А еще местный дивмех, стоявший вместе с ним на ходовом мостике «сторожевика», наблюдая за телодвижениями доковой команды, рассказал такую вот страшилку-пугалку, на всякий случай, новым офицерам.
— Вы тут поосторожнее будьте! Пропуска еще не выдали, а у вас офицеры и мичманы – молодые и дикие, как ваше девственное Побережье, даже еще более близкие к истокам природы… особенно у вас – в Громыхалово! Ваших «земляков» — подводников, на свободном выгуле даже комендант боится! Механик иронически улыбнулся и продолжал: — обиделись покорители глубин как-то за его прихваты, дали в глаз один раз и смылись. Причем — прилюдно! Даже — при патруле! А он-то всего и хотел, как только выставить их из «Океана» … Так и не нашли никого – даже деньги за столик через третьих лиц официантке передали с плюсом за волнение. Чтобы значит, по совести … Джентльмены, блин! — хмыкнул дивмех. Егор знал и эту историю и даже ее участников, но хвастаться этим, из скромности, не стал.
— Как в город со своих черных обрезиненных горбатых чудищ сойдут – так сразу – бац! – головки самонаведения, которые внизу, включаются. А верхние головы автоматически отключаются! Сразу после пары первых же рюмок!
—резюмировал дивизионный механик Берендейкин, затушив в пепельнице очередную сигарету.
— А какие здесь «вохрушки», знаете!? Ну-у-у! Ведьмы гоголевские! Вот! Чуть что – стрелять по нарушителям навскидку, по-ковбойски. А потом закладывать – да сразу на самый верх! Чтобы премия за бдительность! А снайпера! Что ты! – насмешливо продолжал он:
—Вон, кстати, всего пару недель тому назад было! Не пустили одного капитан-лейтенанта, помощника по снабжению с БПК, обратно через КПП – вроде пьяный. Тот плюнул – что с дур взять? — и рванул по «Тропе Хо Ше Мина». А там «вохрушка» Нина в засаде сидит. Форсировал он «колючку» драную, через самую дырку в ней, в снегу извозился, и тут сзади слышит вопль: «Стой! Стрелять буду!». Это Нина заорала во весь голос, как учили.
«Стою!» — говорит капитан-лейтенант. «Стреляю!» — радостно восклицает вохрушка. И — ба-бах!!! В воздух, не целясь. Но ловко, прямо по-ковбойски, попала в бетонную опору фонаря. Со страху, наверное – шпиона же поймала или диверсанта. А пуля завизжала от неожиданности, встретившись с бетонным лбом столба, и – рикошетом – вниз! Да так удачно, слушай! Прямо в левую половину зада кап-лея. А если бы целилась, а? Да не в воздух!? Кровь, вой, вопли. «Скорая», носилки и всеобщий «аврал» на уровне командующего флотом.
Половину ягодицы ему эскулапы враз оттяпали в госпитале, что-то у них пошло не так – дело было вечером, в субботу, а врачи – они, знаете ли, тоже люди!
А собирался кап-лей этим же летом поступать в свою любимую академию имени «Тапок и Тряпок», а тут …
Понятное дело – засветился весь наш завод по приказам всех уровней, обвешали и кап-лея и нас звездюлями – кого за что. Но мало никому не показалось! Да и у парня все жизненные планы враз накрылись медным банным тазом! По этой тропе не он первый, не он последний ходил – да вот звезды в тот раз не сошлись! – с явным сожалением отметил рассказчик.
И эти вохрушки появляются неожиданно, сидят в засадах — и все из-за премии. Тут еще одна история, как мой коллега, из одного класса «Дзержинки» мы с ним, нашел себе приключение на то же самое место, ага! Так сказать, там, где спина теряет свое благородное название …
Берендейкин опять закурил и продолжил обмен опытом: — Возвращался он как-то с праздника души на свою лодку, да прихватил с собой бутылку портвейна. Но прорывать противолодочный рубеж через КПП не решился, а полез через забор. Спрятал он бутылку в задний карман, за ремень зацепил, чтобы не вылетела. А там тетя Клава в засаде. Стал он слезать с забора на той стороне, а она как заорет! Тот испугался. Отпустил руки и упал. Да прямо бутылкой и на камень. Бутылка — бздынь! Осколки – хрясь, прямо по живому! И осколками теми ему шкуру на филейной части порвало. Эскулапы ему эту шкуру сшивали, прямо как бабкино лоскутное одеяло! Так, представляете себе, он потом месяц на всех совещаниях стоял, а все документы исполнял исключительно лежа! Это я вам, молодежь, в назидание говорю! Люди, будьте бдительны, я вас любил!
— Везуха нужна не только в море – везде – наставительно заключил дивмех. – Так что вы просветите своих офицеров и мичманов, и все в оба глаза следите за своими «отличниками». Максимум через неделю ваши «аяврики» узнают от своей братвы с кораблей-«старожилов» о том, как нужно делать то, чего делать нельзя. Да и с девами из малярного цеха познакомятся, прошвырнуться по жаждущим бабам захочется – а не пускают! Те м тоже хочется! Состряпают они консенсус рано или поздно – дней через десять! Природа, зов, мать её! Они быстро узнают адреса пышнотелых красоток с гостеприимными квартирами и приемистыми бедрами! Вот и пойдут по тропам «дядюшки Хо» … Здесь где они, командирские неприятности прячутся, куда там походы среди ледовых полей! В каждом рундуке подчиненного лежит «фитиль» его начальнику!
Буксиры осторожно впихнули корабль в батопорт дока, команда дока свое дело знала хорошо, докмейстер распоряжался уверенно и спокойно.
Корабль точно встал на предназначенные ему кильблоки. Всплыли. Из забортных отверстий корабля еще сбегала вода, но рабочие уверенно и ухватисто устанавливали строительные леса вокруг его бортов, ладили сходни.
— Всё! Можно бы и отдохнуть — завтра, несмотря на субботний день, придется вдоволь потрудиться и побегать. Помощник инструктировал вахту, расписывал смены, ругался с дежурной вахтой дока.
Наутро Егор Андреевич чисто выбрился, достал из шкафа выходной вариант наглаженного синего кителя, сшитого ленинградским портным, известным Ароном Исаковичем… Его полы достигали середины бедер, что было неким непонятным нарушением и раздражало Громыхаловского команданте и кое-кого из его прямого начальства. Осмотрел шелковый подворотничок, длинные и широкие шевроны, сияющие золотом надраенные самолично пуговицы, граненые звездочки алмазной формы — остался доволен. Надел китель, посмотрелся в зеркало, оценил свой внешний вид и удовлетворенно хмыкнул.
Ну и пусть начальство иногда цепляется – зато видно сразу орла и … немного фрондера. Себя уважать надо! А то и другие охамеют…
Вежливо постучал, вошел озабоченный и еще не бритый механик со стопкой бумаг. Всю ночь ему и его лейтенанту пришлось трудиться — док, тем более аварийный — это профессиональный бенефис механика, ответственный и суровый.
— Разрешите!?
— Входите-входите, о инфаркт моего многодырчатого сердца! Садитесь на диван, я ваши бумаги буду долго листать – надо самому мне, как следует, вникнуть – что да как! И хоть что-то понять!
Выслушал доклад механика, прочел рабочий вариант ремонтной ведомости, лист дефектации, внимательно рассмотрел схемы и эскизы, любовно вычерченные групманом, еще не забывшим училищную науку.
«Инженер он или как? Молодец, уважаю! Отличник!» — хмыкнул про себя Левин.
— Черт возьми, Сергей Петрович, борта-то у нас из чего — из стали или папиросной бумаги? – изумился он, вникая в расчеты и справочные данные в пояснительной записке – Я теперь даже сильно топать на палубах бояться буду, когда дежурного придется в очередной раз воспитывать!!!
— В формуляре написано – из семи и даже – кое-где — десяти миллиметровой стали – невозмутимо буркнул не выспавшийся и слегка помятый командир БЧ-5. Он до глубокой ночи со своим командиром группы и старшиной команды лазал по темным, сырым трюмам, уточняя, зарисовывая, измеряя. Так что ехидные подколки командира он пока не воспринимал..
—Да и еще – в цистерне пресной воды, похоже, есть отверстия — вот отсюда и солоноватый вкус чая, за что вы меня мордой каждый раз в … это самое … тычете.
— Прогнило что-то в трюмном королевстве! Ага! – удовлетворенно отметил командир, радуясь своему предвидению — А я что вам говорил? А вы мне – кажется, кажется … а оно вон как окажется! – тут он перевернул еще одну страницу и удивленно присвистнул, огорчаясь:
— Когда же я стану вас звать – ну например, «О, покой моей души!», или: «О, услада моих ушей!». А, Сергей Петрович? Когда наступит это время?
— Вот это – вряд ли, на пенсионе если только, в каком-то пивбаре-«поплавке» в Питере, когда встретимся за мемуарами … — ворчал подчеркнуто серьезный механик, упрямо не желая менять мрачный тон своего настроения.
— Кстати, — добавил он, подумав, — надо топливо из всех цистерн на анализ на соль сдать— есть у меня подозрения, что мы его забортной водой обводнили! Сепарировать надо – несколько раз, по методике, если заменить не получится! — Вот черт! Спасибо! — ругнулся Егор, делая пометку себе в записной книжке, и заключил: — Нет, дорогой мой друг Сергей, светлый инженер-сан, вы и тогда, на далеком пенсионе, скажете – крен у «Поплавка» 7 градусов, в трюмах его – явно вода, грузы приняты не правильно, а освещение над столиком из пивной бочки явно не дотягивает до 220 вольт … знаю я вашу инженер-механическую сущность! Вы и напиться можете, как все остальные приличные и образованные люди, то есть — в чистый хлам — только тогда, когда ваше дорогое железо стоит от вас в недосягаемой дали!