Допрос — процессуальное действие, проводимое в рамках налогового, уголовного и гражданского (арбитражного) процессов. В уголовном процессе допрос проводится на стадии предварительного расследования (в форме предварительного следствия либо дознания) и в ходе судебного следствия и заключается в получении и фиксации (протоколировании) в установленном УПК РСФСР порядке показаний свидетеля, потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого, эксперта, специалиста, понятого относительно обстоятельств, имеющих отношение к расследуемому событию.
В камере, после первого допроса, Соловьеву хотелось лезть на стену. Он мерил камеру шагами, вдоль и поперек и думал, думал.
Вспомнилась ему немудреная юность и молодость в заброшенной белорусской деревушке, мать, отец, братья и сестры.
Ярослав Германович Соловьев был родом из Белоруссии, из небольшого села, расположенного недалеко от Гомеля.
Прокатившаяся война по Белоруссии уничтожила города, села и промышленность. Несмотря на огромные средства, выделявшиеся из бюджета СССР в Белоруссии продолжали существовать многочисленные проблемы. Жили бедно, а первые годы после войны продукты давали даже по карточкам.
Будучи четвертым ребенком в семье Ярослав родился во время войны в 1943 году. В селе бабы между собой поговаривали, что мать Ярослава, не дождавшись возвращения мужа, забеременела от фрица. Мать оправдывалась и всем рассказывала, что муж был в партизанах и иногда навещал. Но людская молва была злой, даже несмотря на то, что вернувшийся с войны, отце Ярослава Герман Иванович принял сына, как своего и никаких разборок с женой не было.
Жили не богато. Отец работал скотником на ферме, а мать дояркой. Оба с утра до позднего вечера пропадали на ферме. Две старший сестры закончили восемь классов и тоже работали на ферме, а младшие дети, которые рождались уже после войны сопливыми играли в грязи, купались на речке. Ярослав чувствовал себя инородным телом в семье. Он не хотел стать, скотником как отец. Не хотел жить в деревне. Он хотел чего-то большего. Ну хотя бы стать городским.
Ярослав ходил с начальную школу до четвертого класса в селе, а в среднюю школу приходилось ежедневно добираться аж за семь километров до районного центра. Каждый день туда и обратно. Маленький зеленый автобус с носом, как у грузовой машины, ходил нерегулярно и чаще приходилось ходить пешком и в снег, и в дождь, и в слякоть, и при пекущем солнце. Дорога была сложная. Лес, а влесу дорога. Когда темнело, вообще ходить по ней было страшно. По пути располагался большой хутор, как его называли Гусиничи. На хуторе, помимо хозяев и прочей живности, жили две большие собаки, которые как бы ждали всех проходивших мимо, чтобы облаять, а если получиться, то укусить. Хозяева хутора, не замечали этого, а пророй казалось, что они даже поощряют собак за их рвение. Один раз одна из собак больно укусила маленького Ярослава в ногу и ему пришлось делать десять уколов в живот.
После этого случая отец пошел на хутор Гусиничи и поговорил с хозяином и пообещал, что убьет собак, если еще раз они будут не привязаны в дневное время.
Семь лет ежедневных хождений в школу и назад закалили Ярослава. Одежонка была плохенькой, продуваемой. В отличии от других детей он ходил в школу в старой одежонке, разношенной старшими братьями, растоптанных резиновых сапогах, и зимой, и летом. Жили то бедно. И тем не менее каждый день, если не шел автобус, он забрасывал портфель за спину и шел по гравийной дороге или известным только ему, тропинкам в лесу. Как-то один раз даже повстречал в лесу огромного лося. Они вышли на полянку почти одновременно. И когда Ярослав увидел лося, то ноги его подкосились. Лось стоял и смотрел красными от злости глазами на появившееся внезапно из леса препятствие. Но потом, не увидев со стороны Ярослава агрессии, просто повернулся и скрылся в лесу.
В школе ребята не любили Ярослава и между собой называли его Фрицем. Видимо кому-то не давало покоя его происхождение. Смеялись над каждым его словом, особенно когда он рассказал про встречу в лесу сохатого. Не верили Ярославу, считали, что он все врет.
Ярославу очень хотелось поскорее закончить школу и уехать подальше от родной деревни, Гусиничей и своей семьи, где он тоже не чувствовал родительской любви и понимал, что если останется в деревне, то будущего к него не будет. Поэтому он старался, как мог учиться в школе. То, что не понимал, просто зубрил. Положительным моментом, отличавшем его от других ребят, был хороший каллиграфический подчерк. В школе ему даже поручали выпускать стенгазету. Возили стенгазету на какой-то областной конкурс, где газета заняла третье место и Ярославу в первые в его жизни вручили грамоту.
И когда ему вручали грамоту в областном центре, он встретил на улице моряка. Он не шел, а плыл, ка белый лебедь, не обращая внимания на проходящих мимо и смотревших на него людей.
— Закрой рот, а то ворона влетит – сказал ему Витька Маслов, который делал с ним стенгазету.
— Все! Стану моряком – подумал Ярослав – вот цель в жизни за которую не жалко и жизнь положить.
Белоруссия находиться далеко от моря. А настоящих романтиков всегда манит даль, манит туда чего нет дома. И Ярослав заболел морем. Он читал все книги о море, которые были в их сельской и школьной библиотеках. К десятому классу он знал все морские сражения. Всех выдающихся моряков.
— Да хай идзе в мораки. Адин нахлебник з дому, остальным буде жиць легчей – говорил отец – хай спрабуе, а то у нас и так тут няма куды пайсци. Глядзиш и што атрымаецца у яго.
Когда в десятом классе его вызвали в военкомат, для прохождения медицинской комиссии он попросил, чтобы его направили служить на флот. Просьба вызывал сомнение в адекватности просившего. На флоте служили четыре года, а в армии всего три.
Посмотреть на юношу, желающего служить на флоте, вышел даже сам помощник военного комиссара капитан Бучко.
— Так ты, что малой, хочешь служить на флот? Да хиловатый ты вроде, а на флот нужны здоровые ребята. Там же не все так просто. Штормы, бури, а если на атомные лодки отправят служить? Там очень сильные нужны. Не даром там служат не три, а целых четыре года.
У Ярослава помутилось в голове.
— Я постараюсь товарищ офицер. У меня же год впереди. Я буду заниматься спортом.
Капитан тяжело вздохнул и пожал плечами и ушел. А, что еще можно взять от этих юных сумасбродов, у которых сегодня одно на уме, завтра другое. За год все перемелется и будет еще в армию просить.
Но он не знал Ярослава. Тот действительно занялся спортом. Таскал за коровником здоровенные камни по два часа до изнеможения, каждый день. В школу он теперь не ездил на автобусе принципиально, а бегал все семь километров туда, а потом еще и обратно.
Несмотря на невысокий рост, он был жилистым юношей, способным переносить различные тяготы. Летом он плавал до одурения через соседнюю речку Сож. Теперь он мог постоять за себя. И уже даже более крепкие ребята, уже боялись называть его Фрицем. Все знали, что он будет драться.
После одиннадцатого класса, он сразу поехал в военный комиссариат узнать, как его мечта. И здесь внезапно помощник коменданта предложил ему поступать в высшее военно-морское училище радиоэлектроники.
— Если ты уж так море любишь, то тебе самый лучший путь в училище. Там получишь офицерские погоны и станешь настоящим моряком.
— Как Нахимов? – с волнением Ярослав назвал своего кумира.
— Ну, чтобы стать как адмирал Нахимов, надо послужить, как следует, но закончить училище надо и офицером стать для этого.
— А где это училище? – спросил Ярослав.
— В Ленинграде.
Ленинград для Ярослава был чем-то далеким и несбыточным. Он даже в Минске ни разу не был.
— У отца денег не будет мне туда доехать.
— Чудак. Зачем деньги отца? Мы тебе здесь выпишем проездные документы. По ним ты купишь себе билеты до Ленинграда.
— А где там жить. Наверно это тоже деньги большие.
— Да, нет — досадливо ответил капитан – жить там в казарме или как это называется у моряков — в кубрике. Дадут место. Мы тебе выпишем аттестат, и тебя поставят на довольствие в училище и будут кормить. Заметь бесплатно.
— Я согласен – а что надо сделать для этого?
Капитан почесал затылок, ухмыльнулся чему-то, а потом сказал:
— Сейчас июнь. Экзамены в начале июля. Давай медкомиссию срочно проходи и оформляй документы – зрачки капитана сузились – прямо сейчас дуй на медкомиссию.
За день Ярослав прошел медкомиссию и оформил все документы.
Он не знал, что помощник коменданта был весьма рад такому рвению молодого призывника. Ежегодно спускали с республиканского военкомата разнарядку на поступление в различные военные училища. И если жители Белоруссии с удовольствием поступали в армейские, летные и танковые училища, то в морские найти желающих было гораздо сложнее.
Когда Ярослав получал уже подписанные документы у помощника коменданта, то тот напутствовал его словами:
— Если не поступишь Славик, то хотя бы Ленинград посмотришь. Будет, что вспомнить потом в твоей деревне.
— Я поступлю. Обязательно поступлю – сказал Ярослав и подняв глаза посмотрел в глаза коменданта.
И тот понял, что Ярослав обязательно поступит и тяжело вздохнул, видимо в глубине души, позавидовав Ярославу.
Дома никто не удивился, что Ярослав уже завтра уедет в Ленинград, лишь мать видимо, что-то вспомнив тяжело вздохнула и смахнула слезу.
Ярослав не просто прокатился в Ленинград, но и поступил в высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени Попова.
Одноклассники сначала издевались над его белорусским акцентом. Ярослав молчал и давал себе слово научиться разговаривать по-русски без акцента. Старался говорил, учился говорить и научился. По субботам и воскресеньям добровольно нес наряды по роте, чтобы дать возможность ленинградцам уволиться к своим семьям. Безотказно подменял своих однокашников, и они стали его уважать.
Учился не на отлично, но через пять лет закончил училище и был распределен на черноморский флот. В отпуске поехал в родную деревню. Мать всплакнула, увидев его в форме. Сестренки и братья жались по стенкам, увидев родного брата в морской, сверкающей золотом форме.
И Ярослав понял убогость жизни в деревне, понял, что ему не хочется возвращаться домой, не хочется общаться с братьями и сестрами. С местными девицами и даже бывшим одноклассниками, смотревших на него завистливыми глазами, оказалось даже не, о чем поговорить. Убогость деревенской жизни после Ленинграда, Петергофа казалась ему нетерпимой. Все его раздражало. Даже запахи в родной избе. Грязь во дворе. И он уехал на Черноморский флот до окончания срока отпуска.
Мать у поезда плакала, уткнувшись ему в грудь, а он стеснялся и ее и одиноко стоявшего в сторонке отца. Отец в честь проводов даже надел на старенький пиджак свои военные награды – одну медаль «За отвагу» и вторую «За победу над Германией».
Когда поезд отходил, то Ярослав обнял и отца, пахнувшего дешевым табаком и почувствовал щекой его небритую щетину на щеке. Он посмотрел в выцветшие глаза отца и увидел в них далекую боль и скатывающуюся из глаза слезу.
Родители смотрели на него блестевшего золотом погон, эмблем, двух медалей и кортика. Красивого, подтянутого и какого даже уже чужого. Они понимали, что в родной дом он более не вернется.
— Ну як Насца цяпер скажы мне ад каго наш Славка. Немец ци палицай зрабів табе яго? – посмотрел Герман на жену.
— Навошта табе Герман гэта ведаць? – остановилась она и посмотрела ему в выцветшие от яркого солнца глаза — Ты ж выхавав яго як свайго сына. Хай так и будзе дале. Мой грэх ты пакрыв. Дзякуй табе да самай труны (гроба). Я ж не пытаюся, кольки ты у нямеччыне пакинув своих дзятей.
— А я и не ведаю гэтага и таму цябе не пытаюся. Вайна – серьезно ответил Герман
И они, взявшись за руки, пошли пешком к себе домой по летней пыли, давно протоптанной ими уже много лет.
И в глубине души Настя радовалась, что хоть одному ее сыну удалось вырваться о этой беспросветной жизни.
А Ярослав ехал в поезде, навстречу своей судьбе и глядя в окно думал, что жизнь очень несправедлива к его семье. Родители горбатятся с утра до позднего вечера. А у детей и другой доли нет, чтобы вырваться из этой безнадеги, бедноты и грязи. И он радовался, что все же ему удалось вырваться и впереди его ждет новая жизнь.
Распределили служить его командиром группы на новый большой противолодочный корабль. В каюте поселили с опытным офицером украинцем капитан-лейтенантом из БЧ-2. И тот пытался научить своего сокаютника Богдана Павлишина сначала пить спирт, а когда понял, что Соловьев не хочет этим заниматься, то стал учить жизни
— Ежели ты Славка хочешь, чтобы у тебя служба пошла – говорил он поднимая стакан спирта с улыбкой.
Ярослав, как его научили на корабле, ударил по стакану костяшками всех пальцев. Так на корабле было принято имитировать чоканье с теми, кто не пьет. И его этому научил Богдан. Все не один вроде пьет, а в компании.
— Так вот слушая меня – говорил Богдан, заглотив стакан и закусив луковицей. Луковицей он закусывал всегда, утверждая, что запах спирта отбивает. Лицо его сморщилось, он потряс головой и продолжил:
— Добрая цибуля. Попробуй. Не хочешь ну ладно. Так вот запоминай молодой. Ты хучь и связист. А связист все же пропащий для службы человек. Но знать должен как служить, так чтобы тебя заметили и продвинули. Есть несколько основных постулатов службы. Ты можешь отлично служить, не иметь замечаний, не пить не курить и на берег не сходить и быть подчиненным ближе родного батьки. Если ты думаешь, что они тебе спасибо скажут. Я думаю, что не заметят. Замечают или плохое, или что-то бьющее в глаза, запоминающееся. Начальники любят всех тех офицеров, которые не становятся перед подчиненными раком.
Он налил еще один стакан
— Вот выпью и пойдем на обед. Давай за тебя твою службу.
Ярослав опять ударил костяшками пальцев по поднятому стакану.
— Ты мне как сын родной Славка. Я сам на флот такой пришел, но рядом не нашлось опытного офицера, который бы наставил на путь истинный. А жаль.
Он опять маханул стакан в себя, сморщился и опять закусил луковицей, поднял палец и сказал:
— Ты Славка правильно делаешь, что не пьешь. Вот я почему пью. Да потому что мне дома делать нечего. Жена орет, как скаженная и три дочери, которым сопли подтирать надо. Хотел казака – васильковые глаза его пытливо смотрели на Ярослава – а не получилось. Не справилась баба с поставленным заданием.
— Так это вроде от мужика все зависит – проявил осведомленность Ярослав.
— Нет ты не знаешь молодой и не понимаешь. Мужик все делает, что может, а бабы они просто не делают то, что надо. Вот захотелось ей подружек и нарожала дочерей назло мне. Ну да ладно чего мы все обо мне и обо мне. Давай о службе.
Ярослав согласно кивнул головой.
— Так вот запомни молодой первая задача начальника – это изнасиловать всех подчиненных.
— То есть как.
— Ну не фигурально же – почесал, затылок усмехнувшись Богдан, что его не так поняли и продолжил — надо так озадачивать их чтобы продыху у них не было, свободной минуты не было, даже для личных дел. То есть контролировать постоянно и давать задние. Благо на корабле работы полно.
— Не понял, как это? – удивился Ярослав.
— Ну так – заулыбался Богдан – видишь, что сидит о чем-то думает не о службе. И ты его отправляешь, к примеру, сдирать краску в душе. До металла. Вот он горбатиться там целый день. В когда отдерет – пусть красит по новой. И тебе хорошо, люди работой заняты и лишние мысли не лезут в голову и душ всегда покрашен. Если сделал что не так, то назначаешь в наряд на работы красить якорь цепь. Как боцман будет рад ты не представляешь. Якорь цепь красят сверху вниз. Боцман высаживает такого оглоеда и тот на ветру на дожде красит спускается все ниже и ниже до воды. И потом ждет баркас. Так сказать, висит, прицепившись к якорь цепи. И не обязательно его снимут через пять минут, могут и через пять часов снять. Забыли. Классное воспитание.
Он посмотрел на банку со спиртом, но потом вздохнул и убрал в сейф
— Главное в нашем деле Славка не перебрать больше чем можешь унести. Так вот о чем я? А да. Значит изнасиловать подчиненного и насиловать его постоянно, как только увидишь, что он вроде бездельничает. Дабы мысли дурные в голову не приходили. Теперь второе – запомни молодой, что куда подчиненного не целуй везде у него жопа. Не оценит этого. Поэтому не жалей никого, не спускай проступки, не прощай ничего. Это нельзя делать и вредно для службы. И запомни последнее, запомни, что если ты подчиненного не поставишь раком, то он поставит раком тебя. Бесплатно с тобой делюсь. Цени Славка. И еще маленький штришок. Если видишь начальника рядом с тобой, то начинай громко кричать на подчиненного, матери его, как можешь, лучше цветастее, даже если не за что. Начальники должны увидеть тебя и запомнить. Значит ты должен быть ярким и запоминающимся.
— Но не красиво же.
— Славка ты, что интеллигент в десятом поколении? Запомни раз и навсегда, что простое слово до матроса доходчивей и понятней. И мы обязаны говорить с ним на том языке, который он слышит в поле, в коровнике, в свинарнике.
— А начальники? – спросил Ярослав – разве они разрешат так разговаривать с подчиненными.
— У нас начальник как правило тоже от сохи ребята. И сами грешат матерком, даже с подчиненными офицерами. Правда здесь надо чувствовать тонко, кто может ответить, а кто позволит себя распинать каждый день. Ну а потом если что не так – можешь извиниться. Но это очень крайний случай. Начальство любит, когда на их глазах распинают подчиненных и тебе дорога вверх обеспечена. Будешь слушать меня – станешь адмиралом. А нет – так и умрешь капитан-лейтенантом. Понял?
— Понял – опустил голову вниз Ярослав.
— Запомнил?
— Запомнил.
— Команде руки мыть – раздалась команда по трансляции.
— Оооо – обрадовался Богдан – моем руки и идем борщеца поесть, а потом у нас адмиральский час. Отоспимся и с новыми силами воспитывать подчиненных.
И Ярослав хорошо усвоил хорошо науку капитан-лейтенанта и быстро пошел вверх. И вот он стал командиром БЧ-4 гвардейского авианосца «Азов». Он уже капитан 3 ранга. Некоторые звания получал досрочно. Вот и приехав на учебу Ленинград он построил подчиненных офицеров и озадачил как мог. Он был неплохим человеком, но служить иначе он не умел и не хотел.
Соловьев сидел на своем топчане, хмуро смотрел в стены камеры и все это вспоминал и переживал.
— Соловьев на допрос — открылось маленькое окошко камеры.
Соловьев встал отряхнул брюки и не спеша пошел к двери камеры.
В допросной сидел на приставленном сбоку стуле уже известный Соловьеву следователь Никонов. А на стуле напротив Соловьева сидел улыбающийся капитан.
У Соловьева даже закололо сердце, при виде этого, улыбающегося его беде капитана.
— Разрешите представиться. Капитан Нежин Сергей Петрович .
Соловьев недовольно поморщился. Какой-то капитан пришел допрашивать аж целого капитана 3 ранга. Хотя на его петлицах были не щиты юстиции, а звезда с какой-то хреновиной.
— Бог его знает кто это такой? — подумал Соловьев.
— Я адьютант командующего Ленинградским округом — продолжил капитан — вы попали в беду, Было доложено командующему округом и он приказал мне предварительно побеседовать с вами, прежде чем принять по вам нелегкое решение.
Соловьев не понимая ничего кивнул головой. Когда командующие округами или флотами интересовались судьбой какого-то майора?
— Но это все какой не есть, а шанс — подумал он и тихо сказал: — я слушаю вас Сергей Петрович.