Каварда́к. Это слово, имеющее значение «бестолковщина, путаница», было заимствовано из тюркских языков. В турецком находим существительное kavurdak — «жарко́е», образованное от глагола kavyrmak — «жарить». Первоначальное значение этого слова — «кушанье», а современное развилось в связи с тем, что это слово переосмыслилось в «смесь плохих продуктов».
Синонимы: безалаберщина, беспорядок, всё вверх дном,непорядок, неразбериха, неурядица,хаос, погром, похлебка, поэтический беспорядок, путаница, развал, разгром, разор, раскардаш, сам черт ногу сломит, светопреставление, содом, суматоха, сумятица, тарарам.
«Перестройка» (1985 – 1991) Перестройку можно охарактеризовать как попытку сохранить административно-командный социализм, придав ему элементы демократии и рыночных отношений, не затрагивая коренных основ политического строя (А. Ю. Днепровой). Под воздействием перестройки произошли значительные идеологические, политические, экономические, социальные перемены, изменившие сверху донизу совокупность государственных и экономических структур, утвердившихся после Октября 1917 г. в России.
У политиков, ученых и публицистов существуют различные точки зрения на этот процесс. Одни видят в перестройке контрреволюционный переворот и предательство по отношению к Октябрю и социализму; другие — возможность развития России в русле мировой цивилизации; третьи — наступление «смутного» времени и гибель огромной страны; четвертые — возможность возврата на естественно-исторический путь, прерванный в 1917 году. Традиционной остается позиция, объясняющая все беды России всемирным заговором сионистов и империалистов, давно вынашивавших планы ликвидации супердержавы. Результаты перестройки во многом не совпали с первоначальными замыслами ее творцов (и совпали и обрадовали!).
По мнению исследователя С.Г. Могилевского, нынешняя временная дистанция и процессы, последовавшие за окончанием перестройки, позволяют говорить, что это событие равно по своей значимости Октябрю. Основное содержание перестройки — социальная революция, в центре которой находятся вопросы собственности, типа власти и характера производственных отношений.
Можно также высказать собственное мнение, что сие деяние есть циничное возбуждение мировоззрения народа, вдохновляемого на творение лучшей жизни, когда, не имея твёрдой, адекватной планам, основы для высоких устремлений, провозглашаются грандиозные задумки, под сенью которых протаскивается совсем другая идеология. Это как популистские лозунги большевиков: «Земля крестьянам! Фабрики рабочим! Мир народам!», а на самом деле – захват власти и передел собственности — с фигой в кармане.
(Далее мелким шрифтом представлены собственные рассуждения, комментарии, а примечания к тексту – под цифрой).
Хотите, чтобы рухнула крыша – вышибайте столбы. А столбами общества являются моральные устои, заповеди, вошедшие в сформированные веками обычаи, традиции каждого этноса.
На Руси всегда забавлялись мыслями о лучшей доле, бежали от деспотизма в леса, тундру, горы …, искали Беловодье, Шамбалу, параллельные миры … До сих пор в поиске !
От извращения ума происходят испражнения души (цинично !), реализующиеся в политике, идеологии, экономике, культуре (например, в «шедеврах» современного «авангардного искусства»).
Цинизм – это демонстративно пренебрежительное или даже презрительное отношение к общепринятым моральным, нравственным, этическим, идеологическим, религиозным и культурным ценностям, а также представлениям о приличии и благопристойности.
Циники считают, что сострадание, сочувствие, стыд и другие эмоции мешают человеку руководствоваться здравым смыслом и принимать правильные решения.
Ирония – мать сарказма.
Сарказм – отец цинизма.
Цинизм – проводник развала.
Что остаётся?
Скепсис! Сатира!
Через много лет начинаешь понимать, что именно такое отношение было основой планов «перестройки». Скорее, «переделка» …мозгов и «перекладка» … в карманы!
Цинизм – мощное оружие … против себя!
Девяностые годы… Прошлое столетие… Уже 25 лет минуло после «перестроечного» драматизма тех лет. Традиционная русская народная забава – «ПЕРЕСТРОЙ-КА» (авось, что и получится?), а «по- цивилизованному» – перманентно-внедрёжная революция.
Мы все родились не в своё время. Будущее для нас ещё не наступило, а прошлое уже прошло. Только некоторые способны жить в настоящем по-настоящему. Но для этого необходим разум, т.е. ум, воспитанный и одухотворённый, как хорошо настроенный музыкальный инструмент в умелых руках. А кто музыкант? А кто дирижёр? … Это особый разговор.
В июле — августе 1995 года судьба привела меня с супругой в отдалённое село Тверской области. Целью поездки было восстановление сил Гали после операции — в природных условиях. Других условий не было, мы сидели на мели, т.к. деньги от трудов и службы поступали совсем не регулярно. Выручила родственница Гали — Люся, у которой в одном из сёл Тверской области был дом, приобретённый в конце 80-х по остаточной от «перестроечного» разорения цене. Морская активность страны в эти годы существенно снижалась, выходы в море стали редкими, «сухопутного» времени стало больше. Появилась возможность использовать отпуск.
В саду начинали поспевать яблоки ранних сортов, на кустах созрели ягоды — смородина, малина, крыжовник; отцветала картошка, солнце грело, птицы свистели – что ещё надо для реабилитации?
Село широко, живописно раскинулось среди пахотных полей, перелесков и оврагов – как на лубочных картинках или в мультфильмах — среди равнины на горках мостились усадьбы в окружении садов, а внизу – сплошь пахотные поля 
С вершины холма, на краю которого находился дом Люси, открывался дивный вид на равнину, а на самом горизонте, в северной стороне под лучами солнца блестела тоненькая полоска печальной для истории России речки Сити ˡ.
ˡ Битва на реке Сить (Ситская битва) – сражение которое произошло 4 марта 1238 года на р. Сить между войсками великого князя владимирского Юрия Всеволодовича и монголов под предводительством Бурундая, темника Батыя. После того как монголы вторглись во Владимирское княжество Юрий Всеволодович оставил столицу княжества и ушел в леса около реки Сити, где собирались разрозненные остатки войск. 1238 год, 7 февраля монголами был взят Владимир. Жена Юрия и двое его сыновей погибли. Часть войск Степной Орды находилась во Владимире. Однако несколько десятков тысяч всадников Орды отправилось в других направлениях: после взятия Ростова (это было 20 февраля 1238 года) войска под руководством Бурундая разделились: часть воинов взяла курс на Ярославль, а остальные отправились вместе с темником Батыя на Углич. Возле Углича войско снова разделилось на две части. Так были образованы два отряда из трех, которые атакуют силы Руси, а третьим отрядом стал ярославский. Его задачей была атака сил Юрия Всеволодовича с севера и северо-востока. Князь не знал, что его войска будут атакованы с нескольких сторон. Монголы подошли к Сити со стороны разоренного ими Углича. Исход сражения решил подход свежего монгольского войска под командованием Батыя. После того как был взят Владимир главные силы монгольского войска двинулись на Тверь и Торжок, а второстепенные силы во главе с Бурундаем были направлены на поволжские города. В 1238 году, начале марта на реке Сить собрались дружины нескольких князей северо-восточной Руси под предводительством Юрия Всеволодовича. Там были его родной брат, переяславский князь Святослав Всеволодович, и три племянника — Василько, Всеволод и Владимир Константиновичи. В то время великий князь стоял лагерем на притоке реки Мологи, Сити. Отряды князя Юрия были растянуты на 100 километров. Он ждал помощи и мог надеяться на серьезные подкрепления. Однако войск из Киева и Новгорода князь так и не дождался. Войска Бурундая действовали по всей монгольской военной науке. Дальняя и глубокая разведка, скрытное передвижение, уничтожение всевозможных доносителей – уроки Чингисхана не пропали даром. Третьего марта войско Бурундая обнаружила русский сторожевой полк воеводы Дорожа (примерно 3000 человек). После непродолжительного ожесточенного боя русские были разбиты превосходящими вражескими силами и почти полностью уничтожены. Согласно легенде, самому Дорожу удалось вырваться и, проскакав несколько десятков километров, добраться до войск великого князя. «Обошли нас татары», – успел он доложить. Однако даже если это и было так, сообщение Дорожа пришло поздно: на пятках у воеводы уже сидела вся монгольская армия. Русские войска только начали строиться для обороны, когда на рассвете 4 марта 1238 г. на нее обрушилась монгольская конница. Несмотря на отчаянное сопротивление, русские не смогли выдержать удара. Монголы смогли рассечь русское войско, а после оттеснить его к реке, где и произошел последний, трагический для русских, акт битвы. Русские были взяты в плотное кольцо, и лишь немногим удалось выйти из него. Другой отряд монголов атаковал обозы в Семеновском и Княгинине, а также засадный отряд (причем он был обнаружен еще до того, как была устроена засада). Другие полки русских направили в зону боя несколько своих воинов в качестве помощи. Третий вражеский отряд разгромил Великое Село (оно впоследствии так и не было восстановлено). Затем войска Степной Орды атаковали полк, располагавшийся в селе Покровском. Далее русских стали вытеснять на лед Сити. Два полка князя Юрия были окружены и разбиты. Не исключено, что в поражении есть вина и самого князя, пославшего часть своих сил на помощь находившемуся еще дальше и также атакованному – уже другой группой степняков – засадному полку. Так сообщают летописи и констатируют, что и засадному полку Юрий Всеволодович не помог, и себя ослабил. Значительное численное превосходство было на стороне монгольского войска. И главное, что не удалось сделать князю и его воеводам, это организация системы охранения. Стараясь уклониться от любых столкновений с монголами, они оказались в полном неведении относительно их собственных перемещений. Не была организована разведка и наблюдение за монгольскими войсками. Потому нападение монголов было для русских полной неожиданностью. Углубившись в болотистые дебри, великий князь сам себе устроил ловушку, при этом безвыходную в краю сплошь заболоченных лесных дебрей. На льду было так много сражавшихся, что он не выдержал и треснул. Разгром русского войска на реке Сити был полным. Погибли или оказались в плену почти все ратники князя, пал в битве и сам князь. Его голова позже будет преподнесена хану Батыю в качестве дара. Погибли его брат Святослав (убит в плену) и племянник Всеволод. Так на реке Сити был уничтожен цвет русского воинства. Русь потерпела жесточайшее поражение, на долгие годы определившее ее непростую судьбу. Таким образом, битва на Сити – попытка дать сопротивление надвигающейся Орде. Войска монголо-татар захватили Владимиро-Суздальское княжество. ( https://shtorm777.ru/bitva-na-reke-siti.html). На месте сражения скопилось огромное количество тел погибших с обеих сторон, из-за чего течение реки было остановлено. То место позже стали называть «плотищей». В общей сложности сражение продлилось два дня. Оно проходило в трех местах: возле Божонки и Могилицы; в районе селений Игнатово, Красное, Юрьевская и Станилово; рядом с Покровским, Семеновским и Игнатовым.
Последствия битвы на реке Сити. Обе стороны понесли немало потерь. На стороне монголов участвовало 50 тысяч человек, и многие из них погибли. Орда была не в состоянии идти на Новгород по причине ослабления своих сил. После смерти князя Юрия престол занял Ярослав Всеволодович, его брат. Он взял под контроль два княжества: Переяславль-Залесское и Владимирское. Разгромленные населенные пункты (как города, так и близлежащие деревни) потеряли не только имущество и жилые объекты, но и людей: кто-то погиб в бою, а кого-то обратили в рабство. Разгром русских войск окончательно демотивировал властителей Северо-Восточной Руси. После поражения Юрия Всеволодовича в Ситской битве они очень легко сдались завоевателям и позволили им захватить свои земли. В целом Степная Орда увидела, что ей по силам взять под контроль всю Древнюю Русь. Позже монголы выступили на Чернигов, Киев и Галицко-Волынские земли.
Гумилёв и другие стремятся доказать, что татаро-монгольского ига не было. Просто Русь помогала Орде выжить, а Орда учила, как это лучше делать – дружба была. Дружба привела к ликвидации Орды (видимо, оптимизация). Теперь мы вместе дружим с другими и помогаем выжить капиталистическому миру.
Дом Люси расположился у подножия холма, по спине которого с востока на запад шла грунтовая дорога, а по обе её стороны располагались сельские усадебки примерно одинаковой по площади землицы (≈ 12 аров) с рублеными домами. Место представляло собой как бы отдельную от основной территории села деревеньку из 14-ти участков. К южной стороне холма примыкала колхозная машинотракторная станция, находящаяся в полном разорении. За ней проходила асфальтированная дорога, отделявшая холм от центральной части села, где кроме усадеб находились сельская администрация, клуб и одноэтажная деревянная восьмилетняя школа. Далее на восток шёл лес. В этой части села проживали более зажиточные, чем на нашем холме, труженики.
Люсина собственность по причине отсутствия мужского присутствия и довольно редкого заезда самой хозяйки была в некоем запустении: покосившийся забор, заросшие сорняком огородик и сад со старыми неухоженными деревьями. Да ведь участок таким и достался ей от прежних хозяев, ушедших на покой ещё в относительно молодом возрасте. А поднять одной на безденежье – куда уж там!
Сам дом по меркам селян был средней руки, как у большинства соседей. С востока, от дороги к дому примыкало небольшое крылечко, довольно шаткое. От входной двери налево располагался вход в подворье – пристройку, состоявшую из хлева с глинобитным полом и низким потолком. Над хлевом под самую крышу находился сеновал – сенник. Меня удивило размещение подворья с юга, ведь обычно такие пристройки делали с севера, чтобы защитить жилую часть от северных ветров. Но с севера проходила дорога вверх на холм, а с юга на склоне располагались сад и огород. Очевидное удобное соседство с хлевом и тем богатством, которое в изобилии периодически накапливалось в нём.
От входа в дом надо было подняться на несколько ступенек и пройти в сени, довольно просторные, из которых направо был вход на веранду. Вечером, после трудового дня здесь можно было с удобством расположиться на диване, рядом на столе ставился самовар, и за вечерним чаепитием расслабленно наблюдать в западные окна заходящее в поля солнце, ловя перед сном его последний луч.
Пройдя из сеней прямо, попадаешь в главное жилище – избу стандартного размера – квадрат из 6-метровых брёвен. Слева от входа находилась кухонька, а от середины стены к центру помещения шла русская печь с полатями. За ней – спаленка с просторной кроватью (металлической, с шишками и горой подушек), которая зашторивалась на ночь. Противоположная от входа стена была в три окна, выходивших на дорогу. Справа от входа в углу стоял сундук, а по правой стене – шкаф. Дальний её угол занимал комод, на котором стояла ваза, а над ней – маленький иконостас. Перед окном посреди комнаты размещался крепкий просторный стол – это была обеденная часть избы. Перед входом в избу слева находился вход в узкий коридор – он вёл в крошечную спаленку, рядом с которой располагался санузел деревенского типа.
Первый раз, пройдя по дому, пытался представить себе жизнь прежних хозяев не одного поколения, их занятия, форму того короткого счастья, которое выпадало на их долю в условиях непрекращающихся для отечественных селян в течение веков суеты, борьбы, тревог, раздоров … Сколько же лет дому? Чего он только не видывал? Вроде говорили о самом начале 20-го века, когда холм заселялся размножившимися из главного села выходцами, да ещё приезжими.
Вот, заинтересовала старая облицовка стены веранды. Советские хозяева, чтобы, угнаться за модой, оклеили стены бумажными обоями, которые постепенно выцветали уже с четверть века. Часть обоев отошла, а под ними – просто чудо! – плотно подогнанные друг к другу планки, сработанные хозяином вручную, топором! Тонкие, в сантиметр-полтора толщины вытесанные дощечки шириной 12 см. Аккуратный ход топора (не рубанка, не фуганка – это дорогие никчёмные для мастерового крестьянина игрушки) шёл по всей длине «тёсовой досточки». Время высушило её, посеребрило приглушённой патиной, слегка поблескивавшей на солнце – какие обои могут сравниться с красотой этого естественного блеска?
Да, уют – это когда удобно и красиво, оптимум положительных эмоций в отношениях человека с окружающим пространством, составом, взаиморасположением и функциональностью предметов обихода, техники, художественных форм. Можно сказать, что уют это комфортное состояние индивидуальной души, возвышающее её, умиротворяющее и призывающее к достойной жизни. Крестьяне понимали это и старались создать его в своих избах.
Приложить бы руки к этому хозяйству, да и жить без забот с коровкой, козами, курами, гусями … — а в избе детишки …! Но пока надо было хоть немного навести порядок в саду, огороде, забор поправить …
Год выдался редкий – «малиновый»: в лесу кусты были усыпаны крупными сладкими ягодами. Жители со всех окрестностей стекались на опушки и вёдрами выносили дар леса — такое, как говаривали местные, бывает раз в сто лет. А ведь, сколько любителей малины могут прожить всю жизнь, так и не испытав подобного изобилия. Народ наш охочий, любит насладиться до тошноты, иначе счастья никакого. Это вам не лягушкам лапки отрывать, воробьёв жарить, да ракушки ковырять от скудости.
Но доморощенные бурундаи, дорвавшиеся до «европейских ценностей» и ставшие охотниками до лягушачьих лапок, дор блю, хамона и устриц создали (бездумно ли?) условия для «процветания» сельских тружеников: ликвидировали колхоз, уничтожили машинотракторную станцию (всю технику доброхоты «раздали» по дворам – почти у каждого дома на улице стояла техника — то трактор, то комбайн, то сеялка, то веялка … богатство?!). Правда …, бензин, масло, детали, ремонт – всё за свой счёт (а на что?). Зато все долги простили – свобода? Не совсем …
Кто ничего не должен, тот никому не нужен?
Свободу можно определить как возможность выбора. А осознанной свободой является ВОЛЯ. В основе воли – духовно-нравственный стержень, определяющий мысли, действия. Сила воли – совокупность усилий, направляющих разум на целевой выбор действий путём включения воли. А в своих действиях народ на Руси всегда опирался на ВОЛЮ, а не на СВОБОДУ, считая свободу чем-то несерьёзным, баловством, распущенностью. Вот и получили несерьёзное баловство – а теперь выбирайся, кто выживет!
Но самое главное, страна перестала закупать отечественную продукцию. Как мыши из подполья появились нувориши, доброхоты-посредники – «герои нашего времени».
«Давай купим по дешёвке залежалость там, а продадим как дефицит здесь, создадим «изобилие», а свой производитель без «фантиков», кому он нужен?» — вот так шуршали мозги у новоявленных «бизнесменов» — интеллигенция!
В царское время сокрушались: «Как далека интеллигенция от народа!». А теперь её нет, вместо неё цветная пена из низов, далёкая не только от народа, но и от культуры, образования и морали. А понижение культурного уровня ведёт к лишению достоинства и чести, а далее – деградация, превращение в раба, пусть и богатого. Социальная пена может стать элитой, но только тогда, когда очищается в ряду поколений от грязи, невежества, бездуховности, меркантилизма, мизантропии … и у неё появляется совесть. А как очиститься? Образование, однако!
Не поняли (ли?) наши «деловые круги» то, что современный Запад есть внутреннее духовное, алчное и агрессивное варварство при внешней материальной цивилизованности. Поэтому, встав на сиюминутный «цивилизаторский» путь, пришли ко второму этапу развала России (в лице СССР) под заунывный вой заокеанского саксофона. Ведь цивилизованность это не только рациональная упорядоченность, право закона, этикет и эстетика, а, прежде всего, духовные принципы (это ещё Солон, Сократ, Платон … провозглашали).
Однако! Всё, что в России делается быстро, оканчивается провалом (но, слава Богу, не крахом!).
Для достижения сиюминутных целей, возможно, хороши любые средства, но если цели долговременные, серьёзные, то средства их достижения должны быть порядочными.
Рационально, логически построенная система без уважения к человеку порождает формализованный подход к исполнению. И, бездушие … как руководителей, так и исполнителей.
До перестройки колхоз продавал государству рожь, ячмень, овёс, у жителей в промышленном масштабе закупались усадебные овощи, фрукты, ягоды, мёд – практически в каждом дворе пасека. Зажиточные были колхозники.
Новая «Ситская битва» принесла свои плоды. У большинства сельчан ещё оставались признаки былой зажиточности: правильные черты лица, складная фигура, ухоженные волосы … Степенная походка, неторопливая и негромкая речь – достоинство присутствовало. Но деградация нарастала. За 10 лет «перестройки» поля заросли бурьяном – зачем «землевладельцу» пахать, напрягаться, если продукцию не реализовать, только затраты да здоровье на вылет.
За последние годы у большинства жителей (сами они отмечали в разговоре, да и со стороны заметно было видно) появился отпечаток озабоченности на лицах, глаза потускнели, сетка морщин, жидкие волосы, больные зубы – неухоженность и нездоровье. Пришли болезни, которые раньше были редкими: гастрит и язвенная болезнь, диабет, аллергия, ожирение и, наконец, рак. Зажиточные, «крепкие» хозяева ещё держались в струе относительно здоровой жизни, но и у них блеск глаз появлялся только тогда, когда начинали рассказывать о прошлых годах. Какой уж тут энтузиазм!
Жили-были два брата-близнеца. Один за советскую власть, второй против. Началась перестройка. Первый против перестройки, второй — за. Прошли годы. Первый против приватизации, второй … тоже!
Была в колхозе ферма на 1000 голов крупного рогатого скота молочной породы, работа у сельчан на ферме была, а теперь осталось около 100 коров по дворам, да и рабочие места пропали. На рассвете включался сельский будильник: пастухи гнали собранное из частнособственнических бурёнок стадо мимо «нашего» дома на ближайшее заросшее поле: «Пи-пи-пи²…твою мать! Куда прёшь …пи-пи! Я тебя …пи-пи-пи, б … ты такая!»
Пи-пи² — фантом разнообразных народных идиоматических нецензурных высказываний, считающимися глубинными выразительными средствами выхода из души волнующих чувств, переживаний, сиюминутного возбуждения. Приводить их истинное звучание в тексте не принято, да и незаконно.
Эта звонкая сельская песня звенела на некотором удалении в непаханых полях вплоть до заката и обратным потоком проплывала в вечернем воздухе, пока каждое набухшее вымя не оказывалось в руках хозяек. И то (слава Богу!), что оставались молочные кормилицы по дворам – хорошее подспорье, да ещё и производители естественного удобрения!
Однажды в село к соседке приехал сын из Петербурга, успешный менеджер на белом мерседесе. Село взбудоражилось – богатей, герой у бабы Паши! Хорошо устроился! Ранним утром жители наблюдали удивительную картину: «герой» собирал в мешки сухие коровьи «лепёшки», а мешки складывал в объёмный багажник и на заднее сиденье иномарки, да ещё на верхний багажник принайтовывал.
Подруги бабы Паши ехидно вопрошали её: «Что, в Питере г…на не хватает? Аль он его через свою фирму продаёт? Аж мерса́ купил, видать дорогое в городе г…но-то! Давай у себя фирму наладим, да и разбогатеем!».
«Дуры вы, бабы, – ответствовала мать «героя», – Жорик женатый — дитё, квартира, дача в садоводстве, а все садоводства-то на болоте, земля никакая, удобрять же надо».
Село старело, нищало и пьянело.
Обрушение иллюзий ведёт к поиску галлюцинаций…
Молодёжь подалась в город «устраивать» свою жизнь. В селе никого из молодых не осталось, кроме немощных. Печально! Ведь урбанизация порождает в головах урбанизм, а он губит природу человеческую, естество духа. Примером служит судьба США и Европы, к ним приблизились «небоскрёбные» страны Азии, следом тянуться южноамериканские государства … городская офисная цивилизация! Каменные джунгли вокруг и такие же в мозгах. А далее извращения в поисках сверхчувствований – естества-то не хватает!
Погоня за сверхчувствованием, как и погоня за сверхприбылью лишают человека благородства.
Оставшиеся в селе «патроны» и «матроны», бывшие члены колхоза, размежевались в формах: у кого-то появились «пивные» животы, а другие, наоборот, «подсохли». Но и те, и другие потеряли юркость, желания, силу, выносливость.
Лишивших честных крестьянских заработков, жители села от нужды искали «халтуру», а все работы производились за «конвертируемую», точнее «бутилируемую», валюту: что-то починить, поправить, вскопать … бутылка.
Рождаемость сникла. В крепко срубленной сельской школе во всех классах учились всего 7 детей разного возраста. Шла речь об объединении всех учеников волости в одну школу с сокращением числа учителей (экономия!), которые и так разбежались. А до волостной школы от села 5 километров.
Однако никто из сельчан не мечтал вернуться в колхоз – коллективное хозяйство — опять вступать в ряды строителей коммунизма? Утопическая идея создания рая на Земле не проникает в сознание здравомыслящего труженика и рассчитана на буйствующего бездельника, с помощью которого возможно делать революции и обеспечивать, удовлетворять интересы «Избранных».
Строительство коммунизма было подобно строительству вавилонской башни. И там и здесь была одна идея – достичь рая при жизни. Только в Вавилоне стали строить башню, чтобы найти его на Небе, а коммунисты попытались (да ничего они не пытались – провокация это была) построить рай на Земле. Конец в обоих случаях один – размежевание душ, разъединение по углам, развал.
Поэтому рационально мыслящие граждане, рабочие ли, крестьяне ли, служащие ли, ожидали от Перестройки прежде всего справедливого распределения ресурсов, сил, собственности, а не разгула криминала, обмана, рейдерства и извращений. Бывшие колхозники оказались в кабале преступной внутренней политики и сетовали на то, что перестроечная «революция» это шаг назад, а не вперёд: «Почему надо было опускаться на ступень ниже вместо того, чтобы подняться на ступень выше?».
Но лето было в разгаре, воздух чист, вода родниковая, а телевизора как угнетателя сознания, не было, и жизнь продолжалась, спеша в 21 век. К нашему холму с севера подступало чудодейственное поле – оказывается, колхоз выращивал на нём лекарственные растения: аптечную ромашку, шалфей, зверобой, мяту, душицу, лаванду и другие травы. Видимо, бывший колхоз под видом «аптекарской» деятельности сохранял травопольную систему, обеспечивая тем самым поддержание плодородия почвы и её «экологичность», чистоту вместо пресловутой «химизации». Травы заготавливали и сдавали в аптечную сеть – тоже прибыль!
Поле было обширное и выполняло ещё одну роль – медоносную, на нём крылатые труженицы от зари до зари добывали духмяный нектар на радость и пользу своих хозяев. Порядок в этом поле, как и на других полях, уже никто не наводил. А зачем? Какие травы, когда есть химическая фармпромышленность, аптеки, провизоры … Лекарственные травы в поле постепенно вытеснялись сорняками, но аромат, особенно в предзакатные часы, окутывал весь холм, заставляя жителей предаваться ностальгии и возбуждая романтические чувства на ночь.
Встав ранним утром, мы потекли по тропинке в ближайший лес и меньше чем за два часа собрали двенадцатилитровое ведро лесной малины, крупной, чистой, сладкой! С урожаем надо было что-то делать. После тщательной переборки ягод из лучшей их части решили сварить варенье. Такой малины оказалось литров семь, а сахара в доме не оказалось совсем – дефицит по всей области. Пришлось идти по соседям, и кое-как набрали кое-что в долг. Этого объёма хватило только для того, чтобы приварить литров пять. Получившийся полуфабрикат доводили до кондиции варенья уже по возвращению домой. Остальной «премиум» решили посушить на русской печке, а из ягод второго сорта сделать вино.
Ночи уже становились довольно прохладными, и печь приходилось по вечерам протапливать. Из ольховых дров в горниле складывался «колодец», открывалась вьюшка, и дрова поджигались, а горнило закрывалось заслонкой. Когда дрова прогорали, в печи можно было испекать хлеб, печь картошку, тушить овощи, томить щи и т.д., но мы ставили на ночь молоко или простоквашу, которые к утру становились, соответственно, топлёным молоком и варенцом.
Самый полезный способ горячей обработки продуктов – томление, долгое, ласковое воздействие тепла, позволяющее щадящим способом сохранить все полезные для организма вещества, их вкусовые качества, и максимально подготовить пищу к адекватному усвоению этих веществ пищеварительным трактом (Во загнул !). Недаром именно на принципе русской печи, наконец-то, стали производить современные девайсы в виде мультиварок, например. Но это же не то!
А уж какое благостное тепло даёт эта печь в окружающее пространство жилого помещения – речь особая. А лечебные свойства лежанки, полатей? Кто не пробовал, не поймёт! Также великая польза печи и в порядке использования её для сушки трав, ягод, изготовления левашей³.
³Из книги «Домострой»
«О левашах всяких ягодах. А леваши ягодные черничные, и малиновые, и смородинные, и земляничные, и брусничные и всяких ягод делать: варити ягоды добре долго, да как розварятся, протереть сквозе сито, да с патокою упарить густко, а паря, мешать не переставая, чтоб не пригорело. Как будет добре густо, то лити на доски, а доска переже патокою помазати, да как сядет; в другие и в третие наливати. А не сядет от солнца, ино против печи сушить, а как сядет—вертети в трубы»… Это вам не сникерс какой-нибудь!
Всю ночь, слегка протопленная, печь сохраняла тепло. Еду готовили на плитке, т.к. растапливать для этого печь летом – жарко, а дров жалко. А вот на полатях расстелили бумагу и разложили на неё малину для просушки и пучки собранных на поле разных лекарственных трав. Запахи малины и молока, аромат трав гуляли по избе дни и ночи. Замечательное изобретение – русская печь: мягкое тепло, здоровая пища, уют…красота! И не только – ведь и детей плодить в сто раз лучше, уютнее у печки, ну за печкой, …на печке …! Не то, что у мультиварки, разве что под ней!
Конечно, многие предпочитают спокойно отдохнуть в санатории, доме отдыха, пансионате – ни тебе работы по хозяйству, ни приготовления еды, мытья посуды, стирки-сушки-глажения … Ходи, гуляй, экскурсии, пляж, трёхразовое питание без хлопот, массажи, бани и т.д. – НЕГА! Но разве может эта нега, безделье сравниться с сельским размеренным спокойствием, производительными полезными хлопотами, когда ты не только берёшь себе и нежишь себя, но и можешь поделиться с другими от души и рук своих, хоть и устаёшь от трудов. Не только нега, но и польза, физическое и душевное удовлетворение!
Праздник каждый день превращается в серые будни. Чтобы сделать их светлыми, надо разбавить рабочими труднями.
Ведь полноценный отдых только тогда удовлетворяет тело и душу, когда человек потрудился во благо. Желание трудиться – естественное состояние человека, а отсутствие его – признак либо болезни, либо несвободы, рабского труда.
Высшая, истинная радость проистекает от чувства выполненного долга!
Я не против прогресса – Боже упаси! Я – за! Но сколько мы теряем, обрушивая традиции, обычаи, губя здоровую натуральную среду обитания, здоровые общественные отношения, коверкая свой язык, потребляя чужеродные «ценности», уходя в искусственную среду, разнообразные зависимости, теряя здоровье, жизненный потенциал, извращая генетику!
Зачем, имея примитивные средства, мы массово, всей душой стремимся, пытаемся «овладеть» Космосом, кое-как изучив, но уже замусорив сушу, не познав ещё родной Океан? Мол, «…мы здесь все богатства использовали – полетели на Марс!». Это как подсечно-огневое земледелие – пришли, вырубили лес, сожгли пни, вспахали, пожили, истощили почву, снялись и двинулись дальше, оставив за собой пустыню. Первобытное отношение к Матери — Сырой земле! Примитивно, не по-хозяйски. А чем Марс лучше Антарктиды? Условия существования даже хуже. «А мы на Красной планете нароем шахты поглубже, создадим в них комфортные условия (наверное, УЮТ), и будем добывать ресурсы». Так ройте в Антарктиде сначала, так осваивайте Океан! Может, надо расчётливее быть с комбинациями решений? Не выплёскивать «ребёнка» вместе с водой, борясь с «устаревшим миром»!
Ведь наша планета на самом деле и есть РАЙ, подаренный Господом! Примитивные представления о РАЕ, как о великолепном вечнозелёном, вечнолетнем, изобильно плодоносящем саде с добропорядочными жителями и животными – миф, гламур и нега! Скучно и однообразно! А на Земле разнообразие и многообразие климата, растений, животных, почв, рек и морей … на любой вкус! В таком раю не скучно ни работать, ни отдыхать! Ходи, плавай, летай, ныряй – многих жизней не хватит, чтобы всё освоить и осмыслить! Найдите в космосе подобное чудо – нет больше, а Земля – колыбель для всего живого, да и неживое как красиво – рай!
Первые три дня село чутко присматривалось к появившимся в доме Люси незнакомцам. Прошёл слух, что это её питерские родственники – врач с женой. И вот на четвёртый или пятый день нашего пребывания появился в избе первый пациент – баба Нюра. Небольшого роста, сухощавая, слегка сгорбленная под воздействием трудовых колхозных будней, лет 60-ти. Мы сидели за утренним чаем, когда она постучала в дверь, вошла, поздоровалась, представилась и тихо присела на краешек стула с кульком в руках. От предложенного чая отказалась, и сидела молча, острым взором изучая нас.
Я подумал, что она нуждается в помощи – мало ли, мужских рук не хватает – поэтому спросил её:
— Что привело Вас к нам, может чем-то помочь?
Галя предложила ей сесть за стол, но женщина, легонько махнув ладошкой, осталась на месте, плотно стиснув зубы.
«Наверное, зубы болят, – пришло мне в голову, — а, может, «женские дела», вот и смущается».
Переглянувшись с Галей, решил «сходить за дровами». Минут через десять, вернувшись с охапкой поленьев, застал бабу Нюру в той же позиции, а в глазах Гали — застывшее изумление, даже стало не по себе. На столе лежал принесённый соседкой кулёк. Баба Нюра вскочила при моём появлении и быстро, слегка прихрамывая, просеменила к выходу. Тихо, почти шёпотом, попрощалась.
Только она юркнула за дверь, Галя, зашлась смехом, пряча его в кулак, чтобы не слышно было. На душе у меня полегчало.
— Что случилось? — спросил я.
— Только ты вышел, — начала Галя, — баба Нюра громко тараторя, стала оправдываться и жаловаться.
— Мол: «Не могу при дохтуре, пи-пи, пожаловаться, пи-пи, а ведь коленка клятая, туды её, пи-пи, болит, пи-пи, невозможно, спать мне, пи-пи, по ночам, пи-пи, не даёт».
Оказывается, бабушка просто стеснялась своей нецензурщины, а при «городском» мужчине, да ещё враче, ей трудно было говорить без связующих слов.
Видимо для того, чтобы исполнить мечту наших «пламенных революционеров» по ликвидации культурной пропасти между городом и деревней, руководящие современники в лице потомков бывших народных слуг внедрили поголовное освоение английского пиджина – просто ведь и вроде как «интеллигентно». А на самом деле международная феня, смесь бритто-англо-вендо-саксонского с изувеченной пориджем латынью. Правда народ теперь поголовно и успешно осваивает отечественную криминальную феню.
— Я посмотрела её колено,- продолжила Галя, — да, левая коленка отёчна и слегка покраснела. Что делать?
— Мне всё равно осмотреть её надо, как за глаза диагноз ставить, — сказал я.
— Вот, она принесла что-то в дар за консультацию, — произнесла Галя, глядя на кулёк, оставленный бабой Нюрой.
Развернув его, мы обнаружили с килограмм чёрной смородины, отбороной , старательно подобранной, каждая ягода была размером с вишню. Даже неудобно как-то стало – ведь не поговорил с пациенткой даже.
На следующий день увидел бабу Нюру около её дома, через дорогу от нашего, немного выше по склону. Поздоровались.
— Спасибо за смородину, — поблагодарил я, — зашли бы к нам, надо коленку осмотреть.
К ней заходить не стал – мало ли что соседи подумают об этих городских – в селе у каждого листика, у каждой веточки глаза и уши.
К вечеру зашла соседка к нам – уже не такая сгорбленная и суетливая, и опять с подарком — узелком. Не принимая отказов, развязала его:
— Вот, только с грядки…, — с расстановкой произнесла она, — примите, не обессудьте.
Видно было, что говорить без «пи-пи» ей было сложно. В узелке оказались молоденькие огурчики – загляденье!
Осмотрев её колено, спросил бабу Нюру:
— Почему к врачу не ходили?
Как оказалось, мучается она уже пятый год, была травма на полевых работах в колхозе, развился артрит, перешедший со временем в артроз. Сустав периодически воспалялся, что мы и застали.
— Была врачиха в волости, лекарства прописывала, дак… уж года три как уволилась – денег не плотят, жилья нету у её, угол снимала… Лекарства нет уж, за ним в город ехать надо, автобус не ходит, а пешком не дойду…, да и дорого, а денег нет, — сокрушалась бывшая колхозница – вольная пенсионерка.
Утром мы поехали в город, нужно было поискать сахар, купить хлеба, позвонить домой и добыть лекарство бабе Нюре. К обеду справились и с покупками вернулись домой. К вечеру посетили пациентку, оставили ей мазь для растирания коленки и таблетки на случай обострения боли, чтобы спала спокойно. Соседка стеснялась, не хотела оставаться в долгу, но я её успокоил, похвалил ею мозолистые руки, вырастившие такие вкусные ягоды и огурцы. Она накрыла чай и предложила варенье из нового урожая. Варенье оказалось очень вкусным и не очень сладким, с кислинкой, слегка желеобразным.
— Какой интересный вкус! — подчеркнула Галя, — Как Вы его готовите?
— Долго варить надобно, не на огне, в печи томить, выпаривать…, да с перерывами, — открыла секрет баба Нюра, — И без сахара совсем.
Вот и обрели мы опыт, маленький нюанс сельской жизни, веками проходящей то в изобилии, то в скудости, но прививавшей труженику умение выходить из любой ситуации: заготовки делать экономно, переживать «чёрные дни», неурожаи, разруху, объединяясь в родовую стаю, помогать друг другу …, но и праздник развернуть в полную силу! А то и на войну «сходить» …
С этого дня село приняло нас в объятия – стали появляться другие пациенты, либо соседи, предлагавшие поправить забор, сходить на рыбалку, попариться в бане. «Консультативный пункт» работал с утра до обеда, вечер был свят – личное время. На консультацию обязательно приходили с подношениями – кто трёхлитровую банку молока принесёт («Только банку верни»), то ведёрко картошки, огурчики-помидорчики-лучёк-укропчик, то ягоды. Яблоки, сливы, груши ещё не поспели. А о мясном что-то никто пока и не вспоминал, обходясь молочным, яйцами, да рыбкой иногда, если повезёт. Забой-то проходит только в предзимье.
Отказываться от скромных даров или от других просьб нельзя было – обида, считалась как городская заносчивость, брезгливость.
О постах народ позабыл – колхоз же! Всё по-партийному было. Церковь снесли ещё до войны, а кто возвращался в лоно её (таких было совсем мало) или продолжал верить в роду (они до сих пор таились), ходили в небольшую церквушку на опушке леса километра за три от села. Мы её тоже посетили, жаль только, что батюшка в отъезде был.
Народ в селе приветливый, рад каждому гостю, но с оглядкой – сначала присмотреться надо. Зато, если приняли, то с душой! Воспитанные в атеизме жители сохраняли ещё понятия «совесть», «честь», «достоинство» …, получив прививку простой крестьянской нравственности от родителей и адекватной школьной программы (слава Господу, что интернета ещё не было, как и новой школьной программы образования).
Если у неверующего человека есть совесть, то он уже верующий, только этого не знает.
Чем больше человек компьютеризируется, тем меньше в нём остаётся человеческого, а чем больше его деятельность автоматизируется, тем больше возрастают индивидуализм, лень и тупость. Современные технологии существенно облегчают жизнь, но приводят к ускорению деградации духа, ума и тела. Как привести современную жизнь в адекватное равновесие? Нужен социально-нравственный противовес.
Вот, дядя Боря, как бы случайно встретившийся утром по дороге, неожиданно пригласил к себе в избу. Надо иметь в виду, что в селе он считался грубоватым нелюдимом, человеком «себе на уме», гордецом. Сельчане его недолюбливали, а тут вдруг хату открыл питерским!
Он не расплывался в улыбке, спину держал прямо, говорил отрывисто, с достоинством, даже менторски, но оказался интересным собеседником с широким кругозором, что говорило об образованности, начитанности и своеобразном интересе к жизни. Лет 45 – 47-и, ростом немного ниже среднего, коренастый, широкогрудый – в нём чувствовалась крепость, сила, высокая работоспособность, живучесть, что ли.
Пригласил нас к столу, на котором красовался начищенный до блеска старинный медный самовар, угостил чаем с вареньем, а затем стал показывать избу.
— Живу в Питере, а этот дом – моё наследство, отец умер в позапрошлом году, — гладя широкой ладонью посеревшие от времени мощные брёвна, произнёс Борис, — здесь я родился, избе-то уже около ста лет. Крыша в сенях протекала, так сейчас приходится с древоточцем бороться.
Он повёл в сени дефекты показывать.
— Вырезаю повреждённую жуками часть бревна и меняю на здоровый просушенный фрагмент, подгоняя заподлицо – кропотливая работа! — он поднял с пола кусок выбранного из стены бревна и начал крошить его топором. Внутри на вид здорового фрагмента оказалась труха, а в ней жирные белые черви-личинки с чёрными крепкими жвалами.
— Если этого не сделать, весь дом сожрут эти гады! — махнув рукой, сказал хозяин.
— Борис, а как ты узнаёшь, где находятся поражённые участки? — спросил я.
— Всё просто – простукиванием. Вот смотри … Он прошёлся вдоль бревна, перкутируя его, словно терапевт по груди больного. На самом деле – в одном месте звонкий плотный звук перешёл в глухой пустотелый.
— Вот и дефект, — Борис взял химический карандаш и, послюнявив его, отметил границы пустотелости.
— А теперь прислони к этому месту ухо.
Я прижался к этой части бревна ушной раковиной и через пару секунд отчётливо услышал работу сразу нескольких точильщиков.
— Как только вода, сырость пропитывают здоровое бревно, оно начинает гнить изнутри. Жукам этого и надо – они просверливают ход к сердцевине и откладывают яйца. Вот, видишь – часть бревна в точках-отверстиях. Это ходы – тут всё бревно убирать придётся.
— А что дальше, — спросил я, — что с домом делать?
— Хотел продать сначала, из города не наездишься, дорога дорожает, да и дел в городе много — суета. Сейчас никто и не купит – денег-то нет ни у кого. А начал ремонтировать, так жалко стало – труд-то вложен!
Натруженная ладонь его с любовью ходила по отшлифованным временем брёвнам. Чувствовалась сердечная боль его от бессилия, невозможности что-либо изменить, обида на своих односельчан, мирно вписавшихся в фарисейский процесс оболванивания мозгов и обнищания души.
Вину в отсталости России вменяют внешним и внутренним врагам. Это всё равно, что винить природу в том, что ребёнок рождается в муках. Здоровый ребёнок, проходя через родовые пути, выживает и становится сильнее, а больной погибает. Надо иметь в виду, что в разорении и отсталости виноват не столько агрессор или провокатор, сколько тот, кто не может себя защитить и развиться.
А древоточцы-то размножились не только в брёвнах наших тёплых уютных изб. Как зажирели теперь их потомки-опарыши! Шуршат – только щепки трещат, проходят по народному достоянию как саранча по огородам!
Герой нашего времени – меркантильный мизантроп.
Трудно оторвать хозяйственника от избы-матушки да земли-кормилицы, на которой он родился, воспитывался, трудился … Правда, хозяин, какой бы он ни был правильный и крепкий, сам попал на переплавку, который раз уже за век – век метаний, революций, войн, неустройства, бредовых прожектов и отчаянных иллюзий в голове, уже четыре века свёрнутой на чужбину в ожидании чужой любви, взаимопонимания и жирных подачек (Зачем ?). Не умеем мы правильно поворачивать колесо истории в правильном и нужном для себя направлении!
А выбирать полезное для своего развития действо, успешно противостоять дующему со всех сторон «ветру перемен» народ не приучен. Для этого надо любить и изучать свою историю, и выводы уметь делать, свою самостоятельность выпестывать, свой путь иметь. Да и то правда — русские похожи на чугун – сколько не сваривай чугунные детали воедино — ничего не получишь кроме груды металла. Чтобы сплотить эту живописную жизнерадостную груду, надо сначала расплавить «чугун» до жидкого состояния и убрать лишний углерод – получится сталь, которую можно ковать, сваривать, резать, точить…, чтобы цельный объект, образ получился. Правда, скульптор талантливый нужен. Выходит, что Россия — котёл для выплавки стали. А вот, например, евреи подобны урану – только соберётся критическая масса, пойдёт цепная реакция вплоть да термоядерного взрыва – революции. А куда революции без чугуна, без стали?
Один из эпизодов сельского «медицинского мониторинга» местных жителей явился следствием интереса местной «знати» к питерским персонам. На нашей горке на самом верху проживала зажиточная семья – представители трёх поколений. Просторный чистый крепкий дом утопал в зелени большого сада. Иногда из ворот ограды выезжала белая (опять белая – престижно же !) иномарка, которая вскоре терялась за горизонтом. Проезжая мимо Люсиного дома, незаметно притормаживала, а из окна, с переднего сиденья на нас с любопытством поглядывала пожилая женщина, оценивая происходящее. К этой семье у сельчан было особое отношение, у народа её представители получили прозвище «кулаки».
Да, имущий понимает имущего, неимущий ненавидит имущего и презирает неимущего.
Трудолюбие и как его итог – зажиточность, часто вызывают зависть тех, кто не может или не хочет, или не умеет планировать, трудиться, собирать, распределять, рационально расходовать с оглядкой в будущее свои средства (Боже, как скучно !), чтобы обеспечить достаток и развитие хозяйства своего, т.е. быть крепким хозяином, Хозяином с большой буквы!
За сотни лет на крестьянина то кочевник налетит, то вор заберётся, то барин ковырнёт, то «гегемон» нагрянет, то враг оккупирует, то чиновник пенки снимет – какой смысл утруждать себя да копить для «дяди». Дань, оброк, налог, выкуп, взятка … — «куды бедному крестьянину податься?» Ни справедливости, ни стабильности – раб обстоятельств – терпи дружок! Народ «Терпеливых фаталистов».
Не терпение, не толерантность, а иммунитет! Tolerantia – терпение. В биологии означает, что организм не способен синтезировать антитела в ответ на действие антигена. А immunitas – освобождение, избавление, т. е. способность организма противостоять действию повреждающих агентов, сохраняя целостность и биологическую индивидуальность. А нам что нужно?
Наконец настал момент знакомства – женщина среднего поколения, как потом оказалось, дочь хозяйки, солнечным утром подошла к нашему участку. Я был занят окучиванием картошки. Поздоровавшись, дама обратилась ко мне с вопросом:
— Скажите, Вы врач?
— Да,- ответил я, — что-то случилось?
— Да, моя мама плохо себя чувствует, страдает давлением, а сегодня ночью у неё рвота была, сильная головная боль, кровь из носа, а сейчас слабость. Вы можете посмотреть её?
— Конечно, пойдёмте, только переоденусь – я быстро.
Мы поднялись по тропинке к дому, навстречу нам вышел хозяин, поздоровавшись, представился:
— Владимир Георгиевич («С достоинством, — отметил я, — не просто по имени, как другие сельские мужчины»). Пришлось тоже представиться полностью.
Прошли в дом. Комнаты светлые, чистые, просторные – дорожки, покрывала, занавески, скатерти – сельский уют. Именно уют, никакой роскоши!
Роскошь порождает индивидуализм и одиночество души. А от её одиночества без Бога порождаются извращения.
В спальне на кровати лежала хозяйка. Лицо бледное, глаза потухшие, но при виде гостя она оживилась, привстала, поздоровалась.
— Сейчас получше стало, это у меня бывает, особенно на смену погоды – к дождю идёт сегодня, — проговорила она, — гипертония у меня, а аппарат сломался, не измерить давления-то. Бывает, голова заболит, а не знаешь – высокое оно или низкое, что принять надо? И лекарство заканчивается.
Было понятно, что ночью у нею развился гипертонический криз.
— У соседей можно аппарат раздобыть? — поинтересовался я у родственников.
— Что Вы? — ответила дочь, — на всю деревню только у нас и был, бесполезно даже спрашивать.
«Жаль, что наших врачей не учат китайской диагностики по пульсу, — про себя отметил я, — хотя ориентировочно, по наполнению артерии можно хотя бы качественно определить высокое давление или низкое». Прощупав пульс на запястье, установил, что наполнение лучевой артерии высокое, да и частота 90 ударов в минуту. Из лекарств оказались только корвалол, папаверин и дибазол.
«Детский сад, начало века, — промелькнуло в голове, — Но ведь нельзя на этом останавливаться!»
Пришло решение побороться с обстоятельствами экзотическим способом.
В 1990 г. я был направлен в командировку в Екатеринбург (тогда он был ещё Свердловском) для обследования когорты ликвидаторов Чернобыльской аварии. На Урале сосредоточены учреждения и предприятия, на которых заняты значительные группы специалистов, работающих с радионуклидами и источниками ионизирующих излучений. Поэтому в 1986 году большое количество этих специалистов были направлены на ликвидацию последствий крупнейшей радиационной аварии ХХ века.
С начала перестройки по мере разрешённого освоения пространства мировой науки, как и «метанауки», на базе Свердловского государственного медицинского института были организованы курсы нетрадиционной (на самом деле, наоборот, традиционной), в том числе китайской медицины. Некоторые эзотерические приёмы вошли тогда в практику создания аппаратных комплексов диагностики и лечения различных недугов, в том числе обнаруженных у «чернобыльцев». К чему я и прикоснулся в течение короткого курса обучения. Один из шаманских приёмов решил продемонстрировать в сердце европейской части России.
— У кого-либо есть золотое кольцо? — спросил я.
Смекалистая семейная крестьянская душа присутствующих на слово «золото» по-видимому, сразу заподозрила представителя «культурной столицы» в каких-то непонятных материальных посягательствах, возможно и махинациях. Повисло короткое напряжённое молчание.
«Недоверие, видимо», — подумалось мне.
— Ну, или какой-то другой золотой предмет – крестик, кулон …, — продолжил я спокойно. Пауза, и дочь пациентки сняла-таки с пальца обручальное кольцо, протянув его мне. Я попросил ещё обыкновенную школьную линейку и нитку. При этом хозяйка слегка заволновалась, стараясь быть спокойной, хотя и осталась в недоумении.
Я привязал кольцо на нитку. У основания ладонной поверхности на переходе ладони в предплечье существует заметная поперечная борозда. Линейку я положил на внутреннюю сторону предплечья лежащей на столе тыльной стороной хозяйкиной руки. Нулевую отметку линейки совместил с указанной бороздой.
В это время дверь в спальню слегка приоткрылась и четыре любопытных глаза – два карих внизу и два голубых наверху — появились в просвете. Женщины зашикали на представителей самого младшего поколения клана, но я попросил, чтобы дети зашли в спальню.
— Пусть учатся, — настоял я, — потом помогать будут. Две хорошеньких смущающихся девочки, примерно10-ти (голубоглазая, белобрысая) и 7-ми (кудряво-каштановая) лет вошли и остановились у изголовья кровати. Бабушка расплылась в улыбке, глаза заблестели.
— Пожалуйста, расслабьтесь, — скомандовал я хозяйке, — закройте глаза и спокойно дышите, — а вы, девочки, смотрите внимательно – когда я первый раз скажу «стоп», заметьте на каком расстоянии от нуля находиться кольцо. Я пойду дальше, и опять, когда скажу «стоп» запомните, на каком расстоянии снова находится кольцо. Поняли?
— Да, поняли, — прошептали девочки.
Я медленно повёл кольцо на нитке вдоль линейки от ладони к локтю. На отметке 9 см кольцо вдруг начало слегка раскачиваться и колебаться вокруг вертикальной оси. «Стоп», — сказал я. «Девять сантиметров, — в унисон произнесли девочки. «Молодцы, — похвалил я, — глаз – алмаз!». Девочки улыбнулись. Стал продвигать кольцо дальше, и с отметки 10 см оно успокоилось, но на 15-ти см снова задрожало и начало интенсивно колебаться.
— Стоп, — повторил я.
— Пятнадцать! — воскликнули сёстры. На отметке 16 см кольцо опять успокоилось.
— Вот мы вместе и измерили давление у бабушки – спасибо вам дорогие внученьки! Позвольте огласить результат, уважаемые собравшиеся: диастолическое, т.е. «нижнее» артериальное давление находится в пределах от 90 до 100 мм ртутного столба, а систолическое, «верхнее» — от 150 до 160 мм ртутного столба. Нужны лекарства, но те, что есть дома – слабые.
Глаза пациентки осветились, настроение у неё поднялось. Она медленно встала с постели и пошла на кухню. Насколько объективны были результаты «обследования» – не мне судить, но «оккультное деяние» произвело положительные плоды.
Потом хозяева пригласили нас к столу – пили кофе, что для местного поселения было роскошью. Традиционное варенье, печенюшки, шоколад …
— В субботу надо немного расслабиться! — с серьёзным видом произнёс Владимир Георгиевич и достал из буфета штоф с коньяком. Мы осушили по 100 мл под кофе.
— Да, но ведь и для хозяйки тоже полезно – давление снимает же, — решил продолжить я, — немного можно – граммов 20 – 25.
После кофе хозяин провёл нас по своему ухоженному саду, рассказывая о сортах яблонь и груш. Подробно объяснил, как ухаживать за ними, способы обрезки и прививки деревьев – всё доходчиво и понятно. Нам-то в саду у Люси порядок навести следовало.
Нашу экскурсию сопровождал молчаливый серьёзный кобель из немецких овчарок – немолодой верный сторож усадьбы.
— Помогает пёс по хозяйству? – спросил я.
— Конечно, Рекс — хозяин, без него никуда, правда, здоровье подводить стало. Видите, хромает. Неделю назад пришлось в Питер везти к ветеринару – опухоль вырезали. Пока он отходил от последствий, ушлый наш народ весь лук на задах собрал. Хороший лук был. А ведь раньше такого представить себе было невозможно – совсем люди опустились, — посетовал Владимир Георгиевич.
Пройдя сад, мы вышли к задам дома и пёс вдруг залаял.
— Что это с ним? — спросил я, — нет же никого.
— Это он по памяти, — ответил Владимир Георгиевич, — там за забором метрах в 10 обрыв. Раньше холм наш проходил дальше и был пологим, но с конца 80-х начали дорогу прокладывать неподалёку, нужен был песок, а холмы-то наши песчаные. Дорожники подогнали экскаваторы и начали забирать его. Шум стоял день и ночь! И бумаги на разрешение у них были. Три года всей улицей с ними бились. Уже когда верхушка холма осыпаться начала, прокуратура, наконец, проснулась. Судились ещё года два – суд признал действия незаконными и аварийно опасными, а ведь ещё немного и наше хозяйство могло бы пойти под откос. Рекс и то понимает, что опасно было – помнит!
Тут комментарии излишни. Что это – недоумие? Вредительство? «Красные» и «Белые»? Видимо, «Демократия типа анархии».
Нас сложно поставить в тупик, но вызвать изумление и недоумение можно.
Наступила суббота — банный день же. У Люси в саду стояла будочка с баком, это был летний душ. Я с удовольствием «душировался» утренней прохладной водой, а вечером — нагретой солнечными лучами. Гале холодная вода была противопоказана, оставался только вечерний моцион. Конечно, хотелось попариться как следует. Ведь сколько не мыль тело, смываешь пот и грязь только с поверхности, пар же гонит с потом внутреннюю «грязь»: продукты метаболизма, лишние соли и «душевные слежавшиеся отбросы». Трудно понять людей, не знающих парной, будь то сауна, хамам, термии, или наша русская парная. В тропиках-субтропиках, где и так жарко и потно, париться не только не хочется, но просто в тягость, а у нас без этого нельзя, ведь человек — существо тропическое.
Как по мановению свыше прибежал к нам малец от центральной усадьбы и передал просьбу своей мамы, пригласившей нас к себе в баню. С его мамой, тётей Марией, приятельницей нашей Люси, мы были знакомы с первого дня своего проживания. Она встречала нас и проводила до Люсиного дома в день приезда. Ключ от дома был у неё, открыв входную дверь, провела по дому, показала что-где и оговорила некоторые инструкции сельской жизни.
Что взять с собой в баню, когда приглашают не друзья, или родственники, а совсем неблизкие люди?
Конечно же полотенца, сменную одежду, тапочки банные … Но с пустыми руками к хозяевам не придёшь ведь. А что, зря в город ездили? Правда, с кондитерскими изделиями не получилось, с сахаром и то беда, по одному кг в руки. Но вводный инструктаж Марии не прошёл даром – запаслись-таки!
К назначенному часу, когда солнце стремилось уже к горизонту, подошли к дому Марии. Ворота были настежь открыты (видимо, опыт – не все вписывались в калитку вечером). Мария суетилась возле баньки стандартной сельской постройки.
— Муж покойный рубил, — видя мой интересующийся взгляд, сказала хозяйка, — ещё венцы до конца сесть не успели.
Василий, муж Марии и отец Ванюши, который нам передал приглашение, покинул мир в прошлом году. Известная болезнь, часто посещающая неприкаянных тружеников в России, с увлечением широко распространённым «лекарством». Стало не по себе – подарком-то от нас и было это самое «лекарство». Тем более, что и у самой Марии проблема со здоровьем – оказывается, грудь у неё отняли. Но подарок оказался дорогим, в радость, не каждодневным соседским самогоном.
Во дворе у дома на скамейке сидели три соседки пенсионного возраста. Видимо, «на гостя» пришли под предлогом банного дня. Познакомились. Сразу зашёл задушевный разговор о здоровье и что с ним делать на селе при практически отсутствующей системе крестьянского здравоохранения. А что ещё с городским врачом можно обсудить? Постепенно атмосфера накалялась, росло «перестроечное» недовольство. Чувствовалось, что тронули душевный гнойник.
Ведь человек живёт надеждой на светлое будущее и воспоминаниями о прекрасном прошлом.
Видя, что Мария взяла в руки топор, решил обнулить создавшийся накал и помочь хозяйке нарубить дров. Направление беседы сразу изменилось, ведь не обо всех соседях ещё поговорили.
А баня была почти готова – печь прогорела, и воздух в парной звенел, обжигая уши.
— Пусть выстоится — ещё минут десять — пятнадцать и можно заходить, — задорно сообщила Мария.
На Руси в соответствии с вековым укладом и уставом «Домостроя» первый пар, самый грозный, достаётся мужчинам, а женщины и малые дети омываются в более комфортных и щадящих для тела условиях. Но кроме меня и Вани мужского населения в эту субботу не было. Дворовый «ареопаг» направил нашу семейную пару первой очередью.
Свежие, добро высушенные берёзовые веники, жар парной и холодное обливание придали нашим телам чистоту, умиротворение и лёгкую расслабленность. Мы постарались не задерживать вторую очередь, да и пенсионная троица тоже не тянула время – всё завершилось скоро.
— Мне ведь париться нельзя – мы с Ваняткой утром развернёмся, баня хорошо тепло держит. И постирушку ещё наладим, — как бы извиняясь, сказала Мария, — а сейчас давайте к столу, гости дорогие.
На террасе, с западной стороны дома, был накрыт просторный прямоугольный стол, заставленный незатейливым угощением: огурцы, помидоры, зелень с грядки, посередь стола большая кастрюля с отварной картошкой, миска с салатом из чего Бог послал в огород, а также солёные грибы и огурцы как прошлогодний привет, уже в остатке. Пока мы парились, хозяйка всё приготовила, метнула на стол, расставила гранёные рюмочки, тарелочки-ложечки-вилочки … Присутствовал и дефицит – селёдка, заправленная репчатым луком и подсолнечным маслом. А какая селёдка без запотевшей бутылки «белой» из морозильника?
Если на столе любой конфигурации стоит бутылка, то стол сразу становится «круглым».
С улыбками на лицах чистые снаружи и изнутри гости сели за «круглый стол», сохраняя молчание, вызванное тихим очарованием летнего вечера и банным душевным покоем. Пришлось прервать тишину первым тостом за хозяйку-банщицу …, а дальше пошло по наторенной …
Постепенно женская компания развернулась, стали обсуждать последние события. Оказывается, мы находились в зоне риска – сельчан волновало присутствие залётного парня, которому вменялась в вину серия убийств и изнасилований в районе. Баба Маня, слегка повизгивая, оповестила всех, что намедни видела какого-то молодого оборванца в заброшенной ферме.
— Дом-то мой рядом с забором у крайнего коровника, который сразу за ручьём. На рассвете встаю, зашла за избу, а ён вдруг шасть из коровника и в кусты – точно …, мандяк – перепужал чуть не до смерти! Наверное, ночлег у него на ферме.
— Эх ты, — толкая рассказчицу в бок, рассмеялась её соседка,- надо было подождать чуток – он бы тебя осчастливил на рассвете-то!
— Да-да, как бы не так, осчастливил – сидела бы я тут с вами — уж, поди несли бы меня на погост-то, — расстроилась баба Маня, — я потом в администрацию сходила, рассказала. Обещали милицию вызвать, дык что-то до сих пор не едут.
Как потом выяснилось, приезжала группа захвата, парня взяли на ферме, но он оказался не тем маньяком, о котором писали в газетах, сообщали по телевизору и радио. Просто очередной бездомник из ближайшего городка. Проигрался, видимо.
Когда улитка оставляет свой домик, она превращается в слизняка.
Жалко, что людей не воспитывают Человеками.
В дискуссию вступила баба Зоя:
— Законодатели наши сами виноваты, что теперь по городам и весям мотаются эти неприкаянные «лешие». Какой из первых законов приняла Госдума? – вопрос повис в воздухе.
— Да чтобы гомиков не преследовать, – продолжила возмутительница государственного спокойствия, — волю им дать. Допрыгались!
Тут сухонькая, немощная на вид баба Фёкла, распрямилась, да так громко заголосила частушку – откуда сила взялась?! Видать баня с «лекарством» окрылили старушку – хоть гранату в руки и на танки!
А битва будет! И надо быть идиотом, чтобы её провоцировать. Или надо её провоцировать, чтобы стало меньше идиотов? А среди оставшихся не станет ли их больше?
Вот так, с шутками и прибаутками на закате дня заканчивалась сельская банная эпопея. На небе засеребрился месяц, и уже в темноте тёплая встреча завершилась хором a capella на темы советских композиторов. Вернулись мы домой ближе к полуночи. На следующий день нам надо было собираться в дорогу – отпуск завершался.
Воскресным утром начались сборы – вещи, заготовки, уборка дома, потом прошлись по новым знакомым, попрощались тепло. Поздно вечером нас подвезли к железнодорожной платформе волости и предупредили, что поезд проходящий, стоит всего две минуты, надо успеть «втиснуться». Мы ещё не понимали всей сложности процесса, настораживало ещё и то, что билетов ни в купейные (Что вы !), ни в плацкартные вагоны в кассе не было даже заранее, только в общий вагон.
Около 22 часов, в темноте из-за поворота показался поезд. На платформе началось сумбурное движение. Август ведь – школа, лицей, институт … Родители с детьми, юноши и девушки – масса людей с чемоданами и котомками рисково ринулись на перрон к самому краю, чтобы успеть «втиснуться» в вагоны. Когда двери вагонов распахнулись, началась самая настоящая давка, напомнившая киносюжеты гражданской войны или, как показывали по телевизору, ситуацию в часы пик в токийском метро – только дежурных, уминающих дубинками пассажиров, не хватало. Тут я приведу совет «морского волка»:
«Качаясь на волнах бытия, сохраняй душевное равновесие! И непотопляемость!».
Пришлось тоже проявить активность и уже на исходе предоставленных пассажирам двух минут мы кое-как поместились в тамбуре. Пройти в вагон было немыслимо. Только после получаса всеобщей возни матерящейся по углам публики все прибывшие распределились по проходу вагона плацкартной конструкции с тройными полками, буквально набитыми людьми в обнимку с вещами.
Народ массово возвращался из отпусков. Проходящий наш поезд уже почти сутки был в пути. Малые дети спали на коленях у родителей, сами родители усиленно клевали носами, а вновь «втиснувшиеся» плотной стеной стояли в проходе – вагон-то общий! Только ближе к утру, после станции Удомля, мы смогли примоститься на краешек нижней полки у входа в вагон.
Бывшие «строители коммунизма» неслись тёмной ночью в светлое будущее, которое ранним утром ожидало их в «культурной столице».
Всё-таки нельзя говорить о прошлом совсем без оптимизма и энтузиазма (а то как-то по Солженицину). Без всякого ёрничества готов провозгласить: «Ура ПЕРЕСТРОЙКЕ!» — почему? Потому что она позволила вскрыть, вспушить всю гнилую сущность «коммунистической концепции».
Можно понять закономерность существования СССР как одного из естественных исторических этапов России, если бы не так дико и чужеродно он был начат и также искусственно, бездарно, предательски не закончился под одним и тем же лозунгом «Грабь награбленное!» и с ненавистью к труженику. А жизнь труженика в постоянном терпении, толерантности, с надеждой на светлое будущее формирует нацию рабов и надсмотрщиков.
Следует провозгласить и «Да здравствует ВЕЛИКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ!». Если бы не ОНА, мы уже были бы в западной канаве, сырьевым придатком мирового капитала. Оскалившись на капитализм в 20 – 30-е годы, победив натравленный на нас фашизм и проведя более 40 лет в войне холодной, мы сохранили главный свой потенциал – совесть, правда, уже пошатнувшуюся. Конечно же, надо признать, что вся эта ВОСР была замешана на фарисействе.
Фарисейство – великое ханжество, далёкое от благородства. Истинное благородство не терпит рабства, диктата, тогда как фарисейство порождает их.
Но, несмотря на то, что были лишены жизни миллионы сограждан, а ещё миллионы развеяны по всему свету, несмотря на разруху, беспризорность, голод, страна освободилась от средневекового самодержавия, гнилого гламурного наслоения, барства, презирающего собственный народ, вековые обычаи, родной язык.
Снобизм, барство – рафинированное жлобство.
Какой энтузиазм был у народа в первые десятилетия социалистической дороги, сколько надежд, веры в достойное будущее! … И это несмотря на репрессии, расцерковление, ужесточение дисциплины, всеобщий контроль (как у Салтычихи). Вот что делает проникновенная пропаганда, построенная на мечтах о лучшей доле. Но только одни слова, какими бы красивыми они ни были, поднять общество не могут – ведь и дела свершались, и Победу вырвали, и в Космос взлетели! Вот и в перестройку через 68 лет после ВОСР поверили, ведь огромный потенциал был. Но голова-то на Западе — когда очнулись, было уже поздно.
Прекрасная статья! Но — «когда очнулись, было уже поздно» — где предложения о том, что делать дальше? Каждый их сделает сам?