряг выбиралась.  А за родителей, тебе братуха, мое братское спасибо и извини меня, если сможешь, что так получилось. Не моя вина в этом.

Петр, настроившийся было, на драку с братом, немного успокоился. Только хохолок непослушных волос стоял вроде, как дыбом. Обнявшись, братья, в обнимку пошли вверх по лестнице. Они поднялись на второй этаж, вошли в квартиру, где вытирая слезы, их ждала жена Петра, рыжая и конопатая Татьяна, работающая в центральном универмаге, продавщицей в отделе посуды. Она вопрошающе посмотрела на них:

— Ну, что братья, порешали, как жить-то будем?

— Нормально, все порешили — степенно ответил Петр, садясь за стол – давай, Татьяна стол накрывай, чаи погоняем.

Татьяна сразу заулыбалась, вытерла слезы и начала суетливо убирать со стола и накрывать все для чая:

– Петенька, я тут чайку приготовила, попьем с малиновым взваром, как родители любили? Садись Василий к столу.

— Извини Татьяна, чай попью, но собираться сразу буду, поэтому мне не стели и не беспокойся. Жить будем с Валентиной и Аленкой в Питере. Вас не стесним. Скоро вот поезд в Питер. Мне ехать надо.

Татьяна с Петром, переглянулись молча, и Василий понял, что рассеял их сомнения и опасения.

— Ты Петр, помоги мне только контейнер на Питер переслать, а то я его на Псков отправил. Сам понимаешь, в спешке было. Квартиру освобождать и сдавать.  А теперь вот приехал, все посмотрел и все понятно.

— Отправим контейнер в лучшем виде. Ты братуха, не беспокойся – вытер вспотевший лоб мятым и грязноватым сине-белым полосатым носовым платком Петр.

Василий уселся за стол рядом с Петром. Татьяна поставила на стол пирог с варением, как готовила мать, и стала накрывать на стол чайные кружки.

— Эй, пострелы давайте к столу – крикнул, довольный Петр сыновьям, засовывая свой смятый платок в карман – пироги есть будете? Или мы с дядей Васей все съедим.

Из другой комнаты, выглянули из-за двери конопатые лица, рыжеволосых близнецов Петра. Один толкал другого в спину:

— Серега, спроси его. Спроси его.

Конопатый, как Татьяна Серега вышел вперед, покашлял немного, и опустив голову вниз, спросил:

— Дядя Вась, мы через год школу заканчиваем, хотим, как ты моряками стать. Посоветуй, как это сделать. Куда поступать надо? Так что мы вместе решили поступать. А что здесь делать? Вот форма у тебя классная, весь Псков будет еще неделю вспоминать. Все девчонки нам уши прожужжали. Про тебя расспрашивают. А нам еще мир посмотреть хочется. Мы так подумали, что будем моряками. Хотим как ты.

За его спиной толкался, и смотрел на Василия Васильевича своими рыжими, как говорят иногда, бесстыжими глазами, как у Чубайса, второй близнец Мишка. У Василия Васильевича, от неожиданности, выступили слезы:

— Вот, так компот? А может Россия станет еще морской державы, потому что именно эти вот, такие конопатые, рыжеволосые псковичи и вытащат ее за чуприну из болота, и возродят флот. А потом глядишь, поведут корабли в далекие океаны.

Не имея слов сказать, он подошел и потрепал Серегу и Мишку за их отросшие шевелюры:

— Прорвемся племяннички. Будет флот! Приезжайте, в Питер. Я помогу вам поступить в морское училище, если к тому времени желание не пропадет.

— Какое море? Какие училища? Ополоумели совсем. Идиоты, вон дядьку вашего за ненадобностью, с флота выкинули. Кораблей скоро не будет в стране – встала, поставив руки в бока рыжеволосая Татьяна – кто с отцом и матерью останется? Станете вот такими, перекати поле, как ваш любимый дядя, что на старости лет, негде голову приложить будет. Не пущу!

Тут взъелся Петр:

— Да пусть, идут в училище и в море. Или ты хочешь, чтобы они как я, провода со столбов и медь с памятников тырили? Или в наркоманы пошли? Или еще хуже спились, как Вовка из второго подъезда. Там хоть пригляд будет, а у юбки своей,  пацанов никогда не удержишь. В Василия они пошли наверно.

Татьяна снова села за стол, закрыла руками лицо, и разрыдалась:

— Вот, вы все такие мужики! Как я дочку хотела. Вот дочка никуда не уехала бы.

— Ну, Татьяна. Ты того не плачь. Сделаю тебе дочку, раз просишь. Какие наши годы? – похлопал Петр жену по спине – давай чаи гонять, со взваром.

Все дружно рассмеялись и даже Татьяна, вытирая слезы со смехом сказала:

— Не забудь Петр. Дочку обещал.

— Сегодня и начнем стараться – засмеялся Петр

Смеялись даже довольные мальчишки.

На вокзал Василия провожали всей семьей. На прощанье вместе сфотографировались на перроне. Хмурая Татьяна, стала немного улыбаться и сунула Василию пакет:

— Ты Василий это возьми. От меня.  Здесь это пироги здесь для твоих Аленки и Валентины, а захочешь и сам в дороге поешь. Мои пироги по материнскому рецепту. Все же родственники мы. И вот что, на лето приезжайте все к нам на дачу под Гдовом. Ветвенник знаешь где? Дом у нас там, прямо на берегу озера. Бабушкин выкупили еще при Советской власти.

Василий взял пакет и пожал молча руку Татьяне.

— Приедем обязательно. Спасибо Танюша — и расцеловал плачущую Таню.

Петр взял под руку Василия отвел немного в сторону, и улыбнулся, своей незабываемой с детства, немного виноватой улыбкой:

— Ты, это братуха, на меня зла не держи. Не хотел обидеть тебя. Сам пойми правильно.

— Я и не обижаюсь, брат. Ты бы, бросил свой металлический бизнес, ой до добра он не доведет. Надо искать нормальную работу.

— Я столько перепробовал, братуха, не сосчитать. Ничего не получается. Ну, не идти же, в бандиты?  Стрелять в людей, это я уже не по мне. Стар я для этого. И не так нас батя и мать воспитывали.

— Ищи брат работать, у тебя руки золотые. Ты же токарь пятого разряда.

Петр, улыбаясь, посмотрел на руки:

— Вроде не очень золотые, раз никому не нужны.

Василий достал из кармана тужурки конверт и незаметно сунул в карман Петру:

— Петя деньги здесь. Поставь памятник родителям из черного мрамора, чтобы не хуже, чем у других. А вот тогда приехать, когда умер батя, я действительно не мог. В Индийском океане были, на боевой. А мать тащить, к себе через всю страну, бог знает куда, когда держава распадалась я тоже не смог. Мы сами не знали, куда нас бросят. Говорили, что в Николаев на ремонт уйдем, а тут ….. Украина отделилась. Извини братуха! Виноват я тоже перед тобой, Татьяной и родителями. Ой, как виноват! Я это чувствую.

Они обнялись и стояли, прижавшись друг к другу. Василий увидел, как из глаз брата катиться слеза и почувствовал, как и у него стали мокрыми глаза.

Татьяна и ребята стояли и смотрели на плачущих взрослых мужиков, и боялись их побеспокоить.

— Давай садись быстрее, трогаемся – прогундосила, пропитым голосом, проводница с красным лицом.

Поезд тронулся и Василий, легко догнав свой вагон, прыгнул на подножку, отодвинув в сторону проводницу. Перрон растаял вдали, вместе с близкими и родными людьми.

Мишка и Серега долго и восторженно махали вслед уходящему поезду.

— Мы обязательно приедем дядя Вася. Через год ждите нас. – кричали они

На семейном совете с женой Валентиной, тещей и дочкой Аленкой в Санкт-Петербурге, решали, что делать дальше. Еще недавно бывший Ленинград стал Санкт-Петербургом. Но грязь и запущенность, которую увидел Василий Васильевич, приехав из Пскова говорила, что этому городу еще далеко до прославленного в веках града великого Петра.

Теща жила старинном доме, в коммунальной квартире, у Тучкова моста, на Первой линии.

— Не стесним, мы вас, мама? – дипломатично спросил Василий Васильевич тещу, после того, как поведал о своей поездке, ожидавшим, его Валентине, Алисе Вячеславовне и двенадцатилетней Аленке.

— А, что с вами делать? Живите. Мы же самые родные люди. Валентина дочка моя, ты сын, а это внучка – погладила она по голове Аленку — комнаты у нас две на четверых получается. Поместимся. В большой гостиной  мы с Аленкой, а в маленькой вы с Валентиной – ответила, всплакнув, Алиса Вячеславовна, обнимая за плечи Валентину и Аленку – уж и не чаяла, что жить вместе будем, что доживу до того момента, как вы вернетесь со своего Дальнего востока. Страшно, как сейчас жить, одной стало. Жулья, столько, что ужас. С вами надежнее и не так страшно. Мужчина все же в доме. Жалко, вот что Борис Михайлович не дожил, до вашего возвращения. Ушел – на ее глаза накатили слезы — а может и хорошо, что не дожил. Времена-то какие наступили? Не выдержал бы он, вмешался во что-нибудь. Мне сколько раз потом предлагали переехать в Сосновую поляну в однокомнатную квартирку. Слава богу, не согласилась. А придет время, положите меня на Богословском кладбище, к Борису Михайловичу. И квартира, вернее эти две комнаты станут вашими.

Тесть Василия, Борис Михайлович был полковником, профессором Военно-медицинской академии, светилом в области радиации и лечения лучевой болезни. Умер он рано. Еще в конце семидесятых годов, получив на испытаниях ядерного оружия, слишком большую дозу облучения. Алиса Вячеславовна осталась одна, в большой четырехкомнатной квартире. Квартира и мебель были памятью, о ее родителях, живших здесь еще с царских времен. Какой-то чиновник из района принял решение их уплотнить.

— Мол, нечего занимать четыре комнаты, когда у людей нет и комнаты.

Возражения Алисы Вячеславовны на рассмотрение не принимали. План выполняли. Заселили в оставшиеся две комнаты, рабочую семью с завода телевизоров имени Козицкого. А Алисе Вячеславовне оставили бы одну комнату, но Валентина, не стала выписываться из Ленинграда, и это помогло сохранить за семьей две комнаты.

Государство не спешило расплатиться квартирами с уволенными со службы в середине 90-х годов офицерами. Василий Васильевич сдал в районный военкомат все положенные документы и личное дело, оформленные в Пскове. Лысоватый вежливый майор посоветовал и не рассчитывать на жилье.

— Товарищ капитан второго ранга. Вы знаете и без меня, что в советские годы в Питере не давали квартиры, а сейчас не дают и тем более. Может, хотите двухкомнатную квартиру в Тамбовской области? В городе – майор сверялся по бумагам – ээээ городе, городе Красноармейске? Будет через два года двухкомнатная квартира построена. Записывать? Или под Владимиром – есть такой город Радужный. Там строят много, для уволенных в запас офицеров. Может туда? Многие флотские поехали туда жить.

— А, чего я там потерял? Я даже не знаю, где это. Поехали люди наверно от безнадеги, из таких же медвежьих уголков, куда их страна загнала. А мне пока, здесь есть, где жить. Костер под задницей, у меня не горит. Подожду немного, может времена изменяться, и квартиры для защитников Родины появятся. Да, здесь и жене работа, за матерью жены присмотреть надо, да и дочка подрастает, поступать будет куда. А там, где вы предлагаете, и институтов, небось нет. Где образование моему ребенку получать? Поживу, пока здесь товарищ майор. Ставьте на очередь в Ленинграде.

Майор глубоко вздохнул:

— Слушайте, капитан второго ранга, а может, вы напишите, мне бумагу, что в жилье не нуждаетесь. Мы закроем это дело? Вам же есть где жить? И с метражом наверно в порядке? – майор, излучающими тепло глазами, бесхитростно смотрел на Василия Васильевича – подумайте немного, посоветуйтесь с женой. Все равно давать нечего здесь и ничего не будут в ближайшие лет десять — двадцать. Квартиры не появятся из ничего. Наше министерство бедное, ведет войну. Нечем оплачивать вооружение и боеприпасы для войны. А здесь появляются еще гири на ноги нашего Министра обороны в виде вас.

— Нет, товарищ майор, писать я не буду ничего, и отказываться от жилья тем более. Ставьте на очередь. Авось доживу до хороших времен. А в коммунальной квартире тещи и жены, я временно зарегистрировался, чтобы на работу устроиться. На пенсию-то одну, наверно не очень проживешь.

Майор махнул рукой, и подшил бумаги в дело.

Закрывая его, он с какой-то внутренней злобой сказал:

— Ладно, идите товарищ капитан 2 ранга, пенсию оформляйте, в пенсионный отдел. Кабинет номер 11. Если надумаете в Красноармейск или Радужный, а то может еще, что появиться, Милости просим. Оставьте свой телефончик. Пенсию вам начислят наверно месяца только через два или три, так что работать, скорее всего, вам нужно будет уже сейчас. Да и не очень на эту военную пенсию ныне попируешь. Ищите работу. Кстати, как у вас с персональным компьютером? Может к нам в военкомат, базы данных составлять? Хотя желающих много, особенно среди молодежи.

— А сколько у вас здесь платят? Сколько вы предлагаете.

— Я ничего не предлагаю. Нам самим платят не регулярно. Знаю, что особенно не разбежишься. Немного больше будет вашей пенсии  – майор вздохнул, как бы сожалея, и пригладил рукой редкие волосы.

— А, вы, кстати, не участник боевых действий? Может Ангола, Вьетнам, Египет? Так вам тогда надо в кабинет 12. Там учитывают всех льготников – участников боевых действий, подразделений особого риска.

— Наверно нет, хотя шесть боевых службы за плечами, причем в районы отнюдь не мирные. Но, скорее всего по приказам не прошли. И в подразделениях особого риска, мы тоже не засветились, хотя под китайским ядерным взрывом побывать пришлось.

— На всякий случай зайдите, может, что там и отыщется. Николай Петрович отыскивает даже у тех, кто из Питера никогда не выезжал. Надо только хорошо попросить.

Василий Васильевич вздохнул, видимо что-то вспоминая:

– Пойду я в 11 кабинет. А уж по поводу льгот. Стыдно просить, то что и так должно быть. Выпрашивать свое, то что положено стыдно. А если не положено, то и не надо

Он встал, и направился к выходу

То, что надо искать работу. Василий Васильевич понял это давно и поэтому. Как и понял, что хорошая работа на улице не валяется. Поэтому, он прежде всего, решил обратиться к друзьям по училищу или по службе, которые ушли со службы ранее и уже вкусили в полной мере, этой гражданской жизни.

Валентина уже не сидела без дела, и брала на дом уроки музыки. Она начала активно обучать учеников музыкальной школы, так сказать репетировать. Сама она, закончила музыкальное училище, и садясь за инструмент – старенький рояль, могла играть часами и подбирать мелодии. Смотрела вверх, а руки сами порхали по клавишам, выдавая мелодиями ее настроение. Василий Васильевич часами слушал ее, стремясь угадать настроение жены, по исполняемой мелодии.

Аленку отправили учиться в соседнюю школу, на Среднем проспекте. И лишь один Василий Васильевич был пока, как неприкаянный. Искал, и не мог найти работу. Работу такую, чтобы было по душе, найти было сложно. Перечитывал часами все объявления в бесплатных газетах, звонил по указанным телефонам. Но то его не устраивало, то хозяев объявлений. Даже под самыми запутанными объявлениями, очень часто угадывалась продажа герболайфа.

Соратник по службе на «Бресте» Игорь Муратов, преподававший в военно-медицинской академии, посоветовал встретиться с друзьями:

— Свои, не помогут, больше некому – говорил он наставительно, подняв палец правой руки, вверх – попробуй Василий Васильевич.

Для начала Василий Васильевич решил организовать встречи с однокашниками. Пригласил к себе домой Серегу Круглова, с которым учился во ВВМУРЭ имени Попова, и с которым связывали долгие годы курсантской дружбы.

Серега ранее служил на подводных лодках, на северах, и со службы он ушел сам в 1990 году, когда разрешили уходить, бросившись в бизнес, как в полынью с головой.

— Что не запрещено, то разрешено —  стало его любимой поговоркой, которую он употреблял к месту и не к месту, рассказывая о своей работе.

Валентина накрыла друзьям стол и ушла к маме в комнату. Если бы Серега пришел с женой, то можно было бы и ей с ними посидеть, но Сергей пришел один. Вручил Валентине шикарный букет из орхидей, а Василию — бутылку шотландского виски.

Красивый, элегантный, в великолепной тройке и лакированных полуботинках. Пахнущий, каким-то дорогим одеколоном, он произвел на всех неизгладимое впечатление. Поцеловал Валентине и Алисе Вячеславовне ручки, вручил цветы. И только когда поговорил о жизни с Валентиной и Алисой Вячеславовной, они с Василием Васильевичем  уединились в спальной, где Валентина накрыла на журнальном столике. Расселись в старинных кожаных креслах.

— Я сразу понял еще в конце восьмидесятых годов, что бизнес — это то, что мне надо. Я знаю, что и где  подешевле купить и где это купленное подороже продать. Знаю за сколько надо поставить, тот или иной товар. Сейчас у меня три места на Варшавском рынке и два на Выборгском. В обороте постоянно более 50 тысяч баксов – хвастался Серега, откидываясь в кресле.

— А чем торгуешь? Где товары берешь?

— Чем, чем? Всем, что надо покупателю. Это еда — пища наша, прежде всего. Без нее при любой власти никуда, всегда востребована. Из еды выбрал, что подешевле – мороженная рыба. Вот и торгую мороженной рыбой. А еще, что надо человеку? Пардон – нижнее белье, особенно женщинам. Нет мужчинам тоже конечно надо, но у женщин ассортимент побольше и поизысканней, а естественно подороже. Дамы готовы за хорошее нижнее белье выкладывать любые деньги. Вот и занимаюсь поставками, то есть просто посредничаю между одной латвийской фирмой нижнего белья и продавцами на рынках. То есть беру свою моржу со своего знакомства. Оттуда поставками занимается офицер-латыш с нашей лодки. Ему выгодно и мне выгодно. Главное не допустить до прямых связей, тех, кто непосредственно торгует. Допущу – потеряю свою выгоду.

— То есть бельем спекулируешь! А где берешь рыбу-то? Сейнеры и траулеры морозильные  содержишь? – заинтересовался Василий Васильевич.

— Зачем траулеры? Геморройно ныне флот содержать сегодня. Ремонты, базирование, лицензии, мазуты. Сам представляешь, что надо, чтобы содержать даже несколько кораблей. Остатки рыболовного флота СССР используем. А рыбу беру где? Где? Да на оптовых рынках, на холодильниках, то, что привозят из Калининграда, Владивостока и Мурманска.

— То есть просто спекулируешь? Перекупаешь, то, что ловят другие и продаешь?

— Ну почему спекулирую. Выбрось Вась эти старорежимные словечки из своего лексикона. Одни ловят – другие продают. Им некогда у прилавков стоять. Они должны ловить больше, вот я им и помогаю, а заодно и себе. Я – предприниматель! Предпринимаю все, чтобы заработать хорошие «бабульки».

— Что, что заработать? – удивился Василий Васильевич.

— Ну, «бабки», «бабульки», «грины», «капусту». Ты, что простых слов не понимаешь? – искренне, удивился неосведомленности Василия Серега – все, что приносит радость жизни и делает нас независимыми от ее проблем. Ты думаешь, раньше у нас была жизнь? Раньше при «совейской» власти, было существование. А теперь энергичному и предприимчивому человеку открыты все пути. Вот машина у меня – «Фольсваген-Пассат» — хорошая машина 1993 года. Разве раньше я мог, о такой подумать? А зарабатывали мы на лодках и Северах все же немалые деньги. И что, мог тогда купить по очереди «Запор»? Или в лучшем случае «Жигули» первой или скажем третьей модели? Или если очень повезет, то шестой? А теперь, техника, видишь какая? Видики — шмидики, компьютеры, ноутбуки, телевизоры с дистанционным управлением, стиральные машины автоматы. А заграница? То, что ранее для нас было недоступно. А сейчас хочу Хельсинки, хочу Париж – все открыто.

— Как тебя выпускают за границу? Ты же носитель военных секретов. Там же есть или должны быть определенные сроки. У тебя, что и паспорт заграничный есть? – искренне, удивился Василий Васильевич.

Серега достал из внутреннего кармана кожаной жилетки бордовый паспорт:

— Смотри! Завидуй! Да, если хочешь, мы и тебе такой сделаем и твоей Валентине. Недорого стоит. Вместе в Хельсинки смотаемся. У меня там есть один друган. Если без Валентины, то можно и к девочкам можно. Там знаешь сколько наших девочек, готовых ноги раздвигать, за полсотни гринов. Там жизнь совсем другая приятель ты мой.

— Так, как же ты паспорт мне сделаешь? Ведь у меня допуски разные. Секретность!

— А у меня, что ни допусков не было, секретности? Нет, милый просто надо знать, кому и сколько дать «бабулек», чтобы твои желания стали явью. Твой друг Серега сегодня это знает – Серега, самодовольно откинулся в кресле, и отпил из бокала, его же виски, поставленную на стол – а насчет спекуляции, ты, как летал в облаках, раньше, так и летаешь сегодня. Вот хочу спросить. В партию, ты чего в училище не вступал, когда все вступали?

— Ну, не знаю Серега, не думал тогда об этом. Думал о службе, как и куда, служить пойти.

— А я вот думал. Ты Шолохова читал «Поднятую целину»? Читал и видимо в школе тоже проходил, в твоем солнечном Скобаристане. Там, хорошо дед Щукарь, политику понял. Помнишь, как спросил он Макара Нагульнова о том, какую должность ему положат, за то, что я в партию вступил? Правильно спросил – ибо всем партийным была одна привилегия, не первым лечь на амбразуру, как говорили комиссары, а получить более значимую и хорошую должность, привилегии по отношению к другим.  Ты в партию в училище не вступил, а тебя кадровые органы вместо Северного флота и подводных лодок, о которых ты в училище грезил, на ЧФ отправили, и посадили на самый захудалый крейсер, куда никто сам не пошел бы.

— Ну, не самый захудалый, а флагман Черноморского флота – обиделся Василий.

— Это, по-твоему, флагман, а служба на нем, самая адская, из всех других кораблей флота. Квартиру на ЧФ, ты, когда получил? Сколько вы с Валентиной мыкались по поднаёмным квартирам?

— Лет восемь наверно. Сам, знаешь, какие очереди в Севастополе.

— А я на Северах, по приезду получил свою, еще лейтенантом. Улавливаешь различие? А ты, еще благодари свой диплом с отличием, а то беспартийного не оставили бы в Севастополе, а загнали бы в Поти или Санузлав – так у вас Донузлав называли?

— Так конечно. Предлагали по приезду и Поти и Донузлав, но потом начальник связи вмешался, и посадил на крейсер. Правда я хотел на ракетные катера или подводные лодки в Балаклаву? Но видимо карта, тогда не легла.

— Не карта не легла, а твое беспартийное прошлое.

— А ты, что же сейчас вступил в демократическую партию России или в этот как его «Наш дом – Россия»? – обиделся крепко на этот раз Василий

– Но если надо будет для бизнеса, то вступлю конечно, куда будет надо, для того чтобы мой бизнес не загибался, а процветал я и вступлю.

— Беспринципный – ты Серега. Они же Белый дом, с избранным парламентом из танков раскатали, в Чечне войнушку организовали, флот наш с тобой любимый распродали. Мой авианосец, твою подводную лодку.

— И молодцы Василий. Кто-то на этом такие «бабульки» наварил. Жаль, что я в этом не поучаствовал. И на войне, до сих пор варят. Это ты думаешь, солдаты стреляют, и лбы свои под пули подставляют? Это вагонами «зелень», умные люди зарабатывают. На то она и война.

— Циник ты Сережа. Это же кровь людей наших русских людей – обиделся Василий Васильевич — и у тебя поднялась бы рука свои корабли продавать? Своих солдат, может родственников под пули подставлять, за эту, как ты говоришь «зелень»? Тебе не противно, про это говорить. Ведь ты же офицер!

— Офицер, офицер! Был да весь сплыл. – Серега провел рукой по намечавшейся лысине — а продавать, то, что флоту не нужно, почему нет? Если их не ты, то все равно кто-то продаст. Так уж лучше это буду я, чем лиходей, с адмиральскими погонами и абсолютным отсутствием совести и нравственных принципов. Я хотя бы бизнесмен, и работаю на свой кошелек, а он государственный деятель и о стране и ее обороне обязан думать и днем и ночью. А он? А про войну и говорить не хочу. Там такие деньги варятся.

— Не туда заплыли мы, в разговоре Серега. Давай лучше о ребятах поговорим. Я ведь никого с выпуска не видел – прекратил, неприятный для него разговор, Василий.

— Правильно! Чего корабли вспоминать? Давай лучше по одной, за наших ребят – Сергей разлил виски в рюмки и немного задумавшись, продолжил — разбросала судьба всех, особенно после перестройки. Мишка Петров умер от рака желудка, еще на службе, на Камчатке, Серега Коневский – спился. Встречал его намедни у Никольского Храма – милостыню просит на бутылку. Не узнаешь в фуражке без кокарды, с гармошкой стоит, коробка на земле лежит, нос как светофор светит. Я ему побольше кинул, так он даже не посмотрел, кто. Отличником ведь был – жалко его. Вовка Моткевич бизнесует по крупному на Большом на Петроградской стороне — компьютерный салон у него под прикрытием то ли тамбовских, то ли кингисепских то ли еще каких залетных. У Сашки Васильева свой бизнес на Просвещения. Салон-парикмахерскую открыл. Бабам морды мажет и стрижет. Вовка Матвеенко еще служит в нашем институте. Капитан 1 ранга – но чем они там сейчас занимаются, даже и не знаю. Но явно не наукой. Кому она нужна сейчас? Генка Петров свой тир открыл на Будапештской, с женой на пару. Кстати там же Интернет кафе, предполагаю, что и наркотой приторговывает. А Венька Самохвалов адмиралом стал, представляешь в Москве, чего-то там возглавить дали, по продаже флота или армии. Я думаю, что купил себе должность, и звание скорее всего. Валера Бушаев какие-то грузы сопровождает по стране и за рубеж. На кого-то, по крупному работает.

Серега самодовольно улыбался, а Василию Васильевичу было неприятно.

— А кто-то хоть нормально живет? Что б без обмана? Без нарушения законов, без откатов, взяток и распилов?

Сергей задумался, и потом сказал, как бы оправдываясь:

— Ну что считать взяткой или откатом. А так те кто на гослужбе пристроились у выгодных проектов по продаже техники, вооружения или секретов. Те нормально живут, можно позавидовать.

— Нет Серега, я спрашиваю, кто честно живет. Есть такие?

Сергей опять задумался и потом поморщившись сказал:

— Я, таких не знаю. Все жучат сейчас. Время такое. Ну а те кто не жучит еле сводят концы с концами. Им не платят. Сам понимаешь. Теща наверно талоны на водку и дефицитные товары получает?

— Получает. Вчера Валентина отоварила на все водки. Три часа в очереди стояла.

— Вот тебе и ответ Василий. Хорошо честно жить или нет. Я пошел и хорошее виски «Белая лошадь» купил, сколько душе надо. Сигареты любые.

Василий поморщился, потянулся, и потом предложил поговорить о возможной работе. То есть перейти к сути разговора.

Серега оживился:

— Ладно, чего мы о других, да о других. Тебя, куда пристроить, дружок мой ненаглядный? Что, ты можешь на гражданке? Что, ты сам хочешь? Я понимаю, для бизнеса денег у тебя нет.

— А сколько надо? У меня есть, около тысяч трех зелеными. Из выходного пособия остались.

— А надо минимум тысяч 50 тысяч «зеленых», чтобы, что-то начать серьезное. И то, едва даже на один ларек хватит.

— Да или ты. Как пятьдесят тысяч «зеленых» и только на ларек? — удивился Василий.

— Ну, так за место платить надо, за документы, за оформление, разрешение,  браткам за крышу в их кассу, потом всяким проверкам — экологам, пожарникам, чиновникам, ментам. Перечислять далее, кому еще надо отстегивать?

— Нет, хватит и так понятно, что не просто.

— Все есть хотят бутерброды с маслом  — усмехнулся Сергей — но ты бизнесмен, по моему не очень, и с твоими воззрениями на жизнь, лучше не пробовать этим заниматься. Прогореть, можешь на первом скачке, и еще тещину квартиру продавать придется, если влетишь по-крупному.

Серега посерьезнел, а Василий нахмурился:

— Как, это квартиру продавать?

— А ты думаешь, здесь игрушки? Нет, милый, здесь все по-взрослому. Оступился – плати по полной. А если поставят на счетчик, так вообще, пиши пропало. Можно и с жизнью расплатиться, ежели денег на откуп не хватит. Вот Валера Закревский с параллельной роты. Помнишь?

— Помню смутно, такой светлый парнишка в футбол классно играл за сборную училища. Мы с ним на практике на крейсере «Киров» вместе были в БЧ-2 расписаны в главном калибре после 2-ого курса.

— Он самый. Служил он на Балтике и СКР-ах, то ли на «Дружном», то ли на «Бодром». Уволился, как я, при первых звуках трубы. Вернулся в Питер, в квартиру жены. Там в Калининграде, что-то продал, но на бизнес вроде не хватило. Решил подработать, на поставках грузов на Украину. Подрядился сопровождать компьютеры. И что? Два года назад машина с грузом, Валерой, шофером и его газовым пистолетом пропала между Смоленском и Украиной. Оттуда выехал, туда не въехал, пропал в каком-то бермудском треугольнике у села Кукуева. Ни машины, ни груза, ни Валеры. Кто их там «мочканул» и куда ушли компьютеры, одному Господу Богу известно. Может хозяева груза, и расстарались сами, а может местные «сорви головы» глаз на машину положили с компами. Кто ж теперь скажет?

Василий Васильевич отпил немного виски и посмотрел на Серегу.

— Но это еще не конец – Серега поднял палец вверх — хозяева груза предъяву жене выставили, в несколько сотен тысяч «гринов». Муж говорят, сбежал, а наш груз и машину прихватил. Плати за машину и груз, бери деньги в кредит, продавай квартиру. Она в отказку. Это вы мне должны платить, за потерю мужа кормильца. Дочка осталась без отца. Я в суд на вас подам. А там ребята шутить не любят, отловили сначала дочку десятилетнюю, потом и жену на нее, как на живца. Вывезли куда-то, видимо, помучили пару дней. Заступиться некому за нее, кроме Валеры, а он …. Что ей там, куда загоняли – не знаю. Но у «братков» множество способов заставить человека выполнить их «просьбы». Факт, что переписала мамину квартиру на них, а сама к тетке с дочкой, которая, после всего что видела, еще и немой стала, на Украину подались. Вот тебе и подзаработал Валера.

— А милиция, прокуратура. ОМОНы всякие? А однокашники? Неужели никто не вступился за женщину?

— Ну, ОМОНЫ могут делать, только «шмоны» – Серега рассмеялся —  СОБРЫ всякие, в Чечне воюют, менты сами крышуют с «братками» деятельность предпринимателей, а прокуроры и судьи – лучше тебе и не знать, чем занимаются, и за сколько продаются. Расстроишься. Я вот, как зернышко между жерновами улегся, и для тех и для других стараюсь быть хорошим. А иногда страшно становиться от того, как жить дальше. Хотя плачу все регулярно, все, что положено. В указанные сроки даю всем, кому прикажут. Не выставляюсь, дорогу никому не перебегаю, и меня пока не трогают. Но это пока. А могут тронуть и еще как. Если правду начать искать. Не советую это делать никому. Зароют, на первой попытке, и никто не узнает где. Бардак здесь Вася, надо заработать побольше гринов и линять отсюда. Спеклась наша с тобой родина и уже не встанет никогда, так и будет черной дырой на земном шаре. Зоной без зоны..

Василий Васильевич, сидел и слушал, открыв рот. Затем налил себе виски, и залпом выпил. Там, на кораблях была жизнь не жизнь, а здесь вообще непонятно что:

— Что же, вы ребята со страной сделали, пока мы Родину защищали?

— Да, ничего вроде не сделали. При коммуняках, хуже многое было. Только мы не знали всего.

— Наверно было. Но не так же? Оправдания ищешь? Не, Серега, разве это жизнь?

— Да вроде ничего живем, и иногда неплохо живем. Это так как смотреть на вещи, с какой стороны. Давай лучше ближе к телу. По одной еще – Сергей, разлил в рюмки, подцепил вилкой огурчик – шофером пойдешь, к моему другану с рынка? К себе не предлагаю. Друзей принципиально на работу не беру — поссоримся. В бизнесе так лучше, подальше от друзей работать, если хочешь сохранить дружбу — Сергей хихикнул, и подцепил вилкой еще огурчик.

— А, кого возить-то?

— Так азер хороший один, в Карабахе воевал, теперь у нас всей зеленью заведует на рынках, заодно и наркотой приторговывает – опять хихикнул Сергей, поднимая рюмку.

— Не Серега, я лучше на панель милостыню пойду просить в шинели без погон и фуражке без кокарды, чем в услужение торговцев наркотиками. Они же детей убивают, а у меня Аленка. Нет, не смогу. Морду набить такому могу, если встречу, а работать на него – уволь, никогда.

— Зря не хочешь, бизнес как бизнес и «бабульки» приличные обещает. Ему свой человек нужен для поручений. Желательно русский. Нет, так нет. Другого «ветерана» найдут. А проституток развозить пойдешь к Ахмеду. Работа непыльная, но денежная.

— Нет, нет. Все закончили, если у тебя другого нет! Если больше предложить тебе нечего, то разговор на эту тему заканчиваем – отрезал Василий Васильевич – противно слушать, то что ты сказал.

— Ну, а стоянку с машинами охранять, если ничего хорошего не найдешь? Пойдешь?

— Если другого ничего не найду, тогда попрошу пристроить на стоянку с дедами – отрезал Василий Васильевич, и настроение от встречи со старым другом, испортилось окончательно.

На этом, их общий разговор о работе закончился. На чай, пришла Валентина и вместе они весело провели вечер под чай с тортом. Сергей был веселым, рассказывал массу веселых анекдотов про «братков», про евреев, про армян, про неверных жен и верных мужей, шутил, как мог, но развеселить Василия он уже не мог. Валентина смеялась, а Василий делал вид, что ему интересно, но из головы не выходила история с Валерой Закревским. Сергей взял старенькую гитару и запел курсантские песни:

Папа твой работал на картошке и угле,

 По три раза в месяц – он стоял на КПП.

 И свою винтовку, папа чистит ловко

 В коридорной мрачной полутьме!

 Что бы это все узнать

 Надо лишь курсантом стать.

 Папа это знает, папа понимает!

 Если дан отбой, то надо спать!

— выводил Сергей знакомые с училища слова песни. Василий расслабился и даже начал подпевать.

Провожали Сергея до машины, с Валентиной вдвоем. Теплый весенний вечер грел душу, несмотря на ветер, дувший с Малой Невы.

— Как же, ты, выпив спиртное, поедешь? – спросила, улыбаясь Валентина.

— Ну, так и поеду, сначала развернусь. Затем, через Тучков мост, и к себе на комендантский по Петроградской, через Крестовский остров мимо Черной речки и Морской академии.

— А милиция, если поймает? – испугано спросила Валентина

— А что милиция? Она сама пьяная сейчас ездит. Чтобы мент на дежурство не засосал бутылочку пива – не знаю таких. Да и разберемся с любой милицией – хвастливо ответил Сергей, и поцеловав ей ручку уселся в машину, включил фары, и лихо сделав разворот перед носом, резко затормозившей машины, умчался через мост на Петроградскую сторону.

— Храбрый заяц. Поймают. Ведь оштрафуют – улыбнулась Валентина и прижалась плечом к мужу.

У Василия после этого разговора, остался очень неприятный осадок. Обняв за плечи руками, зябко ежившуюся Валентину, они пошли, не спеша, домой.

Ночью, Валентина, несмотря на его сопротивление, выведала у него все, что произошло между ним и Сергеем. Что предложил Сергей, и что не понравилось Василию. Прижавшись боком в Василию, лежавшему на спине, она, положив руку на его грудь, как бы одобрила его действия и о чем-то думая тихо гладила его по груди.

Все друзья и знакомые были рады увидеть Василия Васильевича, но помочь ничем реально не могли или не хотели. Мир сдвинулся, все изменилось и люди и их отношения.

Первый командир «Бреста» Гиоев, работавший заместителем директора крупного холдинга, радостно встретивший Василия Васильевича у себя в шикарном кабинете, обнял, расцеловал. Но когда узнал, какая у Василия Васильевича основная проблема, посоветовал подождать полгодика. Потом все проясниться и можно будет устроиться к ним в холдинг.

Встреча с Мансуром Асланбековым, еще сильнее запутала взгляды Василия Васильевича на его друзей по службе и понимание жизни.

Встреча была бурной. Мансур обнимал, хлопал по спине, когда они встретились перед метро на Василеостровской. Приехал Мансур на черной «Тайоте-Лумине», с правым рулем. В длинном черном пальто и без головного убора он совсем не походил на прежнего Мансура, простого и обходительного. А был каким-то не своим. Чужим.

— Здорово дружище Василь Васильевич! Сколько лет, сколько зим? Наконец и ты, бросил этот проклятый Восток – Мансур обнимал Василия Васильевича, хлопал по спине – поедем на Невский, в ресторан закатимся, или лучше в мужской клуб на Некрасова? А может по девочкам? Я тут такие места знаю, пальчики оближешь.

Василий Васильевич смутился, заулыбался, представив себя среди женщин легкого поведения, в этаком гареме:

— Мансур, давай лучше в кафе зайдем здесь рядом.

— Ну, в кафе так в кафе – стал серьезным Мансур – пойдем в это, как его «Золотой петушок». Его земляки держат. Меня там хорошо знают.

Шустрая девчушка, в розовом переднике с черными глазами, увидев Мансура, без слов быстро накрыла им на столике в углу общего зала, на котором стояла надпись «забронирован». Забрав табличку, она принесла по большому блюду с шашлыками, картофелем и зеленью. Поставила на стол хорошую бутылку с красным вином:

— Мансур, если тебе, что еще надо? Скажи! Не надо позвать Мурада? Может девочек вам?

— Не надо. Друга по службе встретил. Мы посидим немного – заулыбался Мансур.

— Тебя здесь знают хорошо? – спросил Василий Васильевич, пытаясь увидеть прежнего Мансура.

— Наверно – отмахнулся тот, разливая вино – давай, Василий Васильевич выпьем за встречу. Я извини, пью только вино. На службе ничего не пил, а здесь начал немного. Положение обязывает.

Темные глаза Мансура, излучали тепло, и было видно, что он искренне рад встрече.

Они чокнулись, и отпив немного из бокалов, поставили их на стол. Мансур, вопросительно посмотрел на Василия Васильевича, и спокойно сказал:

— Ну, рассказывай!

Василий Васильевич, изредка запивая свой рассказ вином из бокала, рассказал Мансуру про продажу «Бреста», как они уничтожали секреты с Сашей Герасимовым ночью, как погиб мичман Осипенко и матрос из БЧ-7 Ваня Петров,  как потом сидели в сотом коридоре ночью, ожидая расстрела. Рассказал, как их спас Кузьма Гусаченко.

Мансур, слушавший его с каменным лицом при упоминании о Гусаченко оживился:

— А где Кузьма сейчас? Где мой лучший друг? Я его давно потерял, как он ушел с корабля после той дуэли.

— Я его еще раз видел на корабле. Он меня и других спас. Потом он уехал он после всех этих событий. Встречались перед отъездом с востока. Я сюда, а он на Кубань, в свою станицу. Вроде фамилия Гусаченко проходила у Невзорова, в его передаче «Наши» — командовал вроде он там чем-то. Ты же знаешь, какой Кузьма неугомон, на месте не усидит, если где неправда. После смерти Зины, он по другому к жизни, стал относиться.

— Узнаю Кузьму, лезет везде, где его никто не ждет. Как ушел с «Бреста» у него наверно крыша съехала — каменным лицом, процедил Мансур – не его война. Правда, не на стороне России. Не надо бы ему туда лезть. Мне искренне будет жаль, если он погибнет, ни за что.

Василий Васильевич удивился словам Мансура и то, каким тоном он были сказаны.

— Как, изменился Мансур – подумал он – А что, ведь Мансур, сам кавказец. То ли чеченец, то ли дагестанец, а значит, не все воспринимает, так как я или Кузьма. Во время службы я даже и не интересовался, откуда он. Жили в соседних каютах, собирались по вечерам, вместе проводили время, вместе ходили на боевые службы, собирались семьями. Вроде он из Буйнакска говорил. А, что это Чечня или Дагестан? Бог, его знает.

Лицо Мансура немного смягчилось и он, уже нормальным тоном произнес:

— Ладно, Василий Васильевич, давай не будем говорить об этом. Я думаю, что мы друг друга, сейчас не поймем. Не все так просто, как кажется с первого взгляда. Аллах велик, и только он сможет рассудить по правде эту проблему. Лучше нам об этом не говорить. Поссоримся – усмехнулся Мансур и Василий Васильевич узнал, прежнего Мансура

— Аллах велик – повторил про себя слова Мансура, Василь Васильевич – что же это с нами сделали, что мы друзья, не можем понять друг друга. Обращаемся к Аллаху или другим божествам – он отпил немного и сказал Мансуру — ты, Мансур, тоже не обижайся на меня. Наверно мы уже не те, что были на нашем авианосце. И мне тоже не хотелось спорить с тобой, по этому вопросу. Тем более ты сам говоришь, там слишком много непонятного – сказал, как можно мягче, Василий Васильевич – понимаешь Мансур, я вернулся с флота, снял форму. Здесь нахожусь, как потерявший защитную оболочку — раковину моллюск. Ничего понять не могу. Страна не та, люди не те. Чувствую, что надо работать, а ничего найти не могу. Бьюсь, как выброшенная на песок рыба. Что делать? Как найти нормальную работу? Надеюсь, что ты понимаешь, что в дворники идти неохота, а в бандиты тем более не по годам и не по мыслям.

Василий Васильевич выжидающе посмотрел на Мансура. Тот отпил немного вина, посмотрел в зал, где заполнились почти все столы, и медленно заговорил:

— Василь Васильевич, здесь сейчас каждый, сам за себя. Государственной службы и поддержки больше нет. Все. Была и вся вышла. Жизнь совсем другая. Рынок, и мало того он враждебен к человеку, не понимающему и не воспринимающему его. И обращаясь по поводу работы, ты отпугиваешь от себя людей и бывших друзей. Все держаться за свои места. А, потом, что ты можешь? Локацию настраивать? В компьютерах разбираешься? Командовать кораблем, но штурманского диплома не имеешь. Здесь эти твои способности, не востребованы. В начальники, руководители отдела, департамента, направления даже на небольшой фирме, тебя точно никто не возьмет, надо слишком многое иметь, знать и уметь. Нужны, прежде всего, хорошие знакомства, и надо суметь зарекомендовать себя преданностью руководству. Сейчас, этот рынок, живет с огромными финансовыми нарушениями законов, и взять к себе на работу незнакомого и непроверенного человека, не каждый решиться. Я пытаюсь это, сказать тебе откровенно, не обижайся на меня

— Да, нет. Ты что Мансур. Спасибо тебе за откровенность. Но, извини от этой откровенности, во рту слаще не стало. У меня семья, а пенсия будет только, через пару месяцев. Сейчас на нее наверно не проживешь. Стыдно здоровому мужику не работать. Я не претендую на руководящую должность. Я уверен в своих силах и сумею пробиться, правда не по головам. Но, в электронике вроде разбираюсь — точно. Могу отремонтировать, что-нибудь, если неисправно – мягко ответил Василий Васильевич, улыбаясь.

— Ну, это тогда тебе в Рембыттехнику, — заулыбался Мансур — тебе надо устраиваться мастером по ремонту чего-либо электронного или механического. Электромясорубки, телевизоры и ралиоприемники ремонтировать. Но там тоже могут и не взять. Опыт спросят твой, в ремонте мясорубок, телевизоров и прочего. И потом у тебя есть допуск на работу с электричеством? Тебе тоже надо будет сдавать. И возраст твой. Ты вроде уже не мальчик. Для обучения новой профессии это наверно сложно. Нет, тебя в простые ремонтники. Это наверно неправильно.

— Да, если честно не особенно хочется Мансур, но если ничего лучше не будет, то пойду на автостоянку, машины буржуев охранять. А ты, где сам-то работаешь, Мансур? У тебя на твоей фирме, ничего нет для меня?

— Работаю с земляками аварцами в водочном бизнесе. Бизнес полукриминальный и к себе, поэтому не зову. Сам понимаешь, что не все чисто и порой опасно. Много конкурентов. Я тоже долго искал работу, но мне проще. Везде свои земляки. Нашли, предложили. Меня же выгнали с флота, именно за то, что я дагестанец. Кто-то сильно испугался, когда генерал Дудаев, Президентом Чечни стал и от России отсоединяться начал. Вызвали в кадры, так и так. Дагестанец? Спрашивает, такой прыщ кадровый с полной грудью орденских колодок. Пока мы в морях пахали, он видимо, себя сам награждал. Аварец говорю, а сам ничего не понимаю. Сокращается твоя должность флагсвязиста. Все, свободен, как птица в полете. Можешь возвращаться в свой Дагестан — Мансур провел по лбу, видимо вспоминая те события — у меня дед воевал в «Дикой дивизии» в дагестанском полку за Россию. Единственное соединение, сохранившее верность России, до последнего дня. А меня, как нашкодившего щенка, с флота выкинули. А потом смотрю кабардинцев, черкесов, адыгейцев, грузин и даже армян офицеров, тоже стали вызывать и сокращать их должности. Потом понял, откуда пахнет. Доскаля помнишь? Ну, мы его «учителем» называли. Еще проверял нас, когда его лихоманка, свалила на борту «Бреста». Так, это, скорее всего, он сожрал меня и других ребят, при первой возможности. Не любил он меня. Хотел телефон правительственной связи себе в каюту, а я ему не поставил. Не положено было.

Василь Васильевич улыбнулся вспомнив «Фул-прув»:

— Допустим не лихоманка свалила, а Серега Огнинский и Игорь Муратов, чего-то подсыпали. Между собой «Фулпрув» — защитой от дурака, называли. Мне Игорь, когда с корабля уходил, все рассказал. А так, конечно на флоте, наступил «час прохиндея» и Доскаль естественно избавлялся от тех, кто мог ему помешать, продавать корабли, технику и секреты. Поэтому от тебя и избавились – ты же флагсвязистом дивизии был. Вес имел и слово. А кого назначили после тебя? Пьяницу Кривенова с узла связи, который и в море-то никогда не был? Зато он сосед Доскаля по дому, и крутит с ним шуры-муры. Так что, на мой взгляд, дело не в национальности, а в тебе самом. Я, Мансур скажу тебе честно, никогда не задумывался, кто ты по национальности, по вероисповедованию. Ты был моим другом, и я знал, что могу тебе доверять в любом деле.

Василий протянул руку Мансуру, и тот пожал ее.

— Вот именно поэтому Василий Васильевич я и не хочу брать тебя в свой бизнес. Но помочь попробую, чем смогу – ответил Мансур, вытирая салфеткой, с красивыми японскими или китайскими рисунками, губы – давай доедим шашлык, и примем такое мудрое решение. Так говорят у нас в Дагестане. Ты, продолжаешь искать работу. Будь осторожен. Прохиндеев, здесь сейчас полно. Сразу предупреждаю. Есть здесь сейчас такой бизнес, когда надо вносить в него свои деньги, а потом других людей привлекать чтобы они свои деньги давали. Так вот  чем больше привлечешь, тем больше получать будешь. Кто-то не смог привлечь. Значит потерял свои деньги. Так и живут. Не советую этим заниматься! Та же пирамида. Обманут, деньги потеряешь. А я пока подумаю, посоветуюсь по твоему делу с некоторыми знакомыми. Авось где-то проклюнется. Держи меня в курсе своих дел.

Доев шашлык, Мансур положил деньги в принесенную папочку со счетом, несмотря на возражения Василия Васильевича. Уходя из кафе, он что-то сказал на гортанном языке, вышедшему провожать его администратору. Тот поклонился, и тоже что-то ответил на том же гортанном языке.

— Я поблагодарил его за хороший шашлык – пояснил Мансур, Василию Васильевичу – он тоже аварец, как и я.

Мансур подвез на своей шикарной машине Василия Васильевича до дома. Они долго прощались под окнами дома, смотрящими окнами, на Тучков мост.

— Здесь жил изобретатель радио А.С.Попов – прочитал Мансур на мраморной доске, висящей у подъезда первого дома на Съездовской линии — а ты случайно живешь не в квартире Александра Степановича Попова?

— Нет, – улыбнулся Василий Васильевич – у нас с Валентиной и ее мамой две комнаты в коммунальной квартире, а в остальных гегемон живет с завода Козицкого. Если, к вечеру трезвый приходит, и жену свою не обматерит и не бьет, значит, жизнь не удалась. Гад, над кошкой своей измывается. Бьет по пьяни, а животное в чем виновато? Это когда ему на Козицкого зарплату не платят.

— Да уж весело тут у вас! Ну, бывай – я запишу тебе на всякий случай номер моего сотового телефона. Если прижмет сильно – звони! Не стесняйся. А я посмотрю, может, чем и смогу помочь в экстренной ситуации. Не влезай в авантюры.

— Ух, ты! У тебя есть сотовый? Ну, ты даешь! Прямо как олигарх.

— Так я же связист. Мне по штату положено – заулыбался Мансур, записывая аккуратно свой номер на сверкающей золотом визитке – возьми вот!

— Менеджер по продажам ТОО «Золотая Бригантина» — прочитал Василий Васильевич, – хм. «Золотая бригантина» и водка. Непонятно.

Мансур обнял его одной рукой, и затем сев, в машину быстро развернулся в сторону Съедовской линии.

Дома, лежа в постели, Василий Васильевич рассказал о встрече с Мансуром, прижавшейся к нему Валентине.

— А он не сказал, как там поживают Светик с Русланчиком. Русланчику наверно уже 12 лет.

— Ничего не сказал, а я и не спросил старый дурак, ни про жену, ни про сына, а он и не рассказал.

— Ладно, спим. В следующий раз спросишь – погладила по плечу мужа, Валентина и отвернулась к стенке.

Василий Васильевич долго еще лежал на спине, обдумывая результаты встречи, затем прижался к спине Валентине, и почувствовав исходящее от нее тепло быстро уснул.

В воскресенье они собрались на рынок. Валентина сказал, что самые хорошие товары на Кузнечном рынке рядом со станцией метро Владимирская, и хотя Василий Васильевич не хотел ехать в такую даль, когда под боком свой Василеостровский рынок, тем не менее, жена настояла. Женщины всегда лучше знают, на какой рынок поехать и где есть нужные товары. С утра в субботу они вдвоем на метро отправились туда. В закрытом павильоне продавалось все и зелень, овощи, фрукты и мясо.

На некоторых прилавках промышленные товары – шампуни, костюмы, нижнее белье, дефицитные ранее бритвы «Жилет».

— Вась давай тебе «Жилет» купим. Сколько ты будешь, своим станком скрестись и резаться – спросила Валентина Василия.

Тот в ответ пожал плечами. Конечно «Жилет» было его давней мечтой. Валентина расплатилась, и его мечта стала явью. Красивая упаковка с «Жилетом» исчезла в ее дамской увесистой сумочке, способной, по мнению Василия Васильевича, вместить минимум килограмм пять картошки.

Черноусые и черноглазые «джигиты» предлагали покупать все. Хвалили товар, поливали зелень из специальных брызгалок, что бы она не потеряла, свой товарный вид. Помытая картошка, морковь, свекла, капуста сверкали чистотой. Улыбаясь Валентина, торговалась из-за картошки.

— Вась килограммов пять до дома донесешь?

— Давай возьмем лучше десять. Уж как-нибудь доволоку, тем более, что на метро это не так тяжело будет.

Сговорились на шести килограммах. «Джигит» ловко упаковал картошку в черный пластиковый мешок.

— Ручки не оборвутся у мешка – засомневался Василий Васильевич.

— Да ты что уважаемый. Десять килограмм выдержат. Хочешь, положу и на спор? Если проиграю, то десять килограмм тебе отдам бесплатно – взбеленился «Джигит», обращаясь уже не только к Василию, но и другим торговцам, стоявшим у прилавков — вон спроси у Ахмеда или Гуссейна. Они не обманут. Это честные торговцы.

— Выдержит. Если хочешь спорить, то давай поспорим – поддержал «Джигита» другой, такой же «Джигит» то ли Ахмед, то ли Гуссейн небольшого роста с бегающими маленьким глазами – клянусь Аллахом, что выдержит. Мы проверяли, больше выдерживает.

Валентина смущенная, тем, что они попали в центр спора кавказцев, потянула Василия за рукав куртки в сторону:

— Ты чего с ними спорить, совсем одурел. Посмотри на их лица. Они же над тобой смеются. Молчи.

— Эй, уважаемый! Ты куда? Давай спорить! – неслись сзади гортанные крики кавказцев.

Они обходили ряд за рядом и несколько пластиковых сумок уже оттягивали обе руки Василия Васильевича.

— Пойдем, купим виноградика и яблок – потянула Валентина Василия Васильевича за рукав к прилавку.

Мрачный кавказец, с сигаретой во углу рта, о чем-то спорил с хорошо одетой женщиной:

— Э, не нравиться — не покупай. Иди с рынка и не позорь себя и свою семью женщина. Я тебе отдал всю сдачу. Проходи бистрее.

— Люди, я ему дала пятьдесят тысяч рублей, а он мне сдачу не дает – обратилась, обескураженная женщина, к подошедшим к прилавку Василий Васильевичу и Валентине.

— Э что ты женщина говоришь? Какая сдача? Ты мне дала тысячу рублей. Вот они! – кавказец, не вынимая изо рта сигареты, ловко достал из кармана, замусоленного фартука тысячу рублей.

— Ты на прилавок положил, под гирьку мои деньги, вон туда — не унималась женщина, показывая подошедшим Василию Васильевичу  и Валентине за весы.

У прилавка стали собираться люди, послышались осуждающие возгласы.

— Покажи, что у тебя лежит за весами – вступился за женщину Василий Васильевич, поставив пакеты с картошкой на землю.

— Милицию надо бы вызвать – робко предложила женщине, Валентина.

— Да у них здесь вся милиция куплена, не знаешь что ли? – прошептала Валентине женщина, стоявшая за спиной – для русских на рынках правду не найти. Все оккупировали окаянные.

— Покажите, что у вас лежит за весами под гирькой – попросил вежливо еще раз Василий Васильевич.

— Тебе, что больше всех надо? Неприятности захотэл? – сделал страшное лицо кавказец, выпуская в лицо Василию струю дыма – иди своей дорогой куда шел. Понаехали скобары. Торговат нормално не дают. Привыклы лудей обманывать.

— Давай разберемся спокойно – старался решить мирным путем Василий – покажи, что у тебя лежит за весами под гирькой. Если ничего, мы сразу уйдем.

— Что лежыт — пятьдесят тысяч лежит. Я давно положил! Вчэра. Докажи что это пятьдесят тысяч этой женщины – наглые глаза кавказца засверкали злобой.

— А у меня купюра подписана. Дочка поставила на ней букву «Р-А», когда получила зарплату, и мы отложили ее для рынка в апреле – сквозь слезы проговорила женщина – я здесь рядом живу на Коломенской улице. Могу дочь пригласить. Она подтвердит.

— Покажи купюру из под гирьки – потребовал Василий Васильевич.

Валентина встала рядом и тоже потребовала показать купюру. За ней стали требовать другие люди:

— Вы покажите, есть там надпись «Р-А» на этой купюре?

— Мало ли что написано на купюре. Может, кто-то написал раньше. Для меня это не рыгумент – отбивался продавец – вам, что болше всех надо? Женщина! И ты что потерял здэс? Иди, покупай, что тебе надо. Проходи, нэ стой сдесь.

— Не рагумент, а аргумент – попыталась поправить кавказца Валентина.

Тот выдохнул струю дыма ей в лицо:

— Молчи женщина, ти меня поняла и это главное.

К прилавку стали стекаться люди, услышав перебранку на высоких тонах.

— Чего тут у них? – спрашивал старик, стоявший за спиной Василия.

— Эти, приезжие скобари нападают на продавца, требуют жалобную книгу. Ругают его непотребными словами. Могли бы быть с продавцом и полюбезнее. Ему тоже непросто, целый день на улице. А то, оденутся красиво, а у самих никакого воспитания – съязвила высокая женщина в высокой шляпе.

— Да, понаехали тут из Пскова и Новгорода и качают права, обижают питерских. От них уже не продохнуть – заголосила бабка в теплом платке.

— Да, нет же, этот «черный» сдачи не дает с пятидесяти тысяч, вот той дамочке в зеленом пальто – пыталась прояснить обстановку, женщина, стоявшая у соседнего прилавка и все слышавшая.

Джигит невозмутимо курил, стоя у прилавка.

— Они на него кричат и обвиняют, потому что он азербайджанец. Это националисты, как там скинхеды – вмешалась внезапно покрашенная в светлый цвет женщина продавец, явно с азербайджанским лицом и акцентом.

— Это его женщина – заявил высокий лысый парень в полосатой куртке.

Женщина, сразу скрылась в толпе.

Внезапно к толпе подошел светловолосый молодой парень в милицейской форме с погонами младшего сержанта. Светлый чуб, выглядывал из-под фуражки, и спадал на веснушчатый лоб:

— Что за крик, а драки нет? Разойдись, пока в отделение не отвел.

Народу сразу стало меньше.

— Что тут у вас? – спросил милиционер, протискиваясь к прилавку.

— Да вот, сдачу женщине не дает. Говорит, что она дала тысячу, а она дала ему пятьдесят тысяч рублей. Они лежат под гирькой и на них ее дочка написала «Р-А»  рынок на апрель означает, а этот не показывает и пытается не дать сдачи – сбивчиво пояснила Валентина.

Рядом всхлипывала маленькая женщина в зеленом пальто.

— Так покажи, что у тебя под гирькой, Валид – приказал милиционер, быстро оценив обстановку.

— Зачем, тэбе это надо Володя? – внезапно шепотом, просипел кавказец – или мы тебе мало платим, что бы у нас не было проблем?

Милиционер покраснел, как рак. Все смотрели на него с удивлением. Василий Васильевич, хотевший даже добавить, промолчал:

  — Да у них тут все повязано между собой. Эти платят милиционерам, а те закрывают на все глаза – прокричала женщина в красной куртке, стоявшая у соседнего прилавка.

Внезапно, нашла выход Валентина, она быстро достала из сумки маленький черный приемник, сделанный, как маленькая радиостанция и поднесла ее кавказцу:

— Так повтори еще раз, кому ты там платишь, за беспредел в торговле?

Из-за соседнего прилавка, где продавалась зелень, появился второй кавказец, который с невозмутимым видом следил за происходящим. Он подошел немного сзади и тихо сказал:

— Валид отдай женщине дэнги.

Валид заулыбался и обратился к Валентине:

— Ти, что журналист, да? Пошутить нельзя. На, возьми свою купюру – протянул кавказец, приветливо улыбаясь женщине в зеленом пальто – шутил я, даю яблоки тебе бэсплатно. Ты мне понравилась, если хочэшь за мэня замуж? Я хороший муж, гора знат не будэшь.

— Товарищ милиционер его надо задержать. Видите купюра и надпись на ней моей дочери «Р-А» большими буквами. И не надо мне замуж у меня свой муж есть – обратилась к милиционеру женщина в зеленом пальто.

— А черт вас разберет. К нему претензии есть? Он же жениться даже на тебе предлагал. Говорит, что ты ему понравилась – уже спокойно сказал милиционер, освобождая свой рукав и стараясь не смотреть женщине в глазе – и потом он тебе подарил все яблоки. Все.  Инцижент исчерпан? Надеюсь, претензий быть не может?

— Позвольте. Ведь если бы вы не пришли, то деньги он бы не отдал – спросил озадаченный развязкой Василий Васильевич, но его уже тянула за руку Валентина.

— Пойдем домой, нам не хватает только рыночных скандалов.

Василий Васильевич взял в руки картошку и пошел к выходу, вслед им неслись злобные высказывания Валида:

— Зачэм уходыш! Если мужичина останся. Ми с тобой разбэремся. Зачэм обидэл – потому что кавказец – значыт по вашему не чэловек. Я такой жэ гражданын России, как ты! Вэрнись поговрым, как мужчина с мужчиной.

— Валентина отпусти – вскипел Василий Васильевич – пойду с ним поговорю.

— Молчи Василек – так Ванн тина называла мужа очень редко — нож воткнут в спину и не найдешь виновных, а этот милиционер, Володя, что будет искать виновных? Ты и будешь виноватым. Не пущу никуда – Валентина решительно, потащила Василия Васильевича к выходу.

Уже у входа в метро «Владимирская» в Кузнечном переулке их догнали трое молодых кавказцев в одинаковых синих куртках и черных шапочках. Один из них встал перед Василием Васильевичем, и играя в правой руке самовыкидывающимся ножом улыбаясь спросил:

— Это ти глюпый баран, у прилавка Валида устроыл скандал?

Двое других парней попытались занять места сбоку от Василия Васильевича, тот сразу поставив картошку на землю, отодвинулся спиной к стене входа в метро. Мимо пробегали люди, и увидев в руках у кавказца нож, тут же ускоряли шаг, и скрывались в метро.

— Валентина иди домой – спокойно сказал Василий Васильевич – я поговорю с ребятами и приеду.

— Правылно жэнщина – не мэшай. Нам надо поговрыт. Иди домой! – поддержал Василия Васильевича, старший из парней, бывший с ножом.

— Никуда я не пойду – заявила Валентина, становясь к стене вместе с Василием Васильевичем – милицию сейчас вызову!

— Ыди вызывай быстрее. Не опаздай – сказал старший, и кавказцы дружно засмеялись, а старший притопнул на Валентину.

Понимая, что Валентина никуда не уйдет Василий Васильевич прикинул свои шансы:

— Если действовать, как учил Кузьма, то надо вывести прежде всего из строя вожака, а с остальными разбираться потом. Сначала отвлекающий удар пыром ботинка по голени ноги, а потом выбить нож. С остальными наверно проще, но у них тоже наверняка есть ножи.

— Ти баран понял, что болше мы тэбя на рынке нэ видим и за нашу работу с тэбя пятьдэсят тысяч рублэй. Я понятно говорю? – спросил вожак, продолжая поигрывать ножом. Остальные дружно закивали головами.

— Главное не дать схватить себя за руки – подумал Василий Васильевич, занимая удобную позицию для атаки – эх если бы Валентина ушла, было бы проще.

В уличных драках в детстве в Пскове, Василий не давал никому спуска, и ему приходилось не раз выстаивать в драке против троих или четверых сверстников. Но там дрались до первой крови, а не насмерть. Но это было давно. А здесь все возможно. Но за плечами, у Василия Васильевича все же была школа выживания Кузьмы Гусаченко. И Василий Васильевич, вспомнил указания Кузьмы – главное не испугаться, если драки нельзя избежать. И он не испугался кавказцев. Единственно, что его смущало, так это присутствие Валентины, которая тоже может пострадать.

Как можно мягче Василий Васильевич сказал шепотом Валентине, прижавшейся к его боку:

— Валюша, милая, иди. Вызови милицию. А я пока с ними поговорю, постараюсь все решить по хорошему.

Кивнув, Валентина быстро прошла мимо парней, и оглядываясь на Василия Васильевича, вошла в метро. Едва за ней закрылась дверь Василий Васильевич, что было силы, ударил пыром ноги стоящему впереди вожаку по голени, и когда тот от боли немного нагнулся, моментом захватил руку с ножом, выкрутил и вырвал из руки нож, и быстро забежал ему за спину и оказался лицом к лицу, к двум оставшимся противникам. Не дожидаясь нового нападения, он с силой ударил рукояткой ножа по затылку. Парень, схватившись руками за голову стал опускаться на землю. Василий Васильевич отшвырнул отобранный нож в сторону. Оставшиеся двое кавказцев от неожиданности остались стоять на месте. Один полез в карман за ножом.

— Ти что надэлал баран. Ти покойник! – сказал второй, вытаскивая из кармана нож.

Его примеру последовал и третий. Несмотря на то, что день был субботний и многолюдный, вокруг них сразу расчистилось пространство.

— Убивают – тонким фальцетом закричала полная женщина, и шарахнулась в сторону двери метро.

— Фашист, на кавказцев напал, и теперь их избивает – громко закричала другая прилично одетая женщина – куда милиция смотри?

— И это я напал, при том, что их трое и все с ножами, напал на них я – подумал Василий Васильевич, выламывая руку второму, как учил на занятиях Кузьма – ломать или не ломать руку. Нет, не буду, а то еще такое припишут. А Кузьма бы сломал, и даже не раздумывал. Ведь они на меня напали. И с ножами

Он не подумал, что упустил из вида третьего кавказца, который забежал ему за спину.

Внезапно Василий Васильевич почувствовал острую боль в спине. Земля покачнулась и стала уплывать, из под ног. Повернувшись, в падении он увидел, что третий кавказец, воспользовавшись его секундными раздумьями, ударил ножом в спину. Теперь, вытащив нож, он отскочил в сторону, готовясь еще к одному удару.

 — Убивают, убили! – заверещала, как зарезанная пожилая женщина – куда милиция смотрит? Средь бела дня людей убивают! Милиция! Милиция!

Открылась дверь в метро, и сквозь застилающий глаза туман, опускающийся в грязную лужу, Василий Васильевич увидел, как выскочила с перекошенным лицом Валентина, и бросилась к нему, а за ней выскочили два сержанта в милицейской форме.

Увидев милицию, два кавказца подхватили под руки третьего и побежали в сторону рынка

Где-то уже далеко раздались свистки милиции, топот ног убегающих кавказцев.

Валентина бросилась к лежащему в грязной луже Василию Васильевичу, положила  его голову, себе на колени и заплакала.

Один из милиционеров бросился преследовать кавказцев, другой стал видимо вызывать подмогу, по рации и скорую помощь. Рассыпавшаяся  по дороге картошка, видимо опрокинутая одним из убегавшись кавказцев, раскатилась по всей дороге. Закрывая глаза, сквозь уходящее сознание, Василий Васильевич понял, что он больше жалеет о рассыпавшейся картошке, нежели о том, что произошло с ним.