Храмов В. «Татарские крейсера»: корабельные были и хроники (продолжение 3)

                 «196-й  экипаж сторожевого корабля»

В июне  1973 года я был переведён на должность командира БЧ-5 196-го экипажа сторожевого корабля флота. Задачей этого экипажа была приёмка от промышленности двух кораблей проекта 159АЭ и последующая их передача инозаказчику – в данном случае ВМС Индии. Ранее Индии уже были  переданы восемь кораблей этого проекта, и некоторые из них  успели принять  активнейшее участие в Индо-пакистанском конфликте 1971 года.

Командиром экипажа был назначен  капитан 3 ранга Владимир Афанасьевич  Нонкин,  хорошо мне знакомый по службе на СКР-41, замполитом – старший лейтенант Леонид Козловский. Все остальные были «опытными» лейтенантами: Боря Лёвин (помощник командира), Витя Гуляев (штурман), Володя Подгорбунских (командир БЧ-3), Коля Чуйков (командир БЧ-4-РТС) и я (командир БЧ-5).  Самым «свежим» лейтенантом был  только что прибывший выпускник 1973 года командир ТМГ Валера Ильин.

В БЧ-5  были  назначены  хорошо мне знакомые:  мичман Женя Меркурьев, ст.1 ст. Жамьян Гончикдлржиев, ст 2 ст. Батарлыков, м-с Серёжа Дмитриев,  в другие БЧ – Володя Алексеев, Серёжа Кураленко, Витя Шмидт и другие, хорошо зарекомендовавшие себя специалисты, точные имена и  фамилии которых, к сожалению, моя память не сохранила…

На ХСЗ (Хабаровский судостроительный завод) мы прибыли где-то в конце лета и были размещены на территории завода в небольших деревянных домиках. Корабль – заводской №92 («92-й заказ») уже был выведен из эллинга и стоял у достроечной стенки.  Директором  ХСЗ в ту пору был Поплавко,  ответсдатчик 92-го заказа – Гриншпун, сдатчики вооружений – Станиславский и Креславский (имён,  сожалению,  не помню, но «тоже казаки»). Сдаточный механик – Владимир Александрович Лебедев, военпред – Алик Савельевич Минчук.

Сразу по прибытии в Хабаровск мы первым делом решили основные задачи обустройства и организации службы экипажа.  Затем, измотанные длительными  дежурствами в составе  ПУГ и борьбой с  поломками матчасти, месяцами не вылезавшие из морей, мы  «дали копоти». Всё началось с того, что я купил новую зубную щетку и штурман Витя Гуляев, посчитав этот факт  вполне достаточным основанием для организации коллективной пьянки, предложил её «обмыть» всем экипажем…

Мы «закусили удила» и пустились во все тяжкие. В основном, это были коллективные вылазки в пивбары и рестораны  (в основном, полюбившиеся нам, «Амур» и «Центральный»), посещения которых, как правило, завершались  различными опасными  приключениями. «Дурь» из нас вышла  только недели через две, и мы взялись за работу – участвовали в закрытии этапов корабельных строительных работ (УП, УШ…), принимали ЗИП, документацию (на русском и английском) и.т.п. Корабль назывался «ANDAMAN», о чем свидетельствовала именная доска (на английском и хинди), установленная в верхней части надстройки, и бронзовая именная пластина, прикрепленная к палубе по правому борту (в р-не  парадного трапа).

Во Владивосток вышли в начале ноября (по последней воде). Корабль на кильблоках стоял в док-понтоне,  осадка которого позволяла двигаться по небольшим глубинам Амура (собственная осадка СКР пр. 159 – более пяти метров). Старшим на переходе («начальником Чукотки», как мы его шутливо называли) был начальник штаба 202 БПК капитан 3 ранга Леонид Иванович Головко.

В устье Амура мы «раздоковались» и корабль дал первый ход, который для кораблестроителей является  значительным событием (как первые шаги ребёнка), и оно было нами достойно отмечено. В Советской Гавани нас проверила комиссия тамошней ВМБ, и мы стали спускаться к Владивостоку.

Во Владик прибыли как раз на мой день рождения – 20 ноября. Сначала стояли в Большом Улиссе, затем перешли  в Дальзавод, встали  у достроечной базы ХСЗ и вошли в состав местной БСРК (бригады строящихся и ремонтирующихся кораблей). Командир БСРК – капитан 1 ранга Матвеев, флагмех – капитан 2 ранга Решетов.

Далее начались все виды ходовых испытаний корабля, ревизии механизмов,  устранение выявленных замечаний и итоговые покрасочные работы, для выполнения которых из Хабаровска прибыла бригада «малярш». Так как штатных маляров ХСЗ не держал, то в необходимых случаях для этого из заводских отделов набирали (как на сельхозработы) девушек-итээровок, которые поступали в распоряжение опытного работника сдаточной базы ХСЗ – Якова Абрамовича Мирошника.

«Малярши» разместились  в гостинице (общежитии)  ХСЗ на улице Ковальчука. А так как многие девушки прибыли сюда не просто так, а по зову своих юных сердец, то многие из нас с удовольствием продолжили свои  завязавшиеся еще в Хабаровске романы и прочие сердечные истории…

«Андаман» (INS «Andaman«)


     

                    

 

 

 

 

 

 

 I.N.S «ANDAMAN».  Слева – приглашение посла Индии на прием  по случаю передачи корабля Индийским ВМС, справа – эмблема корабля.

 

Общие сведения:

Индусы прибыли во Владивосток где-то в начале декабря. Офицеры разместились в одной из владивостокских гостиниц, младший командный и рядовой состав – в общежитии на Русском острове.  При их первом появлении на корабле мы перезнакомились, и между нашими и индийскими офицерами завязались достаточно дружеские и тёплые взаимоотношения, ни в коей мере не сказывающиеся на качестве приемо-передаточных дел.

Офицерский состав индийского экипажа (по памяти):

— командинг-офисер – коммандер Айангар;

— экзекъютив-офисер – лефтенент-коммандер Паттель;

— навигейт-офисер – ?

— таррет-офисер –  сеньёр лефтенент Баджва Сингх

— топидо-офисер – сеньёр лефтенент Рау

— электрикал-офисер  – лефтенент-коммандер Кундан Сингх

— инженир-офисер – лефтенент-коммандер Валса Кумар.

Вместе с экипажем прибыл и их флагмех – коммандер Чириан, человек опытный, принимавший участие в приёмке пяти первых СКРов («Килтан», «Каморта», «Кэтчел», «Кадмат», » Каваратти»).

Офицеры «Андамана» были опытные и уже хорошо обстрелянные в ходе Индо-Пакистанского конфликта 1971 года. Так Валса Кумар в качестве инженир-офисера   «Каморты» участвовал в морской операции в районе Карачи, в ходе которой  СКРы «Килтан» и «Каморта» ночью «подкрались» под дизелями к порту  на дистанцию пуска РГБ  и произвели  залп по береговым объектам  из всех   стволов  своих РБУ-2500 (предварительно установив РГБ на режим контактного взрыва). Затем  врубили газовые турбины и ушли  самым полным ходом…

Мероприятия по приемке и передаче корабельной материальной части  по комплектности и в действии начались буквально на следующий день после прибытия индусов,  общего знакомства экипажей и согласования  порядка и принципов их взаимодействия. На первом этапе, который длился до конца декабря, на корабле жили мы, а индусы прибывали на корабль с утра. Затем начинались рутинные плановые мероприятия приемо-передачи (у стенки или на выходах в море).

От КТОФ процесс передачи «Андамана» курировал дивизионный механик с Камчатки   капитан 3 ранга Владимир Михайлович Чубов, в качестве командира БЧ-5 участвовавший в передаче первых индийских кораблей.

Этап закончился 29 декабря 1973 года спуском Советского Военно-морского флага и подъёма индийского. Из Москвы прибыл тогдашний индийский посол Джалванкар с женой Мери, которая в ходе торжественного ритуала приема корабля в состав индийских ВМС прочитала молитву на санскрите и дала кораблю имя «Андаман», символически  сдёрнув за линь матерчатый чехол, закрывавший доску с наименованием на двух языках, размещенную в верхней части надстройки.

В ознаменование этого события вечером того же дня мы были приглашены на торжественный прием, который Джалванкар устроил в Доме офицеров флота. Индийским экипажем нам были подарены памятные знаки, значки и жетоны  с изображением  эмблемы «Андамана» (морской раковины).

Наш экипаж покинул корабль и был размещен на крейсере «Суворов», стоящем в Дальзаводе на длительном ремонте, а индусы переместились на уже свой  корабль. Так начался второй этап приемо-передачи, на котором подчищались «хвосты», устранялись согласованные замечания и пр.  И теперь уже мы каждое утро прибывали на  бывший свой корабль. Завершение второго этапа  было (как мне помнится) приурочено ко  дню 26 января, в который в Индии празднуется  День Республики.

                                             О языке межнационального общения:

Переводчиков не хватало – сначала было два, но один (пожилой капитан) все время находился с командирами и иными прибывающими на борт начальниками, другой – старший лейтенант Олег из разведотдела ДВО был весь на разрыв и его явно на всех не хватало. Хотя некоторые индусы ранее проходили обучение во Владивостоке (на СКР-41) и объяснялись по-русски, все равно  с передачей матчасти и имущества БЧ-5 поначалу был полный завал. Но уже через недельку от безысходности и я, и Валера Ильин, и матросы потихоньку залопотали на ломанном английском, а также при помощи жестов и мимики.

И, самое странное, что  мы  и идусы достаточно неплохо понимали друг друга. В конце концов до меня дошло, что причиной этого феномена явилось то, что и для нас, и для индусов – английский язык чужой. Как и у нас, у многих индусов было чудовищное произношение и минимальный (одинаковый) набор самых употребляемых слов. Таким образом, с иностранцами легче общаться на чужом для обоих (промежуточном языке).

Офицеры, конечно, знали английский достаточно прилично. Но всё равно, когда из Питера приехали два бывших «интуристовских»  переводчика, лейтенанты Саня Чижов и Саня Курленко, их помощь для меня уже почти не требовалась – мы с Валсой  Кумаром и Кунданом Сингхом прекрасно понимали друг друга, особенно, когда сидели в каюте за бутылочкой индийского рома «Геркулес» или виски.

Когда мы что-то не понимали на слух, то писали английское слово или выражение на бумаге и, как правило, это всегда помогало. Саня Чижов потом мне сказал, что слушая нашу оживлённую беседу, он почти ничего не понимал…             
Об особенностях корабельной организации индусов
:

Сразу же отмечаю, что организация корабля у индусов была устроена по английскому образцу – дисциплину поддерживал экзекъютив-офисер (старпом), а остальные офицеры занимались только вопросами боевой подготовки и боевой эксплуатации оружия и технических средств. В непосредственном подчинении  экзекъютив-офисера была небольшая (2-3 человека) группа корабельной полиции, возглавляемая боцманом.

В случае недостаточной «адекватности» какого-либо рядового члена команды любой офицер  вызывал боцмана и отдавал ему соответствующие распоряжение, после чего полицейские затаскивали повинившегося в умывальник личного состава  и там от души лупили последнего (в том числе и ногами). Таким образом, их матросы и старшины,  несмотря на внешнюю забитость, были достаточно инициативны и исполнительны.

Следующей особенностью английской организации было то, что инженир-офисер (командир БЧ-5) занимался только механической частью,  а там, где  «бегали» электроны, была зона ответственности электрикал-офисера (всё  электрооборудование всех (по-нашему) боевых частей – начиная от выключателя и кончая  РЛС).

Такое несоответствие корабельных организаций создавало при передаче ряд неудобств. Свою матчасть я, в основном, передавал инженир-офисеру Валсе Кумару, но электрооборудование  Кундану Сингху (дизель – одному, а генератор – другому и т.п.),  в  том числе водолазное снаряжение передавал топидо-офисеру.

Об индийских матросах и инциденте на Русском остров:   

А вообще,  индусы – народ был слабоватый, там, где наш матрос затягивал ключом гайку одной рукой, индусы затягивали вдвоем, да еще ключ трубой надставляли. О том же свидетельствует  и неприятный инцидент,  произошедший на Русском острове с младшим командным и рядовым составом индийского экипажа.

Буквально через пару дней после их приезда на корабль прибыли только офицеры – матросы и старшины отсутствовали пару дней. Когда же они, наконец, явились на корабль, то оказалось,  что  у многих из них на лицах были синяки и ссадины. Все они молчали, как партизаны, и только от особиста стало известно, что пострадали они в результате «межнационального конфликта», произошедшего на Русском острове…

Необходимо отметить, что индусы прибыли в СССР со своими спиртными напитками, куревом и т.п. В том числе, в широком ассортименте у них была жевательная резинка «чиклетс» и прочие штучки в ярких обёртках, которых в наших краях в ту пору совсем не водилось. Осознав, что владеют дефицитом, индусы возомнили себя «сагибами»,  словно собачонкам стали бросать на землю  жвачку дошколятам, игравшим невдалеке от их общежития, и на их фоне фотографироваться…

Но тут, как на грех, на сцене появились настоящие «белые сагибы» – это из соседней школы на перемене выскочили покурить старшеклассники. Увидев эти «неоколониалитские»  штучки, советские старшеклассники, воспитанные на ценностях Морального кодекса строителя коммунизма, «заметелили» всех (а не только участников фотосессии), подвернувшихся под руку индусов,  т.к. время перемены было ограничено и разбираться  было некогда. От окончательной расправы индусов спас только звонок на занятия…

                                                   

                                                   О передаче  матчасти:

Рядовой и младший командный состав был тоже подготовлен на достаточно высоком уровне – мозги они нам попарили. Хотя, должен заметить, наш экипаж тоже показал достаточный уровень подготовки – матросы и старшины  самостоятельно снимали подавляющее большинство сделанных  индусами замечаний.

Самым первым замечанием, которое с ходу сделали индусы, было замечание по оборудованию кабинок гальюнов – «кармашки» под туалетную бумагу нужно было переделать под установку бутылки с водой…

Вся корабельная документация была исполнена и передавалась в двух вариантах – на русском и английском языках, и замечания индусов в основном  были связаны с разночтениями  русского и английского текстов. В том числе были замечания по отдельным корабельным надписям и «шильдикам», которые тоже были исполнены на английском языке.

На удивление мало было замечаний по передаче механического ЗИПа  – на совесть поработал личный состав под руководством  командира ТМГ Валеры Ильина, отвечавшим за этот участок работы.

На выходах в море мы щедро делились с индусами опытом эксплуатации материальной части, накопленным в 202-й БПК за годы эксплуатации кораблей этого проекта, в том числе запускали главный дизель «от винта» (на авторотации), развивали «сверхформулярную» скорость  хода  36 узлов и т.п.

                                                          Красное «шило»:

Начну с того, что всё  оборудование новостроящегося корабля  (по номенклатуре БЧ-5) поставлялось  Минсудпромом. Единственным исключением был устанавливаемый в ПЭЖе кренометр  СДК-45, представляющий собой комбинированный прибор для одновременного определения статического и динамического кренов.

Сразу по прибытии во Владивосток я получил кренометр в довольствующем органе и  передал сдаточному механику для дальнейшей установки. При этом случилась одна «нестыковочка» – СДК-45 выдавался только в комплекте с ЗИПом, передачу которого инозаказчику документы не предусматривали.

Таким образом, ящик с ЗИПом «завис» у меня в каюте. ЗИП представлял собой набор стеклянных трубок и две поллитровых, опечатанных  сургучом бутылки,  в которых находилась некая  контрастная жидкость красного цвета. Ящик был добротный, и я его оставил, а всю загруженную в него «хрень» хотел утащить строителям (может, на что  сгодится).  Но тут к бутылкам с красной жидкостью проявил интерес мой сосед по каюте командир БЧ-1 Витя Гуляев.

Расковыряв сургуч, он вытащил пробку и принюхался: «Володя! Это же «шило»!». Я тоже понюхал; «Точно, оно!»  Затем мы осторожно, по капле, попробовали на язык: «Вкусное! Но почему красное?». Штурман (до выяснения) убрал бутылки в шкаф, а трубки я оттащил  на берег – в «кандейку» строителей, у которых попутно попытался раздобыть информацию о химическом составе контрастной жидкости.  И  они не знали…

Дня через три утром к нам в каюту едва «заполз» Иван, котельный специалист заводской команды: «Володя, плесни «шильца»! До двух ночи  у кореша  день рождения отмечали…  Шланги горят, «отходняк»  колотит – надо котёл разбирать, а у меня ключ на гайку не попадает!»

– Извини, Ваня, нет ни хрена, – ответил я.

– Как «ни хрена»! Ты что забыл? – вдруг встрял в разговор штурман, вытаскивая из шкафа бутылку  красной жидкости,  затем плеснул  из неё в стакан примерно на треть и протянул Ивану.

– А чё оно красное?

– Не ссы, Ваня, «шильце»  за**ись! – уверенно ответил штурман…

Ваня повернулся к умывальнику, профессионально  проверил наличие воды в расходном бачке,  хлобыстнул  красную жидкость и тут же  запил из-под крана. Немного постояв, он благодарно нам улыбнулся и вышел из каюты.

– Витя, ты ох**л, а вдруг он крякнет?!

– Не ссы, не крякнет – мы ж немного пробовали, а не «ошиль» мы его – он бы  точно крякнул…

В течение дня я несколько раз спускался в носовую машину – работа у Ивана спорилась, и он даже что-то насвистывал… Вечером живой и (на вид) здоровый  Ваня опять  к нам заскочил: «Мужики, еще плесните шматка!». Штурман в ответ беспомощно развёл руками: «Извини, брат! Днём приходили два «насоса» из штаба флота  и всё  вылакали».

После вечерней поверки  мы вдвоем с Витей хорошо «посидели» в нашей каюте – «шильце»  было  отменное… Несколько позже я выяснил, что контрастная жидкость представляет собой чистый этиловый спирт с добавлением  конфетного красителя…

                                                          Ода «шилу»:

Роль «шила» в качестве неформальной, но очень эффективной  валюты  советской экономики, переоценить невозможно – именно с его помощью производственные начальники нижнего (цехового) уровня устраняли  все люфты, огрехи и форс-мажоры, возникающие в ходе планового социалистического производства.

«Шило» играло значительную роль  в обеспечении ритмичной работы  предприятий ВПК, в технологические процессы  которых оно закладывалось в количествах, обусловленных здравым смыслом и производственным опытом.  В зависимости от объёма и сложности неплановой (сверхурочной) работы её  стоимость  могла подниматься  от стандартного «поллитра» до канистры, а то и более…

На флоте  в технологии регламентного обслуживания  материальной части закладывались некие рациональные нормы расхода  этилового спирта. Как представляется, в том числе подразумевалось и его  «валютное»  качество. История знает случаи, когда бригада рабочих за канистру «шила» в течение ночи совершала трудовые подвиги,  осуществляя  «секретные» ремонты «тайных» аварий корабельной материальной части (пожоги котлов, аварии дизелей и пр.).

                                                   О делах неслужебных:

               Наиболее плотные неслужебные контакты стали завязываться уже после того, как индусы перешли жить на корабль, так как:

а) к тому времени все мы уже успели основательно перезнакомиться;

б) нам волей-неволей приходилось подстраиваться к их организации и порядкам.

Всё нам было в новинку – и команды по трансляции, особенно мне запомнилась команда об окончании перерыва, которая звучала примерно так: «Сигаретс бэнк!» и означала «гасите сигареты» (скорее всего – сленг). Между офицерским и старшинско-рядовым составом была дистанция огромного размера (о телесных наказаниях я уже упоминал выше). Безусловно, индийские офицеры были высшей кастой…

Но это их высокое положение было сопряжено с рядом ощутимых официальных ограничений, которые на них накладывались, в том числе, и в личной жизни,  например, индийский офицер мог жениться не ранее достижения им  28-летнего возраста…

Порядки в кают-компании разительно отличались от соответствующих наших. У них там всё время присутствовал гарсон, который в любое время, буквально «по щелчку пальцами»,  мог тут же плеснуть в стакан  порцию  рома или виски  из бутылки с дозатором. Всю эту экзотику индусы доставили с собой прямо из Индии – и ром «Геркулес», и несколько сортов виски, и сигареты «Голд флайк» и «Виллс», и многое-многое другое… Причём, всё это алкогольно-табачное великолепие имело стандартную маркировку «for INS only» (только для индийских военных кораблей).

Церемония передачи «Андамана» ВМС Индии

                 Но это их высокое положение было сопряжено с рядом ощутимых официальных ограничений, которые на них накладывались, в том числе, и в личной жизни,  например, индийский офицер мог жениться не ранее достижения им  28-летнего возраста…

Порядки в кают-компании разительно отличались от соответствующих наших. У них там всё время присутствовал гарсон, который в любое время, буквально «по щелчку пальцами»,  мог тут же плеснуть в стакан  порцию  рома или виски  из бутылки с дозатором. Всю эту экзотику индусы доставили с собой прямо из Индии – и ром «Геркулес», и несколько

сортов виски, и сигареты «Голд флайк» и «Виллс», и многое-многое другое… Причём, всё это алкогольно-табачное великолепие имело стандартную маркировку «for INS only» (только для индийских военных кораблей).

Офицеры «Андамана» были очень дружелюбны и гостеприимны –  достаточно часто мы засиживались с ними в кают-компании за стаканчиком  виски под ароматную индийскую сигарету и звучащие по корабельной трансляции индийские песни. В те времена особенно популярной среди индийских моряков была певица Ашра Босли – песни в её исполнении мне тоже очень нравились.

Преобразилась изнутри и сама кают-компания. Особенно бросалось в глаза то, что  личное оружие офицеров (шестизарядные револьверы «Энфилд») хранились открыто на носовой переборке в «легкомысленном» застеклённом  шкапчике. Через предохранительные скобы револьверы были  «нанизаны» на металлическую штангу, проходящую также и через прочные боковые стенки, на  одной из которых она и была  зафиксирована замком…

Необходимо отметить, что ближе всех я сошелся с Валсой Кумаром и Кунданом Сингхом, которые стали жить в моей бывшей каюте и с которыми в основном  мне приходилось работать. Они были  образованными и достаточно утончёнными ребятами – помню, как по их просьбе я носился по Владивостоку в поисках пластинки с произведением  П.И. Чайковского «Сизонс», которым, в конечном итоге, оказались «Времена года»…

Но из песни слов не выкинуть – почти сразу после нашего знакомства мы стали обогащать друг друга и отдельными непечатными  тонкостями  наших языков – английского, русского и хинди.

Почти сразу, как только прибыли индусы, Ерета (наш особист)  посоветовал  мне: «Ты – холостяк, всё равно «балду бьёшь», и уж ходи  в город  вместе с индусами, а то они там расползаются, как тараканы, – еще куда-нибудь влипнут…».  Особо уговаривать меня по этому поводу было не надо – на эту тему я с индусами  и так уже «законтачил».

«Влипнуть» они никуда не влипли, но один из выходов в город для Кундана Сингха закончился плачевно – на выходе из ресторана «Зеркальный»  он споткнулся на трапе и слегка поломал себе ногу. Случилось это уже после того, как индусы перешли жить на корабль.

Лишенный возможности выходить в город, несчастный Кундан  с головой ушел в изучение непечатных русских слов и выражений:

– Крамов,  «ту фак» ин рашен?

– «Е**ть», Кундан…

– «И**чь, и**чь. …», – монотонно начал зазубривать Кундан…

– «И**чь» – из нот коррект, Кундан, коррект – «Е**ть»…

И опять:

– «И**чь, и**чь. …», – как об стенку горохом…

Несмотря на все  старания,  я так и не смог поставить ему правильное произношение этого ключевого  русского глагола –  и  ушел Кундан  в Индию, имея этот пробел в филологическом образовании…

Практика показывает, что при межнациональном общении в критических ситуациях очень  многое зависит от чистоты произношения иностранного слова. Как-то раз  мы с Кумаром  «зависли» у двух молодых учительниц, которые вдвоём снимали  квартиру, расположенную  в старинном доме невдалеке от 36-го причала.  С подружками  мы познакомились в «Золотом Роге», одна из них преподавала английский – на этом и пересеклись, к тому же, и жили они рядом. У нас «всё с собой было», мы их проводили  и продолжили общаться уже за уютным домашним столом.

В какой-то момент Кумар поднялся из-за стола и стал заинтересованно обследовать квартиру, затем подсел ко мне и тихо сказал: «Крамов, пассат…», но я не обратил на это никакого внимания и продолжил трепаться с учительницами.  Минут через пять  Кумар, уже настоятельно, потряс меня за плечо  и снова тихо произнёс мне на ухо ту же таинственною фразу: «Крамов, пасат…», но  увидев, что я опять не врубился, он обратился ко мне уже на английском: «Тойлет, Крамов, тойлет…».

И только тут до меня дошло что он имел ввиду, так как безобидный глагол «поссать» мы с ним еще не проходили – видимо, успел его где-то  на стороне хватануть…  Признаться, я уже и сам начал размышлять  на эту тему (пили шампанское), поэтому  извинился и, взяв Кумара за руку, вывел его на двор, где и находился побеленный извёсткой деревянный туалет типа «сортир»…

Извиняюсь за столь подробную детализацию изложенного, но, что было, то было – из песни слов не выкинуть …

Справедливости ради, надо сказать, что и я узнал от друзей-индусов  много различных, в том числе и непечатных слов как на  английском языке, так и на хинди. К сожалению, время неумолимо и большинство из них стёрлись в памяти. Помню только общий смысл одной их песенки о парне из Бомбея, который имел  медные яйца, при соударении которых вылетали синие искры…

О сикхах и режиме секретности:

В любом индийском военном строю всегда  выделяются бородатые люди в тюрбанах, это – сикхи, последователи сикхизма – религии,  возникшей в начале XVI в среде индуизма и ислама. Они не стригут волос и не бреют бороды, которую подвязывают особым образом к подбородку. Всем мальчикам при рождении даётся отчество (фамилия) Сингх, а девочкам – Каур.

Сикхи-мужчины обязаны иметь  при себе пять предметов: нетронутые волосы, деревянный гребень,  стальной браслет (кольцо), трусы до колен и меч (кинжал), спрятанный под одеждой. В условиях военного однообразия они, как правило, ограничиваются малым – не стригут  волосы (бороду), носят  чалму и кольцо на запястье.

Включая  Кундана Сингха, сикхов в  экипаже «Андамана»  было человек десять. Одним из них был и Чима Сингх – гардемарин, проходивший  преддипломную стажировку в подчинении у Валсы Кумара.  Бывая на берегу, он, как будущий офицер,  старался не отставать от своих старших  собратьев, хотя его финансовые возможности были кратно ниже. По ресторанам он не ходил, а тусовался в среде материально-доступных заводских девушек-специалисток, прикомандированных к «Андаману» на  период приемо-передачи.

Как-то раз вечерком я заскочил к своим заводским друзьям в гостиницу ХСЗ «на рюмочку чая» и в полутёмном коридоре совершенно неожиданно для себя столкнулся с Чимой в окружении нескольких заводских красавиц. Я не подал виду, что узнал его,  так как по действующему режиму секретности индусы не должны были знать о месте дислокации судостроительного завода. А ведь тут всё, начиная с  вывески у входа, дышало Хабаровском. Индусы, конечно, всё знали, но, соблюдая правила приличия,  прикидывались дураками…

На следующее утро был выход в море, по прибытии на «Андаман» я сразу спустился в ПЭЖ. Уже началось приготовление, и там сидели Кумар и Чима, которого я сразу и не узнал – он был без чалмы и коротко  острижен. Чима водил ладонью по этой своей стрижке и неуверенно ухмылялся, Кумар же, в отличие от него, откровенно хохотал…

Я не стал ничего расспрашивать – по возвращению с морей  всё прояснилось само собой, так как заводская служба режима начала трясти всю сдаточную команду, к процессу были подключены даже органы КГБ. И очень  хорошо, что я  «не узнал» Чиму!

Как оказалось, в коридоре я оказался невольным свидетелем прелюдии к крупной интернациональной пьянке, которая развивалась по классическому сюжету. Когда заканчивалось спиртное, кто-то  бежал в гастроном за очередной добавкой и так продолжалось до тех пор,  пока у компании были деньги, но вот они закончились.

Как на беду, в номер заглянула соседка. Разгорячённый Чима сидел без чалмы и соседка, засмотревшись на его роскошные, скрученные на макушке в большой плотный клубок,  волосы и мечтательно произнесла: «И на х*р они ему… Вот бы их на шиньон…». Судостроители народ ушлый, они  сразу сообразили, где можно достать деньги, остро необходимые для продолжения вечеринки.  Уломав  поддатого Чиму остричь  волосы, они  их обкромсали и за четвертак (25 руб.) «толкнули» заинтересованной соседке…
Проводы «Андамана»:

«Андаман» должен был выйти  в Индию уже после их  главного праздника –  Дня Республики,  отмечаемого 26 января. Событию этому предшествовала некоторая общая  нервозность, которая у индусов усиливалась тревожными ожиданиями прибытия на ремонт во Владивосток индийской ПЛ проекта 641 «Калвари». Лодка уже давно вышла из Индии, но  связь с ней была потеряна.

Наконец, «потеряшка» объявилась, индусы успокоились,  и было назначено время выхода. Даты выхода я не помню, но отдельные детали этого событии врезались в память.

На причале собрались  работники ХСЗ и построились два экипажа – наш  и индийской ПЛ «Калвари». У индийских подводников, включая офицеров,  вид был самый непрезентабельный – мятые, грязные шинели и головные уборы. И это не в укор им сказано – до суши они (почти чудом) добрались буквально накануне. Переход проходил в штормовых условиях, и  были крупные проблемы с материальной частью…

Последние, тёплые прощания  на пирсе с друзьями-индусами, и  они поднялись на  борт.  Запуск главного дизеля, корабль окутался дымом и стал медленно отходить от стенки. И когда был отдан последний кормовой швартов, случилось событие, для меня полностью неожиданное – со стороны строя индийских подводников раздался громкий возглас: «Зиг!» за которым последовало дружное многоголосое «Хайль!»

Не веря услышанному, я обернулся в сторону индусов. «Ох, ни х*ра себе!…» — стоящий впереди строя командир опять громко выкрикнул «Зиг!», одновременно приложив правую руку к сердцу, затем от сердца он вскинул руку вперёд и вверх и опять прозвучало дружное «Хайль!» и так несколько раз подряд…

Должен заметить, что гитлеровские нацисты хорошо «подкормились» древнеиндийскими  ритуалами и символикой. Свастику, в качестве элемента орнаментов, мне  приходилось видеть  на некоторых предметах индийского происхождения.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *