Степанов М. Были и байки плавсостава. Целую Мищенко!

К нам на большой противолодочный корабль Северного флота в боевую часть связи (БЧ-4) пришел служить на должность старшины радиотелеграфной команды мичман Мищенко Николай Иванович. Пришел служить не просто с гражданки, а аж должности участкового уполномоченного села Белухи Черниговской области, где имел даже звание младшего лейтенанта милиции. Позвала его на флот видимо романтика, то ли кто-то из знакомых служил на флоте, то ли книг начитался приключенческих, то ли военкомат уговорил — установить сегодня уже сложно. Но самое главное, что пришел!

Николай Иванович был маленького роста, плотного телосложения, в народе таких называют «колобок», волосы на голове начинали уже редеть, зато под носом у него спускали свои концы вниз знаменитые запорожские усы, что сразу вызвало резкое непонимание со стороны командира БЧ-4 капитана 3 ранга Трушкова.

— Немедленно сбрить все это безобразие товарищ Мищенко. У мичмана и офицера не должно быть под носом подобного безобразия. Хотите носить усы они не должны опускаться ниже уголков рта. В противном случае сбривайте их совсем.

— Як же зовсим? – шептал Мищенко, трогая себя за свою гордость кончики.

Видимо крутить усы было его любимым занятием. Часто представляли его таким гоголем перед односельчанками в селе Белухи, расследующим преступление и крутящим усы. Видимо ему это очень даже помогало.

А еще был Николай Мищенко знаменит тем, что плакал, когда его, как он считал обижали. Да, да именно плакал. Плакал со слезами, как обыкновенная девица. Глаза его краснели и из них по щекам катились огромные слезы. Такой это был переживающий и принимающий все близко к сердцу человек. Плакал по делу и даже без дела.

Коля Мищенко или вернее, как он сам называл себя Мыкола, поплакал из-за приказаний или обращения командира БЧ-4, командира группы и любого офицера, мичмана и даже матроса.

К нему обратились а он глядь и льет слезы. Люди махали рукой и уходили, а матросам это очень даже нравилось. И некоторые даже издевались над ним.

А плакал он довольно часто, особенно, когда Трушков обращал на него свое «царское» внимание и начинал учить уму – разуму. Стоило Трушкову хищно изогнуть свой рот, для дальнейшей брани, при виде Мыколы, как у того непроизвольно из глаз начинали течь слезы.

Ну как такого ругать или отдавать приказания?

— Уберите от меня этого рыдающего мичмана, чтобы я его больше не видел. Я лучше буду смотреть всю ночь на писающего мальчика, чем видеть этот позор военно-морского флота! — заканчивались встречи Трушкова с Миколой.

Мыкола старался вообще не попадаться на глаза Трушкову. Усы он стал носить на корабле или «А ля Кайзер Вильгельм» с концами, задранными вверх или брал кончики усов в рот, пряча там излишки. И лишь, когда сходил на берег гордо опускал концы усов вниз и выглядел легендарным запорожцем.

— Таки вусы у нас, усих украинцив — национальна справа, ну як я можу их сброть, тильки сховать малэнько — пояснял он нам свои действия с усами, пряча кончики усов в рот.

Он понял с первых дней прибытия на БПК, что флот — это совсем не то что ему рассказывали в военкомате, и совсем не то, о чем ему мечталось в сладких снах под теплым небом родной черниговщины.

Так он и служил. Скорее всего в снах мечтал даже вернуться домой. Наверно мечтал забыть наш БПК и весь флот, как кошмарный сон.

Среди всех нас он был каким-то инородным телом. Он сам понимал, что корабельная служба (кораблятская — как говорили на флоте) не для него, но поделать ничего не мог. А руководящие документы не позволяли его за то, что он плачет или носит длинные усы, уволить в запас.

Подчиненным матросам он скорее не приказывал, а просил:

— Ну будь ласка Хфылимоненко почекай маленько на вахте и нэ спи будь ласка, а то мэнэ будэ ругать Трушков клятый в другый раз.

И Филимоненко понимая его старался не подвести.

Матросы к Мищенко относились с пониманием, как к дурачку. Ну есть такой, что поделаешь. Тем более, что он был безвредный с их точки зрения. Знали, что никогда не заложит, а если хорошо попросить, то и бутылку с берега принесет. И годки пользовались этим.

Старшина команды ЗАС мичман Куценко опоздал на 12 часов из отпуска и получил взыскание и разгоняй от Трушкова на собрании офицеров и мичманов боевой части связи.

— Нет поезда или самолета иди пешком, но на службу обязан успеть, как и проинформировать о чрезвычайной ситуации, своих командиров — наставлял всех подчиненных Трушков

Первым естественно к наказанному Куценко пришел выразить свою поддержку и соболезнование Мищенко.

Как любой украинец он все-таки больше пытался найти во всем практическую сторону вопроса.

— Ну що он так и казав идты пишкы, колы ничого ни ходыт?

— Да Мыкола он так и сказал – глупость конечно, но чего о него можно ждать еще хорошего? Что он может посоветовать умного? — старался отделать от Мищенко с его распросами Куценко.

— Ой Володимир Олександрович ты не прав. Колы он казав пишкы – значит треба йти пишкы, а то накажэ. Здэсь своя политыка должна быть, колы прыказывае — треба исполнать, не тож накаже як тэбе скаженна душа! Вот голова у вас Володимир Олександрович дюже добрая. Головой нашего колгоспу бы вас. Добрый Голова полычився.

— Не, ты что Микола? Какой из меня председатель вашего колхоза – усмехнулся мичман — Я на телок шидко падкий, меня нельзя в огород пускать, как того козла.

— На яких тэлок. У нас тэлки е, пороси е, но бабы у нас еще краще.

— Ну я женщин и имею ввиду. Доярок там и прочих. Разве можно моряка, который женщин долго не видит, из морей не вылезает пускать в такой малинник, как ваш колхоз? – потянулся наказанный мичман — Пустите так все ваши доярки дойными станут, обгонят в надоях своих коров.

— Так у нас за бабами и бегать нэ трэба. Казав сами прыдут и сроблят усе шо спытаешь. Породу нашу добре поправиш вашей москальской кровью.

Почему-то Мищенко не считал Куценко за хохла и откровенно называл москалем. Наверно потому, что Куценко был родом из-под Воронежа, во вторых потому что не размовлял на украинской мове и в третьих не любил сало.

— Не Микола не уговаривай – не соглашусь» — смеялся мичман от неожиданного предложения товарища – Вот Трушкова бы вам –живо ваш колхоз передовым бы сделал.

— Тю Трушков – пэрэдовым, да ни в жисть. Коровы пэрэстали от его крикив молоко давать, доярки бы уси в город посбигали от такого скаженного холовы. Да и порченый чоловик Трушков дытин не маэт, а то много значит в жизни.

— Микола да ты что. Ведь он ваш же украинец. Родная душа. Родом вроде из Львова говорили.

— Яка ридна душа – вражина он западенец з Галичины. Заешь як мы их клычим – бандеры или рогули. Они стоко наших украинцив в ту войну стратилы, шо боязно сгодаты. Да и яки вони украинци – поляки-паны. Спляти и бачат як бы нашу ридну Украину захомутать». А так я важаю за шо он нас усих неновидыт? Да и воще скритый москаль, а не рагуль на мой вгляд.

Видимо москалей Мищенко не любил больше, чем рогулей.

Время шло, корабль проходил готовился к боевой службе. Через несколько месяцев ожидалась еще и маневры в составе Северного флота.

И Миколу отпустили в отпуск на родную Черниговщину. Уезжали многие – отпуск-то гулять надо при любом раскладе. Боевая служба аж шесть месяцев планировалась

Все готовились к службе в Средиземном море, готовили документы, готовили материальную часть, готовили корабль и готовились сами. Про берег пришлось совсем забыть – дело было важнее всего. Комиссия за комиссией с корабля не вылезали. Сходов не было. Все были злые на всех и вся.

И вдруг практически перед самым выходом в море всех (офицеров и мичманов БЧ-4) после подъема флага оставляет в строю Трушков. Судя по его виду случилось, что-то совсем не ординарное. Рот его хищно изгибался, а глаза сверкали каким-то боевым блеском.

— Ну нам хана, сейчас порвет на запчасти — шепнул командиру группы ЗАС мичман Куценко.

Когда все офицеры и матросы других боевых частей разошлись – Трушков вытащил из кармана судя по виду телеграмму и сразу с карьера начал на высоких тонах:

— Я вам сейчас прочитаю шедевр мысли нашего сослуживца мичмана Мищенко.

Он развернул телеграмму и начал читать:

— Командиру в/ч ….. капитану 1 ранга Михайлову Геннадию Петровичу. В связи с отсутствием билетов на поезд зпт выхожу пишки, постараюсь быть вовремя тчк Целую Мищенко.

— Это что это значит пишки? Это зачем он целует нашего командира корабля? И что это вообще за распущенность посылать военному человеку такие телеграммы.

Все офицеры и мичмана стояли в строю, и улыбались, вспоминая как Трушков сам же предложил, при невозможности прибыть вовремя, выходить пешком, но обязательно предупредить телеграммой о своем выходе. В строю раздались даже смешки.

Трушков рассвирепел:

— Товарищи офицеры и мичмана! Смирно! Мне совсем было не до смеха когда я стоял у командира и выслушивал от него, когда он высказывал все что думает о нашем офицерском и мичманском составе. Особенно о этом выходе пешком и поцелуях. Командир, что женщина которую надо целовать? Нет я спрашиваю вас, что это такое?

— Товарищ капитан 3 ранга у Мищенко отпуск заканчивается еще через три дня — внезапно сказал мичман Куценко – Он еще не опоздал, но как вы и приказывали, он предупредил вас о своих действиях. Помните, когда я опоздал из отпуска на 12 часов, вы сами приказывали что если существуют предпосылки опоздания или отсутствуют билеты или различные природные катаклизмы препятствуют своевременному прибытию из отпуска — выходить пешком, дав предварительно телеграмму. Он выполнил ваш приказ и его надо даже поощрить, если он за три дня своевременно прибудет из отпуска. Ну а по поводу поцелуев – это говорит о своеобразии украинского доброго характера мичмана Мищенко. Он считает, что если поцеловать командира, то он не будет на него обижаться — простит. Человек переживает, что он может опоздать на службу. За это не надо его наказывать, а просто надо ему и объяснить, что я сделаю по его прибытию.

— Вы Куценко с вашим дурацкими объяснениями разложили всех наших мичманов и старшин в боевой части. Не удивлюсь, если эта проделка Мищенка направлена на дискредитация меня, как командира БЧ. Я вас тоже накажу если ваш Мищенко опоздает хоть на минуту. Разойдись.

Мищенко прибыл через два дня загорелый и веселый:

— Добырался на попутках. Повэзло мэни шо хлопцы свои милицыонеры посадили на поезд та помогли.

Правда Трушков все равно испортил ему настроение за телеграмму и Мыкола выслушивая его опять лил слезы.

Уже потом Куценко с ним встретился на палубе, и спросил его:

— Микола  а зачем все это надо было с этой телеграммой

— Да так вон шуткуе и я шуткую також. Думаю, нехай попрыгае. Глядишь и спишут меня з цого аду на мою ридну черниговщину.

Мищенко действительно списали на берег, но не в черниговщину, а в тыл флота — продовольственное управление.

Куценко спустя десять его случайно встретил на улице Сафонова и очень удивился виду старшего мичмана Мищенко. Тот аж лоснился от своего нынешнего положения, улыбался и всем своим видом показывая свое благополучие. Животик вырос, а запорожские усы спускались аж до тужурки.

Мищенко тут пригласил Куценко к себе домой, познакомил со своей женой Оксаной, детьми, накормил, выпили немного домашней горилки и заговорили о жизни. Был он очень рад своей службе на продовольственных складах флота, своей жизни, квартире в Североморске в центре города на улице Сгибнева, красавице жене Оксане с одного с ним села и двум прекрасным белоголовым детям улыбающимся всему девочке и мальчику.

— Колыб я тоди б не утик от цього аспида Трушкова я бы удавывся мабудь. А добре я сшутковал з тиею тэлэграммою? — и он засмеялся своим незабываемым смехом – вы з салом горилку пьетэ. Берите не стесняйтесь. То свое сало з дому, з Украины.

Куценко с удивлением смотрел на Мищенко и подумал, что сложно все же понять такого человека, как Коля Мищенко. Но вся его украинская доброта, все же отбивает все отрицательные мысли о нем. Можно порадоваться за него, что он все же нашел себя в этой жизни, в этой нелегкой флотской службе.

И Куценко улыбнулся, вспомнив того запуганного всем на корабле Колю Мищенко.

— За тебя Мыкола, за твою жинку, за твою семью — он улыбнулся жене Мыколы, провозгласил Куценко, поднимая свой бокал.

И все радостно заулыбались.

Автор выражает благодарность за помощь с украинским языком Дмитрия Животова