Когда мы видим на телеэкране этих забавных животных, умело прыгающих с ветки на ветку или раскачивающихся на спускающихся с деревьев стволах лиан, помогающую Тарзану в его лесных приключениях Читу – появляется желание завести себе такого же мохнатого друга.
Желание завести обезьяну появилось у меня, когда я еще студентом стоял на причале Крымского мола и наблюдал за швартовкой сухогруза, прибывшего в Одессу с далёких африканских берегов. На палубу вышел высокого роста моряк, а на плече у него сидела небольшая обезьянка и обнимала его своими мохнатыми лапками за шею.
Через десяток лет возможность стать хозяином, как мне казалось, мохнатого друга представилась. Но не могу сказать, что это действительно оказался пушистый и забавный друг, доставляющий радость общения. С его появлением прибавилась масса забот, хлопот и неприятностей, и когда я избавился от этой обезьяны, то вздохнул с облегчением. Вот как это произошло.
Наш теплоход разгружался в Ходейде. Бригады арабов слаженно работали в трюмах, дружно поднимая тяжёлые мешки и укладывая их в парашютные стропы, которые стрелы нашего теплохода переносили на причал. Временами среди мешков попадались деревянные площадки, на которых доставлялся груз с берега в трюмы судна. Не всегда добросовестные одесские грузчики вместо разгрузки мешков с площадок оставляли неразгруженные подъёмы в трюме и заваливали их другими мешками. Деревянные площадки, как ненужный мусор, попали в далёкий заморский порт. Гора этого хлама объёмом в несколько кубометров выросла на палубе теплохода. При очередном обходе и наблюдении за работой грузоподъёмных механизмов ко мне подошли два араба и попросили отдать им пару досок. На мой вопрос, зачем им доски, они сказали, что один из них женится и надо деньги, а доски в Йемене большой дефицит и каждая доска стоит несколько долларов. Я спросил у Бориса, грузового помощника капитана, нужны ли эти доски. Он ответил, что этот хлам выбросим в океан после выхода из порта, и если арабы хотят забрать эти доски, то пусть забирают. Я сказал арабам, чтоб они стропили всю кучу досок, а сам стал подниматься к площадке управления грузовой стрелой. Но арабы о чем-то посовещались, снова подошли ко мне и объяснили, что без письменного подтверждения о том, что доски им подарены, а не украдены, они не могут их взять. Я отправился к капитану и за его подписью и судовой печатью оформил разрешение. Передав разрешение арабам и сгрузив несколько подъёмов досок на берег, я отправился в кают-компанию, считая законченным данное доброе дело, так осчастливившее бригаду арабских грузчиков. Они выражали свою радость дружескими улыбками и крепкими рукопожатиями.
Но это доброе дело получило продолжение на следующий день. Арабы, пришедшие утром на продолжение разгрузки, привели с собой обезьяну и торжественно вручили ее мне как презент за доски. Хотел отвести обезьянку в каюту, но бывалые моряки, уже имевшие опыт общения с ними, посоветовали не делать этого, т.к. через пару часов я не узнаю свою каюту после «наведённого» там обезьяньего порядка. Возиться с подарком не было времени, дел у электромеханика во время стоянки в порту слишком много: и проведение осмотра, и профилактический ремонт остановленного электрооборудования. Я привязал шнурок, прикреплённый к ошейнику обезьянки, на палубе и занялся делами службы, изредка подходя к подарку, чтоб подлить воды в миску, принести банан или яблоко. К вечеру выбрал местожительство для моего мохнатого друга в одном из стандерсов, где размещалось электрооборудование грузовых стрел. Весь вечер провозился с приспособлением большого крепкого ящика под жилище обезьяны. В крышке ящика заменил несколько досок сеткой, найденной в фонарном помещении у боцмана. Новая «квартира» получилась просторная и надёжно запиралась. Обезьянка встретила меня радостно, прыгнула ко мне на руки и уселась на плечо, а передними лапами стала перебирать мне волосы, что-то там отыскивать и щелкать это что-то зубами. Бывалые моряки объяснили мне, что так она выражает свою симпатию, отыскивая в волосах насекомых и уничтожая их своими зубами, и начали надо мной подшучивать, спрашивая, где я успел набрать столько «иждивенцев» на своей голове. От обезьяны исходил неприятный запах, и я ощутил на своём лице и на плече что-то постороннее. Лапы обезьяны и зад были вымазаны калом, раздавленные кучки которого возвышались на палубе вокруг ее местопребывания. Ничего не оставалось, как вместе с обезьяной отправиться под душ, отмывать ее и помыться самому, а затем отвести ее в клетку на ночлег. Так началось моё не совсем приятное общение с этим вначале привлекательным созданием, причинившем мне немало хлопот и неприятностей. На следующий день на теплоходе появилась ещё одна обезьяна, которую шеф-повар выменял на пустую железную бочку из-под подсолнечного масла. Каждый день начинался для меня с уборки зловонной обезьяньей клетки, вывода обезьяны на палубу и размещения ее на закрытой крышке одного из трюмов. Верёвка, привязанная к ошейнику, вскоре оказалась перегрызенной, и обезьяна отправилась путешествовать по теплоходу, оставляя следы грязных лап на своём пути. С трудом усилиями нескольких членов команды обезьяну удалось загнать на бак в якорный ящик, а оттуда перенаправить в клетку. У шеф-повара были те же проблемы, что и у меня. На следующий день мы взяли из противопожарных комплектов две пятиметровые страховочные цепочки. Используются цепочки в случае пожара. Их закрепляют отправляющимся в задымленные помещения членам экипажа и в случае потери сознания их вытаскивают за эти цепи на свежий воздух. Перегрызть эти цепочки было не под силу нашим «лохматым друзьям».
Следующее ЧП произошло в Порт-Судане, где у нас была не совсем комфортная стоянка рядом с бывшим советским эсминцем «Незаможник», ветераном Великой Отечественной войны, переданным Египту. Продолжалась египетско-израильская война, Суэцкий канал не работал, и эсминец был вынужден отстаиваться на Красном море в Порт-Судане. Днём на эсминце выставлялась вахта, наблюдавшая за возможным появлением подводных израильских пловцов-диверсантов, способных подорвать корабль, а ночью вдоль борта эсминца и нашего теплохода курсировал катер и периодически сбрасывал глубинные бомбы, чтоб предотвратить нападение подводных пловцов. Серия разрывов глубинных бомб, некоторые из которых рвались под самым бортом теплохода, были «приятной» колыбельной мелодией, прерывавшей наш сон. В вечерней смене один из грузчиков расстегнул ошейники обезьян и прогнал их в сторону берега. Вахтенный у трапа прервал для нас с шеф-поваром просмотр кинофильма в столовой команды и сообщил о побеге обезьян на берег. Обезьяны прыгали по причалу, а на берегу около борта эсминца, на плацу, сколоченном из досок, команда эсминца совершала вечернюю молитву. Египетские моряки дружно преклоняли колени, затем совершали земные поклоны, потом вновь поднимались на ноги, следуя молитве корабельного муллы. Мы попытались приблизиться к обезьянам, но они ловко отскакивали в сторону. Принесённые поваром бананы были отвергнуты, и все наши попытки приблизиться к обезьянам заканчивались безуспешно. Молитва у египтян закончилась, и они, выстроившись в цепочку, помогли загнать наших беглянок на борт теплохода, где нам не составило труда направить их в открытую дверь стандерса к их клеткам.
Наш теплоход возвращался в Европу и после выгрузки в Гамбурге должен был идти в Одессу. После длительного рейса перед приходом в базовый порт в ожидании многочисленных комиссий, которые, как коршуны, слетались на теплоход в надежде к чему-нибудь придраться и отхватить заморские откупные, экипаж приводил теплоход в порядок после многочисленных штормов. Палубная команда красила надстройку, грузовые стрелы, стандерсы и другие наружные части судна, придавая всему нарядный вид, убирая ржавчину и восстанавливая смытую покраску. Огибание берегов Африки, сопровождавшееся хорошей тёплой погодой, способствовало дружной работе матросов. Как-то днём наши питомцы преподнесли нам новый сюрприз. Каким-то образом одна из обезьян развязала ошейник и отправилась путешествовать по свежевыкрашенной надстройке, оставляя грязным задом и лапами заметные следы на снежно-белых участках. Привлечённые отборным матом боцмана, мы с поваром стали выяснять, чья обезьяна нашкодила, и т.к. это оказалась моя, то вечером после целого дня судовых работ я был вынужден вооружиться кандейкой с краской и валиком и в труднодоступных без беседки местах ликвидировать шкоду моего «лохматого друга». На следующий день все повторилось, но с обезьяной повара. И так продолжалось несколько дней. И мы, хозяева обезьян, и другие члены команды не могли понять, кто же нам устраивает такую шкоду, отвязывая обезьян. Врагов ни у меня, ни у повара в команде не было, а так злостно шутить, заставляя нас сверх ежедневного напряжённого трудового дня лазить в труднодоступных местах и ликвидировать обезьяньи шкоды, было слишком сурово. Оказалось, что причиной наших наказаний были сами обезьяны, научившиеся расстёгивать ошейники одна у другой. Чтоб предотвратить их проказы, мы были вынуждены рассаживать их по углам трюмной крышки на такой длине цепочки, чтоб они не могли соприкасаться. Обезьяна привыкла ко мне, и при моем приближении старалась выразить свою привязанность, по-обезьяньи обнимая меня за шею и перебирая волосы. Такие ласки я ей разрешал только тогда, когда она не успевала замазаться. Ежедневный уход, кормёжка, мытье и уборка клетки мне порядочно надоели, и я незлым тихим словом вспоминал арабов, наградивших меня таким беспокойным подарком. Четвёртый помощник капитана Виктор Белоусов, ведавший судовой документацией, в первый же день появления обезьяны показал мне карантинные правила ввоза животных, которые требовали наличия обязательного ветеринарного сертификата на любую ввозимую в страну тварь. Во время стоянки в Мохе (откуда, как нам говорили, произошло название кофе «Мокко») к нам в гости пришёл арабский врач, окончивший институт в Москве. Т.к. у арабов сухой закон и употреблять спиртные напитки им строжайше запрещает пятая сура Корана, а врач привык к запрещённому зелью в Москве, то он с удовольствием приложился к предложенной рюмке. Я напомнил ему слова Корана, что первая капля спиртного ведёт правоверного в ад. К моему удивлению, врач опустил в рюмку палец, затем стряхнул с него каплю водки и сказал, что первую каплю он не пьёт, а за остальные капли в Коране ничего не сказано. Я попросил его оформить сертификат на обезьяну. Через день он привёз листок бумаги с заполненными в столбик какими-то арабскими словами, написанными арабским алфавитом и заверенными печатью на арабском языке. Что было написано в этой бумаге и насколько убедительно, я, конечно, прочесть не мог, но врач меня убедил, что все о’кей.
Имея такой непонятный сертификат и натерпевшись от моей «подруги», я с ужасом думал, как пройдёт в Одессе карантинный досмотр, и если все будет благополучно, то куда девать обезьяну. Вести ее в дом, чтоб она там устроила погром и все перегадила, я, конечно, не собирался. Преследуемый такими мыслями, я с неприязнью взирал на обезьяну. И небо сжалилось надо мной. Обезьяны не поладили между собой, и моя оказалась порядочно искусанной. Так как дело было в тропиках, сильные укусы не прошли даром, и через пару дней обезьяна околела, освободив меня от надоевших обязанностей по ее уходу и переживаний в связи с предстоящим приходом в Одессу.
Но на борту была вторая обезьяна, немало досаждавшая повару. В Гамбурге карантинные власти не обратили на неё внимания. Однако пришла радиограмма, чтоб нам следовать не в долгожданную Одессу, а в Канаду. В Канаде строгий карантинный контроль, и капитан предупредил повара, чтоб он избавился от обезьяны. Но куда ее девать? Во время обхода работающих судовых грузоподъёмных стрел я разговорился с немцем, работавшем на одной из них. Он рассказал, что увлекается конным спортом, у него конюшня с хорошими скаковыми лошадьми. Я вспомнил об обезьяне и предложил на неё посмотреть. Когда мы зашли в помещение стандерса и я открыл клетку, обезьяна прыгнула к нему на плечо и стала ласково прижиматься к нему. Как видно, она почувствовала человека, общающегося с животными. На немца такое внимание и ласка обезьяны сильно подействовали, и он начал просить продать ему эту тварь. Я пошёл искать повара, но он с группой моряков ушёл в увольнение в город. В Гамбурге был знаменитый всем морякам мира секс-квартал с целым рядом домов с красными фонарями, секс-шопов и секс-кино. Попасть в секс-кино и заглянуть в секс-шоп было интересно неискушённым в этих делах советским морякам. Вскоре повар вернулся с берега, и я познакомил его с немцем, которому повар с удовольствием отдал обезьяну. Итак, вторая обезьяна наконец-то покинула борт нашего теплохода, и ее хозяин тоже вздохнул с облегчением.
Вечером теплоход вывели на рейд Эльбы. Около полуночи меня разбудил доносившийся из открытого иллюминатора шум мощного катера под бортом теплохода и стук выбленок трапа под ногами поднимавшихся на борт теплохода людей. Выглянув в иллюминатор, я увидел немца со знакомым мешком с обезьяной в сопровождении полицейских. Вся компания проследовала в каюту капитана, где из мешка вытряхнули на шикарный ковёр салона обгаженную обезьяну. Старший полицейский офицер отчитал капитана за нарушение карантинных правил, но не стал принимать никаких карающих мер, сказав, что советские моряки – дисциплинированные люди и для них достаточное наказание – такая «дружеская» беседа.
Как прошло объяснение капитана с поваром, мы не узнали, но утром, как говорят в Одессе, он имел бледный вид после кучи неприятностей и советовался со всеми, как избавиться от обезьяны. На следующий день мы с помощью буксира вышли из Эльбы и направились в Бремен, который запомнился мне чудесным памятником бременским музыкантам.
В ожидании на внешнем рейде Бременсгафена лоцманского катера мы простояли с вечера до утра, а днём пришвартовались в Бременском порту. Попавшийся навстречу повар с радостью сообщил, что обезьяны на теплоходе нет, и рассказал, что ночью он вместе с матросами соорудил из досок плот и спустил его вместе с обезьяной за борт. Плот подхватило течение и унесло в сторону многочисленных Восточно-Фризских островов.
Так что, уважаемый читатель, прежде чем приобретать обезьяну, хорошенько подумай, готов ли ты ко всем неприятным сюрпризам, которые преподнесёт тебе твой мохнатый «будущий друг».
Спасибо! Теперь понятно, что обезьяна нам — не друг, товарищ и брат. Учтём и не заведём!