Отступление нашей армии и обстановка в Севастополе
“На следующий день 9 (21) сентября, войска, под прикрытием арьергарда Волынского полка под командой полковника А.С.Хрущёва, бывшего в составе 8-ми батальонов и 16 орудий, силою в 6500 человек, продолжили отступление дальше…
Не смотря на значительный транспорт раненых, стеснявших движение войск, отступ-ление это при всей быстроте, с которою оно совершалось, было проведено в полном порядке”. («История обороны г. Севастополя» под ред. Э.И. Тотлебена тип. Н.Тиблена СПБ 1863 Часть I стр. 197).
“Русские войска, удерживавшие в течение 4-часов гораздо сильнейшего и лучше воо-ружённого неприятеля, не могли не понести в этот день весьма чувствительной потери. Она состояла из 5-и генералов, 23-штаб, 170 обер-офицеров и 5611 нижних чинов.
Что касается до потерь союзной армии, то они доходили до 3500 человек. Из этого числа на долю англичан приходится до 2000 убитых”. («Описание обороны г. Севас-тополя» под ред. Э.И.Тотлебена тип. Н.Тиблена СПБ 1863 Часть I стр. 191-192). Раненых, как следует из статистики сухопутных сражений того периода, оказывалось в разы больше…
“Альминское сражение, хотя и было проиграно, и мы в нём понесли громадные потери, но оно имело такое сильное нравственное влияние на англо-французов, что их самонадеянность сменилась осторожностью, как следствие глубокого уважения к доблестям русского солдата”. (Дубровин Н.Ф. «История Крымской войны и обороны Севастополя» СПБ 1900 тип. «Общественная польза» Т I стр. 267).
После неудачи нашей на Альме, государь 27 сентября напишет князю Меншикову: “Благодарю всех за усердие, скажи нашим молодцам морякам, что я на них надеюсь на суше, как и на море. Никому не унывать, надеяться на милосердие Божие, помнить, что мы, русские, защищаем родной край и веру нашу и предаться с покорностью воле Божией!
Да хранит тебя и нас всех Господь; молитвы мои за вас и за ваше правое дело, а душа и все мысли с вами! Не унывать никому, повторяю я, доказать каждому, что мы те же русские, которые отстояла России в 1812 г.”
Войска союзников оставались на поле боя при Альме более двух суток. Отправляли раненых на корабли и решали проблемы с нехваткой транспорта. Только 11 сентября в 6 утра они смогли выступить к Севастополю. Французы с турками шли ближе к морю. К 11 ч. они преодолели 10 км. и вышли к реке Каче.
Корнилов, получив приказ Меншикова затопить суда на фарватере, устремился назад в Севастополь и около 21 ч. на поджидавшем его катере переправился на Южную сторону, в 22 ч. сядет за письмо жене.
В Севастополе вечером 8 ещё “всё шло обычным порядком, только у Северной пристани ожидали наших раненых шлюпки, приготовленные для перевоза их к пристаням Южной бухты, где стояли люди с носилками; дорога от Южной бухты на гору в госпиталь и казармы, нарочно приготовлены для раненых была освещена, и всю ночь тянулись по ней мрачные тени, говорившие о нашей потере”. (Жандр А.П. «Материалы для описания обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова…» СПБ 1859 стр. 196). И размещали их “заботливостью Корнилова” в морском госпитале и в подвалах флотских казарм, часто без постелей и тюфяков на голом полу. (Жандр А.П. «Материалы для истории обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова…» СПБ 1859 стр. 232)
Несколькими днями позже, узнав об их бедственном положении, Нахимов, известный своею доброю душою и любовью к своим подчиненным, питавший всегда беспредельное уважение к высоким качествам и христианскому терпению наших нижних чинов, от которого часто можно было в их адрес услышать: «это святые-с» (Барятинский В.И. «Записки князя В.И.Барятинского» «Русский Архив» 1904 9 стр. 99) распорядится передать раненым более 800 тюфяков, изготовленных ранее для матросов его 41 экипажа.
Можно предположить, что вместе с убитыми не мене тысячи раненных было вывезено с поля боя. И всё же на поле боя остались сотни тяжелораненых. Часть из них подобрали союзники, но порядка 300 оставались несколько дней без всякой помощи пока казацкие разъезды, вышедшие к Альме вслед за отошедшим к Каче противником не обнаружили их. 120 раненых удалось отправить на фурах в Симферополь. (Дубровин Н.Ф. «История Крымской войны и обороны Севастополя» тип. «Общественная польза» СПБ 1900 Т I стр. 273).
Жандр не пишет о роли Корнилова в дальнейшей жуткой судьбе армейских ране-ных… А по воспоминаниям участника обороны Севастополя Роберта Ходасевича разме-щённые по согласованию с Корниловым в старом Морском госпитале сотни раненых в Альминском бою по прошествии недели, когда госпиталь посетил его полковой хирург Лебедев, обнаруживший содержащихся там солдат, “не получавших перевязки с самой Альмы, за исключением той, которую могли сделать себе сами, изорвав на бинты собст-венные рубахи. Как только он вошёл в помещение, то сразу же был окружён толпой этих несчастных, которые распознали в нём врача; некоторые протягивали изувеченные культи рук, обёрнутые в грязные лохмотья, умоляя о помощи. Зловоние в помещениях было невыносимым, и он узнал, что с возвращения с Альмы они все были помещены в этот госпиталь, где не видели никого, за исключением солдат, приносивших пищу и выносивших умерших от ран товарищей их, которые наконец-то избавились от мучений.
Доктор Лебедев из сострадания ухаживал за всеми, за кем только мог, принимая во внимания наиболее тяжкие случаи, и произвёл несколько ампутаций тем инструментом, который смог найти в госпитале; но едва он повернулся уйти, уставший и возмущённый тем, что этим несчастным просто предоставили сгнить от ран, большому количеству которых он был не в силах оказать помощь, многие попытались удержать его просьбами осмотреть их, так что он с большим трудом вырвался наружу, и только с обещанием вернуться. Эти несчастные люди 2 недели находились без перевязки…”. (Ходасевич Р. «Голос из-за стен Севастополя. Рассказ о Крымской кампании и событий осады». «MILITARY КРЫМ» 2011 3 выпуск стр. 51).
Эвакуация медицинского и обслуживающего персонала старого Морского госпиталя не могла произойти без замены его врачами и санитарами армейского ведомства и без ведома и согласования Корнилова, фактически командовавшим гарнизоном Севастополя, включая и армейские подразделения со всеми их проблемами.
Но Корнилов, добившийся в последствии от официального командующего Севасто-польским гарнизоном генерала Ф.Ф.Моллера (приказом от 19 сентября и тогда же утверждённым вернувшимся в Севастополь А.С.Меншиковым), полномочий распоря-жения и армейскими частями гарнизона, за оставшееся с 19 сентября по 5 октября время успеет лишь восстановить против себя армейские службы обеспечения войск и бере-говых батарей… Дело дошло до того, что Меншиков вынужден был поменять Корнилова на месте начальника штаба Ф.Ф.Моллера на специально присланного из Петербурга полковника Генштаба А.Е.Попова.
А 9 сентября в Севастополе складывалось по свидетельству Камовского Александра Дмитриевича, д.с.с., управляющего военно-походной по флоту канцелярии генерал-адмирала состоявшего в Севастополе неотлучно при Меншикове, таким образом:
“А. Выписки из моего дневника:
9 сентября 1854 г. четверг. Утомлённый картинами ужаса, которыми мне довелось быть свидетелем вчера, я всю ночь спал мёртвым сном в тарантасе и проснулся, когда уже очутился на Северной стороне в отведённом для нас (Меншикова) помещении в домике у батареи № 4. (Видимо Меншиков не ночевал на Каче, а после ужина продолжил своё движение к Севастополю.) Встретив тут Корнилова, просил его взять меня с собою на гичке, чтобы перебраться на Южную сторону в прежнюю мою мирную квартиру в доме Ушакова…(Камовский А.Д. «Некоторые ошибки и заблуждения в рассказах и сочинениях о Крымской войне» СПБ 1911 стр. 25). Получается, что Корнилов появился за 4-й батареей на Северной стороне с раннего утра 9 и дожидался пробуждения Светлейшего Князя, чтобы окончательно решить, перегораживать ли фарватер на вход в главную бухту.
В. Достоверно известный мне разговор Главнокомандующего с Генерал-Адъютантом Корниловым, происходивший у князя Меншикова на дому 9-го сентября 1854 г. по поводу необходимости загородить вход в бухту, пожертвовав для этого несколько из старых по службе судов. (Камовский А.Д. «Некоторые ошибки и заблуждения в рассказах и сочинениях о Крымской войне» СПБ 1911 стр. 25).
Обращает на себя внимание, что брошюра с дневниковыми записями управляющего походной канцелярией Главнокомандующего А.Д.Камовского смогла увидеть свет только в 20 веке, в 1911 г. !
Таким образом, с утра 9 Корнилов поспешит к Меншикову на Северную сторону. Это путешествие заняло никак не менее часа. Затем ему пришлось ожидать готовности князя принять его. Видимо, здесь Корнилов и пытался убедить князя в решимости флота выйти в море и дать зазевавшемуся неприятелю открытый бой с непредсказуемыми последст-виями… То есть сдаться вместе с экипажами на милость превосходящей в несколько раз силе и открыть вход на внутренний рейд Севастополя. Да того подарка только и ждали незваные гости…
Меншиков повторно высказал своё мнение об использовании флота в сложившейся ситуации и потребовал исполнения своего приказа. Затопление судов на входах в бухты для недопущения вражеского флота – достаточно известный приём в мировой практике. Но у Корнилова какая-то непонятная, нервная реакция. Ещё 29 апреля 1854 г. в письме Н.Ф.Метлину он с возмущением напишет: “Вообще у нас как будто ударились в другую крайность: до сих пор всюду царила непонятная беспечность, а теперь всё изменилось на самые сумасбродные планы; вообразите, что поперёк наружного Керченского фарва-тера, против Павловской батареи топят 34 судна, в том числе кавказские транспорты; удивляюсь, что оставляют пароходы, а то и их бы следовало на фарватере затопить”. (Корнилов В.А. Из письма Н.Ф.Метлину 29 апреля 1854 г.) Эта была попытка перекрыть союзному флоту возможность проникать в Азовское море и безнаказанно разбойничать там, и эта мера предпринималась наверняка с согласия самого Князя Меншикова. А со стороны Тузлы на дне были расставлены мины.
Пристрастный биограф Корнилова его флаг-офицер Жандр сочинит трогательную сцену, где Меншиков, будто бы раздражённый настырностью Корнилова, рвавшемуся в обречённую авантюру с выводом флота в море, объявит ему, что готов поручить затопление кораблей напрямую командиру Севастопольского порта вице-адмиралу Станюковичу. После чего Владимир Алексеевич смирится и отправиться на Южную сторону исполнять волю Главнокомандующего, при этом Жандру это всё поведал не Корнилов, а … лично Меншиков!? (Жандр А.П. «Материалы для описания обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова…» СПБ 1859 стр. 199).
А тогда Корнилов на своей гичке захватит и Камовского. Таким образом, именно с утра Меншиков в присутствии Камовского повторно прикажет Корнилову затапливать суда на входе на внутренний рейд Севастополя только после этого где-то в 11часу Корнилов сможет вернуться в дом Истомина на Театральной площади, чтобы пригласить флагманов и известить их о приказе князя.
На южной стороне Корнилов, действительно должен был собрать Нахимова, Новосильского, Станюковича, Войновича для доведения до них приказания главнокомандующего князя Меншикова с тем, чтобы определить место перегораживания фарватера и назначить суда, подлежащие затоплению.
Т.е. никакого специального совета флагманов и командиров судов Корнилов после возвращения от Меншикова не собирал и не имел для этого времени. Он, к тому же, дол-жен был ещё раз навестить князя в его ставке, чтобы утвердить выработанный план реализации идеи Светлейшего, признанной позже гениальной в той критической ситуа-ции. (Жандр А.П. «Материалы для истории обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова…» СПБ 1859 стр.199).
А по Жандру получается, что сам Меншиков появится на Южной стороне и будет разыскивать прозаседавшегося Корнилова.
Так же доподлинно не известно, в каком доме Корнилов собирал совет…
После переезда из Николаева, он проживал “в маленьком доме” (Лихачёв И.Ф. «Несколько слов о Владимире Алексеевиче Корнилове» «Морской Сборник» 1856 май Часть неофициальная стр.283) В.И.Истомина, доставшегося от старшего брата контр-адмирала Константина Ивановича, служившего теперь начальником штаба Главного командира Кронштадского порта. Домик был одноэтажный на восточной стороне Театральной площади. И вместить адмиралов, которых тогда в Севастополе могло оказаться ‒ 9 и порядка 17 экипажных командиров и капитанов различных судов, что могло превысить 35 человек, в этом доме не было возможности. В доме Волохова ещё обитал сам хозяин Даниил Кириллович Волохов, и Корнилов переберётся туда со всем своим штабом лишь 26 сентября.
Дом собраний флагманов и капитанов на Екатерининской площади? Не по случаю помпезно…
Остаётся ограниченная флагманами Нахимовым, Новосильским и Вукотичем 1-ым кампания с целью согласования списка затопляемых судов и порядка расстановки их поперёк фарватера. Поэтому совет в таком составе и в домике Истомина вполне мог собраться, чтобы обсудить детали диспозиции затапливаемых судов для утверждения приказом князя Меншиковым, с которой Корнилов вернётся от него где-то к полудню. (Жандр А.П. «Материалы для истории обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова… СПБ 1859 стр. 199).
И, конечно, сцен, живописуемых Жандром, с предложением выскочить в море и напасть на неприятельские корабли, беспорядочно сгрудившиеся у мыса Лукулл Корни-лов не разыгрывал…
В 13.30. по шканечному журнала корабля «Три Святителя» (12.30. по Жандру стр. 199) на «Вел. Кн. Константине» будет “«сделан телеграф»: «Прислать с кораблей по два буйка с концами и балластом и штурманских офицеров» и вслед за этим «адмирал потребовал скорого исполнения». Буйки по указанию корпуса штурманов подполковника Аронова были расставлены на выходе в море за боном для указания места судам, назначенным к затоплению на фарватере”. (Сборник «П.С.Нахимов, Документы и материалы» под ред. В.С.Соболева «Петербургский институт печати» СПБ 2003 T II стр. 59)
В 14.00. требовали писарей, коим сообщён приказ начальника штаба ЧФ г-на вице-адмирала Корнилова (когда же он успел его составить?): “По случаю ожидания сюда неприятеля, который пользуясь своим численным превосходством, оттеснил наши войска и грозит атакой северному берегу Севастопольской бухты, следствием которой невозможно держаться флоту на позиции, ныне занимаемой. Выход же в море для сражения с двойным числом неприятельских кораблей, не обещая успеха, лишит только бесполезно город главных своих защитников; я с дозволения его Светлости объявляю следующее распоряжение, которое прошу привести в исполнение: Корабли расстановить по обозначенной в плане диспозиции: из них старые корабли «Три Святителя», «Уриил», «Селафаил», «Варна», «Силистрия», фрегаты «Флора» и «Сизополь» затопить на фарва-тере (за боном между Александровской и Константиновской батареями).
Контр-адмиралу Вукотичу1-му привести в исполнение затопление кораблей, когда это потребуется. (Жандр А.П. «Материалы для истории обороны Севастополя и для биогра-фии В.А.Корнилова… СПБ 1859 стр. 199-200). Затопление старых кораблей на фарватере Корнилов планировал по подъёму гос. флага над библиотекой. (словно какое-то торжество…)
“Все корабли, на позиции стоящие, также должны быть готовы к затоплению, буде придётся уступить город. (Корнилов В.А. Из приказа от 9 сентября 1854 г. п. 11 стр. 200 «Материалы для истории обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова…» Жандр А.П. СПБ 1859).
Только “к 19 часам суда, назначенные к затоплению на фарватере, пароходами приведены были к своим местам, указанными буйками и станут на шпринг”. (Сборник «П.С.Нахимов. Документы и материалы» под ред. Соболева В.С. «Петербургский институт печати» СПБ 2003 T II стр.59-60).
Управляющий походной канцелярией начальника Главного Морского штаба А.С.Меншикова действительный статский советник Александр Дмитриевич Камовский в эти дни неотлучно находился при нём и не раз видевший Корнилова на докладах у князя, поражался капризами и претензиями этого субтильного флотского генерал-адъютанта…
А когда уже Корнилова не стало, закончилась Крымская война и его флаг-офицер капитан-лейтенант А.П. Жандр поспешно, уже в 1859 г. составит сборник «Материалы для истории обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова», в котором позволит себе пристрастное изложение событий осени 1854 г. и роли некоторых руководителей обороны, что вынудило Александра Дмитриевича взяться за перо и дать свою оценку тому, чему он был свидетелем в те грозные дни в Севастополе.
“Не бывши на том совете, который не только без предписания, но и без ведома главнокомандующего, а следовательно, совершенно частно был собран, однако слышав о нём тогда же в Севастополе, я, разумеется, не могу утвердительно сказать: точно ли в таком смысле и точно в таких выражениях был предложен Корниловым вопрос, если только он действительно ещё был им предложен… Во всяком случае, разбирая этот вопрос, нельзя не усмотреть:
1) Что в нём заключается явное и непостижимое в таком подчинённом, как был Вице-Адмирал Корнилов, уклонение от данного Князем Меншиковым приказания: оборонять город во что бы то ни стало, употребив для этого флотские экипажи.
Ведь в этом приказании, кажется, и намёка нет на выход судов (с экипажами, разумеется) в море, а ещё менее на вступление в бой с очевидным результатом от неравенства сил?” (Камовский А.Д. «Некоторые ошибки и заблуждения в рассказах и сочинениях о Крымской войне» СПБ 1911 стр. 19). Прав Александр Дмитриевич, это походило не просто на бахвальство, свойственное Корнилову, а на намеренную сдачу флота противнику! И такой подарок англо-французам обернулся бы для России катас-трофой.
2) Что в этом уже самом вопросе обнаруживается явное отсутствие и мысли о том, что «неминуемая, как выразился Корнилов, ‒ гибель нашего флота в Гавани ‒ может ещё, однако, быть отвращена заграждением неприятелю входа в бухту, т.е. затоплением на рейде судов.
3) Что предложение выйти с флотом в море, «для распространения ужаса в столице Оттоманской Империи», тогда, как уже, конечно, бдительно повсюду в Чёрном море сторожили нас союзники, не только не представляет меры хладнокровно и глубоко обдуманной, но скорее походит на безотчётный порыв отчаяния и ненаходчивость человека, не знающего: что в критическую минуту предпринять.
“А в речах, приписываемой собственно Корнилову, обнаруживается какое-то присвоение им себе власти и значения главного в Севастополя начальника, тогда как он, конечно, знал, что кроме главнокомандующего сухопутными и морскими силами в Крыму, был ещё на лицо Генерал-Лейтенант Моллер, старшая в Севастополе власть”. (Камовский А.Д. «Некоторые ошибки и заблуждения в рассказах и сочинениях о Крымской войне» СПБ 1911 стр. 24)
“А потому я готов скорее сомневаться в том, чтобы Корнилов, столь деятельно и неу-томимо исполнявший в дальнейшем приказание Меншикова о содействии Генералу Мол-леру, как старшему в городе, по вооружению бастионов, батарей и вообще по обороне Севастополя, где им обоим придан был ещё и, по, ни с кем не согласованному определе-нию Корнилова, Главный инженер гарнизона подполковник Тотлебен, сомневаюсь, гово-рю, чтобы Корнилов решился сделать такое легкомысленное предложение: идти на яв-ную гибель судов и экипажей без всякой пользы для обороны и спасения Севастополя и, при том вопреки точному смыслу приказания начальника”. (Камовский А.Д. «Некоторые ошибки и заблуждения в рассказах и сочинениях о Крымской войне» СПБ 1911 стр. 19- 20).
Сам Корнилов в письме-журнале за 7-11 сентября ни словом не обмолвится в отно-шении совета, а про 9 запишет только: “Наши возвратились в Севастополь, где и заняли позиции. Неприятель в продолжение дня не делал никакого движения, вероятно, подобно нам собирает свои войска. Наши возвратились весьма усталые и только к вечеру кончи-ли передвижения обозов и пр.” (Жандр «Материалы… Из письма-журнала Корнилова за 7-11 октября стр. 201).
Меншиков не увидел в мальчишеском порыве Корнилова трезвого смысла и правом Главнокомандующего вынуждает его подчиниться.
Корнилов и в этой ситуации остаётся самим собой ‒ не может обойтись без ложного и весьма неуместного пафосного представления: он объявит, что затопление судов будет произведено по подъёму государственного Российского национального флага на библио-теке… И действительно, к 6 часам вечера 9 сентября он появится на крыше Морской биб-лиотеки, чтобы подать сигнал о принятии безвозвратного решения ‒ топить на фарватере предназначенные для его перегораживания суда подъёмом Российского флага, хотя эта печальная процессия растянется на трое суток. И даже этого времени фанфарону при ге-нерал-адъютантских эполетах не хватит, что бы извлечь из опускаемых на дно судов мно- гих сотен пудов пороха, десятков тысяч ядер, гранат, бомб и прочего, столь востребован-ного на бастионах обороны города.
Приказ на затопление судов был разослан по судам к 14.00 9 сентября (вахтенный журнал «Трёх Cвятителей»). Затем к 22.00 того же 9 сентября готов приказ Корнилова со сожжённой Москвой и разослан по судам.
Но Жандр упоминает его, будто бы зачитанным 11 сентября в 12.45 самим Корниловым после пог-ружения «Трёх Святителей» на дно и включённым в приказ по Севастополю командиром порта М.Н. Ста-нюковичем в приказе № 1071 от 11 сентября. (Жандр «Материалы…» стр. 204).
Первый приказ не содержал указаний о свозе орудий, зарядов, снарядов, пороха (а вот на Камчатке Завойко при первом появлении на горизонте англо-французской эскадр моментально снял и свёз на берег пушки с фрегата «Аврора», что и позволило на следующий же день отбиться от интервентов).
Адъютант Корнилова капитан-лейтенант Н.П. Повало-Швейковский, которого позже обвинили в неб-режности при переписи начисто текста приказа Корнилова, опустил фразу: “порох свести тотчас на другие суда и стараться отгрузить провизию хотя бы на пристань”. Что явно сочинено задним числом для отмазки, в результате чего корабли и фрегаты были отправлены на дно с орудиями, десятками тысяч ядер и других снарядов, со всем наличным порохом (5500 пуд.)…
Вина Повало-Швейковского будто бы была доказана и … он станет адъютантом командующего сухопутных и морских сил в Крыму кн. М.Д.Горчакова («П.С.Нахимов. Сборник документов и материалов» T I стр. 231)
Корнилов наверняка пронумеровал статьи своего приказа (Жандр «Материалы… стр.199-200) от 1 до 11. И выпустить какую-нибудь статью, как называет пункты своего приказа Корнилов, было немыс-лимо. Да и подцепить будто бы опущенную фразу некуда. Три дня не замечать, что порох не извлекают и никуда не перевозят, надо просто специально постараться. Куда ж было девать порох на других судах, если все они, за исключением «Силистрии» находились в полной боевой готовности. К тому же эта опе-рация сопряжена была с определённым риском.
Ст. 5) Парижскую и Двенадцати-Апостольскую батареи уничтожить. Что надлежало исполнить при появлении противника на Бельбекских высотах, но это было исполнено до выдвижения армии союзников. Более 40 36-фунтовых орудий просто были сброшены в воду и не нашли себе применения на оборони-тельной линии. Возможно позже, Ползиков именно их извлёк и установил на батареях, которые он возвёл на Северной стороне и которые, по мнению, М.Д.Горчакова, вели весьма действенный огонь через гавань по французским позициям на Килен-балочных высотах.
Наблюдая агонию прославленного в Синопском бою корабля, кто-то из команды «Трёх Святителей» вспомнил, что на корабле могла быть забыта икона Николая Чудотворца ‒ покровителя моряков. Один из матросов вызвался на ялике подойти к кораблю и спасти икону. Проникнув в помещение судовой церкви, он обнаружил икону и с ней благополучно вернулся на берег. В эти минуты верхняя палуба начала скрываться и около 13 ч. (часа пополудни) под воду.
Снятую с «Трех Святителей» корабельную икону Николая Чудотворца, участницу Синопа, передали, видимо, по указанию Корнилова князю Меншикову. При сдаче коман-дования Крымской армией князь оставит икону статскому советнику Левковичу, чтобы тот вручил её в качестве княжьего благословления новому главнокомандующему М.Д.Горча-кову. Но икона по каким-то причинам не попала к Горчакову и в итоге перешла во владение племянницы Левковича, которая пожелала позже преподнести её Севасто-польскому музею, хотя к ней и поступило предложение передать святыню на вновь построенный броненосец «Три Святителя». Решающей здесь явилась поддержка благородной инициативы Николаем II, и икона оказалась в музее.
В годы ВОВ икона затеряется. (Мачцкевич В. Гарф Ф. 645, Оп. 1, Д. 235, Л. 5).
После того как семью затопленными судами был заблокирован вход на Севасто-польский рейд, оставшиеся 9 кораблей были размещены в одну линию вдоль южного берега вглубь большой гавани, начиная с «Ростислава» напротив Артиллерийской бухты и кончая «Гавриилом» напротив Киленбалочной. Ожидая появления неприятеля, они встанут правым бортом к Северной стороне.
Пункт 5 приказа начальника штаба ЧФ Корнилова об устройстве преграды против атаки неприятельского флота с моря от 9 сентября включал и требование: “Парижскую и Денадцати-Апостольскую батареи уничтожить.” (Жандр А.П. «Материалы для……» стр. 200) был следствием потери реального ощущения обстановки. Ошибочно и даже преступ-но было скидывать 42 орудия под берег, когда их можно было переместить на какие-то несколько вёрст севернее навстречу продвигающемуся налегке противнику, соорудив оборонительные позиции из мешков с песком…
Выходит, что совета флагманов и капитанов 9 сентября, на котором Корнилов звал выйти из Севастополя и потрепать сгрудившийся в беспорядке у мыса Лукулла союзный флот, просто не было и не могло быть. Как показывает хронометраж последовательности событий этого дня ‒ некогда было рассиживаться и выслушивать чьи-то мнения. Да и как-то странно, что из этих 25-35 вероятных участников совета не нашлось ни единого, кто хоть бы мельком вспоминал позже об этом сборе 9 сентября… Известный генерал, историк Николай Фёдорович Дубровин опубликует в 1900 г. «Историю Крымской войны и обороны Севастополя» в 3-х томах, в которой сообщит читателю, что 9 октября “Герои дня 8 сентября ‒ владимировцы (отбросившие штыковой контратакой англичан от моста через Альму) были вместе с тем приглашены генерал-адъютантом Корниловым к обеду на корабле «Великий Князь Константин»(9 снтября!). Это первое дружеское соединение моряков с пехотою было весьма знаменательно. Приняв владимировцев, моряки с распростёртыми товарищескими объятиями положили то прочное начало, которое не прекращалось во всё время знаменитой защиты Севастополя» (Дубровин Н.Ф. «История Крымской войны и обороны Севастополя» тип. «Общественная польза» СПБ 1900 г. Т I, стр. 275) Вот где в середине дня 9 октября проводил совет Корнилов ‒ за обеденным столом в кают-кампании на линейном корабле «Вел. Кн. Константин» с флагманам и командирами судов ЧФ, чествуя героических офицеров Владимирского пехотного полка!
А сочинил эту умилительную историю флаг-офицер при Владимире Алексеевиче капитан-лейтенант А.П. Жандр для концентрации внимания на роли своего незабвенного покровителя уже в период написания «Материалов для истории обороны Севастополя и для биографии Владимира Алексеевича Корнилова, собранные и объяснённые бывшим его флаг-офицером…». И Жандр доходчиво объяснит во введении, почему именно он имеет основания для такого сочинительства: “…из приближённых Владимира Алексе-евича один я служил с ним во время командования его кораблём, первых плаваний его с эскадрами, потом более 4-х лет при нём по особым поручениям и флагофицером, почему мне более других должно быть известно его духовное наследство”, присутствующее в его приказах, инструкциях диспозициях и выказывающих его взгляд на службу… («Материа-лы для истории обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова… СПБ 1859 Введение л. V).
Жандр замахнулся на биографию Корнилова, погибшего 48-летним вице-адмиралом в самом расцвете сил, и описывает лишь короткий отрезок его жизненного пути с 1849 по 1854 год. Поэтому правильней было бы назвать его сочинение, что-то в роде: «Десять лет на вахте возле Корнилова».
Можно ли доверять опусам Жандра, контуженного струёй крови, ударившей ему в грудь из раны Корнилова, о чём он свидетельствует на стр. 298 своих «Материалов…», в 11.30. 5 (17) октября на правой кремальерной батарее Малахова кургана?
Более того, захватив после окончания боевых действий в Крыму семейный архив Корнилова в Николаеве, он произвольно толкует подлинники (Новиков Н.В. «Вице-адмирал Корнилов» ВОЕНИЗДАТ МВС Союза ССР М 1947 стр. 9», а часть писем адмирала и его записные книжки, видимо, уничтожит…
Но уже к 1863 г. с выходом труда целой бригады помощников Э.И.Тотлебена в части I-ой их «Описания обороны Г. Севастополя, составленного под руководством генерал-адъютанта Тотлебена» откроется неприглядная история фальсификации А.П.Жандром событий 5 октября и обстоятельств героической гибели В.А.Корнилова, фактически брошенного своею привычно многочисленной свитой в ежедневных объездах оборони-тельной линии. Становится известным, что Владимира Алексеевича в роковом объезде сопровождал лишь казак с пикой и опознавательным знаком или флажком на ней…
А последними словами, услышанными подхватившим его тело лейтенантом А.П.Обезьяниновым оказались: “Ну господа, предоставляю вам отстаивать Севастополь! Не отдавайте его!” (Тотлебен Э.И. « Описание обороны Г. Севастополя, составленного под руководством генерал-адъютанта Тотлебена…» СПБ 1863 тип. Н.Тиблена Часть I стр. 308) , а не начертанное на памятнике Жандровские: Так отстаивайте же Севастополь!
Андрей Петрович Обезьянинов адъютант по особым поручениям при адмирале В.И.Истомине в своих воспоминаниях детально опишет, что произошло 5 октября 1854 г. на Малаховом кургане. (Обезьянинов А.П. «Синопский бой и осада Севастополя» с. Окулово Ряз. Губ. 1895 стр. 34).
Так можно ли было доверят тому, что вышло из-под пера А.П.Жандра?
Рушится и ещё одна легенда о том, что сражённый ядром адмирал Корнилов был доставлен около полудня 5 октября в Морской госпиталь, где в муках умирал ещё 3 часа, и говорил, и завещал…
По пространным свидетельствам ещё одного придумщика из окружения Корнилова капитана 2-го ранга А.А.Попова раненого адмирала принесли в старый Морской госпиталь, который окончательно сгорит только 8 октября. И тут старший врач 41 флотского экипажа штаб-лекарь В.И.Павловский будет находиться неотлучно при ране-ном и станет свидетелем последних минут жизни Владимира Алексеевича. Но Павлов-ский, к сожалению, скончавшийся в 1855 г., не успел оставить никаких личных свиде-тельств трагедии утраты центральной фигуры в самом начале обороны Севастополя, и мы вынуждены доверяться противоречивым сочинениям А.А.Попова, А.П.Жандра, И.Ф.Лихачёва и других…
Во всяком случае, Попов описывает обстановку, куда был помещён раненый Кор-нилов, явно на берегу Южной бухты, где размещался именно старый госпиталь.
Но вот незадача ‒ на предсмертные откровения Владимира Алексеевича претендует и главный врач Морского госпиталя Геннерих, уже перебравшийся к 5 октября со своим хозяйством в подвалы Александровских казарм. По его свидетельству, Корнилова он нашёл в какой-то полуразвалившейся хибарке Матросской слободки, когда ему передали, что раненый адмирал требует его к себе, и что его перенесут на закрытых носилках в госпиталь в Александровских казармах, где он и почит…
Сложилось так, что в Малаховой башне в первую бомбардировку не была ещё устроена походная церковь, не было на IV оборонительной дистанции какого-либо священнослужителя, который бы мог приобщить умирающего Владимира Алексеевича священным тайнам… И перевязочный пункт в Малаховой башне также возникнет в исполнение воли Корнилова, позднее.