Прядкин С. Зарисовки по памяти из флотской службы. По плану боевой подготовки.

Весной 1982 года, когда я служил в должности флагманского специалиста ракетного оружия 10 бригады противолодочных кораблей 2 дивизии противолодочных кораблей Северного флота, сторожевой корабль проекта 1135М «Резвый», входивший в состав этого соединения, в экстренном порядке готовился к боевой службе в Центральной Атлантике с посещением ряда портов африканских государств и республики Куба.  Корабль совсем недавно вернулся к месту постоянной дислокации в Североморск из Калининграда, где на Прибалтийском судостроительном заводе «Янтарь» на нем наконец-то были установлены успокоители качки, которые до этого отсутствовали по каким-то техническим причинам.  А, как утверждали злые языки, причиной тому послужил пожар на предприятии-изготовителе этих успокоителей качки, и из-за этого он не успевал с их плановой поставкой, и корабль проплавал без них с момента его приемки в состав ВМФ от судостроителей еще с 1975 года. Времени было в обрез, и, положенный по руководящим документам срок подготовки к боевой службе был до предела сокращен в силу жестко сложившегося годового графика использования корабля. В результате этих урезаний и сокращений получилось так, что на последнем и, одновременно, контрольном выходе в море перед боевой службой кораблю, хоть кровь из носа, требовалось выполнить по плану боевой подготовки практическую артиллерийскую стрельбу по надводной цели и зенитную ракетную стрельбу по радиоуправляемой мишени (РУМ)  Ла-17К.

И лично у меня сложилось ощущение, что корабль буквально выпихивали в море.  Этот выход на стрельбы врезался в мою память, похоже, навсегда, настолько непростым для меня он оказался.  Потому что, чего уж там скрывать, на мой взгляд, подготовка боевых расчётов БЧ-2 была совершенно «сырой», а результаты обоих стрельб должны быть согласно нормативным документам с оценкой не ниже, чем на «хорошо». И, еще, «на десерт», не знаю, уж по какой причине, но для выполнения артиллерийской стрельбы по морской цели, которая обычно выполняется по буксируемому корабельному щиту БКЩ 65х13, этого самого щита для нас… не оказалось.

Поэтому, кораблю спешно заменили артиллерийскую стрельбу по корабельному щиту стрельбой по надводному кораблю с выносом по целику, что по сложности соблюдения мер безопасности стрельбы не идет ни в какое сравнение с планировавшейся.   Помню, когда я задал вопрос офицеру-планировщику штаба дивизии капитану 2 ранга Валерию Афонину, мол, как же так получилось, он, потупив взгляд, ответил мне, что ничего не поделаешь, придётся выполнять стрельбу  в обеспечении  кораблем нашего соединения СКР «Ленинградский комсомолец», который будет исполнять функцию корабля-цели.

В принципе, такая стрельба правилами артиллерийской службы предусмотрена, но беда была в другом —  на соединении ее никогда до этого не выполняли. А тут, практически без подготовки  — иди и выполняй такое боевое упражнение! Похоже, нас «поджидала», как говаривает в подобной ситуации, мой приятель моряк-подводник Северного флота Сергей Матвеев, «ужасающая веселуха». Что ж, оставалось только «взять  под козырек» и приступить к выполнению поставленной задачи  надлежащим образом.

Для неискушенного читателя, если объяснить на пальцах, стрельба с выносом по целику, это когда стреляющий корабль и корабль-цель маневрируют  на встречных курсах  для расхождения левыми бортами или на одинаковых параллельных курсах, но стрельба в таком случае осуществляется на правый борт. При этом, операторы артиллерийской РЛС берут корабль-цель на ручное сопровождение на индикаторе квадратной формы  точного сопровождения цели «курсовой угол-дальность»,  после чего радиолокационную отметку от корабля-цели смещают на его левый край и, соблюдая филигранную точность,  удерживают  в этом месте. А   прицеливание уже осуществляется в условную точку, находящуюся в перекрестии визирных линий индикатора. И уже по ней  осуществляется стрельба практическим боезапасом   по всем правилам, при этом снаряды падают на  некотором удалении  за кормой корабля-цели. Важнейшим условием безопасности стрельбы в данном случае является точность удержания  отметки от корабля-цели, поскольку ее малейшее отклонение от требуемого  расположения на индикаторе   может  обернуться попаданием практических снарядов в этот  корабль. Хотел бы дополнить, на мой взгляд,   одной интересной  особенностью  обязательность соблюдения  условий  взаимного маневрирования  кораблей во время стрельбы.  Она заключается в том, что, если заглянуть в ствол со стороны казенной части, то направление   свивки нарезов каналов стволов исстари в отечественной артиллерии  по всей длине его нарезной части сделано слева вверх направо, т.е. по  часовой стрелке. По этой причине и снаряд в своем полете закручивается вокруг своей оси тоже по часовой стрелке, и,  при недолетных падениях  снарядов при определенных углах подхода к водной поверхности,  они рикошетируют  со сносом самого снаряда вправо, и, при таком взаимном маневрировании, уходят   в сторону от корабля-буксировщика или корабля-цели, таким образом, обеспечивая дополнительные меры безопасности.

На эту тему  был бы  грех  не вспомнить  одну забавную историю,   которая  когда-то случилась со мной в Феодосии.  Примерно через десять лет после описываемых событий, я, уже служа в должности начальника военного представительства крупного оборонного предприятия, принимал участие в работе комиссии ВМФ по полигонным испытаниям новейшей модификации зенитных управляемых ракет ЗРК «Оса-М». И вот, находясь в вестибюле здания штаба Керченско-Феодосийской ВМБ в ожидании  начала служебного совещания  по нашей работе,  мое внимание привлекла  довольно большая и исполненная с высоким художественным мастерством  картина, на которой было  изображено  выполнение практической артиллерийской стрельбы крейсером типа «Свердлов» по артиллерийскому щиту, буксируемому морским буксиром. Стрельба, как стрельба, но на картине был изображен существенный нюанс – корабль шел курсом вправо и стрелял на левый борт,  при этом  буксировщик шел относительно стреляющего корабля  таким  же параллельным курсом. Таким образом, если в реальности представить подобное взаимное расположение стреляющего корабля и буксировщика, то риск попаданий снарядов в последний при недолетных падениях снарядов на рикошетах весьма велик. «Ничего себе!», еще подумал я! Сколько раз мимо этой картины проходили флотские военачальники самых разных рангов, включая самых высоких в нашем Флоте, неужели никто не обратил внимания  на столь грубое нарушение мер безопасности? Хотя, надо полагать, на картину, безусловно,  обращали внимание. Очевидно,  в том смысле, что на ней изображен крейсер, выполняющий практическую артиллерийскую стрельбу по морской цели. Орудия его развернуты на левый борт,  на фок-мачте флаг «Наш» (полотнище красного цвета, означающее, что корабль выполняет артиллерийскую стрельбу), как и положено,  поднят «до места», а всматриваться в какую сторону идет буксир, едва видимый на горизонте, так не царское же это дело! А я, полагаю, обратил внимание, от скуки  и еще потому, что за несколько лет военпредовской службы, у меня, очевидно, уже профессионально выработалась въедливость к деталям, да и память корабельной службы о таких боевых упражнениях все никак «не отпускает», уж лишком, бывало, зашкаливало  моральное напряжение.    Я был настолько ошарашен своим «открытием», что не удержался, и рассказал об этом председателю нашей комиссии контр-адмиралу Борису Петровичу Р., очень уважаемому среди офицеров ракетно-артиллерийского профиля своей службы   всего нашего Военно-Морского флота. Будучи специалистом по комплексам баллистических ракет  стратегических подводных лодок, он очень внимательно выслушал меня и мои пояснения, и коротко резюмировал: «Заменим!».  Каково же  было мое удивление, когда  еще через один десяток лет, уже находясь в запасе и  работая на том же предприятии по вольному найму, опять оказавшись  в составе комиссии ВМФ по полигонным испытаниям, на этот раз  изделий «Саман» — доработанного варианта зенитной ракеты ЗРК «Оса-М» под ракету-мишень,  вновь увидел все ту же картину все с тем же грубым нарушением мер безопасности артиллерийской стрельбы по морской цели. Уверен, что она и по-прежнему висит на том же самом месте. Наверно, все потому, что эта красивая картина написана на флотскую тему, а все остальное – мелочи.

Но вернусь к своему повествованию.  Итак, сторожевые корабли  «Резвый» и «Ленинградский Комсомолец» прибыли в полигон боевой подготовки для выполнения практической артиллерийской стрельбы по морской цели с выносом по целику. Не скрою, что  опасений за ее срыв лично у меня  было более чем достаточно. Прежде всего, в нестабильной работе 100-мм артустановок АК-100 во время стрельбы, которые, случалось,   выходили из строя в самый неподходящий момент выполнения боевого упражнения. Особенно на «Резвом», поскольку на нем были установлены первые комплекты артустановок, и, прежде, чем Флот согласился, заметим, с большим перечнем оговорок,  принять их на вооружение,  промышленность их еще долго доводила  на этом корабле. Безусловно, эти корабельные артустановки были  прорывными  в развитии  отечественной артиллерии среднего калибра. Внешне впечатляющие своей грозной мощью, обладая большим могуществом по сравнению с мировыми аналогами, полностью автоматизированные с высокой скорострельностью и с полностью  готовым к выстрелу всего боекомплекта, они, без всякого сомнения,  существенно повышали боевые возможности сторожевых кораблей этого класса. Но, одновременно при этом, лично меня не покидало такое ощущение, что в их конструкции присутствует какая-то «червоточина», если так можно выразиться.

На стрельбе никогда не было уверенности, что все отпущенное по правилам артиллерийской службы на практическую стрельбу снаряды  будут израсходованы. Проклятая горящая красная лампочка «Нет исходного» на местном пульте управления артустановкой, сигнализирующая о том, что она не готова к выстрелу, наверно, так и будет светиться в моей памяти навсегда. И, если она загоралась, вся эта артиллерийская мощь одномоментно превращалась в  немощь.   Примечательно, что  некоторым высокопоставленным флотским военачальникам за разработку и принятие на вооружение кораблей этих артустановок были присуждены государственные премии. А как же? Без этого у нас на флоте никак!  Все наши стенания по этому поводу молча воспринимались нашим командованием. От моих докладов они морщились, как от зубной боли, но  в душе относились с  пониманием, после чего давали мне  неизменное по форме и содержанию приказание: «Идите и работайте!»  Зато политработники, эти главные радетели,  каковыми они себя  считали,  технической исправности вооружения и технических средств на кораблях соединения, видели в недопустимо часто возникающих неисправностях    в артустановках  результат  нашего  нежелания заниматься своей матчастью надлежащим образом  и безответственного к нему отношения.  Хотя,  на самом деле,  это было совершенно не так. С теплыми чувствами вспоминаю командиров батарей универсального калибра сторожевых кораблей «Громкий» и «Бессменный» Василия Качалова и Алексея Доронина, которые с полной  самоотдачей буквально лелеяли свое заведование, чтобы оно  всегда было встрою, и никогда не подводило. Вспомнилось, как-то раз, я, провозившись на одной из неисправных артустановок АК-100, опоздал к столу на обед в кают-компанию, что, вообще-то, было не принято и носило оттенок дурного тона. Но, коль уж так получилось, испросив добро к столу и пожелав всем присутствующих приятного аппетита, занял свое штатное место за обеденным столом. А мой сосед по столу, так потихонечку, и спрашивает, мол, почему опоздал? А я в ответ только хмыкнул и безнадежно махнул рукой. Буквально на следующий день я был вызван «на ковер» к  начальнику политотдела капитану 1 ранга В.Н.Кулешову, который  в лоб   задал мне вопрос: «… Вы что, не верите в силу нашего оружия?».  «Настучал кто-то из политработников, проявил бдительность и увидел, так сказать,  инакомыслие, в моем безнадежном жесте» — пронеслось у меня в голове.  Пришлось, как говорится, «выложить на лопате», конкретно и  в деталях, что, к примеру,  шпонка параллелограмма перегружателя на линию подачи  постоянно срезается, что стопора тормоза отката почти на всех артустановках уже отломаны и держатся на сварке корабельных мастеров, что в подбашенном отделении постоянно  разрываются трубопроводы гидравлической системы. Эти  и другие технические проблемы, едва не вызвали у него приступ зевоты.  Ведь, совсем  не за этим же он меня вызывал, и все это ему было совершенно не интересно!  Получив предупреждение о том, что  буду привлечен к партийной ответственности, я убыл устранять «упущения» в своей службе. А вскоре заместитель по политчасти командира бригады В.П.Яблонский, не откладывая  этого «важного»  для укрепления боевой готовности дела  в долгий ящик,  организовал мне партийный «фитиль», причем,  в аккурат, когда вышел срок  представления к очередному воинскому званию.  Как говорится, прощай, как минимум на год,   очередная звездочка на погоны!  А однажды выпускник Львовского ВВПУ капитан-лейтенант Герасименко, то ли инструктор, то ли пропагандист политотдела дивизии, огромный детина, на котором, как говорят в народе, пахать и пахать и  который, похоже,  иного оружия, чем ПМ или АК в руках никогда не держал, пошел еще дальше,  менторским тоном в довольно хамской манере «просветив» меня,  что, мол,  в случае  войны он в первый же день ее начала   в составе революционной тройки приговорит меня  к стенке поставить. Каково, а!

И,  все-таки, нерадужная картина  низкой надежности этих артустановок, и  то, что с ними что-то не все в порядке, дошла до высшего флотского руководства!  Правда, через некоторое время и, как я полагаю,  через другую организацию, сотрудников которой  среди моряков иногда в шутку за глаза называли  «мохнатое ухо»,  начальник которого буквально потребовал от меня подробного доклада обо всех технических проблемах и причин выхода артустановок из строя, которые он быстро с моих слов записывал в свою рабочую тетрадь. Помню, через годик понаехали разработчики, представители промышленности  и  Управления ракетно-артиллерийского вооружения ВМФ, проанализировали все возникавшие неисправности,  провели различные замеры, заосциллографировали  полный цикл работы артустановки и, образно говоря,  ахнули! Потому что нашли очень серьезный конструктивный  дефект, который и явился причиной постоянных отказов. Ту  самую «червоточину»! Внесли необходимые конструктивные изменения, выпустили объемистый  бюллетень доработок, и, через некоторое время  первыми были доработаны  артустановки  на СКР «Громкий». Приемо-сдаточные испытания, состоявшие из стрельбы одной очень длинной очередью с каждой артустановки, показали блестящие результаты!  Любо-дорого было посмотреть на их работу и послушать их деловой бьющий по ушным перепонкам грохот выстрелов.  Я в это время проходил флотскую службу в другой должности, но  был на этом корабле во время испытательных стрельб на ходовом мостике. Помню, как Командующий Кольской флотилии разнородных сил вице-адмирал И.В.Касатонов после того, как оба орудия отгрохотали и звон в ушах еще не улегся, очень довольный и удовлетворенный  их работой, воскликнул,  обращаясь со свойственной ему в таких случаях  полуиронией  к командиру корабля капитану 2 ранга В.М.Модестову: «… Ну, Модестов! Вы, прямо, как на Фолклендах!».  При чем здесь Фолкленды, конечно, вопросов никто ему не задавал, но всем, по крайней мере, тем, кто непосредственно связан с корабельной артиллерий  стало понятно, что при надлежащем уходе проблемы с этими артустановками закончились. Так что  вовсе не в нерадивости личного состава и моей бесконтрольности, как, оказалось,  было дело!   К слову, партийного «фитиля», мне до положенного срока «осознания и прочувствования своей вины», разумеется, никто не отменил.  Как говорится, чтобы помнил!

 Была и еще одна серьезная техническая проблема, которая могла повлиять на безопасность стрельбы:  всплески от практических, не содержащих в себе взрывчатых веществ, снарядов,  при вхождении  их в воду,   плохо наблюдались на  точных индикаторах АРЛС «МР-114Лев», особенно при существенном волнении моря. Очевидно, при проектировании  этой радиолокационной станции в расчетах ее энергетического потенциала, в первую очередь,  принималось  во внимание  радиолокационное отражение от всплеска  при взрыве боевого снаряда при его ударе об воду. Да и значительно большее, чем от практического снаряда,  время его стояния, очевидно, тоже играло немаловажное значение.  Поэтому, при выполнении  стрельб по морским целям практическими снарядами, мы были вынуждены существенно уменьшать  дальность до морской учебной цели еще на этапе составления  задания буксировщику, и,  соответственно,  дистанцию ее обстрела.  При этом,  совершенно сознательно занижая тактический показатель дальности открытия огня до оценки «удовлетворительно». И, при таком раскладе,  оценка «отлично» боевому упражнению  нам никогда не светила.  Бывало, с момента открытия огня, ждешь, как школьник  перемены,  звонка «Падает», сигнализирующем о том, что снаряды через несколько секунд достигнут водной поверхности, или накроют морскую цель, и до рези  в глазах всматриваешься в индикатор, чтобы увидеть отметки от их всплесков, а они еле различимы на фоне хаотически пляшущих пятен гидрометеорных помех. Разумеется, наши объяснения совершенно не нравилось политработникам, которым, вынь да положь, необходимо было  поражение учебной цели первым выстрелом на максимальной дальности в соответствии с тактико-техническими характеристиками оружия. Да мы  и сами были бы рады, только не могли этого сделать по указанной причине.

 Вот с такими  обуревавшими  меня невеселыми и тревожащими душу мыслями, оба корабля начали свое движение и маневрирование для выполнения и обеспечения этой стрельбы.  Но на этот раз «госпожа Удача» милостиво снизошла до нас, и  мои  опасения оказались напрасными. Вся стрельба прошла без сбоев,  боевой расчет батареи универсального калибра, в том числе и операторы АРЛС МР-114»Лев»  сработали четко, и вся материальная часть артиллерийского комплекса  нас не подвела, как бы понимая всю серьезность ситуации в данной обстановке. И даже Баренцево море было, на редкость,  вполне гладким и  позволившим хорошо наблюдать всплески и вводить необходимые корректуры.   Разве что очередная  порция седых волос на моей голове, похоже, слегка прибавилась после   того запредельного напряжения, которое царило в центральном артиллерийском посту, когда  с неприятным ощущением холодка по спине мысленно сопровождаешь в полете снаряды каждой очереди до их приводнения. К слову, на «Ленинградском комсомольце», как  мне доложил после возвращения кораблей в базу командир БЧ-2 корабля капитан-лейтенант В.В.Бондаренко, ровно такой же холодок по спине за все время нашей стрельбы их тоже не покидал, наблюдая, как за кормой на небольшом удалении  плюхаются в воду  наши  снаряды.

Теперь на заключительном этапе контрольного выхода кораблю предстояло выполнение еще одного боевого упражнения – зенитной ракетной стрельбы по радиоуправляемой мишени (РУМ) Ла-17К.

В принципе сама ракетная стрельба по РУМ Ла-17К большой сложности, по крайней мере, в моем понимании,  не представляет. Имитируя истребитель-штурмовик, она обладает довольно большой радиолокационной  отражающей поверхностью при высоте полета порядка 1000 метров, и по этой причине обнаруживается радиолокационными средствами  на большом удалении от корабля.  Да и скорость ее не слишком уж велика – 215 метров в секунду, как говорится, «при попутном ветре». Словом, если образно выразиться, «медленно ползущий паровоз» по сравнению с ракетами-мишенями, по которым выполняли свои боевые упражнения другие корабли бригады. Однако  проблема  была в другом: она  была единственной и последней на Северном флоте воздушной мишенью подобного рода. Перед  выходом в море вся матчасть ЗРК была буквально  «вылизана»  по всем техническим параметрам специалистами бригады технической помощи предприятия-изготовителя и флотского подразделения базового технического обслуживания. Да и, объективно говоря, СКР «Резвый» на соединении славился тем, что зенитные ракетные стрельбы всегда выполнял с отличными результатами, в чем была не малая заслуга командира БЧ-2 капитан-лейтенанта Игоря Калугина.  Поэтому, в успешности стрельбы   у меня больших сомнений не было, хотя любая стрельба, ясное дело, есть событие вероятностное и во время ее может возникнуть  много различных факторов, влияющих на конечный результат.    Да и, как говорят, дьявол всегда  кроется в деталях.

Так оказалось и на этот раз. Перед самой стрельбой вдруг всплыло  обстоятельство, существенно повлиявшее на наши шансы успешности предстоящей работы. Дело в том, что на кораблях соединения  непосредственно перед самой стрельбой выполнялось нештатное техническое мероприятие – проверка ответных сигналов назначенных на стрельбу зенитных ракет, которыми заряжали пусковую установку и выполняли ее наведение в безопасном секторе при соблюдении целого комплекса мер безопасности и предотвращения  несанкционированного пуска. Лично для меня этот технический параметр интерес, безусловно, представлял, хотя я всегда его «читал» по контрольному чеку, расположенному в специальном кармашке технического формуляра ракеты  перед выдачей  ее на корабль. Но куда интереснее и, на мой взгляд, важнее  можно было по «живому» сигналу ракеты много чего проверить в некоторых функциональных устройствах системы управления, чтобы лишний раз убедиться в ее исправности.  Здесь к месту сделать интересное отступление. 14 мая 1973 года со стоящего у причала города Североморска  эсминца «Несокрушимый»  по причине грубых нарушений инструкций по эксплуатации был произведен несанкционированный пуск  ЗУР ЗРК «Волна», едва не закончившийся крайне негативными последствиями.  После чего высокое ракетно-артиллерийское руководство ВМФ категорически запретило проводить проверки ответных сигналов ракет, но само же и закрывало на это глаза, и даже некоторые из их представителей иногда сами участвовали в них при нахождении на борту корабля. Такой, вот, парадокс!   Не успел я закончить проверку вместе с командиром носовой ЗРБ выпускником Калининградского ВВМУ старшим лейтенантом Богомоловым, как по внутрикорабельной связи меня пригласили для консультации в кормовую батарею, где такой же работой  руководил помощник флагманского артиллериста дивизии по ракетному оружию капитан-лейтенант М.В.Бастынец.  Прошел в кормовой центральный пост, а там мне представилась «картина маслом»: удрученный боевой расчет в месте с «чешущим репу», наморщенным лбом и  разводящим руками Бастынцом, который совершенно не понимал, что они такого сотворили.   При этом в посту, вместо изнуряющего  громкого четырестагерцового  визга приборной вентиляции системы управления, стояла полная тишина при  полной обесточке  комплекса вместе с преобразователями электропитания.  Как выяснилось потом, причиной этому послужило перегорание всех до единой 350(!)-амперных  плавких вставок на входе от общекорабельной сети электропитания. Как они так умудрились, уму непостижимо!  Но тогда мне было не до выяснений причины произошедшего. Стало ясно одно, что шансы на успешную стрельбу уменьшились ровно вдвое, потому что   времени разбираться уже нет, так как РУМ Ла-17 через  минуту-другую будет запущена, и я побежал в носовой центральный пост, в котором до этого был еще пару-тройку минут назад. Не скажу, что мое нахождение было в нем обязательно, но такая практика устоялась с давних времен – во время  зенитной  ракетной стрельбы одиночного корабля флагманскому специалисту ракетного оружия соединения надлежало находиться в одном из его центральных постов.   А радиоуправляемая мишень уже в воздухе!  На  Северном флоте она запускалась с восточной оконечности острова Кильдин.  Сначала несколько десятков километров она летела курсом в восточном направлении и, затем, радиокомандами с берегового пункта управления разворачивалась курсом  на северо-запад  в район  нахождения стреляющего корабля.  Внимательно следим за ее полетом, боевой расчет ЗРК в полной боевой готовности уничтожить ее двумя  зенитными ракетами.   Как же медленно движется ее отметка по индикатору станции обнаружения целей (СОЦ)!  Наконец она приближается к кораблю и напряжение нарастает до предела в тот момент, когда воздушная цель  взята  на сопровождение. И тут возникает еще одна проблема, очередная  «дьявольская деталь»: Ла-17К  летит заметно  правее установленной траектории согласно  заданию на ее запуск и я, находясь за спиной командира батареи Богомолова, вижу, что в зону поражения ЗРК она не войдет из-за больше допустимого  курсового параметра, и сигнализирующий об этом транспарант «Цель в зоне» не загорится.  В моем сознании этот «медленно ползущий паровоз» в мгновение ока   превращается в «скоростной болид». Вижу олимпийское спокойствие комбата и начинаю лихорадочно прокручивать в уме складывающуюся обстановку.  Что делать, как поступить? Если она не будет обстреляна, то теоретически ее можно будет завести на повторный  галс. Но это только теоретически, так как на практике мне не известно ни одного случая, чтобы такое  событие увенчалось успехом. Резервного выхода корабля на стрельбу не планируется. Учебной цели, как РУМ Ла-17К, уже не будет, потому что после выработки топлива она просто упадет в воду. А, если командование примет решение повторить выполнение боевого упражнения, то для этого  будет предоставлена уже  ракета-мишень, с которой справиться  по уровню операторской подготовки боевым расчетам ЗРК,  шансы невелики.   Но по круговым кольцам дальности индикатора СОЦ вижу, что воздушная цель, хоть и не войдет в зону поражения, выработанную  счетно-решающим прибором, но в теоретическую, хоть и на краю ее, все же  войдет. Да и цель не такая уж для этого ЗРК высокоскоростная. В этой возникшей воздушной обстановке и связанной с ней коллизией  принимаю решение: надо стрелять! Все же хорошо нас учили прошедшие горнило войны преподаватели, и как  их и сейчас не вспомнить добрым словом, в частности, преподавателей кафедры боевого применения ракетного оружия, которой руководил ее начальник инженер-капитан 1 ранга Семен Рувимович Гродницкий!  «Драли по три шкуры» они с нас по своим учебным дисциплинам, иногда лишь приговаривая, что на войне воевать надо, а изучать свое дело уже будет  поздно. Однако время до пуска ЗУР уже спрессовалось почти до недопустимой величины, еще несколько секунд, и пуски ракет будут не возможны. Эх, была не была! Буквально ору комбату Богомолову в ухо: «Стреляй!». Но вижу, он, застыл  без каких-либо телодвижений. Цель-то в зону пуска не вошла, правилами  ракетной стрельбы в таких случаях пуски ракет не предусмотрены. Я еще раз: «Стреляй!».  А он опять не стреляет. И тут я, от перенапряжения в  этой критической ситуации,  каюсь, уважаемый читатель, согрешил…. Прибегнул к стимулирующему фактору, да еще и на самых повышенных тонах! А что еще оставалось делать?  Ведь, как известно,  ненормативная лексика на флоте  не только дополняет отданные команды и приказания, но, и это главное, пресекает всякие сомнения в необходимости немедленных действий по их реализации и мощно ускоряет их исполнение  в критических ситуациях.  И, точно!  Сработало! Вижу, как его правая рука, хоть и неуверенно, но все же  двинулась к кнопке «Пуск». Через толщу находящихся над центральным постом палуб корабля слышу, как над головой ухнула стартующая зенитная ракета, и вижу через какую-то долю секунды погасание одного из транспарантов,  сигнализирующего  о том, что пуск второй ракеты уже не возможен.  А пущенная ракета, это было видно по соответствующим индикаторам системы управления,  долго и идеально наводилась и, наконец, нашла свою жертву, и по разбуханию радиолокационной отметки от нее в момент их встречи, после которой угол места воздушной цели начал быстро уменьшаться, стало понятно, что уверенно ее поразила.  Не знаю, как у кого, но лично у меня, разве что вздох облегчения не вырвался, такой моральный груз с плеч свалился! В самом деле,  если бы в этой ситуации цель оказалась не пораженной, то все грехи сразу же свалили бы на меня: зачем приказал стрелять за пределы зоны поражения? И никому бы я ничего не доказал, что эта зона поражения была выработана счетно-решающим прибором по упрощенным формулам, да еще и существенно ограничена вертикальными плоскостями в боковых пространствах,   исходя исключительно из тактической задачи самообороны корабля. А за несанкционированный пуск при таком раскладе получил бы свое на полную катушку, это, уж, как пить дать! Ну а комбат Богомолов, возможно, рассудил по-своему. В самом деле, магнитофон все, что произносится в центральном посту,  записывает, да еще и с моим эмоциональным крепким выражением.  Поэтому,  в случае неудачи, все шишки, уж точно,  будут свалены на меня.

     Итак, радиоуправляемая  мишень Ла-17К поражена, зенитная ракетная стрельба успешно выполнена, с легким сердцем поднимаюсь на ходовой пост с докладом командиру бригады капитану 1 ранга Николаю Ниловичу Трошневу, многоопытному моряку  внушительного телосложения и с мощной харизмой.  «Далеко полетела!» — наконец услышал  я. Но зная его скупость на похвалу, я, в общем-то,  другого и не ожидал. Был он человеком всегда внешне невозмутимым, но все же по  выражению его лица я понял, что ему довелось  испытать  ровно такие же переживания  за результаты обоих боевых упражнений, как и мне,  но уже  со своего командирского мостика.  Возможно, кто-либо спросит: а был ли риск неудачи? Ответ: несомненно, был. Но это был совершенно оправданный риск. Однако, без риска в нашем деле, это, как жить без адреналина —  скучно! Да, и вспомнить бы было нечего!

Все хорошо, что хорошо заканчивается!  Через несколько суток СКР «Резвый» на многие месяцы ушел на боевую службу решать поставленные ему задачи.