Трофимов Н. Саги о Кулике Радиообмен

У моряка нет трудного или лёгкого пути, Есть только один путь – славный! Адмирал Павел Степанович Нахимов

В самое гадкое на Северах время – вторая половина января, февраль, начало марта – всем корабельным соединениям приходилось отрабатывать задачи курса боевой подготовки в полигонах, то бишь – в морях! Постоянные ветра, снежные заряды, обледенение были нашими непременными спутниками при работе с подводными лодками, авиацией и другими силами флота. На сигнальных мостиках кораблей одетые в непродуваемые комбинезоны с застёгнутыми капюшонами поверх меховой шапки, в валенках на резиновом ходу, примерзали к ограждениям вахтенные сигнальщики, комендоры выносных колонок управления огнём артустановок АК-630 со слезящимися от ветра глазами коченели и превращались в неподвижные заснеженные чёрно-белые изваяния.

Верхняя палуба, леерные ограждения, стомиллиметровые автоматические артустановки в носовой части корабля с каждым ударом волны, рассыпающейся на ветру в мириады ледяных брызг, покрывались коркой прочнейшего морского льда.

Командир большого противолодочного корабля «Вице-адмирал Кулаков» капитан 1-го ранга Леонтий Вакулович Кулик со стаканом чая в руке привычно прохаживался по ходовому мостику корабля, автоматически обходя все возникающие перед ним механизмы – машинные телеграфы, нактоуз магнитного компаса, штурвал и застывшего возле него командира отделения рулевых, стол автопрокладчика с навигационной картой, автоматизированные рабочие места БИУС «Лесоруб» с громадными экранами и многое другое. Все это давно впечаталось в подкорку головного мозга командира и ходить по своему мостику он мог бы и с закрытыми глазами, а также с завязанными за спиной руками.

Привыкшее к качке натренированное годами тело командира, уже более восемнадцати лет командовавшего различными проектами кораблей, так мгновенно реагировало на бортовую и килевую качку, что у постороннего наблюдателя закономерно возник бы вопрос – а по ровному асфальту он ходить сможет? А качка тем временем все крепчала. Северо-восточный ветер не думал униматься. Леера на баке правого борта превратились в ледяные трубы толщиной со слоновий хобот, пусковая установка ЗИФ-121 комплекса постановки пассивных помех стала похожей на уродливую горку, палуба белела ноздреватым серо-белым льдом. Размахи качки становились неравномерными, корабль подолгу шёл с креном на левый борт и с неохотой переваливался на правый.

Кулик вызвал на ходовой старпома – капитана 3-го ранга Зудина. Когда старпом появился на мостике, командир, продолжая рассматривать картину обледеневшего корабля, в присущем для себя стиле приказал:

«Афанасич, ты это, понимаешь, готовь экипаж к авралу! Будем скалывать лёд! Намёрзло его до такой-то мамы, как бы нам до оверкиля не добаловаться. Всех заинструктировать. Каждого привязать верёвкой. Главный боцман обеспечит инструментом. Если не хватит – делайте колотушки из аварийного леса. Да и смотрите там – краску не пооббивайте! Краска ноне – дефицит! Ты – старший! Всем передай – если кого смоет за борт – пусть на корабль не возвращаются! Уестествлю лично, многократно и безжалостно, понятно?»

До входа в полигон было ещё минут сорок времени и Кулик надеялся, что ко времени занятия полигона большую часть чёртового льда экипаж срубить успеет, а там уже будут ходить другими курсами и скоростями и, глядишь, больше обмерзания не будет!

Проходя вдоль иллюминаторов ходового мостика, Кулик наблюдал, как из тамбуров на верхнюю палубу стали выходить одетые в резиновые химкомплекты одинаковые фигурки матросов , старшин, мичманов и офицеров – всего свободного от несения вахты экипажа.

Каждые выходящий на палубу немедленно пристёгивался карабином к поручням вокруг носовой надстройки и начинал колоть, колоть, колоть, бить, дубасить, сбивать, обкалывать прочный морской лёд, спихивать его за борт ногами, руками, пешнями, ломами, колотушками и другими подручными предметами.

Аврал не знает возраста, должностей и званий – весь экипаж боролся со льдом – бок о бок рубили лёд и капитан 2-го ранга, командир ракетно-артиллерийской боевой части, и старший мичман ­- баталер финансовый, и старшина 2-ой статьи, командир отделения минёров, и матрос-дагестанец из отделения трюмных.

Постепенно палуба начала очищаться, люди менялись, на смену уставшим и замерзшим из тамбуров выходили свеженькие и полные сил, принимали инструменты и включались в работу. Как раз ко времени входа в полигон главный боцман по-хозяйски окинул взглядом бак и последним, пропустив вперёд старпома и помощника, отстегнул карабин страховочного конца от поручней, перешагнул комингс входной двери тамбура и с силой задраил её за собой.

Старпом, помощник и главный боцман, стоя в тесном тамбуре, принялись охлопывать друг друга, сбивая с плеч, капюшонов, рукавов куски льда и мокрого снега. Потом кто-то удосужился посмотреть на лица двоих других и принялся ржать – через пару секунд ржали уже все трое, растягивая окаменевшие губы в подобие улыбки. В тамбуре стояли три красномордых брата-близнеца, правда, разной комплекции и разного роста, с перекошенными скукоженными физиономиями, с обледеневшими бровями и усами, с концов которых капала в тепле тамбура вода от начинающей оттаивать ледяной маски.

Кулик на мостике удовлетворённо хмыкнул, дождался доклада старпома о проверке личного состава, принимавшего участие в авральных работах, включил корабельную трансляцию и поблагодарил экипаж за авральные работы.

Державший флаг на бпк «Удалой» командир дивизии капитан 1-го ранга В.В.Гришанов скомандовал кораблям развернуться в «строй фронта вправо» и корабли корабельной поисково-ударной группы резво побежали в назначенные относительно флагмана позиции. КПУГ-21 начал свою привычную работу по поиску подводных лодок условного противника.

Гидролокаторы кораблей запели на разные голоса и тона свои песни: «Пи-и-и-у-у-…» — протяжно тянули свои посылки «Полиномы» больших противолодочных кораблей «Удалой», «Вице-адмирал Кулаков» и «Маршал Василевский», «Пип – пип – пип-…» коротко взвизгивали «Титаны» сторожевых кораблей «Громкий», «Бессменный» и неожиданно, за несколько часов до выхода в море, включённого в состав КПУГ-21, «Ленинградский комсомолец». КПУГ-21 состоял из кораблей 10-ой бригады, «Ленком» же (как его в обиходе называли на флоте) принадлежал к 130 бригаде, базирующейся на Ара-губу. Арагубских на 10-ой бригаде насмешливо называли «этими, из-за сопок», намекая на удалённость их пункта базирования от Северной столицы (не путать с Ленинградом) – Североморска.

Леонтий Вакулович сидел в кресле командира по левому борту ходового мостика. Опытный командир (а опыт, как известно, не пропьешь!) прекрасно понимал, что гидрология в данное время ни к чёрту, шторм её ещё ухудшил и поэтому обнаружение лодки во многом будет зависеть от остроты внимания и бдительности гидроакустиков. Вакулыч взял микрофон «Лиственницы», нажал на кнопку «пост «Полином», которая тут же откликнулась подсветкой, и, пожевав губами, выдал:

«Акустики – Командир, вы мне там всё море прощупайте, каждую засветку на экране прослушайте, каждую реверберацию исследуйте, чтоб на экране слёзы были от ваших воспалённых глаз, но лодку найти! Кто первым лодку найдёт – 10 суток отпуска с содержанием на гарнизонной гауптвахте! Тьфу, не на гауптвахте – с выездом на Родину! Ясно?»

— «Так точно, товарищ командир», — раздался из динамика голос командира БЧ-7 Игоря Железнякова, который кстати оказался в посту гидроакустиков (тоже решил их простимулировать, правда стимуляция состояла из трёхэтажного морского, разбавленного язвительными, совершенно интеллигентскими, железняковскими сравнениями содержимого черепных коробок акустиков с различными специфическими веществами). На заднем фоне из динамика слышался довольный ржач матросов.

Воодушевив, таким образом, будущих героев, и ещё раз окинув взглядом очищенный от льда бак корабля, Леонтий Вакулович по закону ассоциативности вызвал вестового кают-компании офицеров и приступил к давно всем кулаковцам знакомому процессу лечения своего слабого горла.

Слабое горло – означает подверженность всяким простудным заболеваниям, что же касается поорать – то тут с Куликом мало кто мог сравниться. Вакулыч на швартовке мог без микрофона трансляции верхней палубы или мегафона так гаркнуть на бак или на ют, что у матросов уши закладывало. Однако для профилактики простудных заболеваний и пропажи голоса корабельный эскулап настойчиво рекомендовал командиру постоянно пить холодную воду со льдом. Прямо митридатовщину какую-то развёл доктор. Но если Митридат пил яд малыми порциями, то Вакулычу вестовые засыпали в личный командирский стакан в красивом подстаканнике мелко битый лёд до самого верха, заливая его небольшим количеством чистой холодной воды.

Когда подстаканник был поставлен перед командирским креслом на небольшую площадочку у иллюминатора, Кулик спрыгнул с командирского кресла, взял стакан, глотнул и весело захрустел льдинками. У стоящего рядом вахтенного офицера старшего лейтенанта Жени Соколова хруст льдинок вызвал в мозгу картину летнего Сочи, влажной, но такой желанной жары, прекрасного вида на горы с открытой веранды летнего кафе и запотевшего высокого бокала с холодным коктейлем  с торчащей из него тоненькой оранжевой трубочкой. Судорожно сглотнув, Женя переместился на правый борт контролировать пеленг равнения на флагман.  

Когда в море работает корабельная поисково-ударная группа – это всегда, при любой погоде, красиво! Корабли летят в ровном строю, рассекая волны, оставляя после себя пенную дорожку кильватерного следа, непередаваемый свист газовых турбин и лёгкий запах сгоревшей солярки.

Иногда на флагмане на сигнальных фалах обоих бортов начинают быстро подниматься вверх до нока реи едва различимые комочки скрученных специальным образом сигнальных флагов, которые, поднявшись «до места», вдруг неожиданно взрываются-раскрываются в разноцветные полотнища, посылая всему соединению кораблей очередной приказ флагмана. На остальных кораблях сигнальщики кидаются поднимать точно такие же комбинации флагов – «репетовать» сигнал. И тут же на ходовых мостиках начнут лихорадочно листать толстые книжки – Своды сигналов, по которым становится возможным перевести этот сигнал в ясное и понятное всем приказание флагмана. И когда на всех кораблях соединения мачты украсятся единой комбинацией, повторяющей сигнал флагманского корабля, флаги на флагмане внезапно упадут вниз – «сигнал долой!» В то же мгновение упадут флаги и на всех кораблях ордера и они, корабли, начнут исполнять приказание – поворачивать, увеличивать ход, ставить дымзавесу – в общем, исполнять переданную разноцветными флажками волю флагмана.

А иногда флагман вдруг решит передать сигнал светом – тогда на его сигнальном мостике вдруг быстро-быстро замигает направленный на другие корабли ордера яркий белый фонарь. Высыпав в небо горсти точек и тире морзянки, флагман вновь замолчит, в полной уверенности, что сигнальщики уже заполняют бланки светограмм и бегут к вахтенным офицерам для доклада.

Бывает, что корабли действуют в море в полном радиомолчании – и тогда пришедшие ещё из галерного и парусного флотов, из окутанных пороховым дымом времен давних сражений и кажущиеся сейчас такими архаичными разноцветные флаги связывают все корабли ордера в единое целое и позволяют флагману управлять своим соединением.

Но время не стоит на месте – и, конечно же, радиосвязь нынче является основным средством управления. А чтобы не превращать радиообмен в малороссийский базар, где каждый старается перекричать другого, умные начальники придумали специальные правила – кто, когда и что может говорить в эфире. К тому же каждому участнику радиосвязи назначают специальные позывные (чтобы враг не догадался – кто там болтает!). К примеру, Командующий Северным флотом в те времена имел позывной «Полюс», Командующий Кольской флотилией контр-адмирал Касатонов был «Звездой», а нашему комдиву Валерию Васильевичу Гришанову связисты почему-то дали позывной «Маслина», начальник же штаба дивизии имел уже совершенно неудобоваримый позывной «Непер»! Но это для нас были бо-о-о-льшие начальники, а наши отцы-командиры все как один имели позывной «Металл» с добавлением тактического номера. Вакулыч, к примеру, должен был откликаться в радиосети на позывной «Металл-12» (забегая вперёд, скажу по секрету, что через несколько лет и у меня появился свой позывной – «Металл-11»).

На ходовом мостике, на центральном командном пункте и, естественно, на флагманских КП, в определённых местах на столах стояли серебристые или жёлтые ящички с динамиками и специальными трубками, напоминающими телефонные. Назывались эти ящички – ВПСы, то есть выносные посты связи, куда связисты по приказанию могли подать любую доступную радиосеть. Говорить по этой трубочке было не так просто – сначала ты слышишь в динамике голос вызывающего и только после того, как он умолкнет, надо нажать расположенную на трубке тангенту (кнопку) и начать отвечать. Все эти переговоры умные машины шифровали и даже если бы враг их и перехватил, то на расшифровку этих переговоров потребовалось бы лет сто непрерывной работы всех НАТОвских суперкомпьютеров! А послушать временами было что!

Вот и сегодня, когда КПУГ-21 резал штормовые волны и разгонял рыбу мощными импульсами своих гидролокаторов, на ходовом мостике «Кулакова» вдруг проснулся ВПС и его динамике прозвучал голос Гришанова: «Металл-12, я – Маслина, приём!».

Леонтий Вакулович в этот момент рассказывал вахтенному офицеру БИЦ (Боевого информационного центра) его, вахтенного офицера, родословную по седьмое колено и даже далее. Кулик, конечно же, вызов командира дивизии услышал, но продолжал перед всем ГКП, ЦКП и БИЦ воспитывать провинившегося офицера. Не так уж важно ему было выдрать бедного старлея, но продемонстрировать перед своими подчинёнными своё положение годка – вот это было важно!

Годковщина – это явление сугубо флотское (не путать с присущей сухопутно-зелёным товарищам дедовщиной, или неуставными взаимоотношениями!). Годком называли матроса, отслужившего уже 2,5 года. В те старозаветные времена матросы служили 3 года срочной службы, в то время как зелёные служили только 2! – два года! Но годком в широком понимании этого слова – более опытным, авторитетным, старослужащим — может быть не только матрос или старшина, но и мичман, офицер или даже адмирал (в подчеркнуто юмористическом и уважительном смысле).

И вообще всей совокупности нюансов слова «годок» не объяснить и не понять тем, кто не служил на флоте!  Вот так и капитан 1-го ранга Кулик, слушая, как надрывается и хрипит динамиком ВПС с голосом комдива, с наслаждением годковал, то есть показывал окружающим, что он, командир, является, в определённом смысле, годком, а годку не пристало суетиться и бежать на связь по первому требованию. А ВПС продолжал уже требовать всё более серьёзно:

— Металл-12, я – Маслина, приём! Металл-12, на связь, я – Маслина, приём!

Леонтий Вакулович каким-то тонким внутренним чутьём понял, что далее испытывать терпение командира дивизии не стоит и, шаркнув по линолеуму БИЦа кожаными подошвами лёгких тропических тапочек, подошёл к ВПСу и взял трубку. Однако и в этот момент он не стал торопливо отвечать комдиву, а наоборот, как маститый актер, держал бесконечную МХАТовскую паузу. Поднёс ко рту стакан, глотнул, весело захрустел маленькими льдинками, кхекнул, пробуя голос, и, наконец, ответил:

— Маслина, я – Кулик, приём! 

Во всех командных пунктах связи, на ходовых мостиках КПУГ-21 и вообще везде, где из динамиков ВПСов раздалась реплика Леонтия Вакуловича, все весело прыснули. На флагманском же командном пункте (ФКП) управления КПУГом, где сидел в своём кресле В.В.Гришанов, фыркать и смеяться поостереглись, все, как один, сделали лица кирпичём – очень индифферентными и такими же красными. Командир дивизии, не скрывая своего раздражения, нажал на тангенту трубки и сказал:

— Металл-12, я – Маслина, Како-Еры, приём!

«Како – Еры» не было абракадаброй, а означало вполне конкретный втык Кулику – флагман требовал от командира «Выровнять строй», так как «Кулаков» по непонятной причине вывалился из идеально ровного строя фронта КПУГ-21.

Кулик выматерился, угрожающе потряс кулаком в направлении вахтенного офицера БИЦ и просто вахтенного офицера – вы, мол, у меня своё получите, как время позволит! Одного взгляда на экран «Лесоруба» с ближней тактической обстановкой командиру хватило, чтобы понять – причина для позорного втыка от комдива действительно была – «Кулаков» на 5 градусов провалился в позиции!

За несколько последующих секунд по своему ведру скипидара с патефонными иголками получили: командир БЧ-1 (штурман), командир БЧ-7 (управления), командир радиотехнического дивизиона и уж совсем не кстати попавший под горячую командирскую руку никакого отношения к управлению не имевший помощник командира по снабжению – он пришёл заработать зачётные очки докладом о контрольной выпечке хлеба подчинёнными ему хлебопёками. В руках он держал поднос со свежим кирпичиком ароматного, душистого белого хлеба. В какой-то момент ему показалось, что этот кирпич может быть разломан об его, ПКСа, голову, а посему помощник при первой же возможности спрятался за плотную занавеску, отделявшую от ходового мостика светящийся стол автопрокладчика.

«Кулаков» начал разгонять свои восемь тысяч тонн, стараясь в кратчайший срок догнать своё место в строю КПУГа. Однако командир дивизии, мстительно улыбаясь, не стал дожидаться, когда «Кулаков» займёт своё место и выдал в эфир очередную саркастическую тираду:

— Металл-12, я – Маслина, сколько можно от Вас требовать выполнить Како-Еры, почему Вы не держите своё место в строю, куда Вы держите курс и, вообще, почему Вы создаёте на своём пути непонятные трудности? Я – Маслина, приём!

На всех ходовых мостиках, на всех командных пунктах бегущего в море соединения кораблей, у каждого ВПСа, из которого только что отзвучал голос командира дивизии, все не в шутку напряглись – редко когда можно было услышать такую выволочку командиру корабля, и поэтому все сейчас с интересом ожидали, что скажет в своё оправдание свежевыдранный старейший командир на дивизии. Ждал и Гришанов.

А Леонтий Вакулович, побрякав в опустевшем стакане последними льдинками, опрокинул содержимое стакана в рот и с хлюпаньем всосал в себя последние капли воды и льдинки, неторопливо похрумкал ими, нажал тангенту и навсегда вошёл в историю 2-ой дивизии противолодочных кораблей следующим докладом:

— Маслина, я – Металл-12! У моряка нет лёгкого пути! У моряка нет трудного пути! У моряка есть один путь – славный! Я – Металл-12, приём!

Дрожали от хохота палубы кораблей. Смеялись на всех кораблях КПУГа. Если и оставались на баке «Кулакова» не срубленные куски льда, то после этого ответа Леонтия Вакуловича лёд улетел за борт! Во весь голос, не стесняясь, хохотали два виновника потери позиции – вахтенный офицер на ходовом мостике и вахтенный офицер БИЦ, штурман повис на Железнякове и обессиленно вздрагивал в конвульсиях в синхрон трясущемуся от смеха Игорю. «Гы-гы-гы…! А-ха-ха-ха…! О-хо-хо-хо..! У-у-у-у-ы-ы-ы….!» — неслось со всех сторон.

Не смеялись в одном месте – на ФКП «Удалого». Там собрались серьёзные люди – не лейтенанты какие-нибудь – собой владеть умели, это точно. Правда, кто-то предательски закашлялся, поперхнувшись дымом от папиросы, кто-то стал очень внимательно изучать висящий на переборке планшет борьбы за живучесть (миллион раз до этого изученный), кто-то, открыв иллюминатор, чуть ли не по пояс вывалился наружу – вот прямо сейчас нужно было посмотреть, как там несёт вахту вахтенный сигнальщик.

Валерий Васильевич изумлённо помолчал, рассматривая в руке трубку ВПСа, потом повернулся, окинул взглядом окаменевших и остолбеневших офицеров своего штаба и вдруг весело, от души, рассмеялся. Грохнул и весь ФКП! Офицеры смеялись, подмигивали друг другу, вытирали текущие из уголков глаз слезы и снова ржали.

«Ну, Кулик, гад такой, как он меня…!» — думал Гришанов. Такие номера на флоте обычно не оставались без ответа – начальники злопамятные могли потом, используя служебное положение, и отомстить обидчику.

К счастью, наш комдив был человеком порядочным, умным и с хорошим чувством юмора. Поэтому Леонтию Вакуловичу надо было готовиться к тому, что комдив как-нибудь да посадит его, Металла-12, старейшего из командиров кораблей дивизии, в глубокую лужу и причём сделает это прилюдно и очень тонко. «Бдительность, бдительность и ещё раз бдительность!», — думал в свою очередь на мостике «Кулакова» Кулик среди всё ещё фыркающих кулаковцев, — «а вот хрен он меня подловит в ближайшее время, а потом — забудет!» Правда, думал он это без особой уверенности.

Лодку мы в тот раз, конечно же, нашли. Первыми сделали это акустики «Удалого», кулаковцы контакт получили минут на пять позже – просто лодка была в тот раз ближе к «Удалому».

На вертолётных площадках завыли разгоняемые на прокрутке турбины противолодочных вертолётов Ка-27пл, завертелись в разные стороны соосные двухрядные винты, лётчики (или «сталинские соколы» на нашем жаргоне) в ярко-оранжевых морских спасательных комбинезонах МСК, в белых шлемах с поднятыми забралами светофильтров и от того очень похожие на Гагарина перед стартом, готовили свои машины к взлёту для подтверждения контакта, потом улетали, зависали над морем на высоте 25 метров, опускали «макалку» (опускаемую гидроакустическую станцию), бросали маркерные бомбы, возвращались, заправлялись керосином и опять улетали.

На кораблях не было ни одного человека, который остался бы в стороне от этой работы – даже коки, которые готовили пищу для более чем 340 организмов на БПКашках и для 160 их собратьев на СКРах, тоже решали боевую задачу – а вот попробуйте повоевать на голодный желудок! Не-е-ет, война – войной, а обед по расписанию!

Для этого на фок-мачте флагмана поднимались долгожданные флаги «Глаголь – Щука – Семёрка», что означало «Команда имеет время обедать!» В плохую видимость этот же сигнал мог быть передан миганием «ратьера» — сигнального фонаря, или по радиосвязи. Экипажи посменно, меняя друг друга на боевых постах, быстро-быстро насыщали свои желудки в столовых команд, привычно удерживая тарелки с борщём (или с чем другим) на качке.

Ловкости их эквилибра мог бы позавидовать любой цирковой артист, годами трудившийся на арене! Хотя оно и понятно: в цирке не учат кушать на качелях и каруселях, а также во время прыжков на батуте.

«Кулаков», его акустики и, естественно, Леонтий Вакулович отличились позже – чудовищно мощные посылки гидроакустического комплекса «Полином» вдруг высветили на экране постороннюю цель, а опытные уши акустиков различили едва слышимое звяканье в шуме эха посылки – эта была, как говорится, «импортная» лодка, супостат, американка, сволочь подколодная, следившая за боевой работой наших кораблей и героев-подводников. Разведку, маму её так и переэтак, она, понимаете ли, вела! А приказами мудрого начальства нашего при обнаружении «импортной» лодки выполнение задач боевой подготовки предписывалось незамедлительно прекратить и установить постоянное слежение за мерзким супостатом. Пиндосы же, в силу врожденной подлости – а что вы хотели от нации, ведущей свою историю от беглых каторжников, воров, убийц, сбежавших за океан от гильотины или виселицы? – старались нам гадить и лазать по нашим полигонам боевой подготовки.

Но ничто не бывает вечным – и «американка», в конце концов, отрывалась от слежения, а нам приходилось по новой начинать гонять уже нашу лодку, чтобы выполнить нормативы курса по противолодочным задачам. Ну, а уж отчётности потом надо было сделать – мама не горюй! А в случае с «импортной» весь комплект отчётных материалов увеличивался вдвое, если не втрое. Радовало одно – мы учились воевать с настоящим врагом, изучали его повадки, вскрывали тактические приёмы и были готовы применить по нему оружие в любой момент – как, впрочем, и они по нам.

И вот уже наш КПУГ, пробыв в море из-за проклятой «американки» в два раза больше времени, чем предусматривалось планом, всё в том же строю фронта следовал курсом на чистый вест (на запад), чтобы потом поворотом «все вдруг влево на 90 градусов» перестроиться в кильватерную колонну для входа в родной Како-Земля – Кольский залив.

Как вы уже заметили, на флоте всегда используют не просто буквы нашего алфавита, а применяют их старославянскую транскрипцию, преследуя при этом две цели: 1) чтобы враг не догадался! и 2) чтобы в разговоре и при радиообмене достичь абсолютно однозначного понимания передаваемых сигналов. К примеру, если вы хотите передать по радио, да ещё и в условиях естественных (или искусственных) помех, сигнал «Н-М»? Чёрт его знает, что услышит ваш визави у другой радиостанции! А человек флотский скажет в микрофон так: «Наш – раздел – Мыслете!» И уж тут-то никто ничего не перепутает, правда?  А если на мостике услышат из динамика ВПСа «Добро-Ухо-Твёрдый знак!», то это означает, что кто-то уходит в дальний поход и остальные корабли желают ему счастливого плавания.

Именно поэтому в памяти вахтенных офицеров на всю жизнь остаются значения всех букв алфавита и ещё массы дополнительных, специально придуманных сигналов, так как букв порой нам не хватало как в прямом, так и в переносном смысле. В прямом – потому что помимо букв мы использовали странные сигналы и флаги типа: 1-ый дополнительный, воздушный, телеграфный, шлюпочный и т.д. и т.п. В переносном – потому что иногда обстановка заставляла переходить с русского литературного на русский командный, а потом и матерный, который буквами описать невозможно – не позволит внутренняя цензура.

На ходовом мостике СКР «Громкий» царила умиротворённая тишина, в смысле спокойствие. Всё самое сложное было уже позади, корабли и их экипажи выполнили свою тяжёлую работу и уже предвкушали быстрый проход Кольского залива и возможность сойти на берег – к семьям, подругам или просто в компанию друзей-товарищей.

Не покидавший мостик с самого утра командир «Громкого» Владимир Модестович Модестов сладко дремал в командирском кресле. Я – вахтенный офицер лейтенант Трофимов, руководил корабельной вахтой, то есть был первым связующим звеном между дремлющим командиром и остальным суетным миром.

Поскольку обстановка была уже совсем не боевая и все прекрасно понимали степень усталости командира после такого сумасшедшего дня, все доклады на ходовой мостик производились вполголоса, громкость динамиков ВПСов была отрегулирована до минимального уровня, позволяющего вахтенному офицеру контролировать прохождение информации из любого, самого дальнего закутка ходового мостика.

На ВПС правого борта была подана сеть БИПов – там обменивались обстановкой боевые информационные центры и пункты кораблей ордера, и вахтенному офицеру прослушивать эту сеть было полезно.

Прохождение радиоволн в эфире – штука загадочная, особенно в условиях Баренцева моря, поэтому, когда я вдруг услышал в сети БИПов работу БПК «Василевский», стал внимательно прислушиваться. На флоте все привыкли к различным аббревиатурам и сокращениям для экономии времени, поэтому диалог был следующий:

— «Ленком», я – «Василевский», приём!

Тишина.

— «Ленком», я «Василевский», приём!!!

Тишина. И так несколько раз. Когда вахтенный офицер БИЦ «Василевского» уже стал открыто орать в трубку ВПСа, в ответ прозвучало:

— Не «Ленком», а «Ленинградский комсомолец», как поняли, приём? – соизволил ответить вахтенный офицер БИП сторожевика. Всех, кто слушал эту перепалку в эфире, слегка улыбнуло и заставило подойти поближе к ВПСам, чтобы не упустить ничего интересного.

Спустя несколько мгновений в сети прокашлялся командир БЧ-7 «Василевского»:

— Кхе-кхе,  сторожевой корабль «Ленинградский комсомолец», я – БОЛЬШОЙ противолодочный корабль «МАРШАЛ ВАСИЛЕВСКИЙ», приём! – причем в эфире это прозвучало именно так – БОЛЬШИМИ буквами, это поняли все благодарные слушатели и расплылись в улыбке.

— Я – «Ленинградский комсомолец», приём! – всё дело в том, что «Ленкомом» командовал уникальный человек и замечательный командир, в то далёкое время ещё капитан 3 ранга Виктор Николаевич Кислицын, который будучи командиром до мозга костей, не переносил, как ему казалось, уничижительного сокращения названия его родного корабля и жёстко требовал от подчинённых того же.

На мостиках кораблей и в БИЦах (БИПах) прокатилась волна веселья.

— «Ленком», я – «Василевский», что вы там спите, вас Звезда в командной сети вызывает! – недовольно проорали с «Василевского».

«Ленком» после поворота к Како-Земля шёл головным – мателотом, поэтому он был ближе всех к берегу, и, по идее, должен был услышать «Звезду» — Командующего флотилией контр-адмирала И.В.Касатонова – раньше всех, но причуды прохождения радиоволн создали ситуацию, когда Касатонов слышал весь радиообмен кораблей КПУГ-21, а его слышал только «Василевский», ответные вопли которого как раз-таки не слышал Касатонов.

Командующий держал свой флаг с двумя звёздами на малом ракетном корабле, выходящем из губы Долгая Западная во главе КУГ (корабельной ударной группы) 55-ой бригады ракетных кораблей, и, зная, что «Ленком» идёт головным и должен, в принципе, его слышать, продолжал вызывать:

— Металл-33, я Звезда, приём!

И тут вдруг небеса разверзлись и радиоволна достигла приёмной антенны и аппаратуры радиостанции «Ленкома», пробежалась по проводам, платам, релюхам, шифраторам и ожила грозным голосом Командующего из командирского ВПСа у кресла Кислицына:

— Металл-33, я – Звезда, приём!

Вахтенный офицер «Ленкома» лейтенант Саня Матушкин, охранявший уют командира ровно так же, как и я на ходовом «Громкого», от неожиданно прозвучавшего прямо в ухо голоса страшного для нас всех (лейтенантов и не только) Командующего  подпрыгнул и развернулся в воздухе на 180 градусов, оказавшись лицом к командирскому креслу. А Киса (как, естественно, его за глаза звали на дивизии все – от матросов до офицеров) сладко похрапывал, накрывшись по самый крутой лоб командирским меховым тулупом. Саня резко выкрутил динамик ВПСа на максимальную громкость.

— Металл-33, я – Звезда, приём! – на весь ходовой усиленными децибелами прогремел голос Касатонова.

— Хр-р-р-р… — продолжало доноситься из-под тулупа.

-Тащ командир, тащ командир, — кричал в рукав командирского тулупа Матушкин, – Вас Звезда на связь вызывает!

— Хр-р-р-р-р…хр-р-р… — доносилось в импровизированную коммуникационную трубу. Саня отбросил приличия и заорал:

— Вас Звезда вызывает!

Один из бодрствующих синапсов командирского мозга трансформировал вопль Санька в сигнал боевой тревоги. Киса, как строевой конь, всхрапнул, подпрыгнул в кресле, взмахнув обеими руками и, свалив на палубу свой любимый тулуп, схватил трубку. Поскольку он ещё фактически спал, пробудивший его синапсик сыграл с ним подленькую шутку – так как из сонного небытия его сознание пробудилось от ужасного слова «Звезда», то командир «Ленкома» (Металл-33) вдруг выдал в эфир:

— Я -Звезда, приём! – после чего, поняв, что случилось что-то страшно неправильное, вытянул руку с трубкой вперёд и с ненавистью посмотрел на неё. Санька втянул голову в плечи.

На всех кораблях и на ФКП КПУГ-21 сон как рукой прогнало. Сдавленное хихиканье уже прорвалось, но все ждали продолжения «банкета» — что же ответит острый на язык и язвительный Командующий Кольской флотилией Разнородных сил СФ.

В наэлектризованной атмосфере ходовых мостиков и в окружающем эфире повисла полнейшая тишина. Казалось, что все механизмы, турбины, насосы, вентиляторы стали работать беззвучно или вовсе остановились.

На «Ленкоме» Кислицын с тоской и мрачной решимостью обречённого посмотрел на динамик ВПСа, как будто оттуда сейчас прямо к креслу командира мог вылезти Командующий.

Касатонов тоже умел держать паузу – тишина ожидания стала такой густой и плотной, что её можно было нарезать ломтями и мазать на хлеб, как шоколадное масло.

Командир отделения рулевых, стоявший за штурвалом, от волнения вдруг начал непрерывно зевать и при очередном зевке его рот раскрылся так, что вахтенный офицер увидел все пломбы в его зубах и болтающийся где-то глубоко внутри маленький красный язык. Шарниры его челюстей щёлкнули и этот щелчёк прозвучал на ходовом мостике громче выстрела из пистолета Макарова. Динамик ВПСа ожил:

— Товарищ Кислицын, — нарушая правила радиообмена, вышел в эфир Касатонов, — если в Вашей жизни всё очень удачно сложится и Вам повезёт, если все звезды и знаки зодиака сойдутся над Вашей головой и будут Вам сопутствовать, во что я лично ни на йоту не верю, то Вы сможете стать Кирасиром (для ясности я буду в скобках расшифровывать касатоновские слова: Кирасир – это Начальник штаба бригады), если вдруг случится невозможное, я допускаю, что после этого Вы сможете стать Курганом (Командиром бригады), после того, как высохнет Кольский залив, у Вас появится шанс стать даже Непером (НШ дивизии), если вдруг небо опустится на Землю, Вы сможете докарабкаться до Маслины! Но Звезда, — тут голос Командующего окреп до силы 12-балльного урагана, — Звезда – это Я! Я! Я – Командующий Кольской флотилией контр-адмирал Касатонов! Квитанцию, я – Звезда, приём!

Запросить квитанцию – означало убедиться в полном и ясном понимании абонентом направленного в его адрес сообщения. Мгновенно вспотевший мелкими бисеринками пота, Кислицын искрился в падающем на него луче от светильника бриллиантами на высоком крутом лбу. Вместо того, чтобы поднести трубку ВПСа к губам, командир вдруг стал, продолжая держать трубку впереди себя в вытянутой руке, стал тянуться плечами, шеей и головой к микрофону, после чего нажал на тангенту и ответил:

— Понял, я – Металл-33, приём!

После таких бесплатных концертов на ходовых мостиках КПУГ-21 воцарилось приподнято-шаловливое настроение. От ходовых мостиков и от всех, кто слышал эти диалоги в эфире, слухи о них сползали вниз, в боевые посты, кубрики, палубы, трюма и обрастали всё новыми и новыми подробностями.

Через много-много лет истории эти будут вспоминаться в компаниях друзей-сослуживцев во время дружеских застолий, передаваться от отца к сыну или лягут строчками на белую бумагу чьих-то воспоминаний.

Перед входом в Кольский залив от КПУГ-21 оторвался «Ленком» — он повернул вправо, чтобы уйти в Мотовский залив, а потом в Ару-губу – домой, домой, подальше от Звезды и Маслины к своему родному Кургану-130 (командиру 130-ой бригады) капитану 2-го ранга Александру Львовичу Соколову. Остальные корабли, оставляя приёмный буй Кольского залива по левому борту, втягивались в узкость.

— Кулик, я – Маслина! – хихикнул вдруг командирский ВПС на мостике «Кулакова».

— Я – Металл-12, приём! – ответствовал Кулик.

— Персонально для Вас, командир, всё Ваше любимое болото на внешнем рейде около Ретинского занято гражданскими судами, на рейде Североморска стоят корабли эскадры, погода – штиль, поэтому Вам швартоваться к причалу номер 7 с Оста (восточной стороны) правым бортом первым корпусом, а если Вы сомневаетесь в своих способностях безопасно пришвартовать свой корабль, то я отправлю к Вам Непера с флагштурманом, как поняли, приём?

Кулик, понимая, что комдив нанёс ему упреждающий удар и что скрыться от всяких проверок, спокойно болтаясь на якоре на внешнем рейде, в этот раз не удастся. Не стать к причалу в такой обстановке означало потерять лицо. Гришанов его уел! Кулик, вновь пожевав льдинки из запотевшего стакана, со вздохом выдавил:

— Понял, правым бортом первым корпусом к причалу номер 7, я – Металл-12, приём!

Когда корабли КПУГ-21 пришвартовались к своим назначенным для стоянки причалам, обвязались швартовыми концами и дежурство и вахта заступили по-береговому, вдруг, как часто случается  на Северах, небо в течение нескольких минут почернело, набухло низкими тучами, с начала легонько, а потом все сильнее и сильнее, по нарастающей задул, закружил, завыл на разные голоса ветер, шквал, тягун, на кораблях зазвенели сигналы «Слушайте все», по трансляции прозвучала команда «Получен сигнал «Ветер-2!».

По палубам забегали одевающиеся на ходу в спасательные жилеты моряки, вытягивая из отделений вьюшек дополнительные канаты, чтобы привязать корабли по-штормовому. Кулик недовольно набулькал себе в стакан соточку настоя родиолы розовой 60—процентной крепости, выпил, сморщился, закусил сухариком и вызвал к себе старпома.

— Товарищ командир, прибыл по Вашему приказанию, — доложил Зудин, переступив комингс командирской каюты.

— Афанасич, раз такая котовасия закрутилась, раз уж всем штормовать у причала придётся, то ты это, того, — оставляй за себя помощника, а сам дуй домой, с женой повидайся. Из дома не выходить – если будешь нужен – пришлю оповестителя, и чтоб пулей на корабль, трезвый и отдохнувший, ясно?

Через три минуты Зудин быстрым шагом, не обращая внимания на бьющий в лицо сухой колкий снег, уже шел в направлении Морвокзала и Алёши. Ветер старался поднять полы шинели, пытался забить снегом каждую щёлку в форме, уже на погонах не было видно просветов и звезды капитана 3 ранга, но Володя счастливо улыбался и даже иногда пускался легким бегом – что может быть прекраснее свежего ветерка и снежка на пути домой? 

«Впервые был опубликован на сайте www.goarctic.ru «