Эта книга не трактат о шифровальной науке и не история Правительственной школы в Блечли-Парке, в каком бы долгу ни был ОРЦ перед этой организацией, и сколь бы тесными ни являлись связи между ними. Деятельность БП во время войны держалась в строжайшем секрете. Сотрудники ОРЦ были хорошо осведомлены о ней, так как она четыре года служила для них неоценимым источником развединформации. Но они не решались попытаться ближе проникнуть в методику и трудности криптоанализа. Им хватало того, что начиная с конца мая 1941 г. не проходило и дня, чтобы ОРЦ не получал по телексу в малых или в больших порциях на английском языке расшифрованные немецкие радиограммы по различным вопросам. Нас предупреждали, когда та или иная наша догадка, вероятнее всего, не сработает, и мы с облегчением вздыхали, когда она снова начинала срабатывать, но у нас не было ни возможности, ни времени, ни желания особенно переживать причины такого явления. В отличие от Комнаты 40 мы не были дешифровщиками, мы являлись работниками оперативной разведки.
Но все же, чтобы читатель понял истинное назначение ограничений в работе по дешифровке, а их было немало, нужно пояснить методы и разновидности шифровальной системы в немецких ВМС и по возможности, насколько позволяют все еще действующие инструкции о секретности, рассказать о структуре БП. Что касается первого вопроса, то автор выражает признательность профессору Юргену Роверу — немецкому историку по проблемам битвы за Атлантику и связанной с ней радиовойны. По второму вопросу приведенный ниже рассказ может получиться неполным, пока не будет разрешена публикация «Официальной истории разведки военного времени», подготовленной профессором Хинслеем.
Вернемся к 1928 г., когда немецкая армия приняла на вооружение шифровальную машину — прототип коммерческой машины «Энигма G». Общее устройство ее было хорошо известно, и на рынках Европы и Америки продавался не единственный экземпляр этого аппарата. Хотя в последующие модели внесли ряд усовершенствований для большей надежности, основной механизм представлял собой обычную клавишную пишущую машинку. Будучи примерно таким же и по размеру, он питался от аккумуляторов и укладывался в деревянный футляр. Шифровальный механизм состоял из барабанов, или роторов, шириной около полудюйма с выгравированными по их окружностям буквами алфавита. Роторы были связаны шестеренками. Когда нажимом клавиши один из них приходил в движение, другие тоже начинали вращаться, но с разными скоростями. Зашифровка каждой буквы осуществлялась с помощью электрических импульсов, которые, проходя последовательно через все роторы, отражались от последнего и выходили через зигзагообразные промежутки, образованные разными положениями роторов по отношению друг к другу. Результат фиксировался лампочкой, засвечивавшей соответствующую букву. Ключ к шифру на определенный период, например, на двадцать четыре часа, определялся исходным положением каждого ротора, которое легко менялось. Более серьезные изменения можно было осуществить, поменяв роторы местами. В этом виде машина не обладала особой скоростью: надо было увидеть, прочитать и записать результат зашифровки или дешифровки каждой буквы. Тем не менее, при любом коде, до того, как машина начинала повторяться, можно было зашифровать тысячи букв. Это, безусловно, задавало большую загадку тем, кто должен был раскодировать шифрограмму.
Считается, что первой поняла, чем занимаются немцы, польская разведка. В конце двадцатых — начале тридцатых годов поляки воспроизвели армейскую шифровальную машину немцев и, наверное, стали расшифровывать некоторые радиограммы вермахта. Определенных успехов добились, и французы при помощи одного агента, который какое-то время служил в шифровальном управлении германского генерального штаба. Насколько продвинулись англичане, и продвинулись ли они вообще в этом деле, трудно сказать. Но можно почти не сомневаться, что первый реальный шаг они сделали, когда начальник Правительственной школы шифросвязи и дешифрирования коммандер Элистер Деннистон и его французский коллега полковник Бракени встретились 24–25 июня 1939 г. в Варшаве с сотрудником польского шифровального ведомства полковником Лангером. На этой встрече они получили в самый нужный момент две польские машина типа «Энигма» — столь же ценный дар, как и книга сигналов с «Магдебурга» в 1914 г., за что англичане в вечном долгу перед поляками. Если гарантии Чемберлена ничтожно мало значили для этой многострадальной страны, то шифровальная машина была поистине неоценимым даром для Англии. Обладание ею еще не означало, конечно, что англичане или французы могли сразу начать читать германские радиограммы. Для этого нужно было знать ключи или иметь кодовые таблицы, а они-то как раз все чаще стали меняться. Да и самих зашифрованных передач по радио в мирное время было не так уж много, чтобы удовлетворить аппетиты дешифровщиков. Но несколько польских специалистов по криптоанализу, бежавших во Францию после катастрофы, разразившейся над их страной в сентябре 1939 г., работая совместно с французами, проникли в отдельные немецкие шифры и могли читать, правда, со значительным опозданием, некоторые шифрограммы немецких ВВС. Их авиация пользовалась той же машиной, но с другими наборами букв; она чаще, чем армия, прибегала к радиограммам и, видимо, вообще меньше заботилась о строгом соблюдении правил секретности. Но во время французской кампании армия стала больше пользоваться радиосвязью в связи с необходимостью тесного тактического сотрудничества с ВВС в период быстро разворачивавшихся наступательных действий. По заявлению полковника Бертранда, который являлся вторым лицом во французском шифровальном ведомстве, количество своевременно расшифрованных радиограмм немецкого вермахта и ВВС, пригодных для оперативного использования, все время увеличивалось, хотя этот источник информации, по-видимому, не внушал особого доверия французскому верховному командованию[1]. Возможно, и БП участвовал в этой работе. Во всяком случае, как сообщает глава одного подразделения БП подполковник ВВС Уинтерботэм в своей книге «Чрезвычайно секретно», небольшая часть радиопереговоров германских ВВС прочитывалась в Англии уже в апреле 1940 г… Наверное, пройдет несколько месяцев, прежде чем регулярная расшифровка радиограмм в достаточном количестве приобретет важное значение, но, говоря опять-таки словами Уинтерботэма, эти материалы сыграли весьма знаменательную роль в битве за Англию.
Почему же тогда шифры немецкого военно-морского флота оставались неприкосновенными до середины следующего лета? Ответ заключается в том факте, что, хотя ВМС немцев тоже приобрели шифровальную машину и, по существу, из того же источника, их эксперты по шифровальному делу сумели внести в нее целый ряд модификаций, намного повысивших надежность шифрсвязи и задавших трудные загадки дешифровщикам противника. Кроме того, моряки поступали не так, как летчики: всю административную переписку они передавали наземной связью, пока территориальные захваты Германии в 1940 и 1941 гг. не вынудили также и их перейти на радиосвязь с новыми и отдаленными базами и морским командованием. Но даже и тогда при первой возможности они прокладывали кабельную или телетайпную связь, как это было в Норвегии и во Франции. Нет оснований сомневаться в том, что из трех видов вооруженных сил только ВМС Германии засекретили свои радиопереговоры плотнее всего.
Перед БП возникла и другая трудность. Для разных целей ВМС немцев использовали разные коды и шифры, в то время как королевский флот применял только один. Правда, от начала и до конца войны у немцев использовались не все имевшиеся у них шифры, а лишь наиболее важные. Универсальность машины «Энигма М» позволяла несколько лет работать с разными кодами. Крупные изменения внесли в нее лишь в 1943 г. Для целей оперативного использования подводного флота была задействована, в сущности говоря, новая машина, хотя ее принципиальное устройство оставалось прежним. Из-за этого в ряде случаев стало мало поступать материалов, столь необходимых для успешного дешифрирования. Постепенно разным шифрам стали присваиваться специальные кодовые названия. Они вошли в обиход в мае 1941 г., когда англичане осуществили свой первый «взлом». Ниже дается перечень наиболее важных шифров:
1. ГИДРА. Этот шифр применялся всеми надводными кораблями на Балтике и в Северном море, а также кораблями, действовавшими в водах, прилегавших к оккупированным территориям. Шифром ГИДРА пользовались минные тральщики, противолодочные и патрульные суда в Норвегии и Франции, а вначале — даже все действовавшие подводные лодки.
2. ТРИТОН. Шифр применялся чаще всего подводными лодками в Атлантике, находившимися под непосредственным руководством штаба подводных сил, в отличие от тех отдельных подводных лодок, которые либо находились под командованием группы «Норд» — военно-морского командования в Норвегии, — либо были перебазированы в Средиземное море и проходили учебно-боевую подготовку на Балтике.
3. ТЕТИС. Этот шифр постоянно использовался подводными лодками во время учебных походов в Балтийском море.
4. МЕДУЗА. Шифр всех подводных лодок, находившихся в Средиземном море.
5. ЭГИР. Шифр для всех надводных боевых кораблей. Вероятнее всего, использовался для донесений в период их пребывания за пределами Балтики и Северного моря. Этот шифр, например, применялся «Графом Шпее» и «Шеером», когда они выходили на охоту за торговыми судами.
6. НЕПТУН. Применялся только тяжелыми кораблями главных сил флота при выполнении специальных заданий, как в случае с первым рейдом «Бисмарка», оказавшимся и последним, или с прорывом через Ла-Манш «Шарнхорста» и «Гнейзенау». Поэтому данный шифр использовался сравнительно редко.
7. ЗЮЙД. Шифр надводных кораблей, находившихся в Средиземном и Черном морях.
8. СПЕЦИАЛЬНЫЙ ШИФР 100. Им пользовались в отдаленных районах Мирового океана рейдеры, замаскированные под торговые суда, и корабли снабжения. В дополнение к нему имелся специальный шифр, при менявшийся отдельными кораблями для их индивидуальных целей.
9. ТИБЕТ. Шифр кораблей снабжения, находившихся в дальних водах, в том числе танкеров, которые в момент начала войны укрывались в нейтральных портах; у них на борту имелась шифровальная машина раннего образца.
10. ФРЕЙЯ. Шифр ОКМ, то есть верховного морского командования Германии или ее адмиралтейства, а также военно-морских командований, размещенных на суше.
Применялся, когда использовать наземную связь было невозможно или по некоторым причинам нежелательно. Для передачи по наземной связи существовала другая система шифров.
11. СЛЕЙПНЕР. Шифр кораблей, которые проводили учебные стрельбы торпедами на Балтике.
12. БЕРТОК. Шифр для связи между военно-морским атташе в Токио и ОКМ.
Из приведенного видно, что существовал широкий выбор шифров, причем одни использовались только периодически, а другие — только для целевого назначения. Каждый месяц все шифры, кроме ЭГИР и СПЕЦИАЛЬНОГО ШИФРА 100, которые действовали в течение одного года, подвергались серьезным модификациям. Суда получали соответствующие таблицы заранее, с учетом длительности их пребывания вне баз. Так, в 1941 г. большинству действующих в море подводных лодок, походы которых в то время не превышали двух месяцев, выдавались таблицы, скажем, на три месяца. Помимо крупных изменений, вносившихся в шифры ежемесячно, разные мелкие детали в них менялись каждые сутки. Вначале это делалось в полночь, затем в ходе войны новые коды вступали в действие в полдень. Во всех шифрах была возможность производить двойное или тройное шифрование, в связи с чем радиограммы могли направляться для ознакомления более широкому кругу офицеров или «только командирам кораблей». Другой тонкостью были так называемые «короткие», или условные, обозначения. Это были совсем краткие абзацы, составленные при помощи простого кода из букв греческого алфавита. Его цель — указать, каким шифром надлежало пользоваться дальше. Так альфа-альфа означала НЕПТУН, бета-бета — ТРИТОН. При докладах об обнаружении цели ставился ипсилон-ипсилон, а при передаче метеосводки — снова появлялись буквы латинского алфавита — «WW». Весь смысл этого для отправителя и адресата заключался в скорости передачи и простоте понимания, а также в том, чтобы затруднить станциям радиопеленгования точный перехват.
Можно не сомневаться, что система шифров германских ВМС была надежнее, чем системы других видов вооруженных сил, а также английского флота. Но факты говорят о том, что во время второй мировой войны ни одному из видов вооруженных сил и родов войск воюющих держав не удалось сохранить свои шифры нераскрытыми. Каждой из этих держав, в том числе и таким нейтральным странам, как Швеция, в тот или иной момент выпадало счастье расшифровывать некоторые радиограммы других государств. Роммелю очень помогало не только чтение шифрпереписки о боевых действиях английской армии, но и то обстоятельство, что Берлин долгое время расшифровывал донесения в Вашингтон американского военного атташе в Каире. Итальянцы читали английскую и югославскую шифр-переписку, американцы и англичане — японскую, русские почти наверняка — германскую, а немцы — русскую[2]. Во всех странах, должно быть, есть люди, работавшие в шифровальных органах и в органах по обеспечению неприкосновенности шифрпереписки и кодов, которые испытывают чувства смущения. Но что еще более удивительно— это почти всеобщее отсутствие контактов между указанными органами и их дешифровальными службами. И если каждое государство принимало как должное тот факт, что его специальные службы могли раскрывать, во всяком случае, часть шифров противника, то оно проявляло странную слепоту перед тем, что само являлось объектом применения абсолютно аналогичных путей утечки секретности. Германский военно-морской флот столь же повинен в таком прегрешении, как и большинство других. У капитан-лейтенанта Бэрроу-Грина из средиземноморской секции ОРЦ был хороший повод посмеяться в 1942 г., когда он прочитал одну из шифрограмм германского флота, переданную после успешного нападения на конвой держав оси. В ней указывалось, и совершенно напрасно, на утечку секретной информации у итальянцев, благодаря чему якобы и был обнаружен маршрут движения конвоя. Даже сравнительно недавно — в 1973 г. — Дениц в интервью Людовику Кеннеди все еще, видимо, не хотел признать, что большинство его шифров в ходе войны систематически и тщательно вскрывались.
Но если говорить начистоту, то у ВМС немцев были основания верить в совершенство своей шифровальной системы. Ведь их эксперты считали, что применение машинного шифра с переменными кодами и почти бесконечным количеством вариантов задаст дешифровщикам, использующим методы математического анализа и ручные расчеты, буквально целые годы работы. При этом признавалось, конечно, что если противник захватит машину со всеми прилагавшимися к ней материалами и инструкциями, то он какое-то ограниченное время сумеет раскрывать шифры, но появление новых кодовых таблиц, по истечении срока действия предыдущих, отбросит его к исходной позиции. Поскольку инструкции печатались на растворимой в воде бумаге, немцам вполне резонно или даже более чем резонно казалось, что в случае захвата судна или подводной лодки с шифрматериалами на борту их своевременное уничтожение будет обеспечено. Короче говоря, немцы были довольны своей системой, считая, что дешифровщикам противника придется немало потрудиться над ней, а уничтожение действующих шифров и инструкций было более чем гарантировано. Но если даже этого и не случилось бы, то вредные последствия сказывались бы недолго.
Во время мюнхенского кризиса деятельность Правительственной школы шифрсвязи и дешифрирования, а также РУ нуждалась в расширении. В то лето начальник ПШШиД коммандер Элистер Деннистон посетил своих коллег в Оксфорде и Кембридже и отобрал в этих двух университетах несколько преподавателей. Когда кризис миновал, они вернулись к научной работе, но через год, в августе, их снова призвали. В их числе оказался и преподаватель из Кингза Фрэнк Берч, работавший в 1918 г. в Комнате 40. Это был человек блестящих способностей и отличный пародист. Он прославился исполнением роли дамы в провинциальной пантомиме, выступая там каждое рождество. Берч стал начальником военно-морского отдела БП.
Работа по дешифровке носила строго централизованный характер, но все же были созданы и самостоятельные отделы по связям с армией, авиацией и дешифровщиками ВМС. После расшифровки радиограмм немецких ВМС, а затем и вермахта армейская и авиационная секции БП объединились. На них легла обязанность обеспечивать надежную рассылку расшифрованных материалов оперативного значения. Было ли это наилучшим решением — трудно судить, но для Адмиралтейства материалы разведки по армии и ВВС немцев особой ценности не представляли. Задачи Адмиралтейства определялись трезвыми практическими соображениями, а не желанием некоторой части командного состава флота высокомерно продемонстрировать превосходство «главного» вида вооруженных сил и пренебрежение к армии и ВВС. В отличие от министерства армии и министерства ВВС Адмиралтейство являлось и органом оперативного руководства ВМС. Оно осуществляло оперативный контроль над всеми военно-морскими силами Англии, сохраняя за собой право, которым оно пользовалось при многих (некоторые считают — при слишком многих) обстоятельствах, удерживать в своих руках даже контроль над действиями тактического характера. В ряде случаев, когда, например, в Атлантику прорывались «Шарнхорст», «Гнейзенау» или «Бисмарк», это, бесспорно, имело важное значение. Ибо, во-первых, только Адмиралтейство могло определить, какому командиру и каким кораблям нужна была специальная информация, и передать ее кораблям в море, а также отдаленным военно-морским станциям английских ВМС через радиостанцию Уайтхолла. Во-вторых, как мы уже отмечали в связи с Комнатой 40, важно было сопоставлять полученные рас» Шифрованные материалы до их оперативного использования с другими видами разведданных. Этот момент еще до войны признавался Деннингом, с ним соглашались Деннистон и Трауп. В-третьих, разведцентр обязан знать о планах и размещении вооруженных сил Англии, а БП не мор этого знать в такой подробной и достоверной форме. Наконец, хотя сохранение в тайне расшифрованных в БП не военно-морских материалов обеспечивалось, по-видимому, отлично, все же лучше было их профильтровать в ОРЦ перед тем, как передавать морякам; ведь его призвание — поддерживать строгое равновесие между желанием получить максимальную выгоду от знания расшифрованных материалов и важностью не возбудить подозрений у немцев, что их шифры вскрываются.
Вместе с тем тесные контакты между Адмиралтейством в лице ОРЦ и БП имели особое значение. Нельзя было допустить поток информации только в одном направлении. Дешифровщики нуждались в помощи по чисто военно-морским вопросам и в знании того, что нужно было прежде всего для ВМС. Попытка решить эту задачу, оставив небольшой отдел Саундерса при ОРЦ после того, как ПШШиД переехала в Блечли-Парк, по какой-то причине успехом не увенчалась, и в декабре 1940 г. этот отдел снова перекочевал в БП.
По тем же соображениям, несмотря на слияние армейского и авиационного отделов, военно-морской отдел Берча продолжал всю войну функционировать самостоятельно. Он сыграл ключевую роль в успехах ОРЦ, причем не только благодаря тому, что подсказывал и Деннингу, и Уинну решение трудных вопросов, но и потому, что вел подробный и систематизированный учет информации с помощью специальных форм и указателей, в первую очередь, конечно, для целей самих дешифровщиков, когда приходилось возвращаться к ранее расшифрованным материалам. Это имело важное значение для ОРЦ.
Сразу же после начала войны Деннистон нанес вторичный визит в Кембридж и Оксфорд. Но если в 1938 г. он отобрал преподавателей, то на этот раз — более десяти студентов старших курсов. В их число попал и Гарри Хинслей из Сент-Джонса (Кембридж). Он поступил в военно-морской отдел. Мы уже упоминали о нем в связи с его исследованиями в области радиоперехвата. Хинслей стал более близким сотрудником Деннинга и Уинна, чем все другие, кроме самого Берча. Неудивительно, что этот богато одаренный профессор теперь назначен ректором своего прежнего колледжа и деканом факультета истории международных отношений. Еще двумя сотрудниками морского отдела стали братья Уолтер и Эрнест Эттингхаузены; первый под новой фамилией Эйтан позже станет послом Израиля во Франции и постоянным секретарем израильского МИД.
К концу войны БП вырос в учреждение со штатом oколо 10 000 человек. В БП широко использовались счетные устройства Холлерита, а на довольно ранней стадии — и механический прообраз современного электронного компьютера, сконструированный Эланом Тьюрингом для ускорения математических операций, которые, как правильно считали немцы, заняли бы месяцы работы у наших дешифровщиков, если бы они работали вручную. Дело кончилось тем, что появилось несколько десятков таких тяжеловесных машин. Их устанавливали в БП и выносили подальше от городов в такие места, как Исткот и Стенмор. Управляли этими монстрами около 1200 женщин из вспомогательной службы ВМС (WRNS). Почему их одних избрали для такой монотонной работы, остается загадкой. Она, подобно пребыванию в тюрьме, надрывала душу. Разница только в том, что в БП за хорошее поведение не полагалось досрочного освобождения. Даже наоборот, многие способные и очень интеллигентные женщины застревали там надолго почти без всяких надежд на повышение. Контактов с остальной частью морского ведомства — никаких, общение с посторонними даже в свободное время — самое ограниченное из-за соблюдения правил секретности. Техническое обслуживание этих «бомб», как их нередко называли, производилось небольшой бригадой механиков из королевских ВВС. Интересного и веселого в их жизни было не больше, чем у женщин из WRNS. Единственным, можно сказать, утешением для этих преданных делу мужчин и женщин было послание Уинстона Черчилля, встреченное восторженно. Выражая свою похвалу в типичных для него выражениях, он отмечал: «Курочки отлично несут яички и не кудахчут».
Но мы забежали вперед. В начале 1941 г. немецкие шифры все еще представляли большие трудности для БП. Там понимали, что только «кража» — захват морской машины типа «Энигма» с действующими шифрами и приложенным к ним материалом — могла обеспечить нам необходимое начало.
Первая такая «кража» в какой-то степени оказалась случайной. 23 февраля 1941 г. во время рейда к Лофотенским островам был выведен из строя немецкий вооруженный траулер «Кребс». Его командир был убит прежде, чем он успел уничтожить секретные документы; оставшиеся в живых покинули судно. Поднявшись на борт «Кребса», «абордажная команда» англичан обнаружила разрозненные роторы от шифровальной машины, но сама она вместе с шифрами была выброшена в море.
Эта находка навела на мысль о проведении специальной операции по захвату шифрматериалов. С помощью взятых радиопеленгов и прокладки их на планшете в ОРЦ обнаружили два немецких траулера, регулярно передававших метеосводки из района между Исландией и о-вом Ян-Майен. Были определены координаты этих судов, и на их поиски отправились три крейсера. На борту одного находился специалист по радиоперехвату, кептен флота Джеспер Хейнз из королевских ВМС. 7 мая был захвачен траулер «Мюнхен» — один из двух упомянутых кораблей, но машина типа «Энигма» исчезла и на этот раз, хотя прилагавшиеся к ней таблицы с шифрами оставались на месте. Они представляли, безусловно, большую ценность, но этого было мало. Наметили вторую операцию, по захвату еще одного траулера. Спустя короткое время крейсеры и миноносцы, взяв с собой другого специалиста по радиоперехвату, лейтенанта добровольческого запаса ВМС Элана Бэкона, 25 июня захватили врасплох траулер «Лауенберг» со всеми документами и шифрматериалами. Адмиралтейство сочло, что они имели «неоценимое значение».
Однако перед этим, на другой день после захвата «Мюнхена», была произведена еще более важная «кража». 8 мая подводная лодка «U-110» под командованием капитан-лейтенанта Юлиуса Лемпа — одного из асов Деница — атаковала южнее Гренландии вышедший из Англии конвой «ОВ-318», но попала под сильную контратаку кораблей третьей эскортной группы. Ее командир кептен флота Бэкер Крессвел воспользовался шансом не только захватить лодку, но и добыть шифрдокументы. Он отлично понимал их важность. С ним не было специалиста ОРЦ, это, однако, не помешало высадившейся на лодку «абордажной команде» во главе с младшим лейтенантом Дэвидом Болме сначала предотвратить ее затопление, а потом захватить целой и невредимой шифровальную машину со всеми секретными документами. Бэкер Крессвел принял меры предосторожности, и его пленники не узнали всего случившегося, в связи с чем захват «U-110» держался в секрете всю войну и после нее до 1958 г. Этому, по-видимому, способствовал тот факт, что лодку, вероятно, не удалось отбуксировать к берегам Исландии и она затонула — случай прискорбный по тем временам.
Переоценить огромную важность этой операции невозможно, так как шифрматериалы с «U-110» действовали, по меньшей мере, до конца июня, что позволило БП без всякой потери времени приступить к регулярному и полному прочтению всех шифрограмм, закодированных шифром ГИДРА.
Не подтвердилась и уверенность немцев в том, что, как только срок действия шифровальных наборов истечет, нашим дешифровщикам придется сложить оружие. Мы всю войну продолжали читать шифр ГИДРА, хотя иногда и приходилось делать перерывы из-за того, что менялись таблицы и нужно было «раскалывать» новые. Проникновение в этот шифр помогло ОРЦ начать действовать должным образом, хотя и другие источники информации намного улучшили результаты своей работы.
Приведенный факт сам по себе приравнивается к крупной победе. Но он, кроме того, обеспечил школе в Блечли-Парк успешное решение проблем, связанных с другими шифрами, такими, как НЕПТУН для тяжелых кораблей ЗЮЙД и МЕДУЗА для района Средиземного моря.
Стрелка весов в разведке до той поры клонилась в сторону
немцев. Теперь она начинала все больше перемещаться в нашу сторону.
[1] Rоhwег. Geleiteug — Schlachten im März 1943. Motorbuch Verlag, Munich.
[2] По утверждению некоего кептена флота Хуана, русские подняли 30 июля 1944 г. затонувшую в Финском заливе подводную лодку «U-250» и восстановили находившуюся на ней машину типа «Энигма». Хуан указывает, что, как писал в 1960 г. в своих мемуарах командующий Северным флотом адмирал Головко, ему было известно о том, что адмирал Фрейзер заранее знал о намерении немцев вывести «Шарнхорcт» в открытое море в декабре 1943 г. (см. главу тринадцатую). Трудно предположить, что англичане передавали русским разведывательные данные (или наоборот), поэтому вызывает интерес: откуда Головко мог узнать об этом факте?