Ранним утром Николай Викторович проснулся, резко вскочил, испугав командира БЧ-1 (штурмана), бросил взгляд на карту, оценил положение – курс, скорость, глубины, посмотрел показания курса и скорости ветра и бросил штурману:
– Я в каюту, умываться, через пять минут мне на ходовой чай и бутерброды.
После чего быстро спустился к себе в каюту.
Ровно через пять минут командир в свежей рубашке, с аккуратно уложенными на лысине прядками, прекрасно выбритый и благоухающий одеколоном «Шипр» (был в советские времена такой вполне себе приличный мужской одеколон, названный, почему-то, по имени острова Кипр), появился на мостике. Старпом, естественно, о всех передвижениях родного командира знал, а поэтому встретил его командой «Смирно!» и радостно доложил, что вверенный ему на время отдыха любимого командира корабль со всех сторон окружён супостатскими кораблями преимущественно европейского происхождения. Оказывается, все эти негодяи также изображали из себя добропорядочные коммерческие суда в готовности в кратчайший срок вступить в охранение главного буржуина в случае его обнаружения советскими кораблями.
Между тем старпом продолжал:
– А в качестве награды, товарищ командир, предлагаю полюбоваться совершенно невероятным экспонатом – линейным кораблём флота Соединённых Штатов Америки «Айова»!
Старпом жестом фокусника или экскурсовода протянул руку в направлении линкора. Сладковцын взял бинокль и стал рассматривать линкор. А посмотреть было на что! Легендарный линкор времён Второй мировой войны, закованный в прекрасную броню, ощетинившийся стволами 406-миллиметровых орудий, с установленными на него в ходе недавней модернизации пусковыми установками крылатых ракет «Томагавк», уверенно распластывал атлантическую волну своим красивым форштевнем!
– Эпическая сила! – проговорил командир и отправил старпома вниз отдыхать или заниматься воспитанием старшего матроса Ниижпапы.
Съев один вкусный бутерброд с сырокопчёной колбасой, а второй – с маслом и яблочным повидлом, Сладковцын запил всё это стаканом индийского чая «Три слона» и пришёл в превосходное настроение. Что бы кто ни говорил потом, но он, Сладковцын, нашёл «то, не знамо, что, там, не знамо, где!» и это его радовало. Решив подойти к авианосцу поближе, он приказал БИПу рассчитать манёвр сближения с авианосцем на расстояние 5 кабельтовых на траверз его, авианосца, левого борта. Пока корабль сближался с целью, командир изумлённо рассматривал экзотические «Гессены», «Роммели», «Бремены» и всякие там «Шлезвиг-Гольдштейны».
– Вот же нагнали, уроды, гансов и фрицев, и чего им дома не сидится? – командир рассматривал через мощную оптику визира ВПБ-452 немецкие корабли, вступившие в охранение «Нимица».
Между тем, «Комсомолец Ленинграда» приближался к назначенной командиром позиции. Сладковцын вышел на сигнальный мостик выкурить вкусную утреннюю папиросу. На «Нимице» на палубе были построены все боевые части – несколько тысяч человек. Разные подразделения экипажа авианосца были одеты в разноцветные куртки-жилетки – жёлтые, красные, зелёные, у одних на головах красовались шлемы с наушниками и забралами (типа мотоциклетных или лётных), у других на головах были белые дебильные панамки, которые создавали впечатление, что матросы только что ограбили детский сад и забрали у детей их головные уборы.
В общем, у них было всё так же, как и у нас – инструктаж по мерам безопасности, доведение плана боевой подготовки. Через некоторое время боевые части стали покидать полётную палубу, но некоторые моряки не спешили расходиться. Когда последней боевой части приказали разойтись, куча находящихся на палубе матросов подбежала к левому борту корабля и начала свистеть и танцевать. Сладковцын заинтересованно поднял бинокль. Он увидел, что несколько матросов лихорадочно работали ручками гидроприводов заваливания антенн КВ-связи. Дело в том, что штыревые антенны КВ-связи обычно находятся в вертикальном состоянии, а при проведении полётов авиации – их заваливают параллельно воде (в горизонт) при помощи гидравлических приводов. На этот раз они делали что-то необычное – три антенны начали подниматься, а между ними был натянут парусиновый транспарант. Когда антенны пришли в вертикальное положение, командир пришёл в состояние полного изумления – на белой парусине синими корявыми буквами на русском языке было написано:
«СЛАДКОВЦЫН – ЖОПА!»
Чтобы у Сладковцына не было сомнений, матросы авианосца стали спускать штаны и трусы, поворачиваться к «Комсомольцу Ленинграда» задом и демонстрировать свои оголённые ягодицы, призывно похлопывая по ним ладонями!
Вид чёрных и белых задниц Николаю Викторовичу удовольствия не принёс.
Конечно, разведка у американцев всегда была поставлена замечательно. Они всегда знали и знают фамилии, имена, отчества и семейное положение всех командиров наших кораблей. И они знали, что мы знаем, что они знают!
Но чтобы так похабно и пошло?!
Конечно, офицерского состава на полётной палубе не наблюдалось. Это было, понимаете ли, «волеизъявление народных масс», то есть американских матросов.
Командир приник к окулярам ВПБ-452, рассматривая через двадцатикратную оптику жоподемонстраторов. Через пять минут хохочущее стадо покинуло полётную палубу, на «Нимице» подняли сигналы «ограничен в возможности маневрировать» и стали готовится к плановому подъёму авиации. Через час небо над вновь образованным соединением – АМГ – было заполнено десятками летательных аппаратов.
«Комсомолец Ленинграда» отошёл на дистанцию 50 кабельтовых и вежливо двигался в общем ордере, отнюдь не мешая действиям супостата. Сладковцын сидел в командирском кресле, изредка подписывал донесения и телеграммы к передаче в Москву и в Североморск. Командир был задумчив и тих.
После обеда, когда на ходовом мостике появился отдохнувший, посвежевший и готовый в штыковую атаку старпом, повеселевший командир быстро передал старпому управление кораблём, а сам спустился в каюту. Через пять минут посыльный вызвал в каюту командира помощника по снабжению, баталера вещевого, главного боцмана. Ещё через 10 минут в каюту прибыли особист (контрразведчик, если кто не знает), а также замполит Вагнеров. Совещание длилось долго, изредка прерываясь долгими взрывами хохота, не характерными для совещаний столь высоких начальников на боевой службе на борту советского военного корабля. Иногда из каюты выходили участники совещания со скрытыми улыбками на лице, быстро убегали куда-то вниз, а потом возвращались с выражением глубокого удовлетворения на смешливом лице. В самом конце совещания в каюту командира был вызван старшина команды стартовой батареи минно-торпедной боевой части. Получив приказание прибыть к командиру, мичман Пиненко испугался – прямо перед выходом корабля на боевую службу он затащил на корабль свой мотоцикл «Иж-Планета-Спорт», бывший предметом всеобщей зависти среди мичманов и младших офицеров, спрятал его в помещении ПОУКБ (подъёмно-опускного устройства и кабель-буксира буксируемой гидроакустической станции), и теперь серьёзно опасавшийся, что его мотоцикл обнаружили и могут выкинуть за борт. Тем более, что старпом во время обхода корабля, увидев в каюте мичмана мотоциклетный шлем, ненароком посоветовал надеть шлем на … ну, сами понимаете – куда!
После трёх минут пребывания в каюте командира, Пиненко вышел с каким-то необыкновенно воодушевленным выражением лица, беспричинно заливался хохотом, а потом со всех ног бросился к себе в каюту.
Командир периодически поднимался на ходовой, проверял, как там обстановка, дружелюбно беседовал со старпомом и под конец чуть ли не просительно приказал старпому нести командирскую вахту до двух ночи. Совершенно обалдевший старпом, для которого управление кораблём было прямо-таки курортом по сравнению с громадьём его повседневных обязанностей в низах, то есть, среди матросов, старшин, мичманов и офицеров, с радостью заверил командира, что он готов костьми лечь на мостике, но врага не упустит!
Весь день и вечер на корабле происходила непонятная активность, командир лично спустился в каюты офицеров и мичманов, долго ходил по кубрикам, беседовал с матросами и старшинами, даже посетил портняжную мастерскую, расположенную в носовой части корабля под помещением «Ленинской каюты». Проходя мимо «Ленкаюты», командир по привычке толкнул дверь, она распахнулась, и командир увидел беззаботно хрючащего на столе старшего матроса Ниижпапу. Когда командир коснулся его ноги рукой, Ниижпапа открыл глаза, махнул рукой в направлении привидевшегося во сне морока, перевернулся на другой бок и стал хрючить дальше, выдавая потрясающие рулады храпа. Командир улыбнулся, взял из ослабевшей руки связку ключей, тихонечко прикрыл дверь за собой, повесил мощный амбарный замок, привезённый замполитом из Белоруссии, закрыл и спрятал ключи в кармане. В портняжной мастерской командир задержался долго, выйдя из неё, он долго заливался в тамбуре беззвучным смехом. У «Лен.каюты» он приложился ухом к двери, улыбнулся и отправился к себе в каюту. Ровно в два часа ночи командир сменил счастливого и отдохнувшего Пищенко: «Молодец, старпом, хорошо управляешь кораблём!» Старпом, обезумев от счастья, спустился в каюту, недолго думая, открыл сейф, достал двадцатилитровую канистру со спиртом, набулькал себе полстакана, налил в другой стакан воды из краника в умывальнике, чокнулся со своим отражением в зеркале, глотнул воды, залил спиртом и тут же запил остатками воды! Рухнул в койку, последней мыслью перед сном пролетело: «Какой я молодец!»
Да ладно — не может быть, чтобы взрослые люди, моряки, пусть и американские, выставляли свои задницы на обозрение! Ведь наши могли сфотографировать — скандал был бы неимоверный! Не может быть!
Вам прислать фотографию их задниц? Есть такая фотография.
Кто бы мог подумать — голые задницы! Да уж, неожиданно!
Как-то резко и неожиданно оборвался интереснейший (как и все у Трофимов!) рассказ! А так хочется прочитать его продолжение! Не томите, пожалуйста! А то перестану хохотать.
Командиров кораблей пиндосы знали. Но как могли узнать, чт на переходе в Суэцкий канал на разминирование на ПКР Ленинград старшим идет НШ 30 ДиПК Константин Бурковский? Мало того, его ещё и поздравили с днем рождения. Так совпало…