Годлевский Георгий Фёдорович
Георгий Федорович Годлевский родился в 1911 году. До военной службы работал техником путей сообщения. В 1933 г. призван на Черноморский флот, служил командиром батарей на легком крейсере «Коминтерн», на эскадренном миноносце «Петровский», командовал артиллерийской боевой частью на лидере «Москва». В июне 1941 г. был назначен командиром эсминца «Бойкий». На этом корабле участвовал в обороне Одессы, Севастополя, Керчи, Новороссийска и Кавказа. За годы войны корабль прошел свыше 40 тыс. миль, отконвоировал 54 транспорта с войсками и боеприпасами, провел 80 артиллерийских стрельб по врагу, участвовал в высадках десантов, эвакуации раненых и населения. 27 февраля 1943 г. эсминец «Бойкий» был награжден орденом Красного Знамени, а командир и весь личный состав корабля – орденами и медалями.
После войны преподавал в Высшем военно-морском училище имени Павла Степановича Нахимова. В 1952 году в звании капитана 1 ранга уволен в запас по болезни. Умер в 1964 году. Награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды. В честь командира эсминца «Бойкий» названа улица в Ленинском районе Севастополя.
Из воспоминаний Иосифа Чверткина: «…Гадлевский (Чверткин в оригинале именует Годлевского именно «Гадлевский». – Б.Н.) меня не любил. Кроме того, он меня презирал за мое неарийское происхождение. Он сам происходил из поляков, а у них это в крови. Когда мне приходилось выступать на совещаниях или делать доклады, например, на играх при принятии решений, его выворачивало наизнанку. Впрочем, то же самое испытывал и Варков, и, особенно Марков, да так явно, что это не было новым для меня. Гадлевский третировал меня, где только было можно, и не прощал мне моих шагов для самозащиты, которые я вынужден был предпринимать против него и ему подобных. Чаще всего, это касалось распределения личного состава. Например, школу кончало некоторое количество матросов различной специальности.
Считалось нормальным, когда Гадлевский и некоторые другие отбирали самых лучших себе, а остаток отдавали мне. Невозможно изобразить выражение их лиц при этом: смесь подлого торжества и блудливого стыда. Но я никогда не с кем из них унижался до упреков, даже вида не показывал, я брал всех, и только от меня зависело, в каких бойцов они превратятся. Но иногда Жора требовал от командующего, чтобы ему дали хороших специалистов из числа тех, которые были подготовлены для моего корабля, и здесь мне приходилось идти на хитрость. Я представлял своих и хороших, и плохих бойцов, но им предлагал лучших, а плохих пропускал. Тогда они начинали сомневаться и спрашивали о тех, кого я не упоминал. Мне приходилось чистосердечно признаваться, что они плохие и им не подойдут. Конечно, они судили по себе, и подозревали меня в хитрости и обмане, требовали, чтобы я отдал им как раз тех, о которых отзывался плохо. Это здесь же оформлялось приказом, и я, таким образом избавлялся от нерадивых бойцов. На второй день Жора врывался в мою каюту со скандалом, потом обратился к командующему, но тот объяснял ему, что он выбрал бойцов сам, и на попятную идти поздно.
Один раз Гадлевский направил на меня донос в прокуратуру, обвиняя меня в тех прегрешениях, в которых он сам увяз по горло и даже глубже. Так что у меня нет никаких оснований относиться к Жоре хорошо, или, хотя бы, терпимо. Последний раз я его видел лет тридцать тому назад. Жора приезжал в Ленинград лечиться, и я, почел своим долгом навестить и осведомиться о самочувствии, но он даже не повернулся лицом и отвечал в пол-оборота ко мне. Что же, ему виднее…»
Даже рассчитывая на сведущую аудиторию, Иосиф Абрамович, в своем праведном гневе к бывшим сослуживцам, передергивает факты. Для начала, ему следовало пояснить, что подготовка специалистов происходила не только в учебных подразделениях береговых экипажей, но на кораблях, находившихся в длительном ремонте, или в резерве. В этом случае, командиры кораблей были обязаны давать объективные характеристики специалистам, подготовленным для кораблей, находившихся в кампании, и выполнявших боевые задачи.
Распределение матросов-специалистов по кораблям всегда создавало определенную напряженность. Но в мирное время смена специалистов практически всегда совпадала с демобилизацией одного срока службы и приходом молодого пополнения им на замену. Ситуации, грозящие конфликтами, происходили при формировании экипажей кораблей-«новостроек», когда им личный состав выделялся не только с учебных подразделений, а по причине особого значения вводимого в строй корабля особыми директивами, издаваемыми Оргмобуправлениями (ОМУ) флотов. В этих случаях требовалось направлять на такие корабли грамотных специалистов, имевших опыт службы, и зачастую, командиры под эту «кампанию» старались «сбыть» с кораблей всякого рода человеческую «заваль»: пьяниц, хулиганов и хронических бездельников, придерживая на кораблях хороших специалистов.
Как вариант, при подготовке кораблей к дальним походам и ответственным выходам в море, опять-таки, директивами, или указаниями командиров соединений такие корабли пополнялись до полных штатов за счет кораблей ремонта, резерва. И, опять-таки, даже на кораблях, находящихся в ремонте, редкий командир, выполняя подобные директивы, с легким сердцем стал бы расставаться с отличным специалистом и хорошо служащим матросом или старшиной. В этом варианте, придерживая на кораблях ремонта хороших специалистов, такие командиры нарушали инструкции по отбору моряков на «ходовые» корабли. Но в большей части перечисленных ситуаций дело редко грозило конфликтами такого уровня, как описал Чверткин.
Можно было бы понять командиров торпедных катеров при распределении боцманов, или мотористов, от каждого из которых при боевых выходах зависела либо победа, либо грозила гибель катеру и экипажу. Но при экипажах в 250-300 человек возводить эту проблему на грань конфликта и вражды – это явный перебор. Таким командирам нужно было проходить психологическую реабилитацию, либо командованию нужно было отстранять их от исполнения обязанностей по профнепригодности.
При назначении меня командиром БЧ-2 на БПК «Адмирал Исаков», готовящейся на боевую службу, я передал должность командира зенитного ракетного дивизиона на «Киеве» старшему лейтенанту Сергею Кравчуку, которого командир ТАКр Геннадий Ясницкий в перспективе планировал продвинуть на должность строевого помощника командира корабля. Выполняя Директиву командира 7-й ОПЭСК, командиры кораблей были обязаны обеспечить выделение специалистов на «Исаков».
Каково же было мое удивление и возмущение, когда по моему запросу на должность оператора с «Киева» был направлен матрос, которого я по причине явной профнепригодности как специалиста, в течение двух сроков выделял вестовым в кают-компанию офицеров. Моряк этот, отлично исполняя свои непростые обязанности вестового, дважды поощрялся краткосрочным отпуском. Теперь же, когда ему оставалось служить менее полугода, мой «благодарный» приемник, решил меня порадовать, присылая на усиление столь ценного специалиста, на корабль уходящий на боевую службу. Матрос этот, с соответствующими комментариями командира 170-й бригады был возвращен на «Киев», но какого-то особого негатива против Сергея Кравчука в моей памяти не осталось. Когда же Кравчука, «освободили» от должности старпома тяжелого ракетного крейсера, направив заместителем начальника факультета КВВМУ под крыло своего бывшего «толкача» Ясницкого, я даже порадовался за него, потому как все могло сложиться значительно хуже …