«Русские проиграли в тактике и технике, но не в боевом духе, — пишет японский историк Масатака Исэ — большинство их кораблей сражались до самой гибели: белый флаг подняли только пять кораблей, израсходовавшие все возможности к сопротивлению».
«Цусима» — стала в русской речи синонимом сильного поражения. Действительно русский флот не терпел такого сильного на море до этого никогда. Были моменты в истории флота, когда сами русские затопили свой флот в Севастополе, чтобы преградить путь врагу в Севастопольскую бухту, и чтобы корабли, при взятии Севастополя, не достались врагам. Был сильнейший разгром русского флота во втором Роченсалмском сражении. Потери российской стороны в этом сражении составили около 7400 (из 18 500) человек убитыми, ранеными или захваченными в плен. НО это не повлияло на исход вой ны, так как было много побед. Было потоплено, повреждено, сожжено или взято на абордаж 64 русских корабля, захвачена в качестве трофея треть русского флота — 22 боевых корабля, в том числе флагманский почти сгоревший корабль Нассау-Зигена «Катарина». Шведские потери составили 4—6 потопленных кораблей и около 300 человек убитыми и ранеными. Был еще разгром русской Первой Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре, когда японцы установили крупнокалиберную артиллерию на сопке Высокой и как на учениях, уничтожали русские корабли один за другим, стоявшие на внутреннем рейде Порт-Артура. Но поражения равного Цусиме во встречном сражении с неприятелем, столь сильно повлиявшем на исход войны, в русской истории не было никогда.
«Цусима» не просто потрясла русское общество, как никакое другое событие со времен взятия стольного града Владимира Батыем, взятие Москвы Лжедмитрием, сдача Москвы Кутузовым, а поразило в самые сердца всех русских патриотов.
Возможно, что в каждой семье в России сохранилась память о той далекой войне и этом страшном поражении России и русского флота. У нас дома в коллекции наград отца и деда была награда прадеда. «Муаровый крест на серебряном фоне» и короткая надпись «Русско-японская война 1904-1905». Я не знал прадеда, но если бы знал, то непременно узнал об этой награде, непонятно как оказавшийся у него.
Общественное мнение русских патриотов, пленные офицеры с погибших кораблей, после возвращения из плена, требовали крови, официального расследования причин поражения, обнародования и наказания виновных. Кровь погибших требовала отмщения. Императором была назначена специальная комиссия, проводилось подробнейшее расследование, был суд, где выступали адмиралы, офицеры, кондукторы и даже матросы со своими выводами, обвинениями, мыслями. Все виновные, по мнению суда, были осуждены приговором военно-морского суда. Снисхождение было сделано, только получившим ранения в бою.
Но вопрос очень важный, тем не менее до сегодняшнего повис в воздухе, — а был ли шанс не проиграть это сражение? Что и как надо было сделать, чтобы хотя бы не получилось такого разгрома? Уже более ста лет беспокоит этот вопрос умы многих исследователей истории флота. Почему так получилось? Кто виноват? Можно ли было избежать поражения и сохранить честь, корабли и людей?
Сложно сказать, так все это уже давно в прошедшем времени и переиграть это сражение нет никакой возможности. Было расследование, которое расставило все точки над и. Виновные были осуждены, многие потеряли честь, звания, чины, награды. Лишь те, кто погибли в сражении, честь не потеряли и поэтому подлежат нашей памяти, как истинные герои. Мертвые срамы не имут – с такими словами к своим воинам обратился выдающийся древнерусский полководец, князь русский (955-972) Святослав Игоревич: «Да не посрамим земли русской, ляжем костьми тут — ибо мёртвые сраму не имут! …» написал знаменитый летописец Нестор в «Повести временных лет».
Были ли предпосылки, способствовавшие, сопутствующие этому поражению. Можно рассмотреть этот вопрос, с точки зрения многолетних исследований различных исследователей, в том числе и непосредственных участников сражения.
Все исследователи отмечают следующее:
Во-первых роль Британии в поражении Российской эскадры. Британцы — традиционные враги России вели разведку и сообщали японцам все данные о движении, составе, вооружении и местонахождении русской Второй Тихоокеанской эскадры по радио в реальном масштабе времени. Как это они же это делают сегодня, не только накачивая Украину современным вооружением, выделяя инструкторов, обслуживающих сложную технику, но и передавая данные о дислокации российских войск на Украине, передвижениях, размещении штабов, ударных сил, направлениях перемещения и задумках, полученные космической, авиационной, агентурной разведками и обслуживая сложную ударную технику. Гибель крейсера «Москва» 13-14 апреля 2022 года. Можно быть уверенными на 100%, что к этому причастны британцы.
Во-вторых, многие русские офицеры, попавшие в плен, обратили внимание на относительно небольшие повреждения японских кораблей. Что это? Слабость русских снарядов или большая крепость японской (британской) брони?
Итак, скоро уж много лет тому назад самым компетентным в данном вопросе лицом в русском флоте, крупнейшим знатоком всех фактов, относящихся к Цусимскому бою, была выявлена истинная материальная причина цусимской катастрофы русского флота. Было ясно показано, что отнюдь не ошибки адмирала Рожественского, а подавляющее — многосоткратное — огневое превосходство огневой мощи японского флота стало непосредственной причиной гибели 2-й эскадры, а также недостаточное бронирование русских кораблей.
В «Морском сборнике» 1925 года, посвященном 20-летию битвы, вопрос огневого превосходства японского флота практически обходится стороной. Однако современные исследователи, особенно военно-морские, вообще делают вид, что в сражениях 28 июля 1904 года и 14 мая 1905 года обе стороны использовали одно и то же оружие. Просто Порт-Артурская эскадра, по их мнению, стрелять умела, ну и талант адмирала Того не успел пока развернуться в полномасштабный гений. А в Цусимском сражении все было наоборот.
Было установлено, что в русских снарядах с перемоченной взрывчаткой влажность у взрывателя доходила вообще до 80%, превращая могучие снаряды в простые стальные болванки. И подчеркнем еще и еще раз, что из статьи адмирала Шталя однозначно следует также, что любые маневры русской эскадры, любая тактика ее, обладай она даже сравнимым эскадренным ходом, в лучшем случае свели бы это превосходство от 300-кратного к 150-кратному. Британские дальномеры Барра и Струда начинали фатально врать, как только расстояние выходило за пределы средних боевых дистанций, то есть за 30–40 кабельтовых, именно на тех дистанциях 50–60 кабельтовых, на которых велся бой японцами. Отпущенные на эскадру дальномеры Барра и Струда на расстояниях выше 40 кабельтовых давали от 15–25% ошибок в своих показаниях…». Это значительно понижало успешность стрельбы русских кораблей.
Большинство специалистов в Токио уверяли, что победу обеспечили выучка моряков и техническое превосходство. Группировка адмирала Того развивала скорость более 15 узлов, а русская могла давать 9, максимум 11 узлов. Кроме того, у него был большой перевес в огневой мощи.
Также исследователи считают, что японские артиллеристы при Цусиме стреляли значительно быстрее, дальше и точнее русских. К тому же эффективно себя проявила и «шимоза» — начинка фугасных снарядов, на которые сделал ставку Того. На основе пикриновой кислоты эту взрывчатку разработал профессор Масатика Симосэ. Снаряды такого типа рвались от малейшего сотрясения — даже от удара об воду. Каждый из них давал более трёх тысяч осколков и клубы удушливого газа, раскалённого до трёх тысяч градусов. От этой температуры на палубах вспыхивали пожары. Боеприпасы с «шимозой» не пробивали основную броню, но этот недостаток Того компенсировал интенсивностью меткого огня. Броненосец «Суворов» за первые 15 минут получил более сотни попаданий. «Шимоза» превратила его в гигантский костёр. Отечественные бронебойные снаряды со слабым запасом взрывчатки и замедленным взрывателем не причинили японцам большого ущерба — иногда они не взрывались вообще.
Русская артиллерия, прежде всего старых кораблей, обладала более низкой скорострельностью, нежели японские корабли (из-за большого времени открывания и закрывания замков орудий образца 1895 года и малой скорости подачи боеприпасов к орудиям, низкой обученностью экипажей). Скорострельность японских кораблей, вооруженных орудиями Армстронга, значительно превышала стрельбу русских кораблей. На один русский выстрел японские корабли отвечали десятью своими.
Русская артиллерия большинства в основном более старых кораблей, обладала недостаточной дальностью стрельбы. Даже углы возвышения стволов были явно недостаточны для ведения боя на больших дистанциях с японскими кораблями. Армстронговские пушки японцев в этих вопросах давали большую фору русским и не приближаясь уничтожали русские корабли, не способные им даже ответить.
На русских кораблях не было и хороших, современных прицелов. Новые оптические дальномеры еще не были освоены дальномерщиками.
На низком уровне находилась подготовка артиллеристов большинства кораблей, которые не провели положенного количества учебных стрельб. Не успели также отработать организацию централизованного управления стрельбой нескольких кораблей и эскадры в целом. Все это резко снижало эффективность артиллерийского огня русских.
В ходе сражения выявились недостатки в защите и конструкции корпуса, которые сказались на живучести кораблей. Приборы управления огнем не были прикрыты броней и выходили из строя при первом попадании. Корабли были сильно перегружены, настолько, что броневой пояс почти полностью ушел под воду (осадка превышала проектную почти на метр). Поэтому японцы и стреляли в основном фугасными снарядами. Перегрузка угля (в том числе и во всех вспомогательных помещениях, а не только угольных ямах) при первых выстрелах давала над кораблем завесу из угольной пыли, которая значительно снижала точность прицеливания. Кроме «потопления» брони, перегруженный углем, корабль быстро терял остойчивость и мгновенно опрокидывался. Главная причина перегрузки — огромный запас угля (по 850 т сверх нормы), который были вынуждены взять броненосцы, чтобы дойти до Владивостока.
Можно было бы отметить и сложный, неуживчивый характер вице-адмирала Рожественского З.П., отмеченный многими участниками суда. Задача, поставленная адмиралом Рожественским командирам кораблей, была не выиграть бой, а просто жестко отстреливаясь прорваться в Владивосток. Курс 230. У адмирала не было точных расчётов ведения боя с японскими кораблями. Адмирал не советовался со своими заместителями и командирами кораблей по тактике ведения боя. даже перед боем не обдсрал совещание. Японцы применили и потом в ходе боя применяли несколько раз в этом сражении простейший прием «охвата головы» (кстати из теории еще парусного флота), когда первые корабли, возглавляющие колонны (это, как правило, флагманские корабли) ставятся под одновременный удар все эскадры. Британцы называют этот прием «crossing T» — поставить палочку над Т.
Адмиралом были назначены три броненосных отряда – первый из четырех новых броненосцев («Князь Суворов», «Александр III», «Бородино», «Орел». Возглавлял первый отряд эскадренный броненосец «Князь Суворов» под флагом вице-адмирала Рожественского З.П. К отряду был приписан бронепалубный крейсер 2-ого ранга «Жемчуг» и миноносец «Бедовый» для оперативного снятия командующего и переброски на другой корабль при необходимости. Во второй броненосный отряд вошли более старые эскадренные броненосцы под флагом контр-адмирала фон Фелькерзама Д.Г. (который, кстати умер перед боем, но об этом было категорически запрещено упоминать). То есть отрядом никто не командовал, кроме командира передового отряда на броненосце «Ослябя» капитана 1 ранга Бэра. В отряд входили эскадренные броненосцы «Ослябя», «Сисой Великий», «Наварин» и броненосный крейсер 1 ранга «Адмирал Нахимов». К отряду бы приписан бронепалубный крейсер 2 ранга «Изумруд» и миноносец «Буйный». Третий броненосный отряд, состоявший из совсем старых броненосных кораблей, возглавлял командир 3-ей Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Небогатов Н.И. Отряд состоял из флагманского эскадренного броненосца «Николай I», тихоходных броненосцев береговой обороны «Адмирал Сенявин», «Адмирал Ушаков», «Генерал-адмирал Апраксин». К отряду были приписаны два миноносца «Быстрый» и «Бравый». Был еще крейсерский отряд, возглавляемый младшим флагманом контр-адмиралом Энквистом О.А. В отряд входили бронепалубные крейсера 1 ранга «Олег», «Аврора», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах» и миноносец «Бодрый». В отряд разведки входили крейсера 2 ранга бронепалубный «Светлана», безбронный «Алмаз» и вспомогательный безбронный «Урал». Был еще отряд миноносцев «Блестящий», «Громкий», «Грозный», «Безупречный». Отряд вспомогательных судов транспорта-мастерские «Анадырь» и «Камчатка», транспорт снабжения «Иртыш», пароход «Корея», буксирные пароходы «Русь» и «Свирь», госпитальные суда «Орел» и «Кострома».
Для прорыва во Владивосток корабли были построены в две линии, возглавляемые броненосцами «Князь Суворов» и «Ослябя» и взяли обозначенный флагманом курс 230.
Плохо на эскадре была поставлена разведка. Рожественский не знал, что предпринут японцы и планировал прорваться. Японцы ждали эскадру и гадали каким путем она пойдет. Для этого по возможным маршрутам движения были расставлены быстроходные разведывательные вспомогательные крейсера. Корабли трех эскадр находились в гавани Кореи Пусан и гаванях острова Кюсю, чтобы успеть перехватить, если будут прорываться через Цусимский пролив или если пойдут вокруг Японии. Эскадра была обнаружена задолго до подхода к Цусиме. Рожественский, по каким-то только ему известным причинам, не разрешил радиоспециалистам мешать разведчику передавать информацию и информацию была своевременно доведена до адмирала Того. Японская эскадра вышла в море. Пользуясь скоростью хода уже в начале боя в 14:00 японцам, удалось охватить голову обоих кильватерных колон и обрушить на флагманские корабли огонь всех броненосных кораблей. И это вполне удалось в 14:25 вышел из строя сильно поврежденный флагманский корабль второго броненосного отряда эскадренный броненосец «Ослябя» и через некоторое время затонул перевернувшись, а в 14:30 покинул строй кораблей эскадренный броненосец «Князь Суворов». Отряд кораблей, перестроившихся в одну линию, повел за собой эскадренный броненосец «Александр III». Капитан 1 ранга Бухвостов понимал, что нельзя дать охватить голову линии и лег на параллельный курс японский кораблям, а когда они начали опережать, резко повернул и опять лег на курс 230. Японские линии, развернувшись опять стали пытаться охватывать голову линии русских кораблей. В 15:40 получил сильнейшие повреждения эскадренный броненосец «Александр III» и в 18:50 перевернувшись затонул. Эскадру повел следующий броненосец «Бородино». В 19:10 «Бородино», получив сильнейшие повреждения перевернувшись затонул. Эскадру повел следующий эскадренный броненосец «Орел». Фактический управление эскадрой было потеряно. К ночи и всю ночь продолжалось уничтожение отдельных кораблей эскадры.
Сухие цифры хроники сражения:
27-28 (14-15) мая 1905 года. Цусимский пролив и Японское море.
Русская 2-я Тихоокеанская эскадра адмирала З.Рожественского (8 броненосцев, 3 броненосца береговой обороны, 7 крейсеров 1 ранга, 1 крейсер 2 ранга 1 вспомогательный крейсер, 9 эсминцев, 1 вспомогательный крейсер) встретилась с японским флотом адм. Х.Того (4 броненосца, 24 крейсера, 21 эсминец, 42 миноносца, 24 вспомогательных крейсера) в Цусимском проливе и Японском море.
28 (15) мая 1905 года. Цусимский пролив.
7.14. С русской эскадры замечен японский вспомогательный крейсер.
9.40. Обнаружен отряд вспомогательных японских крейсеров.
13.15. Русская эскадра встретилась с главными силами японского флота.
13.49. Русские корабли открыли огонь с дистанции 38 кабельтовых (св.7км).
13.52. Японский флот ответил сосредоточенным огнем по головным броненосцам «Князь Суворов» (командир капитан 1 ранга Игнациус В.В – погиб в бою, флаг вице-адмирала Рожественского З.П.) и «Ослябя» (командир капитан 1 ранга Бэр В.И. – погиб в бою, флаг контр-адмирала фон Фелькерзама Д.Г. – умершего до боя), обоим флагманским кораблям, возглавляющим две броненосные колонны кораблей.
14.00. Русскими поврежден и временно выведен из боя японский крейсер «Асама» (командир Ясиро Рокуро).
14.25. Получив тяжелые повреждения и потеряв управление, из строя вышел броненосец «Ослябя» (командир капитан 1 ранга Бэр В.И., флаг контр-адмирала фон Фелькерзама Д.Г. – умершего до боя).
14.30. Выведен из строя и лишился управления броненосец «Князь Суворов» (командир капитан 1 ранга Игнациус В.В. – погиб в бою, флаг вице-адмирала Рожественского З.П.).
14.40. Эскадренный броненосец «Ослябя» (командир капитан 1 ранга Бэр В.И. – погиб в бою, флаг контр-адмирала фон Фелькерзама Д.Г. – умершего до боя) перевернувшись, затонул.
15.40. Получил тяжелые повреждения эскадренный броненосец «Император Александр III» (капитан 1 ранга Бухвостов Н.М. – погиб в бою).
16.20. На броненосце «Суворов» из артиллерии уцелело лишь 75-мм орудие в кормовом каземате, которое продолжает стрелять по врагу. Корабль представляет собой сплошной костер от носа до кормы.
17.20. Потоплен русский вспомогательный крейсер «Урал» (командир капитан 2 ранга Истомин М.К. – попал в плен).
17.30. Миноносцем «Буйный» (командир капитан 2 ранга Коломийцев Н.Н. – попал в плен) сняты с броненосца «Князь Суворов» оставшиеся в живых офицеры штаба и раненый в голову вице-адмирал З.П. Рожественский.
18.50. Потоплен броненосец «Император Александр III» (командир капитан 1 ранга Бухвостов Н.М. – погиб в бою).
19.00. Раненый вице-адмирал З.П. Рожественский передал командование эскадрой контр-адмиралу Н.Небогатову.
19.10. Потоплен броненосец «Бородино» (командир капитан 1 ранга Серебряников П.И. – погиб в бою).
19.29. Атакован японскими миноносцами и потоплен четырьмя выпущенными в упор торпедами русский броненосец «Князь Суворов» (командир капитан 1 ранга Игнациус В.В. – погиб в бою)
19.30. Потоплен транспорт «Камчатка» (командир капитан 1 ранга Степанов 2-ой А.И. – погиб в бою).
28 (15) мая 1905 года. Японское море.
Ночью японские миноносцы начали торпедировать остатки русской 2 Тихоокеанской эскадры адмирала З.П.Рожественского.
2.15 был потоплен броненосец «Наварин» (командир капитан 1 ранга барон фон Фитингоф – погиб в бою), русские потопили 3 японских миноносца и повредили 12.
5.00. Южнее острова Цусима своей командой затоплен русский эсминец «Блестящий» (командир капитан 2 ранга Шамов А.С. – погиб в бою).
5.23. Японским крейсером потоплен русский миноносец «Безупречный» (командир капитан 2 ранга Матусевич И.А. – погиб в бою).
6:00 Крейсера отряда адмирала Энквиста «крейсер «Аврора» (командир капитан 1 ранга Егорьев Е.Р. – погиб в бою, флаг контр-адмирала Энквиста О.А.), крейсер «Олег» (командир капитан 1 ранга Добротворский Л.Ф.), и присоединившийся к ним крейсер «Жемчуг» (командир капитан 2 ранга Левицкий П.П.) бежали с поля боя не заходя в Японское море, развернулись назад и интернировались в Маниле
8.00. Севернее острова Цусима затоплен броненосный броненосец «Адмирал Нахимов» (капитан 1 ранга Родионов А.А. – попал в плен).
10.05. Японской торпедой потоплен броненосец «Сисой Великий» (командир капитан 1 ранга Озеров М.В. – попал в плен).
10.38. Отряд кораблей адмирала Небогатова — броненосцы «Император Николай I» (командир капитан 1 ранга Смирнов В.В., флаг контр-адмирала Небогатова Н.И. – взяты в плен), «Орел» (командир капитан 1 ранга Юнг Н.В.), «Генерал-адмирал Апраксин» (командир капитан 1 ранга Лишин Н.Г – попал в плен) , «Адмирал Сенявин» (командир капитан 1 ранга Григорьев С.И. – попал в плен), окруженный японской эскадрой, капитулировал.
10:45 Дал самый полный ход крейсер «Изумруд» и прорвался на север Японского мря (командир капитан 2 ранга барон фон Ферзен В.Н. и команде пешим путем добрался до Владивостока).
11.00. После боя с 2 японскими вспомогательными крейсерами и 1 эсминцем, затоплен экипажем крейсер «Светлана» (командир капитан 2 ранга Шеин С.П. – погиб в бою).
11.30. Затоплен миноносец экипажем из-за потери хода «Буйный» (командир капитан 2 ранга Коломийцев Н.Н. – попал в плен).
11.50. Выбросился на корейский берег и подорван экипажем миноносец «Быстрый» (командир лейтенант О.О.Рихтер).
12.43. У побережья Кореи встреченный 3 японскими эсминцами, затоплен своей командой миноносец «Громкий» (командир капитан 2 ранга Керн Г.Ф. – погиб в бою).
14.00. Командой затоплен торпедированный броненосный крейсер «Владимир Мономах» у острова Цусима (командир капитан 1 ранга Попов В.А. – попал в плен).
17.05. На миноносце «Бедовый» (командир капитан 1 ранга Баранов Н.В. – сдался в плен) сдался в японский плен командующий русской эскадрой вице-адмирала З.П.Рожественский с экипажем корабля и офицерами штаба 2-ой Тихоокеанской эскадры.
18.10. Японскими крейсерами «Якумо» и «Ивате» потоплен русский броненосец «Адмирал Ушаков» (командир капитан 1 ранга Миклухо-Маклай В.Н. – погиб в бою).
Сдались в плен эскадренный броненосец «Николай I» (командир капитан 1 ранга Смирнов В.В., флаг контр-адмирала Небогатова Н.И.), броненосец береговой обороны «Адмирал Сенявин» (командир
Из всей 2-й Тихоокеанской эскадры удалось спастись только нескольким кораблям. Крейсера «Аврора» (капитан 1 ранга Егорьев Е.Р. – погиб в бою), «Олег» (капитан 1 ранга Добротворский Л.Ф.) и «Жемчуг» (командир капитан 1 ранга Левицкий П.П.) развернулись назад и прорвались в порт города Манила (Филиппины-США), миноносец «Бодрый» (командир капитан ранга Иванов П.В.), транспорты «Свирь» (прапорщик по морской части Розенфельд Г.А.) и «Корея» (командир — капитан Баканов) в порт города Шанхай (Китай) где были интернированы, транспорт «Анадырь» (командир капитан 2 ранга Пономарев В.Ф.) ушел к о. Мадагаскар.
Во Владивосток прорвались лишь крейсер II ранга «Алмаз» (командир флигель-адъютант, капитан 2 ранга Чагин И.И.) и миноносцы «Бравый» (командир капитан 2 ранга Дурново П.П.) и «Грозный» (командир капитан 2 ранга Андржиевский К.К.).
В бухте Владимира непонятно зачем затоплен бронепалубный крейсер 2 ранга «Изумруд», выскочивший на камни.
Россия потеряла в сражении убитыми, утонувшими, умершими от ран более пяти тысяч человек. Ранены и попали в госпитали 360 офицеров и матросов, более семи тысяч, включая двух адмиралов, взяты в плен. Перед сражением всего личного состава эскадры было 16 тысяч человек, из них 870 прорвались во Владивосток. Значительная часть крейсеров бежали во главе с контр-адмиралом Энквистом с поля боя. А из 38 участвовавших с русской стороны кораблей затонули, подбитые противником, затоплены или взорваны своими экипажами — 21 корабль и вспомогательное судно.
Написано по теме Цусимского сражения масса книг, защищена масса диссертаций. Но, что там и как произошло могут рассказать только непосредственные свидетели. Из всех описаний сражения я бы выбрал о бое эскадренного броненосца «Князь Суворов» описание Семенова – начальника военно-морского отдела 1-ой Тихоокеанской эскадры, находившегося в течении всего боя рядом с адмиралом. В его книге «Расплата» замечательно описана трагедия русского флота в ходе русско-японской войны. Даже в его показаниях комиссии описано менее художественным языком нежели в вышедшей позднее книге «Расплата».
И так сам бой с борта эскадренного броненосца «Князь Суворов» в изложении капитана 2 ранга Семенова Владимира Ивановича, сумевшего повоевать в Порт-Артуре в составе 1-ой Тихоокеанской эскадры на миноносцах и крейсерах и прорвавшегося в Сайгон на бронепалубной крейсере «Диана» и затем со 2-ой Тихоокеанской эскадрой прошедшего от Либавы до Цусимы.
«Расплата». Семенов В.И.
14 МАЯ
«С заходом солнца эскадра сомкнулась как можно теснее. В ожидании минной атаки половинное число офицеров и команды дежурили у орудий, прочие спали не раздеваясь, близ своих мест, готовые вскочить по первому звуку тревоги.
Ночь наступила темная. Мгла, казалось, стала еще гуще, и сквозь нее едва мерцали редкие звезды. На темных палубах царила напряженная тишина, изредка прерываемая вздохами спящих, шагами офицера или вполголоса отданными приказами. У пушек словно замерли неподвижные фигуры комендоров.
Все бодрствовавшие зорко вглядывались во мрак — мелькнет ли где темный силуэт миноносца, чутко вслушивались — не выдаст ли незримого врага стук машины, шум пара… Осторожно ступая, чтобы не разбудить спящих, я обошел палубы, мостики и спустился в машину. Яркий свет на мгновение ослепил меня. Здесь царили жизнь и движение. Люди, бойко стуча ногами, бегали по трапам, раздавались звонки, окрики, приказания передавались полным голосом… но, вглядевшись пристальнее, и здесь я заметил, ту же напряженность и озабоченность, то же особое настроение, которое господствовало наверху.
Опять кругом — жуткая тишина… Я заснул. Проснулся в третьем часу ночи. Опять обошел палубы и вышел наверх. Все та же картина, что и с вечера, но посветлело.
Часы в ходовой рубке японского вспомогательного крейсера «Синато-Мару» показывали 02:25. Два часа до рассвета. Командир крейсера капитан 2 ранга Нарикава, стоял на крыле мостика и, не отрывая бинокля от глаз, вглядывался в кромешную мглу. По последнему определению своего места «Синоно-Мару» находился в 40 милях от острова Сирозе в наружной линии дозорной цепи.
По графику дозорной службы Нарикава должен был находиться на позиции до 18:00 14 мая, однако перерасход угля вынуждал его через несколько часов вернуться на базу.
Неожиданно по левому борту Нарикава увидел огни парохода, идущего на северо-восток. Сблизившись с неизвестным судном, Нарикава обнаружил, что на грот-мачте парохода горят белый, красный и белый огни. Светившая в глаза луна мешала наблюдению, и Нарикава, приказав увеличить скорость, обошел пароход с кормы и вышел у него по левому борту.
Было 04:02 14 мая 1905 года. Теперь пароход был ясно виден — две трубы, три мачты, длинный изящный корпус со стремительными обводами форштевня. По типу пароход очень напоминал имевшийся в составе русской эскадры вспомогательный крейсер «Днепр», но почему же он несет такие яркие огни? И тут только Нарикава увидел подсвеченные знаки Красного Креста.
— Госпитальное судно «Орел» из состава эскадры Рожественского!
У командира «Синано-Мару» перехватило дыхание. Они пришли! Капитан 2 ранга Нарикава решил осмотреть плавгоспиталь, надеясь из опроса его экипажа выяснить местонахождение главных сил противника.
Он уже направил «Синано-Мару» к «Орлу», как вдруг примерно в миле слева по носу обнаружил силуэты и дымы.
Корабли, много кораблей шли прямо на него. Казалось, что все море занято ими.
Нарикава понял, что находится прямо в центре эскадры противника. Быстро положив руль на борт, Нарикава стал увеличивать дистанцию между собой и кораблями противника, передав первое сообщение об обнаружении эскадры Рожественского.
Было 04:28.
«В квадрате 203 обнаружил эскадру противника, идущую, видимо, в Восточный канал».
Скрываясь в темной части горизонта, «Синано-Мару» продолжал наблюдать за русскими кораблями, пока их в 05:03 не закрыла мгла. Идя прежним курсом, Нарикава в 05:48 снова обнаружил корабли противника и продолжал с ними контакт, уклоняясь от русских миноносцев и снова выходя на курс, непрерывно передавая данные о курсе и скорости эскадры. (Интересно, что «Синано-Мару» заметили в 05:00 только с броненосца «Орел», когда японский разведчик на несколько минут показался из мглы, но приняв его за обычный торговый пароход, не придали этому значения…)
Капитан 1 ранга Исида, командовавший отрядом сторожевых кораблей передового дозора, в момент получения первой телеграммы Нарикавы находился на своем крейсере «Идзуми» в 40 милях к западу от о. Оку-Сима.
Ретранслировав сообщение «Синано Мару» главным силам, Исида полным ходом пошел на перехват противника, и в 06:33 сигнальщики «Идзуми», несмотря на держащуюся над морем мглу и дымку, обнаружили на горизонте несколько дымков, а затем близко от себя — госпитальное судно «Орел». В 06:38 Исида сообщил адмиралу Того точное место русских.
«…То, что мы обнаружены, сейчас же открылось по изменению характера телеграмм: это была уже не перекличка разведчиков, а донесение, передававшееся дальше и дальше на север. Около 6 ч утра «Урал», догнав нас полным ходом, семафором донес, что сзади эскадры ее курс пересекли справа налево корабли, опознать которые в тумане не было возможности. В 6 ч 45 мин утра справа, позади траверза, смутно обозначился силуэт какого-то судна. Оно шло сближающимся курсом и вскоре в нем опознали «Идзуми» …».
А между тем сигнал тревоги уже ревел на всех радиоволнах объединенного флота. Командующий 3-й эскадрой вице-адмирал Катаока получил сообщение с «Синано-Мару» на борту своего флагманского крейсера «Сума» в заливе Озаки. Ретранслировав сообщение главным силам в Мозампо, Катаока немедленно приказал своим кораблям выходить в море.
Около 05:00 сообщение «Синано-Мару» приняли на флагманском броненосце объединенного флота «Микаса», стоявшем на якоре на рейде Чинкай-Ван. На всех кораблях 1-го, 2-го и 4-го боевых отрядов завыли сирены и заревели колокола громкого боя. «Контакт с противником. Приготовиться к бою».
Одновременно с этим радиостанция флагманского броненосца передала в главную квартиру в Токио:
«Согласно сообщению об обнаружении противника объединенный флот выходит в море, чтобы его разгромить. Сегодня стоит ясная погода, но в море большая волна. Того».
В 08:00 по сигналу с «Суворова» все корабли подняли стеньговые флаги по случаю дня священного коронования их Величеств.
В 09:00 было отдано распоряжение в случае появления противника с тыла выстроить фронт вправо и влево, а крейсерам и транспортам проходить вперед. Все корабли были предупреждены сигналом с «Суворова» о предстоящей в полдень перемене курса на норд-ост.
Во флагманской рубке броненосца «Микаса» адмирал Того с офицерами своего штаба анализировал данные, полученные с крейсеров-разведчиков. Командующему объединенным флотом обстановка была уже почти ясна.
«Несмотря на туманное утро, так что далее, чем на 5 миль ничего не было видно, — писал позднее Того в своем строевом рапорте, — и, несмотря на то что неприятель был от меня на расстоянии 20 миль, я тем не менее имел совершенно точное представление о том, что происходит. Хотя я и не видел еще неприятеля, но я знал, что неприятельский флот состоит из всех судов 2-й и. 3-й Балтийских эскадр, и что этот флот сопровождается 7-ю вспомогательными судами….
«…В 11 ч 20 мин утра расстояние от нас до легких крейсеров было 50 кабельтовых. В это время с «Орла» (как он немедленно донес об этом семафором) произошел нечаянный выстрел. Не имея возможности (при бездымном порохе) разобрать, кто именно из головных судов сделал этот выстрел, эскадра приняла его за сигнал с «Суворова» и открыла огонь. Особенно живо стрелял 3-й отряд. Японские крейсера круто повернули влево и, яростно отстреливаясь, начали быстро увеличивать расстояние…»
«…В разгар стрельбы по крейсерам адмирала Дева на «Суворове» был поднят сигнал: «Не бросать снарядов понапрасну».
И огонь прекратился. В то же время сигналом приказано было:
«Команде обедать посменно».
В полдень, находясь на параллели южной оконечности Цусимы, мы легли курсом норд- ост 23 на Владивосток. Адмирал Рожественский со своим штабом находился еще на верхнем переднем мостике «Суворова», хотя управление броненосцем уже было перенесено в боевую рубку. Я склонен был думать, что Камимура будет действовать по способности, и, когда ясно обрисовались шесть старых артурских знакомых, не утерпел, чтобы не сказать с некоторым торжеством:
«Вот они, ваше превосходительство! Все шесть, как 28 июля…»
Адмирал, не оборачиваясь, отрицательно покачал головой:
«Нет, больше: все тут!» — и начал спускаться в боевую рубку.
Действительно: вслед за первыми шестью кораблями медленно выступали из мглы слегка оттянувшиеся крейсера Камимуры — «Ижзумо», «Якумо», «Сасмо», «Токива», «Ивате»…
— По местам, господа! — торопливо проговорил флаг-капитан, следуя за адмиралом…»
Мы стояли, обмениваясь отрывочными замечаниями, недоумевая, почему японцы вздумали переходить нам на левую сторону, когда наше слабое место, транспорты и их прикрытие — крейсера — находились у нас справа и сзади.
Может быть, они рассчитывали, приняв бой на контркурсе и воспользовавшись своим преимуществом в скорости, обойти нас с кормы, чтобы напасть сразу и на транспорты, и на слабейший арьергард?
На мостике «Микаса» адмирал Того понял, что совершает тактическую ошибку. Ведомая им колонна броненосцев шла контркурсом с русской эскадрой, и «Микаса» уже выходил на траверз «Орла»—четвертого корабля левой (со стороны японцев) колонны противника. Напутали крейсеры-разведчики со всеми правыми и левыми колоннами противника. И не мудрено — они вели наблюдения с предельной дистанции, сквозь мглу и дымку тумана, хотя, в общем, описанная ими обстановка была верной.
Того хотел для начала воспользоваться тем, что лучшие броненосцы русских закрыты колонной, которую вел «Ослябя», уничтожить «Ослябю» и шедшие за ним старые броненосцы, а затем, пройдя у них под кормой, догнать главные силы Рожественского и уничтожить их. Однако этот план рушился на глазах—русская эскадра, пусть громоздко и медленно, но перестраивалась на его глазах в одну кильватерную колонну. Рожественский разгадал его маневр и принял самое правильное решение. Теперь принять бой на контркурсах — это значит, поставить свои лучшие корабли против наименее ценных в боевом отношении старых русских броненосцев и одновременно подвергнуть риску полного уничтожения относительно слабые броненосные крейсеры Камимуры, которым придется действовать против ядра русских — четырех броненосцев типа «Бородино».
Конечно, можно сейчас увеличить дистанцию, разойтись с русскими контркурсами, снова догнать их и занять более выгодную для боя позицию.
Но сколько на это уйдет времени?
Так уже было в бою 28 июля, когда он дважды терял боевое соприкосновение с противником и долгими часами, изнуряя броненосцы режимами максимального хода, страшно перерасходуя уголь, вел утомительное преследование. Но тогда еще была хорошая погода, а сейчас — туман, постоянно находит мгла. Так можно вообще потерять противника.
Что делать? Ложиться на обратный курс! На обратный курс и охватить их колонны!
На мачте «Микаса» взвился сигнал:
«Последовательный поворот влево на 16 румбов» …
— Смотрите! Смотрите! Что это? Что они делают? — крикнул Редкин, и в голосе его были и радость, и недоумение.
Но я и сам смотрел, смотрел, не отрываясь от бинокля, не веря глазам: японцы внезапно начали ворочать «последовательно» влево на обратный курс! … При этом маневре вся японская эскадра должна была последовательно пройти через точку, в которой повернул головной корабль. Эта точка оставалась как бы неподвижной на поверхности моря, что значительно облегчало нам пристрелку, а кроме того, даже при скорости 15 узлов, перестроение должно было занять около 15 минут, и все это время суда, уже повернувшие, мешали стрелять тем, которые еще шли к точке поворота.
— Да ведь это — безрассудство! — Не унимался Редкин. — Ведь мы сейчас раскатаем его головных!
«Дай-то Бог!» — подумал я.
Для меня было ясно, что Того увидел нечто неожиданное, почему принял новое, внезапное решение. Маневр был безусловно рискованный, но, с другой стороны, если он нашел необходимым лечь на обратный курс, то другого выхода не было.
Сердце у меня билось, как никогда за 6 месяцев в Артуре… Если бы удалось! Дай, Господи! Хоть не утопить, хоть только выбить из строя одного!.. Первый успех!..»
(После войны, в официально изданном строевом рапорте адмирала Того, говорилось, что адмирал сознательно желал создать у русских впечатление, будто бы он собирается вести эскадренный бой на контркурсах…..Американский историк Уэствуд в связи с этим считает, что Того, чья репутация уже не нуждалась ни в какой рекламе, своим рапортом пытался прикрыть ошибки, совершенные его подчиненными.)
В боевой рубке «Суворова» быстро оценили всю выгоду неожиданно создавшейся обстановки. В этот момент адмирал Рожественский приказал открыть огонь, и левая носовая 6-дюймовая башня эскадренного броненосца «Князь Суворов» с дистанции 32 кабельтова начала пристрелку по флагманскому броненосцу противника. На мачте «Суворова» взвился сигнал: «Бить по головному!».
Было 13:49 14 мая 1905 года…
«Я жадно смотрел в бинокль… Перелеты и недолеты ложились близко, но самого интересного, то есть попаданий, как и в бою 28 июля, нельзя было видеть: наши снаряды при разрыве почти не дают дыма, и, кроме того, трубки их устроены с расчетом, чтобы они рвались, пробив борт, внутри корабля. Попадания можно было заметить только в том случае, когда у неприятеля что-нибудь свалит, подобьет… Этого не было…»
В боевой рубке броненосца «Микаса» царила такая же напряженная тишина. Японские корабли шли со скоростью 15 узлов, и в рубке прекрасно понимали, что перестроение займет минимум минут 10 — 15 при общей длине их колонны в 2,8 мили. Дальномеры показывали, что до флагманского корабля противника «Князь Суворов» 7000 метров. В бинокли было ясно видно, как в носовой части «Суворова» появился белый дымок, и ветер донес рокочущий раскат выстрела. В двух кабельтовых от не стреляющего борта «Микаса» поднялся и стал медленно оседать грязно-зеленый столб воды. Перелет! И тут же открыла огонь вся эскадра противника, дождь пристрелочных всплесков поднялся вокруг флагманского броненосца адмирала Того.
В 13:53 адмирал Того, увидев, что «Шикишима» благополучно вступил в кильватер флагманскому броненосцу, сразу же приказал открыть ответный огонь.
«Микаса» содрогнулся от бортового залпа…
Столбы воды от русских недолетов, вздымаясь выше мостиков, обрушивались на палубу «Микаса». По меньшей мере пять русских броненосцев вели сосредоточенный огонь по японскому флагманскому кораблю. «Микаса» уже содрогнулся от нескольких прямых попаданий. Рухнула на палубу сбитая стеньга грот- мачты. …. Проклятые английские башни приходилось после каждого выстрела ставить для перезарядки почти по диаметральной плоскости.
А между тем точку поворота прошел уже третий броненосец — «Фудзи». С «Микасы» было видно, как начал разворот на обратный курс «Асахи».
Было 13:54.
По «Суворову» уже вели огонь 3 японских броненосца… «Первый снаряд, попавший в «Суворова», угодил как раз во временный перевязочный пункт, развернутый доктором, казалось бы, в самом укромном месте — в верхней батарее, у судового образа между средними шестидюймовыми башнями. Много народу перебило. Доктор как-то уцелел, но судовой священник иеромонах о. Назарий был тяжело ранен. Он находился на пункте в епитрахили, с крестом и запасными дарами. Следующий снаряд ударил в борт у средней 6-дюймовой башни, а затем что-то грохнуло сзади и подо мной у левой кормовой. Из штабного выхода повалил дым и показались языки пламени. Снаряд, попав в капитанскую каюту, пробив палубу, разорвался в офицерском отделении, где произвел пожар…
Я вынул часы и записную книжку, чтобы отметить первый пожар, но в этот момент что- то кольнуло меня в поясницу, и что-то огромное, мягкое, но сильное ударило в спину и бросило на палубу…
Вероятно, несколько мгновений я пролежал без сознания, потому что пожар в офицерской был уже потушен, и вблизи, кроме 2 — 3 убитых, на тела которых хлестала вода из разорванных шлангов, — никого не было.
Снаряд прошел через рубку, разорвавшись о ее стенки. Сигнальщики (10 —12 человек) как стояли у правой 6-дюймовой башни, так и лежали тут тесной кучей. Внутри рубки — груды чего-то, и сверху зрительная труба офицерского образца…»
«Микаса» уже обгонял «Суворов», ведя за собой все четыре броненосца. Начавшие поворот броненосные крейсеры «Касуга» и «Ниссин» прямо с точки поворота вели огонь по «Ослябя», на котором был виден пожар.
Было 13:57… «Микаса», «Фудзи» и «Шикишима» уже обогнали «Суворов» и начали склоняться вправо, охватывая голову русской эскадры.
За 6 месяцев на артурской эскадре я все же кой к чему пригляделся, — и шимоза, и мелинит были, до известной степени старыми знакомыми, — но здесь было что-то совсем другое совершенно новое! Казалось, не снаряды ударялись о борт и падали на палубу, а целые мины… Они рвались от первого прикосновения к чему либо, от малейшей задержки в их полете. Поручень, бакштаг трубы, топрик шлюпбалки — этого было достаточно для всеразрушающего взрыва…
Стальные листы бортов и надстроек на верхней палубе рвались в клочья и своими обрывками выбивали людей. Железные трапы свертывались в кольца, неповрежденные пушки срывались со станков…
Этого не могла сделать ни сила удара самого снаряда, ни тем более сила удара его осколков. Это могла сделать только сила взрыва. По-видимому, японцам удалось реализовать ту идею, которую пробовали осуществить американцы постройкой своего «Везувия» … А потом — необычно высокая температура взрыва и это жидкое пламя, которое, казалось, все заливает! Я видел своими глазами, как от взрыва снаряда вспыхивал стальной борт. Конечно, не сталь горела, но краска на ней!
По «Суворову» уже вели концентрированный огонь шесть японских броненосцев, которые, идя впереди по дуге большого круга, держали русский флагманский броненосец в его центре. Залпы своих орудий, взрывы снарядов противника, лязг и скрежет разрушаемого железа и рвущейся стали, смешались в сплошной грохот, потрясая корабль от клотика до киля.
Начальник штаба эскадры капитан 1 ранга Клапье де Колонг видел, как в районе боевой рубки и носовой части «Суворова» один за другим стали рваться японские снаряды. Они давали при взрыве «очень много мелких осколков, громадное (все зажигающее) пламя и дым, иногда черный, иногда ярко-желтый, а также удушливые газы».
Обожженные и отравленные люди «падали без стонов, пораженные насмерть целыми группами … В боевую рубку непрерывно попадали осколки снарядов, мелкие щепки дерева и брызги воды от недолетов и перелетов… Шум от непрерывных ударов снарядов вблизи боевой рубки и своих выстрелов заглушал все. Бушующее пламя и дождь осколков не давали возможности вести через прорези рубки правильное наблюдение в нужном направлении. Только урывками можно было иногда видеть отдельные части горизонта …»
Находившийся в боевой рубке лейтенант Кржижановский видел, как неожиданно залпы с японских броненосцев стали следовать один за другим.
Было 14:02
«С этого момента начался прямо ад: снаряды попадали с различных сторон… Первым убило сигнального кондуктора Кандаурова, затем ранило старшего артиллериста лейтенанта Владимирского. Левый дальномер Барра и Струда был разбит. Его заменили правым. К нему стал флагманский артиллерист полковник Берсенев, но тут же свалился мертвым, пораженный в голову осколками. Были также убиты рулевой кондуктор Зайсун и матрос-рулевой. К штурвалу встали справа лейтенант Свебеев, слева я. Ручки штурвала были в крови, а у меня вся правая сторона тужурки была забрызгана мозгами. Стояла ужасная вонь… Через минуту нас сменили запасные рулевые. Все начали держать головы ниже края брони…
Около 02:05 адмирал приказал повернуть на 2 румба вправо, чтобы не дать неприятелю пристреляться. Приходил в рубку лейтенант Зотов, но его ранило и он ушел…»
«Я вдруг заторопился в боевую рубку, к адмиралу, — вспоминает капитан 2 ранга Семенов, — зачем? Тогда я не отдавал себе в этом отчета, но теперь мне кажется, что я просто хотел взглянуть на него и этим взглядом проверить свои впечатления: не кажется ли мне? Не кошмар ли это? Не струсил ли я просто-напросто?..
Взбежав на передний мостик, чуть не упав, поскользнувшись в луже крови (здесь только что был убит сигнальный кондуктор Кандауров), я вошел в боевую рубку. Адмирал и командир, оба, нагнувшись, смотрели в просвет между броней и крышей.
Оглядевшись, я поспешил выйти, но не вернулся на задний мостик, а остался на переднем, откуда лучше всего была видна неприятельская эскадра. Не отрывая глаз от бинокля, я жадно смотрел: не сбылись мои надежды, мои мечты, которых я сам себе не смел громко высказывать
— не посчастливилось ли нам хоть на этот раз, первый, единственный раз за все время войны
— сорвать первый успех, если не утопить, то хоть подбить, хоть временно вывести из строя один из японских кораблей и тем внести в среду неприятеля, хотя бы временное расстройство…
Нет!..
Неприятель уже закончил поворот.
Его 12 кораблей в правильном строю, на тесных интервалах, шли параллельно нам, постепенно выдвигаясь вперед… А у нас? — Я оглянулся.
Какое разрушение! Пылающие рубки на мостиках, горящие обломки на палубе, груды трупов… Сигнальные и дальномерные станции, посты, наблюдающие за падением снарядов, — все сметено, все уничтожено… Позади — «Александр» и «Бородино», тоже окутанные дымом пожара…
Нет! Это было совсем непохоже на 28 июля! Там было впечатление, что сошлись два противника, почти равные по силам, что оба они сражаются равным оружием, что это был бой …
А здесь? Не бой, а бойня какая-то! Неприятель, выйдя вперед, начал быстро склоняться вправо, пытаясь выйти на пересечку нашего курса, но мы тоже повернули вправо и снова привели его почти на траверз…
Было 14:05…»
В боевой рубке лейтенант Кржижановский заметил, что расстояние до противника уменьшилось и броненосец «Микаса» уже находится почти по носу «Суворова».
«Снаряды противника стали попадать непрерывно. Свои выстрелы перестали быть слышны. Определение расстояния прекратилось из-за дыма и газов, которые красной, колеблющейся стеной стали кругом. Неприятеля не было видно. Койки, прикрывающие до половины прорезь р рубке, были оборваны. Начался пожар в рострах и вокруг рубки.
Командир просил адмирала переменить курс, говоря, что неприятель пристрелялся. Адмирал несколько времени выдерживал и говорил:
«Василий Васильевич, успокойтесь, Василий Васильевич, успокойтесь».
По переговорной трубе донесли, что получена подводная пробоина у левого носового подводного аппарата. Тогда адмирал скомандовал:
«4 румба вправо!»
В 14:05 флагманский минный офицер лейтенант Леонтьев находился в рубке беспроволочного телеграфа «Суворова». Аппараты непрерывно принимали телеграммы противника. Однако вскоре все телеграфные антенны на броненосце были сбиты, и помещение пришлось оставить из-за бушующего пожара. «Снаряды стали попадать почти беспрерывно. Скоро оказалось, что для уборки раненых не хватает ни носильщиков, ни носилок.
Хлопнул «чемодан». Меня швырнуло на палубу, завалило какими-то обломками… но, выбравшись из-под них, я с удивлением мог убедиться, что опять не ранен и отделался только ушибами. Зато Македонскому оторвало ногу выше колена.
Пожарные партии оставались без руководителя… Я принял начальствование над ними.
Впрочем, — ненадолго… Людей становилось все меньше. Отовсюду, даже из башен, куда осколки могли проникнуть только через узкие просветы амбразур, требовали подкреплений на замену выбывших. Убитых, конечно, оставляли лежать там, где они упали, но и на уборку раненых не хватало рук…
Относительно пожара, — если бы даже нашлись люди, то не было средств для борьбы с огнем. Шланги, сколько раз их ни заменяли запасными, немедленно превращались в лохмотья. Наконец запасы иссякли. А без шлангов как было подавать воду на мостики и на ростры, где бушевало пламя? Особенно — на ростры, где пирамидой стояли 11 деревянных шлюпок…
Пока этот лесной склад горел только местами, так как в шлюпках еще держалась вода, налитая в них перед боем. Но она вытекала через многочисленные дыры, пробитые осколками, а когда вытечет…
Разумеется, делали, что могли. Взбирались по спинам товарищей (трапов уже не существовало), пытались затыкать дыры в шлюпках, таскали воду ведрами. Не знаю, нарочно были закрыты шпигаты или просто засорились, но вода плохо стекала за борт и на верхней палубе ее было по щиколотки.
Боевая рубка «Суворова» еще продолжала выполнять свою роль главного центра управления кораблем.
Туда поступали доклады со всех боевых постов, из рубки отдавались приказы и велось управление артиллерийским огнем
14:07.
Доложили, что у левой средней 6-дюймовой башни подача производится вручную. Левую кормовую 6-дюймовую башню питают подачей из правой кормовой.
14:09.
В 12-дюймовых башнях все благополучно.
14:13.
В боевой рубке ударной волной сбило второй и последний дальномер Барра и Струда.
14:15.
Повернули влево и легли на прежний курс норд-ocт. Снаряды попадают непрерывно. Сообщили о подводной пробоине у левого подводного аппарата.
14:16.
Ранило в шею флаг-капитана, мичмана Шишкина в голову и лейтенанта Владимирского, незадолго пришедшего перед этим в боевую рубку, вторично в голову.
14:17.
Доложили, что все остальные фалы перебило, часть их сгорела.
14:18.
Ранило в плечо лейтенанта Зотова — старшего штурманского офицера.
14:20.
Лейтенант Редкин доносит, что левая кормовая 6-дюймовая башня не может действовать от дыма и жары, просил изменить курс—в чем пришлось отказать…
14:20.
Повернули на 4 румба вправо.
Страшный удар сбил с ног и бросил на палубу боевой рубки лейтенанта Кржижановского. В момент поворота снаряд противника попал в боевую рубку, оборвав полосой в верхней части рубки угловое железо. Град осколков ударил внутрь рубки.
«Адмирал был ранен в голову, флаг-капитан — в затылок, лейтенант Свербеев — в спину, мичман Шишкин — в спину и ноги. Мне попало по рукам и в лицо мелкими осколками. Я бросился помочь адмиралу, но видя, что кровь не идет из раны и что адмирал продолжает сидеть на месте, побоялся дотронуться неумелыми руками и перешел на другое место рядом с полковником Филипповским.
Следующий снаряд ударил в рубку прямо с носа. Осколком вторично ранило адмирала в ноги. Меня сбросило с рельсов для передвигания дальномеров, на которых я сидел, на палубу, сорвало чехол с фуражки. Обе руки покрылись язвами от мелких осколков. В воздухе закружились серые стружки.
Сидящий передо мной на корточках командир был ранен в голову. Я видел, как у него на голове кожа вскрылась конвертом в двух местах и оттуда хлынула кровь струйками во все стороны. Он откинулся назад и его вынесли из рубки. Лейтенант Владимирский был ранен еще раз. Он сказал:
«На этот раз попало здорово».
Выйдя на верхнюю палубу, я прошел на левую сторону между носовой 12- и 6-дюймовыми башнями посмотреть на японскую эскадру… Она была все та же! Ни пожаров, ни крена, ни подбитых мостиков… Словно не в бою, а на учебной стрельбе! Словно наши пушки, неумолчно гремящие уже полчаса, стреляли не снарядами, а черт знает чем!.. С чувством, близким к отчаянию, я опустил бинокль, отвернулся и пошел на корму.
Было 14:20…
Пробираясь между обломками на корму, столкнулся с Редкиным, спешившим на бак.
«Из левой кормовой стрелять нельзя, — возбужденно заговорил он, — под ней, кругом — пожар. Люди задыхаются от жары и дыма. Доложите адмиралу!»
Для его успокоения, я обещал доложить немедленно, и мы расстались, чтобы уже не встречаться более… В рубке лежало уже не двое, а пять — шесть человек убитых.
За неимением рулевых, на штурвале стоял Владимирский. По лицу его текла кровь, но усы лихо торчали кверху, и вид был такой же самоуверенный, как, бывало в кают-компании при спорах о «будущности артиллерии».
На мой доклад адмирал только пожал плечами: «Пусть тушат пожар. Отсюда помочь нечем…»
За четверть часа на новом курсе они опять много выдвинулись вперед, и теперь «Микаса», ведя колонну, постепенно склонялся вправо на пересечку нам. Я догадался, что этим маневром он хочет, сколько можно, уменьшить дистанцию, так как со сбитыми дальномерами и наблюдательными постами наша артиллерия годилась только для стрельбы почти в упор. Однако выпускать неприятеля поперек курса и подвергать себя продольному огню — тоже было не расчет.
«Микаса» ближе и ближе подходил к нашему курсу… В этот момент мы быстро покатились вправо. Я облегченно вздохнул и оглянулся. Демчинский со своими людьми все еще не ушел и с чем- то возился (оказалось, он убирал в башню стоявшие на палубе ящики 47-мм патронов, чтобы они от пожара не начали рваться и бить своих), Я спустился к нему, спросить в чем дело, но не успел сказать ни слова, как следом за мной на верху трапа появился командир. Г олова у него была вся в крови. Он шатался и судорожно хватался руками за поручни. Где-то совсем близко разорвался снаряд. От этого толчка он потерял равновесие и полетел с трапа головой вперед. По счастью, мы это видели и успели принять его на руки.
«Это ничего! Это пустяки! Голова закружилась!» — обычной скороговоркой, почти весело уверял он, вскочив на ноги и порываясь идти дальше. Но так как дальше, до перевязочного пункта, было еще три трапа, то, несмотря на протесты, мы его все же уложили на носилки.
— Кормовую башню взорвало! — передали откуда-то (с соседних кораблей видели, как в вихре огня и желтого дыма крыша кормовой башни главного калибра «Суворова» взлетела выше мостиков и рухнула на ют) …
Почти одновременно над нами раздался какой-то особенный гул, послышался пронзительный лязг рвущегося железа, что-то огромное и тяжелое словно ухнуло, на рострах трещали и ломались шлюпки, сверху валились какие-то горящие обломки, и непроницаемый дым окутал нас…
Тогда мы не сообразили в чем дело — оказывается, это упала передняя труба…
Было 14:30…»
В этот момент еще один крупный снаряд попал в боевую рубку, убив вторую смену рулевых. Штурвал оказался заклиненным, и «Суворов» покатился вправо, никем не управляемый. Вскочив на ноги, лейтенант Кржижановский пытался ранеными руками поставить руль прямо, но вскоре понял, что руль заклинен.
Встал на ручки машинного телеграфа полковник Филипповский и, обливаясь кровью от многочисленных ран, пытался управлять машинами. Но с заклиненным в положение на борт рулем «Суворов» продолжал описывать циркуляцию.
Командование кораблем принял вызванный в рубку третий лейтенант Богданов, сменивший полковника Филипповского на ручках машинного телеграфа. Лейтенант Кржижановский видел, как корабль все бремя бросало из стороны в сторону.
Между тем попадания в боевую рубку и передний мостик становились все чаще. Осколки снарядов, массами врываясь под грибовидную крышу рубки, уничтожили в ней все приборы, разбили компас.
По счастью, уцелели телеграф — в одну машину, переговорная труба — в другую. Начался пожар на самом мостике — загорелись койки, которыми предполагалось защититься от осколков, и маленькая штурманская рубка, находившаяся позади боевой. Пылали ростры и верхняя штурманская рубка. Внутри боевой рубки лежали неубранные трупы офицеров и матросов. Жара становилась нестерпимой, а главное — густой дым застилал все кругом, и без компаса держать какой-либо курс было совершенно невозможно.
В рубке в это время находились: адмирал, флаг-капитан и флагманский штурман — все трое раненые, а также лейтенант Богданов, мичман Шишкин и один матрос — как-то до сих пор уцелевшие.
Им предстояла страшная участь — или задохнуться в дыму, или сгореть, так как боевая рубка, охваченная со всех сторон пламенем, напоминала теперь «кастрюлю, поставленную на костер».
Первым вышел из рубки на левую сторону мостика лейтенант Богданов. Смело расталкивая горящие койки, он бросился вперед и исчез в пламени, провалившись куда-то. Шедший за ним флаг-капитан повернул на правую сторону мостика, но здесь все было разрушено, трапа не существовало—дороги не было. Оставалось только одно — выйти через центральный пост.
Раскидали лежащих на палубе убитых, подняли решетчатый люк над броневой палубой, и все четверо стали спускаться вниз по вертикальной трубе, уходящей в глубину корабля, почти на самое его днище. Адмирал, раненый в голову, в спину и правую ногу, с трудом спускался по скоб-трапу, рискуя каждую минуту сорваться и разбиться вдребезги, однако он благополучно добрался вместе с остальными до центрального поста. Находясь в центральном посту, флагманский штурман полковник Филипповский принял управление кораблем.
Закопченный и окровавленный, в рваном кителе он сразу стал распоряжаться, чтобы наладить связь с румпельным отделением и поставить руль прямо. Флаг-капитан ушел из центрального поста, но из-за полученных в голову ран совершенно потерял память и возможность соображать.
Адмирал же направился наверх, отдав Филипповскому приказ держать броненосец на старом курсе.
Верхняя палуба представляла из себя горящие развалины, и Рожественский не мог пройти дальше верхней батареи.
В этот момент адмирал был ранен — осколок перебил ему щиколотку левой ноги. Теряя сознание от боли, адмирал Рожественский пытался доползти до правой 6-дюймовой башни. Какие-то матросы помогли командующему добраться до башни и усадили там на ящик с инструментами.
Сама башня уже была повреждена и не вращалась…
«Суворов» был обезображен до неузнаваемости. Лишенный грот-мачты, передней дымовой трубы, с уничтоженными кормовыми мостиками и рострами, охваченный пламенем по всей верхней палубе, с бортами, зиявшими пробоинами, он уже более ничем не напоминал флагманского корабля эскадры. Заволакиваемый клубами черного дыма, с жалкими остатками фок-мачты и еле державшейся задней трубой, «Суворов» издали теперь походил на силуэт японского крейсера типа «Мацусима».
После попытки «Александра III» прорваться на север под хвостом у японцев, «Суворов», ковылявший в районе боя, прорезал линию русских кораблей и оказался между противниками. Задние русские корабли, не видевшие выхода флагманского броненосца из строя, приняли его за противника и обстреляли.
Обстрел прекращался, по мере того как сигнальщики с ужасом опознавали в этой груде пылающего металлолома свой некогда могучий флагманский корабль.
Находившийся на крейсере «Аврора» лейтенант Лосев, руководивший артиллерийским огнем своего корабля, внимательно следил и за трагедией своего флагманского броненосца:
«…В указанный момент «Суворов», жестоко страдавший от меткого и сосредоточенного града японских снарядов, был в положении, недалеком от трагического. С уничтоженными мачтами, при своем падении погубившими не одну человеческую жизнь, с пожаром, тоже, вероятно, стоившим многих жертв, и, кроме того, будучи ежеминутно расстреливаем сосредоточенным огнем японской артиллерии, «Суворов», все время сопровождаемый адскою канонадою, вырывавшею чуть ли не при каждом неприятельском выстреле целую кучу матросов, а равно и офицеров, еще недавно так героически шедших на последний решительный бой — «Суворов», как величественно задумчивый морской витязь, отягченный смертельными ранами, заботясь не о себе, а о шедшей за ним морской дружине, окрыленной надеждою «погибнуть или победить», медленно и торжественно шел в этой хаотической и адской сфере ужасного огня, изрыгаемого разъяренными жерлами японских орудий…»
На броненосце «Орел» командир кормовой башни главного калибра мичман Щербачев получил по переговорной трубе приказ:
«Не стрелять по судну справа, это «Суворов».
«Я оглянулся. Но правому борту, кабельтовых в 10 шел контркурсом «Суворов». Вся его средняя часть над коечными сетками была в огне. Дым стлался за ним, крыши кормовой 12″ башни не было — оттуда шел бурый дым. Трубы его стояли, но передняя сильно наклонилась назад… В 16:20 (я посмотрел на часы) я снова увидел «Суворов», или вернее развалины его. Он шел слева, кабельтовых в 10, параллельным курсом. Труб и мачт у него не было. От носовой 12″ башни вплоть до самой кормы шел сплошной пояс огня и дыма. Из борта вырывались тоже огненные языки. Он не стрелял. Кабельтовых же в 35 шли броненосцы неприятеля параллельным нам курсом…»
На броненосце «Сисой Великий» лейтенант Овандер увидел, как «Суворов» пошел вправо. В этот момент Овандеру подали бумажку с каким-то принятым сигналом, полученным, видимо, по телеграфу, так как другим способом принять сигнал уже было невозможно.
В 16:30, с правой стороны, опять увидели броненосец «Суворов», которого сперва было приняли за неприятельский корабль. Он был уже весь объят пламенем и не имел больше ни труб, ни мачт. Находившийся в этот момент на кормовом мостике «Авроры» доктор Кравченко с трудом поверил своим глазам:
«Мы не узнали «Суворова». Это был не корабль, а какая-то черная головня, окутанная дымом, с языками огня, выскакивавшими из полупортиков и пробоин. Мачты, обе трубы, все задние мостики, шканечные надстройки — все было снесено. Боевую рубку лизали огненные языки. То, что называлось броненосцем «Князь Суворов», стояло на месте, не двигаясь и … отстреливаясь от «Ниссин» и «Кассуги» …..
На кормовом мостике «Микаса» капитан 1 ранга Ватанабэ внимательно следил за «Суворовым» в бинокль. Офицер исторического отдела морского генерального штаба Ватанабэ иероглифической скорописью заносил в свою записную книжку подробности боя, которые позднее легли в основу официальной японской истории войны на море: «Вышедший из строя «Суворов», охваченный пожаром, все еще двигался, но скоро под нашим огнем потерял переднюю мачту, обе трубы и весь был окутан огнем и дымом. Положительно никто бы не узнал, что это за судно, так оно было избито.
Однако и в этом жалком состоянии все же, как настоящий флагманский корабль, «Суворов» не прекращал боя, действуя, как мог, из уцелевших орудий… Флагманский корабль «Князь Суворов», выйдя из строя, шел зигзагами на север. Он снова подвергся огню наших кораблей. При этом на нем были разрушены все надстройки над верхней палубой, броненосец был покрыт дымом, и пламя вырывалось из пушечных портов. Поистине, картина была ужасная… «Суворов», поражаемый огнем обеих наших эскадр, окончательно вышел из строя. Вся верхняя часть его была в бесчисленных пробоинах, и весь он был окутан дымом. Мачты упали. Трубы упали одна за другой. Он потерял способность управляться, а пожар все усиливался… Но и находясь вне боевой линии, он все же продолжал сражаться так, что наши воины отдавали должное его геройскому сопротивлению … »
Около 16:00 инженер-механик Федюшин доложил Филипповскому, что броненосец получил пробоину над левым подводным минным аппаратом. В отделение минных аппаратов поступает вода. Полковник Филипповский приказал задраить «все, что только возможно» и убрать из этих отсеков людей.
Затем Филипповскому доложили, что над правым погребом 75-миллиметровых снарядов бушует сильный пожар, горящие обломки и искры сыпятся в погреб, а тушить пожар некому. Полковник приказал ревизору броненосца лейтенанту Орнатову затопить погреб…
Никаких кораблей не было видно. Был крен небольшой (около 5*) на левый борт. Палуба была покрыта обломками дерева и железа. Слышно было журчание воды. Находившийся на остатках носового мостика капитан 2 ранга Семенов увидел, что броненосец разворачивается, становясь кормой против ветра. Дым и пламя с горящих ростр хлынули прямо на мостик, с которого Семенов пытался разглядеть, не появятся ли миноносцы, чтобы снять с разбитого флагманского корабля адмирала и штаб.
Из броневой двери высунулся командир башни лейтенант Данчич: «У меня — кончено: одной — снесло дуло, у другой — разбита установка…»
«Узнав, что капитан 2 ранга Семенов хочет пробраться в боевую рубку, лейтенант Данчич ответил:
«Там — никого. Сейчас прошел Богданов. Рассказывал — все перебито, пожар, все ушли. Он вышел — мостик разбит — провалился. Удачно — прямо ко мне. Цел».
Огонь неприятеля опять затих.
«Суворов» тоже молчал, изредка рядом раздавались взрывы рвущихся от пожара 75-мм снарядов, но эти взрывы были, как хлопание хлопушек по сравнению со взрывами настоящих снарядов….
Войти внутрь броненосца уже нельзя было — там был сплошной огонь. Было около 15:30…
На юте я увидел 12″ башню, с которой крыша была сорвана и сброшена вперед на левую сторону. Орудия в башне стояли не параллельно, спардек весь пылал. Остался обрубок грот- мачты, остальное все было разрушено. Подняв воротник тужурки, поднялся к левой 6″ башне (правый трап был сорван). Снаружи башня была цела, но к ней нельзя было прикоснуться так она была накалена. С кормы раздались выстрелы. Спустившись на ют, совсем близко, кабельтовых в трех — четырех, увидел 4 неприятельских четырехтрубных миноносца. По ним изредка стреляла одна 75-мм пушка с кормы. Они изредка тоже отвечали…»
«В 15 ч 40 мин по батарее, а затем и по всему броненосцу пронеслось торжествующее «ура!» Где и кто закричал его впервые? Кому что померещилось? — Осталось неизвестным…
Передавали, будто откуда-то видели, как пошел ко дну японский корабль. Иные утверждали даже, что не один, а два!
Во всяком случае этот торжествующий крик внезапно и резко изменил настроение команды; стряхнул угнетение, вызванное зрелищем расстрела «Александра» и ухода эскадры.
Люди, только что прятавшиеся по углам, глухие к приказаниям и даже просьбам офицеров, теперь сами бежали к ним с вопросами:
«Куда идти? Что делать?»
Слышались даже шутливые восклицания:
«Ходи! Ходи веселей! Небось! Это 6-дюймовые! Чемоданы все вышли!»
Действительно, с удалением главных сил нас расстреливали только легкие крейсера адмирала Дева, а это в сравнении с прежним было почти неощутимо…
Капитан 1 ранга Игнациус, после перевязки второй раны в голову оставшийся в жилой палубе, конечно, не выдержал этого момента и, не слушая докторов, бросился по трапу на батарее с криком: «За мной, молодцы! На пожар! Только бы одолеть пожар!»
К нему хлынули разные нестроевые, находившиеся в жилой палубе (санитарные отряды) и легкораненые, уже побывавшие на перевязке… Шальной снаряд ударил по люку и, когда дым рассеялся, ни трапа, ни окружавших его людей — никого не было…
Опомнившись от впечатления взрыва, мы бросились на помощь. Но помогать было некому. Перед нами была груда чего-то…
В этот момент русская эскадра на некоторое время скрылась во мгле. Опустившийся туман отделил противников друг от друга.
Было 16:15.
Бой главных сил прекратился. Адмирал Камимура некоторое время продолжал, преследуя русскую эскадру, уклоняться вправо и в 16:17 лег на юго-восточный курс. В 16:27 Камимура повернул на юго-запад, но русской эскадры так и не обнаружил.
В 16:45 «Асагири», «Мурасаме» и «Асасиво», сблизясь с «Суворовым» до 600 м и идя параллельным с ним курсом, выпустили по торпеде в пылающий корпус русского флагмана. Повернув на обратный курс, «Асагири» и «Мурасаме», сблизились на этот раз с «Суворовым» до 300 м и выпустили в него еще по торпеде.
С миноносцев снова ясно видели попадание торпеды в кормовую часть левого борта броненосца — поднялся столб воды, и «Суворов» сразу накренился градусов на 10. Концевой миноносец «Сиракумо» также вышел в точку выпуска торпед, но, видя, что «Суворов» полностью потерял боеспособность, не стал выпускать торпеду и стремя другими миноносцами вышел за пределы дальности огня «Суворова» и «других кораблей русской эскадры».
В «Асагири» попал снаряд, ранив одного матроса и причинив полуподводную пробоину, которую быстро заделали. 3-й отряд истребителей капитана 2 ранга Иосидзима также пытался выйти в атаку на «Суворов», но его отогнали появившиеся из тумана крейсеры «Олег» и «Аврора» …
«По орудиям! Миноносцы подходят! По орудиям!» —пронеслось по палубе «Суворова» …
Легко было сказать — «по орудиям!»
Из всех двенадцати 75-миллиметровых пушек нижней батареи оказалась не подбитой только одна с правого борта… Впрочем, и ей не пришлось стрелять на этот раз, Миноносцы осторожно приблизились к нам с кормы (по японским сведениям, это было в 16:20), но в кормовом плутонге (позади кают-компании) еще уцелела 75-миллиметровая пушка.
Но «израненный лев» был не один. Еще более слабые клыки, чем его собственные, помогли «Суворову» отогнать «шакалов» капитана 2 ранга Судзуки.
Те на «Суворове», кто еще не окончательно потерял голову, заметили, что справа от броненосца появилась плавмастерская «Камчатка», ведя огонь по миноносцам противника из своих ничтожных 47-миллиметровых орудий. «Камчатка», скандальная «Камчатка», спровоцировавшая Гулльский инцидент, постоянно задерживавшая эскадру своими бесчисленными поломками, «Камчатка», против которой выдвигалось обвинение, что проникшие на нее японские шпионы сознательно срывают поход эскадры, неуклюжая, грязная плавмастерская с 400-ми вольнонаемными рабочими на борту, эта самая «Камчатка» огнем своих игрушечных пушечек пыталась облегчить агонию своего тяжело умирающего флагманского броненосца. Отряды японских легких крейсеров, зайдя с тыла, обрушились на колонну беззащитных транспортов. Те пытались укрыться за своими крейсерами, но вскоре крейсеры сами стали прятаться за транспорты.
Командир «Камчатки» капитан 2 ранга Степанов и его старший офицер лейтенант Никонов были офицерами, достойными гораздо лучшего назначения.
В этот, момент очередной снаряд противника, пробив борт «Камчатки», уничтожил один из цехов и вывел из строя цилиндр высокого давления. Обе машины встали.
Доблестная плавмастерская беспомощно закачалась на волнах, лишившись хода всего в 4 — 5 кабельтовых от «Суворова». Противник продолжал огонь, и в стоящую «Камчатку» попал еще один снаряд, разорвавшийся в кормовой кочегарке. Взрывом перебило главную паровую магистраль и вспомогательные паропроводы. В кормовой кочегарке погибли все, из носовой двоим удалось выскочить наверх. Но «Камчатка» продолжала отстреливаться…
А на «Суворове» неугомонный капитан 2 ранга Семенов решил выяснить степень оставшейся боеспособности броненосца.
Закончив инспекторский смотр нижней батареи, я поднялся в верхнюю, в носовой плутонг (из башен к тому времени уже ни одна не действовала). Здесь меня поразила картина, наиболее ярко характеризующая действие японских снарядов: пожара не было — что могло сгореть, уже сгорело. Все четыре 75-миллиметровые пушки были сброшены со станков, но тщетно искал я на орудиях и на станках следов непосредственного удара снарядом или крупным его осколком. Ничего. Ясно, что разрушение было произведено не силой удара, а силой взрыва. В плутонге не хранилось ни мин, ни пироксилина… Значит, неприятельский снаряд дал взрыв, равносильный минному. Могут показаться странными эти прогулки по добиваемому броненосцу, осмотр повреждений, их оценка…
Да, это было странное, если хотите—даже ненормальное состояние, господствовавшее, однако, на всем корабле.
«Так ужасно, что совсем не страшно».
Броненосцы «Бородино», «Александр III» шли под большим креном, «Орел», 3-й броненосный отряд: «Сисой Великий», «Наварин» со скрещенными реями и приспущенным флагом, «Нахимов».
Стоя на срезе, я руками семафорил на «Сисой Великий», «Наварин» и на миноносец, который шел у «Нахимова», и приказал: «Снимите адмирала.»
Командир миноносца «Буйный» капитан 2 ранга Коломейцев, дерзко маневрируя под огнем противника в районе гибели «Осляби», принял на борт своего крохотного корабля (350 т) более 200 человек из экипажа погибшего броненосца. Огонь противника усиливался. Перегруженный спасенными «ослябцами» миноносец в 15:30 покинул место гибели несчастного броненосца, бросив там свой единственный вельбот, и полным ходом пошел догонять ушедшую далеко вперед эскадру.
Стоя на мостике вместе с вахтенным начальником мичманом Храбро-Василевским, капитан 2 ранга Коломейцев увидел на правом крамболе далеко от эскадры какой-то горящий броненосец.
«Он был без труб, без мачт, весь в дыму, но, по-видимому, еще двигался. Он шел на зюйд, и при зюйд-вестовом ветре дым от пожара, разлохмачиваясь, загнулся громадной черной гривой на левый борт и корму…
Мысль о «Суворове» промелькнула у всех нас, но я еще сомневался и, приближаясь, попытался рассмотреть в бинокль, но было еще очень далеко, да и трудно было опознать кого- либо в этой бесформенной горящей массе. От зюйд-оста к нему шли неприятельские броненосные крейсеры и открыли огонь по нему и по «Камчатке», которая была вблизи него.
«Подойдя к кораблю, я глазам своим не верил! Да, это он, «Суворов», но в каком виде!
Мачты сбиты, обе трубы сбиты, весь борт, где нет брони, избит, буквально, как решето. Это не корабль, а просто какая-то жаровня вроде тех, что употребляются на юге для печения каштанов. Справа — «Камчатка».
Я видел, как в нее попал большой снаряд и, разорвавшись у самой трубы, поднял черный столб дыма. Труба свалилась…»
Мысль о том, что там, среди огня, груды стальных обломков и трупов, возможно, находится командующий эскадрой, пронизала мозг капитана 2 ранга Коломейцева. Пренебрегая всякой опасностью, на виду у ведущих огонь японских крейсеров «Буйный» понесся к пылающему броневому остову «Суворова», надеясь за его бортом укрыться от огня противника… Между тем на «Суворове» уже меркло электричество —динамо-машинам не хватало пара. Флаг-капитан, находившийся на срезе, приказал Кржижановскому сделать ему семафор (руками): «Примите адмирала» …
На мостике «Буйного» по мере приближения к «Суворову» росло возбуждение, весьма близкое к ужасу. Вид флагманского броненосца убивал, подавляя волю. «Суворов» теперь стоял с застопоренными машинами. Только грузный броневой корпус сохранил свою прежнюю форму, а все остальное зияло проломами, бугрилось рваным железом. Краска на борту обгорела. Кормовая двенадцатидюймовая башня была взорвана, и броневая крыша с нее сброшена на ют. Остальные башни, заклиненные и поврежденные, щетинились погнутыми и оторванными стволами орудий, поднятыми под разными углами возвышения. Бушующий пожар пожирал уцелевшие остатки корабля. С мостика «Буйного» людей на «Суворове» видно не было. Японские снаряды ложились близко от миноносца, но пока все шло благополучно.
«Подойдя совсем близко к борту, я увидел на правом срезе у 6-дюймовой башни флаг-капитана и еще несколько офицеров. Они что-то кричали и махали руками (Как выяснилось потом, семафорили.) Развернувшись и подойдя ближе, мы могли объясняться голосом: у них шлюпки все разбиты, «Бедовый» не подходил, адмирал ранен — надо его во чтобы то ни стало взять на миноносец. Мой вельбот брошен у «Осляби», оставался один выход, правда, отчаянный, в виду крупной зыби и наветренного борта — пристать на миноносце вплотную. С подветра, т.е. с левого борта, японцы расстреливали несчастный корабль…»
Задача предстояла чрезвычайно трудная. С подветренной стороны было меньше зыби, но там сыпались японские снаряды, а из отверстий и проломов в борту «Суворова», как из окон пылающего здания, вырывались языки огня и густые клубы черного и бурого дыма.
Пришвартоваться здесь нечего было и думать. Оставался наветренный борт… «Поставив свою команду по борту с койками и пользуясь ими как кранцами, мне удалось быстро пристать. К счастью для меня, «Суворов» имел уже крен на левый борт, так что оголенная правая поверхность была гладкой и опасные башмаки от шести минных сетей были высоко…»
«Буйный» быстро пристал к броненосцу и, застопорив машину, пришвартовался к его борту. При подходе «суворовский» выстрел, немного откинувшись, свернул на зыби тумбу 45-миллиметрового орудия миноносца и повредил площадку 75-миллиметровой пушки.
Адмирал не был на перевязке, и никто на броненосце не знал, насколько тяжело он ранен, так как в моменты получения ран на все вопросы отвечал, что это пустяки…
После того, как его ввели, вернее, внесли в башню и посадили на ящик, он так и оставался в этом положении, временами впадая в забытье…
Теперь, на доклад о подходе миноносца он, очнувшись, отчетливо приказал: «Собрать штаб!», а затем только хмурился и, казалось, не хотел ничего больше слушать…
«Буйный» держался на ходу недалеко от борта. Командир его, капитан 2 ранга Коломейцев, кричал в рупор: «Есть ли у вас шлюпка перевезти адмирала? У меня нет! Флаг-капитан и Кржижановский что-то ему отвечали. Я взглянул в башню, броневая дверь которой была повреждена и не отодвигалась вовсе, так что полному человеку пролезть в нее вряд ли было бы возможно. Адмирал сидел, весь как-то осунувшись, низко опустив голову, обмотанную окровавленным полотенцем.
«Что вы разглядываете! — вдруг закричал Курсель, — берите его! Видите, он совсем раненый!» … Несколько человек пролезло в башню. Адмирала схватили под руки, подняли, но едва он ступил на левую ногу, как мучительно застонал и окончательно лишился сознания. Это было и лучше… адмирала Рожественского тащили на руках с кормового среза на носовой по узкому проходу между башней и раскаленным бортом верхней батареи.
Командующий был без сознания, форма на нем была разорвана и покрыта грязью и копотью. Одна нога адмирала была обута в ботинок, а другая обернута матросской форменкой. Голова Рожественкого была перевязана полотенцем, лицо выпачкано сажей и кровью, часть бороды обгорела. С носового среза адмирала по спинам людей, стоявших на откинутом полупортике и уцепившихся руками за борт, спустили (почти сбросили) на миноносец, выбрав момент, когда палуба «Буйного» поднялась на волне и метнулась в сторону «Суворова» …
Флаг-капитан капитан 1 ранга Клапье де Колонг, еще не пришедший в себя от контузии, ран и впечатлений, полученных в боевой рубке, не очень реально представлял себе все происходящее, находясь как бы в полусне. В его памяти запечатлелось, как, несмотря на большую волну, миноносец «Буйный» «удивительно умело» подошел к правому наветренному борту против средней 6-дюймовой башни, как сломанный выстрел «Суворова» бил палубу миноносца, как мачты «Буйного» вздымались и опускались с двух сторон башни, как било сам миноносец о борт «Суворова». Ему казалось, что он слышит крики: «Ура! Адмирал на миноносце!», но он не помнил, как он сам оказался на палубе «Буйного» …
Под прощальные крики «Ура!», несшиеся с «Суворова», Коломейцев выбрал момент, когда миноносец откинуло от борта, и дал задний ход.
«Наступил самый критический момент. Отвалить от наветренного борта при такой зыби можно было, только сдавшись за корму, и, там уже разворачиваться. Дав задний ход и отойдя за корму, я стал разворачиваться, и в это время на миноносце сосредоточился убийственный огонь. На юте убит наповал только что спасенный с «Осляби» квартирмейстер Шуваев, а крупный снаряд, разорвавшись о воду, осколком пробил носовую часть выше ватерлинии. Пробоина была быстро заделана. Отошел от «Суворова» около 17:30 и снова стал догонять нашу эскадру, далеко ушедшую вперед. С палубы уходящего полным ходом «Буйного» немного пришедший в себя капитан 1 ранга Клапье де Колонг бросил последний взгляд на «Суворов»:
«Когда «Буйный» отвалил от «Суворова», на последнем в это время не было ни было ни мачт, ни труб, ни сигнальных рубок.
Горели верхняя и батарейная палубы, паровые и минные катера, электричество погасло, все было полно дымом. Около 18:30 с мостика японского крейсера «Ицукусима», ведущего под флагом вице-адмирала Катаока 5-й боевой отряд, заметили на горизонте густые клубы дыма. В 18:48 с дистанции 4500 м, продолжая сближение, японцы открыли огонь».
«Камчатка» уже имела значительный крен на правый борт и, казалось, не могла идти самостоятельно. На «Суворове» также были большие разрушения: над верхней палубой оставалась лишь полусломанная грот-мачта. В 19:03 «Камчатка» опрокинулась на правый борт и затонула.
Не желая более задерживаться, вице-адмирал Катаока приказал добить «Суворов» миноносцами 2 отряда капитан-лейтенанта Фудзимото. Получив приказ, капитан-лейтенант Фудзимото развернул для атаки четыре маленьких, номерных миноносца своего отряда (№№ 72, 73, 74 и 75).
Миноносцы обошли «Суворов» с носа, чтобы не попасть под огонь все еще стрелявшей в корме 75-миллиметровой пушки, вышли на левый борт броненосца и в 19:20 с дистанции 300 м выпустили в «Суворов» четыре торпеды. С миноносцев ясно видели попадания по меньшей мере трех торпед.
В 19:28 «Суворов», окутанный черно-желтым дымом и извергая пламя, наконец перевернулся. На какое-то время над поверхностью воды показалось его днище, а в 19:30 нос «Суворова» высоко поднялся в воздух и затем броненосец быстро затонул.
На месте гибели остались только клочья дыма, которые стлались по поверхности моря. Спасенных не было…».
«Вечная слава героям-мученикам, исполнившим долг свой, как умели, до конца», — подвела итог действиям «Суворова» историческая комиссия при Морском Генеральном штабе, описывающая действия на море в русско-японской войне…
Корабль зачислен в списки Русского Флота 10.06.1900 года.
Исключен из списков 15.09.1905 года.
Погиб 14 мая 1905 года, в 19:30 в 13 милях на северо-восток от острова Окиносима.
Получив на «Буйном» первую медицинскую помощь, адмирал пришел в сознание и передал по связи командование контр-адмиралу Небогатову, который, воспользовавшись полученной властью, сдал японцам на следующий день уцелевшие остатки эскадры.
А доблестный «Буйный» шел во Владивосток, но его героический путь был оборван аварией в машине.
Передав раненого адмирала и офицеров его штаба на появившийся наконец миноносец «Бедовый», капитан 2 ранга Коломейцев перешел со своим экипажем и спасенными «ослябцами» на крейсер «Дмитрий Донской», после чего его миноносец был потоплен артогнем с крейсера. Миноносец «Бедовый», отстав ночью от «Дмитрия Донского», утром 15 мая вместе с повстречавшимся миноносцем «Грозный» продолжал идти во Владивосток.
Цусима потрясла русское общество, как никакое другое событие со времен взятия Киева Батыем. Общественное мнение требовало крови и козла отпущения.
После ратификации мирного договора военнопленные стали возвращаться на родину. Вернулся и Рожественский с офицерами своего штаба. Вернулся и капитан 2 ранга Семенов.
Японцы не повесили его, даже не судили.
В сиянии небывалого триумфа незачем было сводить мелкие счеты. Другое дело было в России.
В видимости о. Дажелетт русские миноносцы были перехвачены двумя японскими миноносцами «Кагеро» и «Сазанами».
«Грозный» ушел, преследуемый «Кагеро», и в итоге добрался до Владивостока.
«Бедовый» же при виде противника остановился, подняв флаг «Красного Креста», сигнал: «Имею раненых» и белый флаг. Лейтенант Леонтьев, оттолкнув сигнальщика, лично спустил Андреевский флаг.
Командир «Сазанами» капитан-лейтенант Айба, впоследствии награжденный одной из высших боевых наград Японии — орденом Золотого Змея, не сразу поверил, что ему удалось взять в плен командующего русской эскадрой вместе со штабом. Адмирал Рожественский и офицеры штаба были доставлены в военно-морской госпиталь в Сасебо, где Рожественского посетил адмирал Того, преподнеся своему русскому коллеге цветы и сказав несколько любезных слов о мужестве русских моряков в прошедшем бою.
В июне 1906 года Рожественский, офицеры его штаба и командир «Бедового» предстали перед судом особого присутствия Кронштадтского военно-морского суда по делу о сдаче 15 мая 1905 года неприятелю без боя миноносца «Бедовый».
Суд оправдал, как тяжело раненного, адмирала Рожественского, а всех остальных приговорил к расстрелу. Однако принимая во внимание смягчающие обстоятельства и перенесенные подсудимыми потрясения, суд постановил ходатайствовать перед Государем о замене им смертной казни (или заключения в крепости вместо нее) исключением и увольнением со службы. Государь Николай Александрович, проклиная тех, кто втянул его в авантюру с Японией, вовсе не желал сводить счеты с неудачниками-исполнителями и ублажать общественное мнение смертными казнями.
Он заменил расстрел следующими наказаниями: «гвардейского экипажа капитана 2 ранга Баранова — исключить из службы с лишением чинов, орденов и других знаков отличий;
капитана 1 ранга Клапье де Колонга — исключить из службы без лишения чинов;
корпуса флотских штурманов полковника Филипповского и лейтенанта Леонтьева — отставить от службы, с законными для всех последствиями сих наказаний».
Отставного вице-адмирала Рожественского, капитана 2 ранга Семенова, лейтенанта Кржижановского и мичмана Демчинского повелено было считать оправданными.
Итак, попав в итоге своих необычайных военных приключений на скамью подсудимых, капитан 2 ранга Семенов, несмотря на то что его «высочайше» повелели считать оправданным, не мог уже оправиться от потрясения гибелью двух эскадр, унижений в плену, унизительных же следственных процедур на родине, включая медицинские осмотры в доказательство его ранений, предания суду, который вынес ему в первом слушанье смертный приговор, сопровождаемый воем газет, которые объявили Семенова «главным сатрапом» Рожественского, приводившим в исполнение смертные приговоры над матросами во время похода эскадры… Владимир Иванович Семенов демонстративно ушел в отставку и, поселившись на Фурштадтской улице в Петербурге, написал свою знаменитую трилогию «Расплата» и несколько других брошюр, посвященных вопросам возрождения флота.
Продолжение следует