Плахов Н. Штормовые

Для моряка морская стихия — родной дом, а море – общее пространство, где можно действовать свободно и беспрепятственно, так как море – это res nullius, то, что не принадлежит никому.   Гуго Гроций, XVI век

В середине июля 1976 года после завершения основного этапа государственных испытаний в конце 1975 г., устранения замечаний и доработок по ним, проведения докования (весной 1976 г. на Северной стороне г. Севастополь) наш славный Противолодочный крейсер — ПКР (с 14.03.1977 г. ТАКР — тяжёлый авианесущий крейсер) «Киев» двинулся в родную гавань – порт приписки на Краснознамённом Северном флоте – г. Североморск. Ещё не все испытания были нами до конца пройдены, основными оставались проведение стрельб из главного комплекса УРО П-500 и штормовые проверки.

На Краснознамённом Черноморском флоте для такого гиганта, как наш «Киев», подходящих полигонов не было. Поэтому стрельбы планировалось провести после завершения перехода на Север, а штормовые испытания во время перехода в грозном и коварном штормами Бискайском заливе. Эти испытания и устранение недоработок и замечаний по согласованному решению ВМФ и промышленности должны были завершить до конца текущего 1976 года.

Солнечным днём 17 июля после обеда «Киев» снялся с якоря у мыса Маргопуло и при лёгком волнении прибыл к закату на пустынный рейд у мыса Калиакра союзной народной республики Болгарии.

Здесь, переночевав на рейде, и снявшись с якоря в предрассветной дымке, к рассвету подошли ко входу в Босфор. Впереди нас у самого входа в пролив встал наш сторожевой корабль, заранее запросивший у турок «добро» на проход по проливам.

С рассветом, 18 июля ровно в 6 утра, начали движение: СКР вошёл в пролив первым, за ним мы, невинной овечкой, ни одного человека на палубе, иллюминаторы задраены, тихо-мирно. Стамбул спал. Спали и разведчики супостата – их скоростной разведывательный катер, стороживший вход в пролив, появился с нашей кормы только минут через 40, когда мы уже спокойно прошли с четверть пути по Босфору.

Догнав нас, катер как оса, учуявшая мёд, начал выписывать зигзаги вокруг нашего корабля, будто отрабатывая свою вину в том, что опоздал на историческое событие – вхождение в сферу интересов НАТО первого советского авианосца.

Мы шли в режиме «Боевая тревога» — все на своих постах, в готовности, никаких выходов наружу.

По обоим берегам пролива начинали толпиться зевающие турки – «Киев» в Босфоре вызывал бурный интерес! Не только у разведчиков.

Солнце поднималось всё выше и к 8 часам мы вышли в Мраморное море. Нанучки-разведчики ещё заранее спешно покинули фарватер, вернувшись за нахлобучкой в своё разведывательное гнездо.

Уже после обеда спокойно прошли Дарданеллы. Разведчики потенциальных противников, видимо, потеряли к нам интерес, поэтому нас сопровождали только многочисленные плавсредства местного
населения, которое было явно оповещено «босфорцами» — не каждый день Советы выталкивают в Средиземье такие махины.

Далее, после выхода в Эгейское море, поход «Киева» проходил при благоприятных погодных условиях.

На горизонте проплывали берега Турции, полуострова Пелопоннес, острова Крит, Египта, Ливии, Туниса, Алжира, Марокко. Уже 31 июля к вечеру прошли Гибралтар под пристальным оком и фотокамеры в руках членов экипажа вертолёта, поднявшегося с базы НАТО с целью нашего сопровождения до выхода из пролива. А в конце дня первого августа завернули в долгожданный Бискайский залив, чтобы зарывшись в штормовых волнах, закрыть, наконец, удостоверение о прохождении штормовых испытаний.

Но здесь нас ждало полное разочарование. Походив галсами по заливу в поисках хоть какого-то волнения, встретили только гладь морскую в самый жаркий летний период года. Да, у бискайских штормов было время отпусков. Штиль. Наши метеорологи не вселяли никаких радужных штормовых надежд и на протяжении следующих дней. Время решили не терять понапрасну и двинулись в родные северные пенаты.

На рейд Североморска прибыли солнечным днём 10 августа. Местное население серьёзно взбудоражили наши лётчики: громоподобные старты палубных ЯК-36м и пролёты на низкой высоте над городом к месту своего базирования повергли жителей в шок, а некоторых даже довели до истерики.

Неврозоподобное состояние североморцев было подогрето проведенным на следующее утро прохождением по городу нашей многочисленной колонны членов экипажа в парадной форме «номер раз» с корабельным оркестром, чего в столице Северного флота отродясь не видывали. Этот манёвр был отработан моряками
«Киева» ещё в Николаеве и Севастополе – южане любили подобные душеволнительные действа, особенно дамы — «…и в воздух чепчики бросали!».

Но северные люди туманны и шершавее, без особых восторгов. Особенно подкосил многих неженатых воинов, да и некоторых отцов семейств, грядущий выходной. Вечерком, традиционно, группами
и поодиночке свободные от дежурств и вахт офицеры и мичманы начали неторопливо и достойно стекаться в два городских ресторана «Океан» и «Чайка». А какая альтернатива? Кроме кинотеатра и Дома офицеров флота, где изредка давали концерты заезжие артисты, в городе развлекательных заведений не было.

Поэтому брешь в культурной жизни столицы КСФ заполняли рестораны. Стремление местной публики в этот томный летний вечер (надо сказать, что «Киев» прихватил с «югов» необычную для северных широт
погоду – солнечно, а температура воздуха в августовские дни побила многолетние рекорды – до 33°С днём!) было погашено – все места в обоих ресторанах были заняты многочисленными загорелыми, одинокими, голодными «черноморцами». Душевный порыв и надежды на культурный отдых у «северян» были смяты.

А прибывшие к новому месту службы «южане» сильно опечалились нависшей над ними перспективой. Им сообщили, что квартиры в домах, предназначенных для их расселения, уже заняты, т.к. слишком долго испытывались и «плыли» — не пустовать же жилью без дела, очередь-то большая для своих.

Да и местный колорит с чахлыми рябинками на улицах не порадовал. Это после южных городов, парков и садов, да земли плодов! Команда набиралась в значительной части из украинцев — ведь «Киев» же.

Впереди предстояло проведение испытаний, сдача зачётов и штабные учения. А куда семьям деваться? Забота, неустроенность! Вот тебе и штормовые! Внутри…

Но служба есть служба и она не терпит разочарований. Вечером 21 августа «Киев» снялся с якоря, а 22-го утром вошёл в Белое море.

Я был поражён увиденным! Во второй половине дня при совершенно
чистом небе солнце стало клониться к горизонту, стало понятно, почему море так названо.

Полный штиль, небо приняло цвет молока, и такое же молоко разлилось по гладкой воде, отразившей небо. Горизонт исчез – где море? Где небо? Слились! Тишина, корабль шёл экономходом в безбрежном белом космосе …

К вечеру встали на якорь в 7-ми милях от Северодвинска, где приняли запасы и отправились к святым Соловецким островам для проведения стрельб. Но это отдельный рассказ. У нас же про штормовые.

Почти два месяца шли испытания ударного ракетного комплекса с последующими штабными учениями. Успешно отстрелявшись, в первых числах октября крейсер вернулся в родную теперь для него
базу.

17 ноября «Киев» вышел, наконец, на штормовые испытания, в ходе которых должны были пройти проверку боевые и технические средства корабля, а также экипаж на стойкость в условиях экстремальных
колебаний Батюшки-Океана. Октябрь – декабрь в Баренцевом и Норвежских морях время бушующих циклонов, и наши метеорологи разыскали на ближайшую неделю уютное штормовое местечко в Баренцевом море, куда и отправился ПКР.

Наши надежды покачаться свершались постепенно: волнение в 3 – 4 балла застало нас в Баренцевом море, что для «Киева» было практически незаметно. Но сопровождавшие нас корабли охранения — большой противолодочный корабль (БПК) и сторожевой корабль (СКР) — уже покачивало.

Далее нас встретила уже океанская волна, которая была протяжённее, с бо́льшими периодом и амплитудой, да и ветер усилился, смастерив волнение до 5 баллов. Началась ощутимая бортовая качка – корабль «застегнулся» по-штормовому: все люки, двери, горловины и иллюминаторы были задраены. При этом корабли сопровождения существенно болтало, они зарывались носом в волну, прокатывающуюся по уровню нижнего яруса надстройки и лепя за кормой белоснежные буруны. Наши «товарищи» принимали почти подводное положение. Из череды океанских волн периодически показывались то их надстройки с
мачтами, то кончик носа, то оконечность кормы.

Но нас подобное состояние морской пучины не удовлетворяло, поэтому следовало походить с разочарованными бортами в поисках приключений. Звёздный час пришёл 17 ноября после вечернего чая.
Ветер, постепенно усиливаясь, к 22 часам начал завывать, раздувая волны. «Киев» последовал примеру БПК и СКР, зарываясь в волнах всем корпусом. Как иронично рассказывал впоследствии один из ветеранов
крейсера, — « На пике штормовых испытаний ветер был просто ураганный. Молодое пополнение срочной службы получило качественное морское крещение. К середине развода ходовой вахты в помещении носовых швартовно-якорных устройств в строю осталось примерно половина моряков. Тыльные части исчезнувших можно было наблюдать после развода по всей третьей палубе в дверных проёмах
«вентиляшек». И то сказать, размах килевой качки достигал тогда на баке 20 – 25 метров».

По команде каждый член экипажа, находясь на своём посту в соответствии с корабельным расписанием, был обязан докладывать о состоянии технических средств во время шторма, предпринимая
необходимые действия по устранению возникающих неполадок. Но всё прошло благополучно. Разве что с левого борта волной сорвало барказ. Этот «штормовой», исчез без следа в «кипящем» море.

К полуночи шторм принёс облегчение членам государственной комиссии, записавшим в акте наличие штормовой волны от 6 до 8 баллов. Этого было достаточно для закрытия долговых обязательств
года — последнего удостоверения Государственной приёмки. Праздник! Николаевский Черноморский судостроительный завод оказался на высоте! Представители его сдаточной команды и профильных
контрагентских организаций до утра кричали «Ура!»

Утром у всех было праздничное настроение, правда, у некоторых болела голова. Зато Господь подарил экипажу солнечную погоду и лёгкую волну, качавшую корабль как дитё в люльке хозяина — Океана.
Свежий ветерок навевал благостное состояние души, и командир с чувством выполненного долга развернул ПКР в сторону дома.

Штормовые завершены!

Интересны были последующие эпизоды. Корабль уже входил в родной Кольский залив, когда меня неожиданно вызвали в ходовую рубку.

Вахтенный офицер передал мне срочную телеграмму. Предчувствуя
неладное, поспешил её прочесть. Оказалось, моя любимая тётушка из Кишинёва волнуется за моё здоровье.

«К чему бы это? И почему такая срочность?» — рассуждал я,- «Неужели что-то случилось?»

После постановки корабля на рейде Североморска я, отпросившись на сход, поспешил на городской переговорный пункт и заказал телефонный разговор с Кишинёвом.

— Тётя, здравствуй! Что произошло? Почему ты послала мне такую странную телеграмму? – сердце у меня колотилось от волнения. «Может быть с мамой что-то случилось или с братом?» — подумал я.
Моя тётя, вторая по железу после Маргарет Тэтчер, незнакомо мягко произнесла:

— Колюшенька, слава Богу – ты жив!

— Да что такое? Всё ли в порядке? Как твоё здоровье? Все ли живы-здоровы? — пулемётной очередью выпалил я.

— У нас всё в порядке. Просто мне сообщили, что ваш корабль затонул, я очень волновалась …, представить себе не могла … Ты здоров? – в трубке послышались свистящие вздохи. «Ещё не хватало!» – пронеслось в голове. Я постарался её успокоить.

— Дорогая тётя, у меня всё в порядке, мы вернулись на место, я здоров, всё хорошо. Перестань, пожалуйста, волноваться! – ответил я.

— Ну, хорошо, ты меня успокоил. Привет тебе от дяди – он тоже переволновался. Пойду, успокою его. Приезжай к нам в отпуск, мы тебя очень ждём, поговорим. До встречи!

Ну, я и уделил одну неделю в очередном отпуске внимание столице солнечной Молдавии. Интересно же было узнать, почему я остался жив, да и помочь дяди вскопать огородик – ему как ветерану войны за чертой города пару соток земли под огород выделили. В первый же вечер за столом завели разговор о моём устройстве в Заполярье, и, конечно же, о морской службе. Я спросил, естественно, о телеграмме и причинах её появления.

— Что за информация и откуда пришла вам она по случаю гибели нашего корабля? – спросил я.

— Это был кошмар! – ответила тётя, — дело в том, что моя приятельница Н. слушает разные «голоса».

— Как у неё со здоровьем, — перебил я.

— Я имела в виду радио, — несколько обидевшись, произнесла тётя. —

— Извини, пожалуйста, — слушаю.

— Так вот «Голос Америки» 18 ноября передал срочную печальную весть о том, что первый советский авианосец затонул во время шторма в Северной Атлантике. И передали координаты … Ну, мы же знаем на каком корабле ты служишь! Они выразили соболезнования семьям погибших. У нас в душе всё перевернулось! Что можно было подумать? Я дала тебе телеграмму … Да! Они в качестве доказательства своих доводов пояснили, что подтверждением гибели корабля служит то, что после шторма был найден в море полузатопленный пробитый снарядами барказ с надписью «Киев». А самого корабля не нашли. Я так перепугалась!

— А как ты до корабля-то добралась – связь ведь закрытая?

— Так вот, дядя твой через военкомат добился. «Поистине, — подумал я, — привет морякам Северного флота от военкомата столицы Молдавии!»

— И что, в военкомате поверили в гибель авианосца?

— Да! Ведь ноябрь же.

— И что?

— Божоле́!

— Ну вот, что тут поделаешь? Логика, не подкопаешься.

Ситуация вскоре полностью прояснилась – по возвращению из отпуска компетентные люди рассказали, что когда наш ПКР, выполнив задачу, ушёл восвояси, с окончанием шторма над акваторией, где мы укачивались, появился «Орион» — разведывательный самолёт ВМС США. Они ведь знали, куда и зачем мы идём. В заданном квадрате нас не обнаружили, но заметили баркас. Был послан эсминец, который и подобрал его. А далее была состряпана «деза», чтобы взбодрить или «опустить» настроение у заинтересованных лиц. Обычная политическая мерзость – фейк в качестве психоактивного оружия … Для шторма в душах!

Эти штормовые испытания нам всем предстоит ещё пройти на своём «ракетоносце»!

А госпожа Н. из Кишинёва вскоре улетела в края «голосов» на ПМЖ.

Сплошные «штормовые». Но интересно!

Всё!