Родина не забывала поощрять своих телохранителей за верную службу. После 10 лет военной службы офицеры, мичманы и прапорщики получали первую медаль «За 10 лет безупречной службы». А потом через каждые пять лет кадровики вручали им очередные медали «за песок» или, по-другому говоря, за старость. Кроме того были ещё юбилейные медали – к круглым годовщинам советской армии и флота – 50, 60, 70 лет Вооружённым Силам СССР. В общем, к концу службы у каждого «на груди могучей висели пять медалей кучей». Может быть, у кого на одну меньше или на одну больше.
Старший мичман Лопатюк или просто, Михалыч, был лауреатом пяти таких медалей – трёх «песочных» за «безуспешную» службу и двух юбилейных. Осталось дождаться последней награды – «За 25 лет безупречной службы». На флоте её называли «гробовой». Наградами он гордился и любил носить. При надетых медалях он чувствовал себя героем. Они так приятно позвякивали на парадной тужурке, лаская его слух через мохнатые ушные раковины. Жалко только, что праздников мало, когда следовало надевать парадную форму.
— Вот получу серебряную «гробовую», разведусь окончательно с женой и поеду в своё село молодиц огуливать, — говорил всем Михалыч.
А, что? Это по нашим понятиям он был старый, а на самом деле Лопатюку 45 лет.
Его жена пять лет назад укатила в Москву, где жили её родители, и ни в какую назад на Сахалин ехать не хотела вплоть до развода.
Тем, кто не знает боцмана — старшего мичмана Лопатюка из дивизиона торпедных катеров, я вам сейчас его покажу.
Во-о-н, видите? Он стоит на конце пирса весь облитый первыми лучами солнца, с растрепанной бородой, высохший от океанских ветров и «шила», весь покрытый ракушками со стороны кормы.
Наш военно-морской homo sapiens.
На нём китель, надетый на ребристое голое тело, сатиновые трусы до колен, на голове черная лавсановая пилотка с анодированным алюминиевым «крабом», на ногах синие уставные носки, от запаха которых укоризненно морщатся даже приблудные дивизионные собаки. Палкообразные ноги вставлены в специально продырявленные (чтобы нога дышала) флотские тапочки.
Михалыч, умиротворённо улыбаясь и щурясь солнышку, держась рукой за свой краник, освобождается от излишней влаги, скопившейся за ночь в организме. «Шило» – разведённый спирт – является прекрасным мочегонным средством. Это я к тому, что боцман Лопатюк вчера поскрёб по сусекам и выудил на свет божий целую бутылку «шила», заначенную на всякий случай. Случай представился в виде сковородки жареных опят и банки жгучей корейской закуски из листовой капусты –кимчхи. Снедь эту принёс боцману после вечерней поверки дембель — матрос Гурин.
— Угощайтесь тащ мичман, — сказал Гурин, — последние денёчек дослуживаю, завтра на самолёт и домой.
— Я бы тебе Гурин налил полстакана шила, но это как-то непедагогично, — ответил, косясь на закусь Михалыч, — тем более я сегодня старший на катере.
— Да я от души, мне ничего не надо, просто мы с ребятами хотим тихонько посидеть за мой дембель. – сказал Гурин. – Они всё воскресенье в увольнении на сопках лазили, грибы собирали мне на прощальный ужин.
— А, это ты вроде как «добро» на пьянку пришёл у меня спросить? –подозрительно прищурился боцман.
— Да какая пьянка, тащ! Одна бутылка водки на шесть человек, — ответил Гурин. — Так, посидим чисто символически.
— Ладно, только аккуратно там! Наверх не выходить!
Опята с лучком еще скворчали на горячей сковородке. Корейская капуста, начинённая перцем, чесноком и кусочками горбуши призывала немедленно налить. Да под такую закуску младенец выпьет бутылку, не то, что наш заспиртованный боцман!..
Утро начиналось, как обычно. Подъём флага, физзарядка, умывание, завтрак, проворачивание оружия… Потом построили на пирсе и проводили на автобус, следующий в аэропорт Южно-Сахалинска, дембелей дивизиона катеров и гидрографии.
А после обеда командир бригады кораблей ОВРа капитан первого ранга Терещенко объявил на завтра строевой смотр.
— Всем быть в Центральном Ковше в парадной форме одежды завтра к 9 часам утра, — объявил он командирам дивизионов.
Строевой смотр для нормальных людей, это такое флотское мероприятие, от которого невероятно хочется любым способом ускользнуть, уползти, закопаться в землю, даже вне очереди заступить в наряд. Лишь бы не готовить парадку, не стричься, не бриться, не напрягать глотку строевой песней, топая строевым шагом по асфальту. А там ещё какой-нибудь штабной проверяющий заставит рассказывать наизусть статьи строевого устава, которые давным-давно выветрились из памяти.
В отличие от всех обычных людей, Лопатюк строевой смотр любил. Где же, как не на строевом смотре можно было продемонстрировать свою мужскую красоту, да ещё в красивой парадной флотской одежде. Со всеми медалями, значками и жетонами за классность.
Несмотря на лёгкое недомогание после вчерашнего ужина, Михалыч заблаговременно начал готовиться к смотру: постирал «караси», белую нейлоновую рубашку, белые перчатки. Затем почистил парадную тужурку, надраил черным кремом до зеркального блеска «хромачи». Потом достал из кармана тужурки колодку с прицепленными к ней медалями. Ленты медалей были немного замусолены и требовали стирки.
Лопатюк полез в каптерку и отсыпал из мешка немного дезактивирующего порошка СФ-3. На всех кораблях флота он служит в качестве стирального порошка и отлично удаляет любые загрязнения.
Михалыч намочил колодку в воде, посыпал порошка и зубной щёточкой любовно протер ткань и сами медали до зеркального блеска. Прополоскал и положил на планширь фальшборта для просушки. Затем вышел на пирс, присел на кнехт и расслабился под солнышком. По небу плыли лёгкие облака, летали чайки и вороны. Боцман лениво смотрел на птиц и, начал уже было дремать, как одна из ворон спикировала на катер, ухватила мощным клювом медали и взмыла вверх. Всё произошло настолько неожиданно, что Лопатюк вначале ничего не понял. Верить своим глазам он просто отказывался.
— Ах ты, сука! — заорал он вверх поганой вороне. — Верни мои награды!
Михалыч бегал по пирсу, задрав голову, выкрикивая незензурные слова. Злость боцмана распаляли смехом безжалостные сослуживцы, с интересом наблюдая эту картину. На флоте не так уж много развлечений, а тут бесплатный спектакль.
Ворона крутилась над бухтой в стае своих товарок, крепко зажав клюв, потому, что её подругам тоже понравились блестящие цацки и они пытались их отнять. Потом воровка открыла клюв, и все медали старшего мичмана Лопатюка с огромной высоты булькнули в море.
Последний полёт своих наград за верную службу Михалыч проводил полными горя глазами. Никогда так нагло его не обворовывали. Да ещё птицы…
…- Товарищ мичман! Родина, Партия и Правительство наградило вас медалями, думает о вас и заботится , а вы даже не удосужились их надеть! Как же вам не стыдно! – отчитывал на строевом смотре старшего мичмана Лопатюка комриг Терещенко. – Где ваши награды?
— Украли, товарищ комбриг! – промямлил Михалыч.
На лице комбрига попеременно отразились удивление, возмущение, ярость. — Что вы врёте, кому эти ваши сраные железяки нужны?- заорал он. — Кто украл?
— Ворона, тащ капитан первого ранга! И потом в море утопила.
Терещенко долго и внимательно смотрел на Михалыча. Потом дружески перешёл на «ты».
— Жаль что тебя, старого балбеса, она с собой не утащила. На одного разгильдяя на флоте стало бы меньше.
Наш сердобольный начальник отдела кадров капитан 2 ранга Новосёлов, пожалев несчастного и убитого горем Михалыча, насобирал ему полный комплект «железяк», кинув клич по своим каналам.
А последнюю, «гробовую», вручили заслуженному старшему мичману Лопатюку прямо перед его демобилизацией из Вооруженных Сил СССР.
— Поздравляю вас, товарищ старший мичман, — сказал комбриг, — берегите свои награды и не провороньте их снова.
Отметив неоднократно награду с сослуживцами, Михалыч потом целый месяц ходил при всём параде по пирсу, гордо выпячивая перед всеми выпуклую военно-морскую грудь с шестью медалями на борту.
Вороны завидя Лопатюка, шарахались от него и ближе тридцати метров не приближались. Именно на такое расстояние прицельно било воздушное ружьё боцмана. Михалыч в первую же получку после кражи медалей купил «воздушку» и со злорадством охотился за ненавистными птицами.
Рисунок из http://www.mobilmusic.ru/
Достали вороны наш флот!