18 ноября 1986 года я, молодой старший лейтенант, командир ракетно-артиллерийской боевой части сторожевого корабля «Резвый», производил осмотр заведований своей БЧ в преддверии празднования Дня Ракетных войск и артиллерии. У меня была стопроцентная уверенность, что комендоры запаслись спиртным для праздника. Ракетчики — носовая и кормовая батареи зенитных ракетных комплексов «Оса-М» — были молодыми матросами, отслужившими по году-полтора, а посему решиться на пьянство и нарушения безобразий они вряд ли бы смогли. А вот артиллерийское племя было вполне способно!
Одев комбинезон, вооружившись абгалдырем из полированного латунного прутка с эбонитовой рукояткой и тонким плетёным ремешком из прочной кожи, а также фонариком, я методично осматривал все помещения, при этом весь личный состав под контролем командиров батарей, старшин команд находился на боевых постах, то есть перемещение отличников из непроверенных помещений в проверенные исключалось. Все шхеры любимого личного состава, в которых можно было заныкать всяческую маклачку или спиртное мне были более или менее известны, но изобретательность наших отличников границ не имела, поэтому я всё тщательнее и тщательнее осматривал пространства за зашивкой подволока, при помощи зеркала и фонарика осматривал все изгибы вентиляционных воздуховодов, а также засовывал руку по самое «не могу» в каждый пуанкалавр. И если на физиономиях ракетного стада я не видел ничего, кроме «Когда же это закончится?», тем более что осиные комбаты Цивилёв и Шарапов своих отличников держали в кулаке, то в заведованиях батареи универсального калибра стояла какая-то напряжённо-нервная атмосфера.
Комендоры, как говорится, ели начальство глазами и всем своим видом показывали, что они самые-самые уставные матросы в мире и мечтают только о том, чтобы создать кружок любителей Корабельного устава. Я прокопал оба «Надира» — артэлектрики были спокойны, как дохлые лошади, заглянул в каждый ящик с ЗИПом, осмотрел всё шхеры под паёлами в погребах артбоезапаса, все укромные местечки в башнях артустановок АК-100 (а местечки эти передаются бойцами по наследству из поколения в поколение и надо периодически, для ослабления матросской бдительности, делать вид, что ты о них забыл или вообще не знаешь). Водки не было! А она точно была! «Неужели на чужих заведованиях пришхерили?» — подумалось мне.
В артустановке №1 всё было в безукоризненном порядке. Я уже хотел поощрить старшину 2 статьи Леху Сироткина за службу, но тут что-то толкнуло меня и я скомандовал: «Снять клин!» Сиротинушка взбледнул с лица, но моментально бросился исполнять приказание. После снятия клина, я стал осматривать лейнер ствола — давно ли и как качественно банили ствол. И тут всё было в порядке — ствол был свежепробанен, нанесен тонкий слой смазки. Чтобы сделать хоть какое-то замечание (иначе к чему вообще весь осмотр?), я сказал Сироте нашей таёжной «Вон, посмотри, у тебя тряпки в стволе после банения остались!» и мизинцем расколупал смазку и зацепил тонкую нитку, прилипшую к смазке вдоль извивающегося спиралью нареза лейнера ствола. Лёхино лицо не побелело — оно посинело!
Не отрывая глаз от его синюшной физиономии, я потянул нитку на себя и услышал в стволе стеклянный «звяк»! Я уже вытащил метра полтора нити, как вдруг в руки мне скользнула — вся в смазке и со следами нарезов на ней — она, бутылка 0,5 «Русской»! «Вот заразы», — подумал я, — «это же они на Комсомольской ухитрились купить!» Всё дело в том, что в центре Североморска в магазинах водки не было — только коньяки и вина, водка продавалась только на окраине города в одном полуподвальном магазинчике на Комсомольской улице. «Ну, пойдёмте, старшина!
Разбираться будем потом, а сейчас Вы эту бутылку лично разобьёте об минный скат левого борта!» — приказал я Сиротке. Мы вышли на ют и Лёха, глубоко вздохнув, разбил бутылку, столкнул носком прогара осколки в воду и долго смотрел на стекающие в воду губы Ваенги капли водки. По кораблю прозвучали короткие звонки — «Дзинь-дзинь-дзинь! — дзинь-дзинь-дзинь! Отбой осмотра Боевой части два! Заведования в исходное!» Гордый собой и удовлетворённый, я отправился к себе в каюту.
Уже через полгода, будучи в Средиземном море на боевой службе, я случайно узнал, что комендоры тогда-таки День артиллериста отметили — у них была зашхерена вторая бутылка! Выпили они её тихо, без эксцессов. Никто не заметил.
И слава Богу!
А на кораблях вино не дают?
Нет на кораблях есть спирт для протирки контактов
Вообще-то «абгалдырь», это крюк для работы с якорь-цепью, и назначение его, от наличия на нём украшений и прибамбасов, вряд ли меняется. Лазить по загашникам с таким «аппаратом», весьма проблематично. В своё время для этой цели на миноносцах все офицеры, начиная со старпома имели «крючки» из стальной проволоки или тонкого прутка, в виде кочерги.
Кимыч, я прекрасно знаю, что первоначально абгалдырь — это крюк для растаскивания якорь-цепи, Служил 2 года помощником командира, соответственно, боцмана мои абгалдырями на стапель-палубе в доке цепи растаскивали для работ с ними. Но у нас на Севере это ещё и был офицерский крючок для проверки всяческих шхерных мест. Очень престижно было иметь художественно оформленный крючок-абгалдырь, их хромировали, делали их латунных прутков, полировали, делали резные ручки из различных материалов — в общем, выкаблучивались друг перед другом. А старпомы регулярно устраивали построение офицеров в комбинезонах, с фонариками, абгалдырями, записными книжками для учёта замечаний.
У своих, на эсминце Вызывающий, перед Новым годом нашёл в агрегатной кормовой башни главного калибра, под пайолами, в ледяной воде. Потыкал на всякий случай палкой от швабры-звякнуло. Со штурманом попытались заставить механиков запустить погружной насос- не работает, говорят! Вывели всех на стенку, заставили вычёркивать вёдрами, холодно, все мёрзнут. Через пятнадцать минут «починили » насос, отказали забортную воду- сетка целая с водярой- для моих и механиков. Новый год прошёл спокойно.
У нас на ТОФе эта хреновина для контроля приборки в шхерах называлась Интеграл. Им удобно потрясать на инструктаже перед большой приборкой. Л/ это развлекает. Но зд. необходима неформальная лексика, чтобы все в комплексе.
Видел на Севере, как в порт Владимире в 69г. каплей на разводе дивизиона мпк, сам в затертом до блеска замазученном кителе лупил по ж0пе матроса за нарушение формы одежды (тот был в занюханнейшей синей робе и галошах -лето- на босу ногу). Шлепал матроса предметно, но совсем по отечески, а весь развод улыбался,и все, включая воспитуемого, были довольны.На фоне серого летнего неба со снежной тучкой над головой, голых скал и вони из оставшихся поле рыбколхоза громадных бочек для завсолки рыбы, воспитательный процесс выглядел по семейному обыденно и как-то умиротворенно. Лаконизм неформального вокабуляра и минимальный словарный запас оратора воспринимался гораздо шире, благодаря мимике, амплитуде и меняющейся тональности.
Так что без математики и развод не провести и приборку не проконтролировать.