Никольский Б. Черноморская эскадра 1944-1961 гг. в персоналиях.

Чверткин упоминает и анекдотичный эпизод с семейными разборками Виктора Пархоменко.

Информация о бывшей супруге адмирала Пархоменко, пусть останется на совести Иосифа Абрамовича, что же касается любовных похождений самого Виктора Александровича, то могу рассказать об одном трагикомическом эпизоде, достойном пера Зощенко. В середине 50-х годов моя матушка поддерживала приятельские отношения с молодой женщиной, работавшей старшей медицинской сестрой гинекологического отделения Морского госпиталя. Звали ее Мадина. В те годы, редко кто мог похвастаться приличным достатком, Мадина не составляла исключения и, нуждаясь в дополнительном заработке, подрабатывала, делая «на дому» запрещенные в те годы аборты. Моя мама периодически пользовалась ее криминальными услугами, а Мадина, в отсутствии отца, находившегося постоянно в море, частенько захаживала к нам в гости – поболтать, перекусить. Моя матушка, в полной уверенности, что ее пятилетний сын, занят исключительно своими детскими делами, вела со своей подругой разговоры, явно не предназначенные для детских ушей (между прочим, Мадина упоминала о том, что она неоднократно делала аборты жене командующего флотом, и частенько бывала у них в гостях).

Однажды, придя к нам в крайне возбужденном состоянии, Мадина, сверкая глазами, рассказывала о том, как ее оскорбил и унизил Виктор Пархоменко. Из дальнейшего рассказа выясняется, что, стремясь избежать встреч со слишком темпераментной и сверхинициативной любовницей, Пархоменко запретил адъютанту пускать Мадину на порог своего кабинета. Оскорбленная таким отношением, Мадина предприняла отчаянный шаг: в обеденный перерыв в отсутствие командующего, воспользовавшись кратковременной отлучкой адъютанта, она проникла в кабинет, разделась догола и усевшись на письменный стол, стала поджидать возвращения коварного любовника. Не сложно себе представить состояние Виктора Александровича, когда он открыл дверь своего кабинета. Со слов Мадины, адмирал чуть ли не на коленях умолял ее одеться и покинуть кабинет, обещая сохранить с ней отношения… И, вот теперь – каков подлец! – не держит своего адмиральского слова, избегает встреч…

Согласитесь, стоило посочувствовать женщине, оскорбленной в своих искренних чувствах… При этом, сделать определенные выводы о моральном облике Виктора Пархоменко. Поскольку же Пархоменко служил на эскадре с момента ее образования, в 1939 году, до декабря 1955 года, то познакомиться с его послужным списком давно уже следовало.

Портреты начальников на фоне тонущего линкора Пархоменко Виктор Александрович

Пархоменко Виктор Александрович

Родился 29 сентября 1905, село Верхнее, ныне – в составе Лисичанска (Украина). По национальности – украинец, в ВМФ с 1923 года, член компартии с 1924 года.
Окончил Артиллерийскую школу младших специалистов в Севастополе (октябрь 1923 – сентябрь 1924), Параллельные классы при Военно-морском училище им. М.В. Фрунзе (сентябрь 1928 – октябрь 1931), артиллерийский сектор СККС ВМС РККА (ноябрь 1933 – март 1934), командирский факультет Военно-морской академии им. К.Е. Ворошилова досрочно (январь 1940 – июнь 1941).
Служил краснофлотцем (август – октябрь 1923), артиллерийским старшиной (сентябрь 1924 – ноябрь 1925), парторганизатором по комсомолу (август – декабрь 1926 года) и политруком 3-й группы береговой обороны (август – декабрь 1926), затем роты учебного отряда (до ноября 1927 года) и позже (до сентября 1928 года) 50-го отдельного авиаотряда ВВС Морских сил Чёрного моря.

С октября 1931 года по август 1932 служил артиллеристом на эсминце «Карл Маркс», затем до января 1933 года служил в должности помощника командира этого же корабля, а далее переведён на Балтийский флот и исполнял должность командира БЧ-2 эсминца «Володарский» (январь–октябрь 1933 года). В 1934–1936 годах – помощник командира монитора «Вихрь».

С июня 1936 по март 1937 года В.А. Пархоменко исполнял должность помощника командира учебного отряда, в 1937–1938 годах – начальника штаба отряда. С мая 1938 по январь 1940 – командир монитора «Красный Восток» Краснознамённой Амурской флотилии.

Принимал участие в Великой Отечественной войне. В июне–июле 1941 года командовал дивизионом канонерских лодок, затем до ноября исполнял должность старшего помощника командира крейсера «Червона Украина» Черноморского флота. Был контужен. С ноября 1941 по ноябрь 1943 года – командир эсминца «Беспощадный». Был повторно контужен. Командовал 1-м дивизионом эскадренных миноносцев Черноморского флота (ноябрь 1943 – декабрь 1944), затем до ноября 1945 года – крейсером «Молотов».

После командования крейсером «Молотов» находился до февраля 1946 года в должности начальника штаба Отряда надводных кораблей, одновременно до мая 1946 года производил в Германии приёмку трофейных кораблей для Черноморского флота.

С февраля 1946 до ноября 1948 – начальник штаба Эскадры Черноморского флота, затем до сентября 1951 года – её командующий. Позднее до июля 1955 года В. А. Пархоменко исполнял должность начальника штаба Черноморского флота, с 12 июля по 8 декабря 1955 года – командующий Черноморским флотом.

Звание «вице-адмирал» присвоено в 1953 году. 8 декабря 1955 года после подрыва и гибели линейного корабля «Новороссийск» снят с должности и понижен в звании до контр-адмирала. С 1956 года – первый заместитель командующего Тихоокеанским флотом. С 1960 года начальник Высших специальных классов офицерского состава Военно-морского флота. Восстановлен в звании вице-адмирала.

В 1964 году – старший группы от ВМФ при передаче кораблей в Индонезию. С 1968 года начальник вспомогательного флота и аварийно-спасательной службы ВМФ. С 1969 года – в отставке.
Из воспоминаний И. Чверткина:

«…О Пархоменко мне будет очень трудно писать по причинам, которые мне даже сложно сформулировать. У Виктора была приятная, располагающая внешность. Широколицый крепыш среднего роста с пышными кудрями, серыми глазами, открытым лицом. Всегда уравновешенный, добродушный, вид – приветливый. Я был покорен его внешним видом и долгое время считал его другом. Это была моя редкая и потому простительная ошибка. Если свести все, что я о нем знаю, к одной однозначной характеристике, то ее можно сформулировать, как полное отсутствие моральных устоев. Он себе позволял все, что способствовало его интересам, в самом широком смысле этого слова. Он, как и Марков происходил из политработников, а эти люди в известную эпоху были этой революционной эпохой как бы отравлены: ничего от прежних комиссаров в них не было, оставался только беспринципный карьеризм, стремление к своей цели наилегчайшим путем, в том числе и через трупы товарищей. Такими были и Марков, и Басистый, и Пархоменко…»

Иосиф Абрамович, начав этот список, просто обязан был перечислить и прочих своих сослуживцев, сопричастных к этой категории: Октябрьского, Абрамова, Кулакова…

«…Мне знакома его карьера с тех пор, как он, будучи старпомом на «Червоной Украине», с командиром этого славного крейсера Басистым, умудрились потопить его у стенки, причем, тонул он более суток, и оба они не знали, что делать, чтобы спасти корабль…».

Я готов разделить гнев Иосифа Абрамовича в отношении Пархоменко и Басистого, но истины ради отмечу, что за пять дней до трагической гибели крейсера, Басистый передал командование крейсером капитану 2 ранга Зарубе. Кстати, несмотря на полученное в свое время систематическое военно-морское образование, Иван Заруба, ранее служивший на Амурской флотилии, не соответствовал должности командира крейсера, тем более, в военное время. Единственной его заслугой был факт служения под командованием комбрига Филиппа Октябрьского.

«…Пархоменко, после того, как он утопил «Червону Украину», командовал миноносцем, дивизионом миноносцев, затем крейсером «Молотов», был начальником штаба эскадры, начальником штаба флота, и даже командующим флотом. В этом амплуа ему удалось потопить линкор «Новороссийск» на швартовых и добиться максимума жертв. Он был неграмотен, никогда не знал, что делать, но не его надо винить, а тех, кто выдвинул (и продвигал. – Б.Н.) это дерьмо, а если быть последовательным, то виновата система, которая завела такие правила подбора и выдвижения кадров. После трагических событий с линкором, Пархоменко был снижен в звании до контр-адмирала.

Теперь, вспоминая прошлое, я прихожу к выводу, что Пархоменко прикидывался моим другом, когда ему была нужна моя помощь: то ли выйти за него в море, толи написать доклад или красивый план учения, да мало ли было случаев, когда такой человек как Пархоменко нуждался в помощи, но его поведение мгновенно менялось, когда нужда во мне проходила, а я был ослеплен собственными представлениями о дружбе и долгое время не мог разгадать лицемерия этого подонка».

Всем этим явлениям несложно найти объяснение, с пристрастием читая послужной список Виктора Александровича Пархоменко.

Родился в 1905 году, на действительную воинскую службу был призван в 1923 году. С августа по октябрь служил краснофлотцем, с октября 1923 года по сентябрь 1924 года – курсант Артиллерийской школы младших специалистов в Севастополе. Тогда же вступил в ВКП(б), а с получением старшинского звания с сентября 1924 но ноябрь 1925 года исполнял обязанности парторганизатора по комсомолу в одной из частей береговой обороны Черноморского флота. Была при политотделах частей такая плазматическая штатная категория – «помощник политрука». На рукава матросской форменки нашивалась багряная «комиссарская» звезда и под ней в красной же окантовке красовались старшинские нашивки, соответствовавшие старшине на корабле, либо сержанту в части береговой обороны. С декабря 1926 года по ноябрь 1927 года Виктор Пархоменко – политрук роты учебного отряда. С ноября 1927 года по сентябрь 1928 года – политрук 50-го отдельного авиаотряда ВВС Морских сил Черного моря. То есть, до 24-х лет молодой коммунист Пархоменко успешно служил политбойцом и младшим политработником и о строевой службе моряка, наверняка, и не помышлял.

В эти годы в РККА и РККФ проходила масштабная чистка командных кадров, зараженных «буржуазной идеологией», и на замену опытным офицерам, имевшим опыт Первой мировой войны, готовилась замена из состава партийного актива, социально-близкому большевистскому режиму. Молодых флотских политработников, предельный возраст которых не превышал 37 лет, в большинстве своем, малокультурных, в лучшем случае имевших начальное образование, направляли на специально созданные «параллельные» классы при ВМУ им. Фрунзе. Нечто подобное было и в армии, только на более высоком уровне. Так, военком дивизии Конев был направлен на командный факультет военной академии… Но следует учесть, что армейские условия в значительной степени отличались от флотских. Если бывший комиссар дивизии Конев вернулся в армейскую структуру командиром бригады, или дивизии, то у него были реальные возможности освоиться в новой должности в привычной ему обстановке.

А теперь представьте себе молодых амбициозных политработников, имевших звания политруков, батальонных комиссаров, ранее служивших во флотских политотделах. «Партия» поставила им задачу, – стать передовыми морскими командирами, только не объяснила им доходчиво, что командовать боевыми кораблями значительно сложнее и ответственное, чем проводить диспуты и партийные собрания… Для большинства этих перспективных «образованцев» пришлось устраивать многомесячные подготовительные курсы, ни о каких приемных экзаменах, естественно, и речи не было. Даже с учетом того, что эти молодые политработники попали в аудитории, сохранявшие дух и традиции жесткого военно-морского, была и фундаментального образования, этими традициями еще было нужно проникнуться… А если к этому еще добавить и крайне агрессивный настрой этих потомственных оборванцев к «царскому наследию», это было не реально. Если же учесть, что «партийные» слушатели опекались высшим партийным руководством и имели право свободного посещения занятий, то о качественном получении и усвоении знаний не стоило вести речь. Но, что делать, время было такое, что даже при подготовке врачей делались попытки внедрения вечернего и даже заочного обучения. Несложно себе представить тот уровень знаний и особенно навыков, что «несли» на корабли и части флота выпускники этих с позволения сказать «параллельных» от флотской науки классов…

Из наиболее заметных фигур, обучавшихся на этом командном «ликбезе», можно назвать адмирала Октябрьского и контр-адмирал Абрамова. Простой, но доходчивый пример: бывший политрук роты аэродромного обслуживания назначался командиром нового сторожевого корабля или минного тральщика… Бывший секретарь парткома военторга назначался штурманом средней подводной лодки… Как правило, попадая на ответственные должности, требующие серьезной теоретической подготовки, хороших практических навыков и известной сноровки, выпускники «параллельных» классов, либо надолго «застревали» на первичных должностях и требовали дополнительной специализации, либо попадали на скамьи подсудимых за аварии кораблей и гибель личного состава. Особенно часто это явление прослеживалось среди подводников… Подобные метаморфозы с партийными «назначенцами» зачастую грозили навигационными авариями и катастрофами, и они, таки, случались на флотах и флотилиях…
Я подробно описал подобные ситуации в книге под названием «Война на Черном море, как череда подвигов, преступлений и наказаний». Годы-то были «стремные» – тридцатые… В специфических условиях флота – это была очередная авантюра, базировавшаяся на бредовой ленинской установке о «кухарке, способной управлять государством». Бывшую ткачиху в должности наркома могу себе представить, а бывшего политрука в должности старшего помощника командира средней лодки представляю себе с трудом… Чего только стоил, к примеру, командир «Щ-216» капитан 3 ранга Колтовский… Любопытные воспоминания об общении с ним прослеживаются в воспоминаниях Героя Советского Союза Иоселиани.

Образование примерно такого уровня получил бывший политрук Виктор Пархоменко. В 1931 году одновременно с получением диплома об окончании курса ВМУ он был переаттестован из младших политруков в старшие лейтенанты. Кстати, Сергей Георгиевич Горшков одновременно с Пархоменко закончил ВМУ им Фрунзе лишь с той разницей, что в училище он поступал после успешного окончания средней школы. Однокашники, однако. Только, вряд ли Сергей Георгиевич так считал…
С октября 1931 года по август 1932 года Пархоменко служил младшим артиллеристом на эсминце «Карл Маркс« – из серии старых «Новиков», затем при постановке эсминца в завод, до января 1933 года он исполнял обязанности помощника командира на этом же корабле. Стоит обратить внимание на тот факт, что Пархоменко с января по октябрь 1933 года продолжил службу в должности командира артиллерийской боевой части эсминца «Володарский» – значит, факт исполнения обязанностей старшего помощника на «Марксе» командованием не был принят всерьез… Более того, знания и навыки командира БЧ-2 Виктора Пархоменко требовали повышения квалификации, и с ноября 1933 года по март 1934 года капитан-лейтенант Пархоменко обучается на артиллерийском секторе специальных курсов командного состава ВМС РККА.

Должен заметить, что в те годы при наличии преподавателей старой флотской закалки на годичных курсах даже из зайца могли подготовить настоящего корабельного артиллериста. Но, должно быть, зайцы легче усваивали курс артиллерийских наук, чем бывшие политработники… После окончания «классов» Пархоменко не рискнул возвратиться на балтийские миноносцы и продолжил службу на Дальнем Востоке. В 1934–1936 годах он – помощник командира монитора «Вихрь» в составе бригады мониторов Амурской флотилии. Где-то рядом с ним прорабом группы гидрографического обеспечения флотилии начинал службу лейтенант Георгий Хуршудов, со временем ставший старшим помощником на линейном корабле «Новороссийск».

С учетом большой ротации кадров той поры у тридцатилетнего офицера были неплохие перспективы стать командиром речного монитора. Но, видимо, Партия в очередной раз направила туда, где трудней и где в большей степени требовался «партийный» подход и в меньшей степени командные навыки и знания морских наук… Похоже, что еще со времен «задорной» комсомольской юности Виктора Пархоменко неудержимо манил дурманящий запах флотской казармы. С июня 1936 по март 1937 года капитан-лейтенант В.А. Пархоменко служил на должности помощника командира учебного отряда, а в 1937–1938 годах, с учетом все той же ротации кадров – в должности начальника штаба учебного отряда.

В феврале 1938 года на вихре «кадровых» перемен на должность командующего Амурской флотилией был назначен комбриг Филипп Сергеевич Октябрьский – такой же старый «партиец», с дипломом все тех же ублюдочных «параллельных» классов. Тогда же последовала очередная судорожная попытка Пархоменко войти в командную струю. С мая 1938 по январь 1940 капитан-лейтенант Виктор Пархоменко – командир монитора «Красный Восток» Краснознамённой Амурской флотилии. В ноябре 1939 года Филипп Октябрьский назначается командующим Черноморским флотом вместо направленного командовать Тихоокеанским флотом флагмана 1 ранга Ивана Степановича Юмашева.

Перед убытием из Благовещенска в Севастополь Филипп Сергеевич успел подписать Виктору Пархоменко направление на командный факультет Военно-морской академии, но начать занятия в академии удалось лишь в 1940-м году. Появилась реальная возможность получить высшее образование, по сути, не имея среднего… И опять «прокол», в связи с началом войны слушатели академии откомандировываются на флоты. Это, однако, не помешало Виктору Пархоменко с тех пор сохранять пометку в личном деле: «досрочно выпущен из академии в связи с началом войны…» Хотелось бы знать, как проучившись в академии три семестра досрочно «выпуститься» при стандартном в ту пору трехлетнем курсе обучения?

Опять проблема с выбором места службы: не на Балтику же возвращаться, а то ненароком опять в артиллеристы запишут, не посмотрят на то, что «академик»… Капитан 3 ранга Виктор Пархоменко направляется в «распоряжение» командующего Черноморским флотом, под крыло заслуженного амурца – Филиппа Октябрьского. Но в суматохе первых недель войны Филиппу Сергеевичу было не до того чтобы определить «выпускнику академии» достойную должность…

Так, в июле 1941 года капитан 3 ранга Пархоменко был назначен командиром дивизиона канонерских лодок, приписанных к Дунайской флотилии, которой в ту пору командовал еще один бывший политрук и бывший выпускник «параллельных» классов контр-адмирал Абрамов. Должно быть, я по недомыслию, назвал параллельные классы «ублюдочными», ведь в своем ограниченном кругу выпускники этой бурсы воображали себя чуть ли не членами рыцарского ордена, именуя себя «младотурками», не давая себе отчета в том, что с своем стремлении создания пролетарского флота в лучшем случае имитировали местечковый филиал масонской ячейки…

Но нужно отдать им должное, в своем большинстве они поражали окружающих беспринципностью, воинствующим напором, присущим дилетантам, и «своих» тянули изо всех сил…

После оставления нашими войсками Николаева и Херсона канонерские лодки Дунайской флотилии были переведены в Керчь, а Пархоменко стал старшим помощником командира легкого крейсера «Червона Украина». В ту пору крейсером командовал капитан 1 ранга Басистый, но того назначили командиром Отряда легких сил флота, а на должность командира крейсера – еще одного «амурца» – капитана 2 ранга Ивана Зарубу. Видимо, сгоряча не учли, что два речника-«амурца» в командовании крейсером – явный перебор… Вот тут-то Заруба с Пархоменко и отличились! Буквально через пару дней после «пересменки» командиров, 12 ноября 1941 года, «Червона Украина» подверглась массированному удару немецкой авиации. Крейсер, получив многочисленные повреждения, начал тонуть у Графской пристани на виду всего Севастополя. Предпринимались попытки удержать его на плаву, но… После сообщения флагманского механика бригады крейсеров капитана 2 ранга Красикова о том, что удержать крейсер на плаву не представляется возможным, не дождавшись разрешения командования флотом, старший помощник командира капитан 3 ранга Пархоменко, оставаясь старшим на борту, принял решение об эвакуации экипажа! То есть, были времена, когда Виктор Пархоменко руководствовался голосом разума, а не только статьями Корабельного устава! Кстати, требования БУМС-37 года, в плане ответственности командиров за потерю кораблей, предполагали очень суровую ответственность…

Характерный момент, после эвакуации экипажа крейсер еще несколько часов оставался на плаву, затем (в течение нескольких суток) с притопленного на мелководье корабля демонтировали артиллерийские установки и с помощью водолазов выгружали боезапас. Все это происходило на виду жителей Севастополя… Даже после погружения корпуса крейсера в донный ил, верхушка мачты выступала из воды в нескольких метрах от Графской пристани. Хорошо еще, что с постамента памятника Нахимову, как знамение эпохи агрессивных недоучек в те времена, кому-то грозил пальцем бронзовый «Ильич»… У моряков Черноморского флота к крейсеру «Червона Украина» было особенное, можно сказать, трепетное отношение: как к стартовой площадке для многих будущих командиров, включая адмирала Николая Кузнецова. Как бы там ни было, но за гибель крейсера по полной ответил командир, а старший помощник (на этот раз) отделался легкой контузией и легким испугом. Быть может, эта легкая контузия стала причиной того, что у командования флотом к старшему помощнику командира особых претензий и не было.

Полузатопленный крейсер «Червона Украина»

Стремясь избежать лишних разговоров и негативной реакции защитников города на гибель крейсера, Филипп Сергеевич Октябрьский направил на Кавказ своего проштрафившегося «крестника» и поручил ему командование новым эскадренным миноносцем. Об этом эпизоде написала в своих воспоминаниях дочь адмирала Октябрьского (Р.Ф. Октябрьская, «Годы штормовые»). Быть может, именно эти неприятные воспоминания о своем соучастии в позорном утоплении крейсера и явились побудительным мотивом, заставившим Пархоменко впасть в истерику в тот момент, когда следовало начать эвакуацию экипажа «Новороссийска»? Должно быть, Виктор Александрович неоднократно проклинал тот день и час, когда его сорвали с карьеры политработника и послали не только водить, но и топить корабли… С учетом «Червоны Украины» и трагически погибшего в октябре 1943 года «Беспощадного», «Новороссийск» был уже третьим «утопленником» на счету у «флотоводца» Виктора Пархоменко.

После гибели крейсера «Червона Украина» практически все члены экипажа во главе с бывшим командиром капитаном 2 ранга Иваном Зарубой остались в осажденном Севастополе и влились в число защитников города. С крейсера были сняты орудия, составившие три полноценные береговые батареи. Большая часть батарейцев до последнего дня оставалась в Севастополе и погибла, сдерживая натиск противника. Бывший командир крейсера Заруба до последнего дня обороны командовал портовыми средствами и, не имея возможности эвакуироваться, оказался в плену… Между тем, бывший старший помощник командира крейсера оказался настолько ценным «кадром», что командующий флотом вызвал его в штаб флота в Поти и доверил командование эскадренным миноносцем! Но здесь уже следует признать, что с ноября 1941 по октябрь 1943 года Виктор Пархоменко успешно командовал эскадренным миноносцем «Беспощадный».

Эсминец неоднократно, прорывая немецкую блокаду, совершал рейсы в осажденный Севастополь, выполнял боевые задачи по обеспечению охраны транспортов и артиллерийской поддержке флангов наших войск. Виктор Александрович чудом остался жив, не замерзнув и не утонув после гибели «Беспощадного» в октябре 1943 года. Тогда же Пархоменко был назначен командиром 1-го дивизиона бригады эскадренных миноносцев. С декабря 1944 года до ноября 1945 года капитан 2 ранга Виктор Пархоменко командовал крейсером «Молотов», сменив в этой должности капитана 1 ранга Зиновьева. Обратите внимание, крейсером Пархоменко командовал неполный год – в мирных для Черного моря условиях, после перехода «Молотова» в Севастополь.

На протяжении всех пятнадцати лет службы на Черном море Виктору Пархоменко постоянно приходилось наблюдать жирную, вечно улыбающуюся рожу комиссара Кулакова, моложе его по партийному стажу и по стартовым должностям политруков, а с 1940 года имевшего звание дивизионного комиссара! Даже после совместного с Пархоменко творчества по утоплению «Новороссийска», «непотопляемый» (в отличие от линкора) комиссар, не только в кратчайшие сроки был восстановлен в прежнем звании – вице-адмирала, но и в 1965 году, в ознаменование своих «заслуг» в обороне Севастополя стал Героем Советского Союза…

В ходе работы Правительственной комиссии, учитывая «комиссарское происхождение» Кулакова, обвиняли его исключительно в том, что он «…не настоял перед Пархоменко на эвакуации экипажа, и когда гибель линкора была уже неизбежной, не позволил морякам, хотя бы, с минимальными шансами на спасение, покинуть гибнущий корабль». В какой-то момент председатель государственной комиссии Малышев, опрашивая Кулакова, пытался уточнить хронологию принятия Пархоменко тех или иных решений. Когда же Малышев, не получив ответов на очередные поставленные Кулакову вопросы, услыхал, что вице-адмирал «…очень сожалеет, что не записывал содержание команд, отданных командующим», то видавший виды зампредсовмина, заметно заскучал. Он окончательно убедился в том, что от этого фигуранта, так и не осознавшего, какого опыта у него больше: «подводницкого», либо «линкоровского», не стоило ожидать объективной информации по событиям той трагической ночи. А по большому счету, опрашивая Кулакова из уважения к его высокой должности, Малышев очень хорошо давал себе отчет в том, какой с такого ответчика спрос…

После командования крейсером «Молотов» капитан 1 ранга Пархоменко был назначен начальником штаба Отдельного отряда надводных кораблей и, одновременно, до мая 1946 года, производил в Германии приёмку трофейных кораблей и судов для Черноморского флота.. Должно быть, приятная была командировка – это вам не «Джулио Чезаре» у суматошных и озлобленных итальянцев принимать. В основном, в Германии были вспомогательные и гражданские суда. Среди них, печально известный лайнер, носивший в нашем пароходстве название «Адмирал Нахимов»; хорошо известный старым севастопольцам, гостевой корабль «Ангара»,  бывший в прежней жизни яхтой «Рейх» маршала Геринга, и «Водолей-19», десятки лет обеспечивавший пресной водой корабли, стоявшие на Севастопольском рейде.

При таком развитии событий, по праву преемственности и по характеру ранее занимаемых должностей, в перспективе у Виктора Пархоменко просматривалась должность командира бригады строящихся и ремонтирующихся кораблей, которой до 1949 года командовал капитан 1 ранга Зиновьев. Вопреки ожиданиям, не имея опыта штабной работы и командования бригадами кораблей, с февраля 1946 года до ноября 1948 года капитан 1 ранга Пархоменко – начальник штаба эскадры Черноморского флота, а затем, до сентября 1951 года – её командующий! Такое стремительное перемещение по ответственным должностям объясняется тем, что в этот период Виктор Пархоменко продвигался по служебному фарватеру, прокладываемому вице-адмиралом Сергеем Георгиевичем Горшковым… Продолжая действовать в том же ключе, с сентября 1951 года до июля 1955 года Виктор Пархоменко, ставший в процессе этого служебного марафона вице-адмиралом, служил начальником штаба Черноморского флота, опять-таки, при командующем – адмирале Сергее Горшкове.

В июле 1955 года, после убытия адмирала Горшкова в Москву на должность первого заместителя Главнокомандующего ВМФ, Пархоменко становится командующим Черноморским флотом. Сверх меры самоуверенный и не по уму амбициозный, адмирал, наверняка, считал, что эта должность вполне соответствовала его опыту, талантам и образованию. Но при этом он не учитывал, что рядом с ним уже не было адмирала Горшкова, до той поры не только направлявшего его деятельность, но и в значительной степени компенсировавшего недостатки своего подчиненного. В должности командующего флотом Виктор Пархоменко пробыл аж до 8 декабря 1955 года…

Не совсем понятно, что заставляло умного, опытного, высокообразованного, жизнью битого Горшкова в качестве ближайшего помощника столько лет терпеть рядом с собой и продвигать по службе Виктора Пархоменко… На всех предыдущих должностях Виктор Александрович предпочитал тактику кавалерийского наскока, как его героический однофамилец эпохи Гражданской войны… Даже теперь, когда нужно было набираться опыта и почаще «включать голову», Виктор Александрович по-прежнему решал возникавшие проблемы с помощью потоков громогласной площадной брани. Но, как известно, это не самый эффективный метод руководства на таком высоком и ответственном посту как командующий флотом…

Виктор Александрович Пархоменко был стопроцентным продуктом своей эпохи, когда ценились и возвеличивались не образованность, а «образованщина»; не высокий профессионализм и вдумчивая кропотливая работа, а штурмовщина; не интеллигентность, а неприкрытое хамство. Самое страшное в той эпохе, что именно представители этой хамской «образованщины», более других стремились к власти и, как правило, достигали командных вершин, не только в армии и на производстве, но и в политическом и государственном руководстве СССР второй половины 50-х годов. Наиболее ярким примером (и экземпляром) того времени был Генеральный секретарь партии и глава Правительства Никита Сергеевич Хрущев. Он, конечно, по одиночке линкоры не топил, но дров в государственном масштабе наломал немало, да и крови людской пролил изрядно. Быть может, вспоминая свои «боевые годы», вождь государства и не стал жестоко карать виновников катастрофы линкора…

Сам же Виктор Пархоменко с большей частью обвинений, выдвинутых против него членами Правительственной комиссии, не был согласен и в более поздние времена убеждал своих обвинителей, а затем и всевозможных оппонентов в том, что он действовал исключительно в соответствии с требованиями Корабельного устава 1951 года, соответствующие статьи которого требовали от командира до конца бороться за живучесть корабля, и только при угрозе неминуемой гибели принимать меры к спасению экипажа.

В этой полемике Виктор Александрович слишком очевидно выдавал желаемое за действительное. При критическом анализе решений и действий Виктора Пархоменко, все больше убеждаешься в том, что, приняв на себя всю полноту власти на линкоре (от чего он потом открещивался), он последовательно и тупо принимал предписанные уставом стандартные решения, не желая объективно оценить степень опасности, грозившей кораблю и экипажу. Побочные явления этого «процесса» – прибытие на линкор, терпящий бедствие, офицеров штабов и управлений, не способных по своему профилю оказать помощь в борьбе за живучесть. Это также вызов аварийных партий, которые не находили себе применение… Это и бестолковое сборище рейдовых спасательных средств…

Взрыв нанес кораблю сильнейшие повреждения, не оставив шансов на удержание его на плаву, но оставалась возможность своевременно эвакуировать экипаж! Сразу не воспользовавшись возможностью отвести линкор на мель, безграмотно и судорожно продлевая агонию гибнущего корабля, Пархоменко не позволил спасти команду. И за это должен был нести ответственность.
Было бы логично предположить, что, прибыв на линкор и узнав, что врио командира корабля на ГКП, адмирал Пархоменко сразу поднялся на ходовой пост, и находился бы там до самого конца борьбы за спасение линкора. А уже на ходовом адмирал быстро бы всех на уши поставил – глядишь, и процесс борьбы за спасение корабля пошел бы активнее, а главное – эффективнее. Подобный путь проделал бы и начальник штаба эскадры контр-адмирал Никольский… И уж там, в ходовом посту, можно было и управление корабля передать от одного начальника другому, и затвердить эту передачу соответствующей записью в вахтенном журнале, или в журнале Боевых действий…
Когда же, прибыв на линкор, командующий флотом узнал, что помощник командира, остававшийся старшим на борту, спустился с ГКП и в районе пробоины организует борьбу с поступающей водой, то вполне логичной была «задержка» Пархоменко на шкафуте – в ожидании доклада об обстановке от Сербулова. Но вот ход дальнейших событий никак не оправдывает действий Пархоменко, хотя и проясняет обстановку… Страх перед обвинением в личной трусости погнал Виктора Пархоменко на корабль! Страх перед обвинением в том, что он загубил линкор, позволил начать возню по выводу корабля на мель! Гипнотизирующий страх перед судом будущей комиссии не позволил отдать приказ об эвакуации личного состава, не участвовавшего в борьбе за живучесть, а затем – не позволил морякам, стоящим на верхней палубе, покинуть корабль, когда еще оставался шанс не оказаться под опрокидывающимся линкором!

Из объективной оценки послужного списка адмирала Пархоменко, с учетом стиля его руководства, принимаемые им на аварийном линкоре решения были вполне предсказуемы, и делали катастрофу практически неизбежной. Полная динамика и статистика потерь при катастрофе «Новороссийска» никогда уже не станет известна, но в результате взрыва погибло не более 200 человек. Остальные же члены экипажа имели реальные шансы на спасение! Махровая, воинствующая некомпетентность командующего флотом стала причиной гибели, как минимум, ЧЕТЫРЕХСОТ моряков.

Очередным обвиняемым в катастрофе линкора и гибели значительной части его экипажа стал контр-адмирал Николай Иванович Никольский – начальник штаба эскадры, временно исполнявший обязанности командира эскадры вице-адмирала Петра Уварова. Попытаемся определить фактическую степень его виновности, и выяснить объективность предъявляемых к нему обвинений…

Представьте себе: на корабль прибывает начальник штаба эскадры Николай Никольский, докладывает командующему о своем прибытии, оценивает степень опасности, грозящую кораблю, поднимается на ФКП к дежурному по эскадре, разворачивает там штабной Командный пункт и, фактически начинает руководить процессом спасения линкора… Возможен ли был такой вариант развития событий? Дело в том, что, прибывшему на линкор Никольскому, Пархоменко приказал: «Навести порядок на корабле!». Но ведь это еще не было приказанием вступить в управление кораблем! Более того, по сложившейся порочной традиции, не мог начальник штаба эскадры проигнорировать приказание командующего флотом, «тормознувшегося» на юте, и, поднявшись на ГКП, принять на себя управление аварийным линкором…

А что нам известно о контр-адмирале Николае Никольском?

Никольский Николай Иванович

Из материалов работы Правительственной комиссии: «…Контр-адмирал Никольский Николай Иванович был опытным и профессионально хорошо подготовленным моряком, в войну служил в должности командира эсминца на Северном флоте. Можно только удивляться, почему он не взял на себя инициативу в борьбе за спасение линкора и его команды в соответствии с его опытом и, прямо надо сказать, обязанностями командующего эскадры на флагманском корабле при отсутствии командира и старпома линкора…» (ЦВМА. –  Ф.14. Оп.52-Д.476-Л.54,67).

Итак, по убеждению председателя Правительственной комиссии контр-адмирал Никольский должен был вступить в командование аварийным линкором и возглавить борьбу экипажа за живучесть корабля. Несмотря на то, что Малышев имел звание генерал-полковника инженерно-технической службы, по воспитанию, образованию и опыту исполнения обязанностей на прежних министерских должностях он оставался сугубо гражданским человеком, бесконечно далеким от армейской и, тем более, флотской «специфики». Не мог же Николай Никольский доходчиво объяснить членам Правительственной комиссии, что Виктор Пархоменко в своей воинствующей истерике, не терпел возражений и, действую в русле «лучших» традиций советских военачальников, мог дойти до рукоприкладства и применения оружия против тех, кто отказался бы выполнять его бестолковые приказы?

Стоило ли особо удивляться подобному явлению? В военные годы маршалы Кулик и Конев частенько избивали «провинившихся» генералов, а генералы армии Гордов и Еременко еще и для этой цели использовали толстые сучковатые палки. И это только те, кто прославился своими особо выдающимися методами воспитания. А сколько подобных мордоворотов было среди командиров корпусов и дивизий, не говоря уже о полковом и ротном уровне?! Плохи были царские генералы – получили своих выдвиженцев, из народа! Флот в этом отношении также не составлял исключения. Из наиболее колоритных, «социально близких» и уже знакомых нам фигурантов – адмирал Гордей Левченко, который в запале праведного гнева матерился как заправский боцман времен парусного флота и, бывало, допускал рукоприкладство. Об этом было известно Кузнецову и Сталину, но, памятуя о том, что службу Гордей Иванович начинал с артиллерийского унтер-офицера на линкоре, эти унтерские привычки до поры сходили ему с рук.

Когда уровень обвинений со стороны председателя Правительственной комиссии и возможные варианты наказаний стали угрожающе множиться, Никольский открыто заявил, что выполнял приказы Пархоменко под угрозой физического оскорбления! Это немного охладило обвинительную риторику Малышева. По крайней мере, председатель Правительственной комиссии смог более объективно оценить обстановку, царившую на линкоре в преддверии катастрофы. Ясно было и то, что не каждый на месте Никольского смог бы выдержать такой прессинг со стороны Пархоменко.

Сохранились воспоминания, равноценные свидетельским показаниям. Из воспоминаний бывшего флагманского артиллериста флота отставного капитана 1 ранга Павла Тихоновича Артюхова: «В самом конце Никольский приказал отправить «кутузовцев». Баркас с аварийной партией крейсера начал медленно отходить от левого борта линкора. Пархоменко заорал на Никольского: «Кто приказал отпустить «кутузовцев»? Всем оставаться на своих местах!» Пока Никольский пытался что-то объяснить Пархоменко, «прихлебатели» из ближайшего окружения командующего начали суматошно размахивать руками, призывая баркас вернуться к борту… Все кончилось тем, что по причине резко нараставшего крена на левый борт, в задержавшийся у борта баркас рухнуло 30-тонное универсальное орудие, не поставленное на стопора…». При стандартном видении уголовного дела (если бы таковое было открыто. – Б.Н.), только один этот факт мог быть выделен в качестве частного обвинения Виктора Пархоменко в «действиях, приведших в гибели двух и более людей».

Я бы очень не хотел оказаться в положении Никольского. И таких «волевиков» от воинской службы, как Пархоменко, мне пришлось немало повидать на своем веку…

В течение десяти лет мне пришлось нести вахту вахтенным офицером на авианесущем крейсере при трех командирах. Три с лишним года, заступая на ходовую вахту с командиром Юрием Соколовым, я заходил в ходовую рубку, как рабочий цирка в клетку с тигром-людоедом. Дальнейшее наше общение в смычке «вахтенный офицер – командир» зависело от того, голоден ли хищник, и как давно он принял «успокоительную дозу». Это при том, что командиром Юрий Георгиевич Соколов был, что называется, от Бога. Просто вырос он в Сибири, и детство у него было тяжелое…

Что же касается фактической степени ответственности каждого из обвиняемых комиссией адмиралов… Существуют уставные положения по передаче права управления кораблем в ситуациях, когда старший начальник считает, что командир не справляется со своими обязанностями. Либо, когда старший начальник решит, что младший лучше него справится с обязанностями по управлению кораблем. К примеру, когда 6 ноября 1977 года порывами шквального ветра был сорван с бочки тяжелый авианесущий крейсер «Киев», стоявший на рейде Североморска, на его борту находились командир эскадры вице-адмирал Зуб, командир бригады капитан 1 ранга Скворцов, член ВС КСФ вице-адмирал Подорин. Громадный корабль, не успевший ввести в действие главную энергетическую установку, как щепку мотало по тесному, ограниченному скалами и мелями, североморскому рейду. Командир корабля капитан 1 ранга Юрий Соколов никому из старших начальников не позволил управлять кораблем! Командир эскадры с начальником штаба координировали взаимодействие со спасательными средствами и осуществляли общее руководство, командир бригады убыл на ют и руководил заводкой швартовов на подходившие к авианосцу буксиры. Катастрофа не произошла только потому, что авианосец, управляемый грамотным и волевым командиром, своим кованым форштевнем увяз в корне 19-го причала бухты Окольной. А спасательный буксир, в качестве кранца, не позволил левому борту авианосца навалиться на береговые скалы…

В то же время, когда начальник штаба 170-й бригады капитан 2 ранга Баранник пытался вмешиваться в процесс управления авианесущим крейсером «Киев», то командир, капитан 1 ранга Юрий Соколов, с трудом сдерживая гнев , рычал: «Вахтенный офицер! Запишите в вахтенный журнал – «в управление кораблем вступил начальник штаба бригады». И, как правило, после этого «предложения» у Баранника пропадало желание порулить авианосцем… А бывало и так, что Юрий Георгиевич в приступе гнева в ответ на безграмотные «рекомендации» начальника штаба, пользуясь тем, что был старше Баранника по званию, посылал его «в бога и в мать…». Правда, после этих столкновений с должностью командира авианосца капитан 1 ранга Соколов вскоре расстался…

Эти эпизоды из своей непростой корабельной службы я привел к тому, что окажись на месте Николая Никольского Юрий Соколов, то мало бы Виктору Пархоменко не показалось. И угрозы оружием, думаю, не остановили бы его…. Если бы Соколову в критической для корабля и экипажа ситуации начальник любого уровня мешал бы выполнять уставные обязанности, он пинками согнал бы его с мостика и лично руководил спасением. Но для этого нужно было родиться не в Москве, а в Сибири…
За примерами волевых методов командования крупными кораблями не нужно было так «далеко» ходить… Примерно таким же характером и таким же крутым нравом обладал капитан 1 ранга Юрий Зиновьев, которого мы уже упоминали в ходе повествования. На этой почве между Зиновьевым и адмиралом Октябрьским неоднократно возникали «диспуты» по методике управления крейсером «Молотов», а потом и линкором «Севастополь». И почему-то эти споры адмиралу Октябрьскому не очень нравились. А кому из начальников понравится, когда твой подчиненный аргументированно в резких тонах убеждает тебя в профессиональной некомпетентности? Должно быть, Николай Иванович Никольский, воспитанный в интеллигентной семье, на подобный стиль поведения не мог решиться… А жаль, линкор уже было не спасти, но людей бы сохранил.

Итак: Николай Иванович Никольский

В 1936 году окончил ВВМУ им. М.В. Фрунзе и начал службу штурманом дивизиона торпедных катеров. В 1938 году он уже начальник штаба этого дивизиона, затем – штурман сторожевого корабля «Гром» и дивизионный штурман в бригаде сторожевых кораблей. После окончания в 1939 году курсов командиров кораблей 2-го ранга, старший лейтенант Никольский командовал эсминцами «Разящий» и «Сталин на Черноморском флоте. В 1940 году – командир эсминца «Расторопный», а с 1942 года – эсминца «Разъяренный» на Тихоокеанском флоте. В 1942 году Никольский в составе группы кораблей перевел свой эскадренный миноносец Северным морским путем на Северный флот.

В феврале 1943 года его эсминец в результате заклинивания руля на полном ходу выскочил на скалистый берег острова Сальный в Кольском заливе при выходе на рейд Ваенги… В марте 1943 года капитан-лейтенант Н.И. Никольский по решению суда военного трибунала был исключен из партии, лишен воинского звания, уволен из Военно-Морского Флота и осужден к 10 годам лишения свободы. Как успешно практиковалось в войну, приговор суда был заменен на трехмесячный срок в штрафном батальоне. В августе 1943 года постановление военного трибунала было отменено. Бывшего «штрафника» Николая Никольского восстановили и в партии, и в звании, и назначили командиром эсминца «Разумный». Затем он последовательно командовал эсминцами «Достойный» и «Громкий» в эскадре Северного флота. Столь частая смена кораблей была связана с большими нагрузками и неминуемыми частыми ремонтами эскадренных миноносцев, обеспечивавших в суровых условиях Арктики охрану и оборону атлантических конвоев союзников. В 1945 году капитан 3 ранга Николай Никольский поступил на командный факультет Военно-морской академии.

В 1948 году, после окончания Военно-морской академии, уже капитан 2 ранга Никольский – командир дивизиона эсминцев, и с 1951 года в звании капитана 1 ранга – командир бригады эскадренных миноносцев на Черноморском флоте. В 1953 году Никольский получает звание контр-адмирала, и в январе 1954-го назначается начальником штаба эскадры Черноморского флота. С учетом предыдущего опыта службы командир эскадры вице-адмирал Уваров чаще выходил в море на линкорах и крейсерах, а начальник штаба – на эскадренных миноносцах. При этом обязательно учитывалось наличие допуска к управлению различными классами кораблей. В этом отношении командующий флотом адмирал Горшков, сам имевший допуски к управлению практически всеми классами кораблей эскадры, не делал исключений для командиров и начальников штабов соединений. Времени на полноценное освоение линкоров у Никольского явно было недостаточно. Самоуверенный и не в меру амбициозный Виктор Пархоменко, считал, что он получил достаточную практику командования крейсерами и линкорами, но тут следует учесть, что в тот кратковременный период, когда он командовал крейсером «Молотов» и линкором «Севастополь», эти корабли практически не выходили в море…

В октябре 1955 года командир эскадры вице-адмирал Уваров был в отпуске. Обстоятельства складывались не просто… Как уже говорилось, Николай Никольский по прошлому опыту службы был «миноносником», начальник штаба флота – контр-адмирал Чурсин – подводником. И только один командующий фотом, вице-адмирал Пархоменко числился, вроде как, универсалом – имел опыт командования канонерскими лодками, мониторами, миноносцами, крейсерами и линкорами. Казалось бы, ему и карты в руки… Но если взглянуть на ситуацию объективно, то Виктор Пархоменко при откровенно слабом уровне общетехнической подготовки за неполный год командования крейсером и год командования линкором, просто физически не мог в должной мере освоить эти корабли.

Следует также признать, что в ту трагическую ночь, 29 октября, по уровню профессиональной подготовки и навыкам в управлении кораблями из всех представителей командования Николай Никольский был самым компетентным моряком, а также наиболее адекватным руководителем, что, кстати, и было отмечено председателем Правительственной комиссии Малышевым. Вполне естественно, что у членов Правительственной комиссии возник вопрос: кто непосредственно возглавлял экипаж линкора в критической, предшествующей катастрофе ситуации, и почему в командование линкором не вступил Николай Иванович Никольский?

Вернемся на линкор в самые трагические часы, предшествовавшие катастрофе.

02 часа 30 минут. На аварийный линкор прибыл начальник штаба эскадры с группой офицеров своего штаба. Теперь требуется ответить на вопрос, – можно ли было в обстановке, что застал на линкоре Никольский что-либо кардинально изменить или исправить? Командующий флотом потоками брани обрушивается на Никольского. Из воспоминаний бывшего флагманского артиллериста флота Павла Артюхова, находившегося в это время рядом к командующим, следует, что неоднократно звучало: «Почему люди раздеты и все в грязи? Срочно навести порядок на линкоре!». Казалось, кому еще было непонятно, что матросы полураздеты, потому как покидали кубрики по сигналу боевой тревоги, измазаны илом, выброшенным из пробоины? Очередной десант флагманских специалистов штаба эскадры, прибывших с Никольским, от греха подальше, быстро устремляется на свои подшефные КП. Каждый из флагманских имел свои плановые таблицы на все случаи жизни и был готов контролировать, учитывать, учить. Казалось бы, самое время не интендантов напрягать, чтобы те доставили на корабль комплекты рабочего платья для переодевания команды, а подняться на ГКП и принять командование аварийным линкором!

При этом, маленькое, но существенное уточнение: среди флагманских специалистов эскадры, прибывших на корабль, не оказалось флагманского механика эскадры, то есть, первого и основного советника командира эскадры по вопросам борьбы за живучесть корабля. Оказывается, дома его не застали! Начальник разведки эскадры, в ту пору капитан 2 ранга, Вышленцов и тот оставил свои воспоминание о трагической ночи, хотя, на аварийном линкоре ему не пришлось побывать. Казалось бы, отчего бывшему флагманскому механику эскадры не написать воспоминаний? Рассказал бы, где он в ночь был, и почему не прибыл на КП эскадры… Хоть и с большим опозданием на линкор прибыл флагманский механик дивизии крейсеров капитан 2 ранга Бабенко. Ну, наконец-то, вот он – бывший командир электромеханической боевой части «Новороссийска», ранее служивший в должности командира дивизиона живучести, сейчас окажет существенную помощь своим бывшим подчиненным. Это все к тому, что положение Николая Никольского, сразу и решительно не принявшего на себя командование линкором, в дальнейшем только усложнялось, и что-либо изменить уже было поздно…

Как должен был поступить в этой ситуации контр-адмирал Никольский? Мог ли он переломить ситуацию, взяв на себя командование гибнущим кораблем? Наделенный правом командования линкором, он должен был, игнорируя последующие приказания Пархоменко, вместе с офицерами своего штаба подняться на ФКП, выйти на связь с оперативным дежурным штаба флота, сообщить о том, что он принял командование, и предпринять меры к спасению линкора. Так бы поступил адмирал Колчак, но Никольский не был Колчаком… Пархоменко убедительно доказывал членам Правительственной комиссии, что он приказал Никольскому «вступить в управление линкором». А как выглядела ситуация фактически? Знакома ли вам, мой терпеливый читатель, как в соответствии с руководящими документами должна происходить передача командования кораблем? По приказанию старшего на борту в вахтенном журнале делается запись, к примеру: «02 ч. 45 мин. По приказанию командующего флотом вице-адмирала Пархоменко в управление кораблем вступил врио командующего эскадрой контр-адмирал Никольский». Далее следует подпись вахтенного офицера или старшего помощника командира. Но не было этой записи, не было и вахтенного журнала и, как уже отмечалось, не было и вахтенного офицера в ходовом посту линкора! К анализу этой ситуации мы неоднократно возвращались. Кстати, прибыв на борт терпящего бедствие линейного корабля «Императрица Мария», адмирал Колчак в течение десятка минут оценил остановку, и отдал приказание командиру капитану 1 ранга Кузнецову о срочной эвакуации экипажа…

Даже сознавая безнадежность дальнейшей борьбы за живучесть, опять-таки по праву, данному Корабельным уставом, Никольский был обязан отдать приказ об эвакуации личного состава. Ни того, ни другого он не сделал, и за это понес заслуженное наказание. Николай Иванович поддался истерическому прессингу Пархоменко, грозившего расстрелять паникеров… Паникерами он считал тех, кто сначала советовал освободиться от якоря и бриделей и вывести линкор на мелководье, а затем – приступить к эвакуации личного состава, не задействованного в непосредственной борьбе за живучесть корабля.

Практически весь период, предшествовавший катастрофе, силами аварийных партий героически велась борьба с поступавшей водой. Но даже в этой обстановке, по мере оставления помещений и боевых постов, затапливаемых водой, личный состав до резкого нарастания левого крена не ощущал грозящей опасности. На верхней же палубе, происходила суета с заведением буксирных концов, приемом и отправлением портовых плавсредств.

Вынужденно приняв на себя роль основного распорядителя при Пархоменко, Никольский, гнал от себя мысли о возможных последствиях, начал решительно реализовывать бредовую идею командующего о буксировке кормы линкора в направлении госпитального причала. Примерно в это время, наконец-то на линкор прибыл старший помощник капитан 2 ранга Георгий Хуршудов. Хуршудов, застав на шкафуте скопище начальников, докладывает о своем прибытии командующему флотом, начальнику штаба эскадры и, как бы принимает эстафету командования теперь уже определенно гибнущим линкором. В отличие от Пархоменко и Никольского, Хуршудов на несколько минут поднялся в ходовой пост, в котором сиротливо стояли матросы, расписанные на пультах связи, в компании с сигнальщиками, находящимися на крыльях мостика. Психика Хуршудова, чего нельзя сказать о Пархоменко и Никольском, не была отягощена тяжкими воспоминаниями о гибели кораблей, запахами следственных изоляторов. Он понял, что корабль спасти невозможно, и в процессе продолжавшейся тревожной суеты, несколько раз подходил к Пархоменко с предложениями эвакуации части экипажа, не задействованного в процессе борьбы за живучесть и находившейся в строю на юте. Но всякий раз Пархоменко отмахивался от него как от назойливой мухи, и отсылал прочь с очередным бредовым приказанием…

В ходе работы Правительственной комиссии, оказавшись между молотом – генералом Малышевым и наковальней – адмиралом Пархоменко, да еще и «ощущая кожей» присутствие адмирала Горшкова, Хуршудов стал давать уклончивые показания. Во время второго допроса он не подтвердил фактов обращения к Пархоменко с просьбами об эвакуации экипажа, во время третьего допроса не подтвердил, что лично дал команду по трансляции о выходе личного состава на ют из внутренних помещений. Здесь не нужно быть ясновидящим – Пархоменко в перерывах между допросами дал понять Хуршудову, что в случае вынесения ему сурового приговора, он потянет за собой и старпома. Возможно, Виктор Пархоменко напомнил Хуршудову о том, что четыре года назад «вытащил» его в Севастополь с Амура…

Когда же крен на левый борт стал расти, появились признаки хаоса… Все это время рядом с командующим находилось много совершенно бесполезных и даже опасных в этой ситуации людей. Быть может, кто-то, читая эти строки улыбнется, узнав, что с корабля согнали майора продовольственной службы, прибывшего для учета посуды, утраченной при взрыве! Это не смешно, особенно если учесть, что система тотального контроля за хозяйственной деятельностью заведена была в давние времена и имела богатую практику. В апреле 1942 года, когда, по мнению верховного командования стабилизировалась линия фронта под Севастополем, в числе контролеров прибыли чиновники Союзвинпрома, контролировать убыль и расход запасов шампанских вин в хранилищах Шампани. Как следует из протоколов допросов ЧВСа вице-адмирала Кулакова, да и самого Виктора Пархоменко, он периодически путался в своих показаниях, не мог точно назвать время и последовательность отдачи тех или иных приказаний. Если бы управление кораблем осуществлялось с ГКП, то все приказания командира и производимые по ним действия подчиненных фиксировались бы и в вахтенном журнале, и в журнале боевых действий. Ведение этого журнала по сей день на крейсерах является боевой функцией военного дирижера. При объявлении боевой тревоги военный дирижер прибывает на ГКП и по установленной форме фиксирует все приказания командира, старших начальников, и действия экипажа в процессе выполнения этих команд. Ведение журнала контролируется старшим помощником и заверяется командиром корабля. Быть может, вице-адмиралы Пархоменко и Кулаков об этом не знали?

ЖБП является совершенно секретным, а вахтенный журнал – секретным документом. Сохранности этих документов даже в условиях аварий и катастроф уделяется первостепенное значение. Капитан 2 ранга Смоляков, стоявший в тот день оперативным дежурным по КП эскадры, получив приказание перенести свой пост на крейсер «Керчь», и, действуя в соответствии со служебной инструкцией, вынес сейф с документами в район третьей башни главного калибра. К сожалению, в процессе опрокидывания линкора, сейф, скорее всего, оказался на дне. Так что и этот источник информации по текущим событиям, предшествовавшим катастрофе, оказался недоступен членам Правительственной комиссии.

Линкор «Новороссийск» на рейде Севастополя

В процессе нашего сумбурного исследования неоднократно упоминался П.В. Уваров – командир эскадры. Уваров, единственный из высшего флотского командования имел практику командования линкором в экстремальных ситуациях. К сожалению, он был в отпуске и отсутствовал в Севастополе, что, кстати, не спасло его от сурового наказания.

Из воспоминаний Иосифа Чверткина: «Впервые я увидел Петю Уварова в совершенно драматических условиях. Зима на 1942 год была ужасно суровая, такой зимы на Черном море мне не приходилось видеть. Хотя в море вода не замерзала, но волны, которые накрывали корабль, и, даже мостик, мгновенно замерзала, наша верхняя одежда леденела и ломалась при сгибании. Пребывание в море превращалось в пытку, и не каждый безнаказанно выдерживал это испытание. И, вот, в этих условиях, вся эскадра стала свидетелем гибели миноносца «Смышленый». Это происходило на виду всех кораблей, и ни один корабль, ни линкор, ни крейсера не пришли ему на помощь, чтобы снять личный состав…»

У читателя, не знакомого с азами морской практики, может возникнуть вопрос: как в штормовом море линейный корабль смог бы оказать помощь терпящему бедствие эскадренному миноносцу? Оказывается, очень просто, для этого линкор должен зайти к аварийному эсминцу с наветренного борта, ослабив штормовую волну, и приняв на себя резкие порывы ветра. При этом, эскадренный миноносец с грамотным командиром и подготовленным экипажем, мог бы попытаться снять экипаж с аварийного корабля.

Оставалась самая малость: линкору требовалось сняться с бочки и в условиях шестибального шторма прибыть в район, где терпел бедствие эсминец. В конкретном случае, когда «Смышленый» тонул, подорвавшись на мине, с большим трудом, в минном поле был протрален коридор, по которому «Смышленый» самостоятельно вышел на чистую воду. При буксировке эсминца лидером «Харьков» на 5-бальной волне лопнул буксировочный трос. Корабль, не имевший хода, с затопленными котельными отделениями, потерял остойчивость, и, повалившись на борт, в несколько минут затонул. При взрыве глубинных бомб, взрыватели которых сработали при погружении корабля на глубину, погибли те немногие моряки, что оставались на тот момент на плаву. В этих условиях спасти корабль и экипаж не было реальной возможности.

Из воспоминаний Иосифа Чверткина: «Когда «Харьков» сделал попытку подойти к миноносцу, с него смыло двух матросов. В этот момент я и увидел на верхней палубе «Харькова» экзотическую фигуру опереточного боцмана, совершенно раздетого, то есть, без реглана, с расхристанной грудью и совершенно нечувствительного к холоду. Это и был старпом «Харькова» Петя Уваров.
Когда Уварова назначили командиром сторожевика «Шквал», он попал в мое окружение. Я познакомился с ним поближе, и наши отношения стали вполне дружескими. Петр был завзятый холостяк, и даже после выхода в запас не женился. Он пользовался большим авторитетом у личного состава везде, где ему приходилось служить. При мне он вырос до старпома линкора, сменив на этой должности Мишу Чинчарадзе. Он покорял личный состав своей силой, закалкой, замашками бывалого моряка и густым старпомовским басом. Ему подражали, щеголяя в мороз в легкой одежде, старались говорить басом… Уваров нравился не только личному составу, но и начальству. Петр мастерски играл на гитаре и пел одесские блатные песни.

…После моего ухода в запас, Петя Уваров командовал линкором, а затем и эскадрой, вышел в запас в звании вице-адмирала. Будучи в запасе, он написал книгу, название которой я не помню, хотя она имеется у меня в библиотеке. В этой книге, написанной в патетическом стиле, он идеализирует свою службу на флоте, и картина событий в ней предстает в искаженном виде…» (название книги, написанной Уваровым – «На ходовом мостике»; издана Киевским издательством политической литературы в 1981 году).

«…Петя жаловался Подруцкому, что весь гонорар, который он получил за книгу, не покрыл даже расходов на бумагу, все ушло этому журналисту Грузину за литературную обработку книги…». Литературную обработку рукописи Петр Васильевич доверил проходимцу от журналистики Валерию Грузину, который настолько основательно выхолостил содержание книги, что цель самого издания в известной степени теряла смысл. И, тем не менее, вопреки здравому смыслу книга была выпущена фантастическим для мемуарной литературы тиражом в 265 тысяч экземпляров!

«…Петя сменил Колю Масленникова на посту старпома «Харькова», и это вызывает особый интерес к его воспоминаниям. Петю сменил Борис Петров, и все они учились на моих документах и моей методике обучения личного состава, созданных мной. Описывая в своей книге приход на «Ворошилов» и ознакомление с корабельной документацией, которую ему передавал помощник командира Стрельцов, Уваров не скрывал своего восторга и восхищения перед совершенством этой документации…»

Из послужного списка Уварова Петра Васильевича.

Уваров Петр Васильевич

Родился 2 января 1910 года на руднике «Каменоватая» (ныне – Донецкая область Украины). В 1930 году был призван на службу в ВМФ. В 1934 году окончил АМУ имени М.В. Фрунзе, в 1937 году – курсы командного состава Военно-морских сил РККА, в 1941 году – командный факультет Военно-морской академии им. К.Е. Ворошилова. В годы войны служил старшим помощником командира лидера «Харьков», командиром сторожевого корабля «Шторм», старшим помощником командира крейсера «Ворошилов», старшим помощником командира линейного корабля «Севастополь»… С этого момента стоит обратить внимание на дальнейшее прохождение службы Уварова в сравнении с Чинчарадзе, более трех военных лет прослужившим старшим помощником линкора «Севастополь».

В 1947–1949 гг. командовал крейсером «Красный Кавказ», в 1949–1951 гл. – линкором «Севастополь». С сентября 1951 по сентябрь 1956 гг. – командующий Эскадрой Черноморского флота. 8 августа 1955 года ему было присвоено звание вице-адмирала.

Был освобожден от занимаемой должности после трагической гибели на внутреннем рейде Севастополя линейного корабля «Новороссийск». В 1956–1957 годах был заместителем командующего Тихоокеанским флотом по вооружению и судоремонту. В феврале 1957 года вышел в отставку. Проживал в Киеве. Умер 28 ноября 1979 года.

По всем признакам выходит, что Петр Васильевич не дожил до выхода в свет книги воспоминаний «На ходовом мостике». В набор книга была сдана 29 ноября 1979 года, а умер Петр Васильевич 28 ноября. Хочется верить, что процесс подготовки к изданию мемуаров не подтолкнул адмирала к краю могилы. А такое, к сожалению, бывает.

Награждён орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Нахимова 2 степени, Отечественной войны 1 степени и Красной Звезды, медалями.

Приводя выдержки и целые абзацы из воспоминаний отставного капитана 1 ранга Чверткина, я, неоднократно пожалел, что при описании послевоенного этапа развития Черноморской эскадры в качестве базового материала вынужден был использовать «записки» Иосифа Абрамовича. Мне понятно раздражение и возмущение адмирала Горшкова, который неоднократно на замечания или реплики с места, исходящие от Чверткина, восклицал: «невозможный!». Коль, Сергей Георгиевич до известных пор терпел «реплики с места» своего однокашника, считавшего себя великим морским стратегом, то и мы вытерпим отголоски тех реплик, принявших форму воспоминаний.

Продолжаем знакомиться с характеристики наиболее заметных офицеров эскадры, в интерпретации Иосифа Чверткина. На мой взгляд, давая характеристики своим сослуживцам по Черноморской эскадре, Иосиф Чверткин незаслуженно обошел вниманием адмирала Семена Лобова.

Служебные и житейские обстоятельства сложились так, что 15 октября 1955 года командир 50-й дивизии крейсеров контр-адмирал Лобов был назначен начальником штаба эскадры Северного флота, но, вовремя не убыв к месту назначения в Североморск, движимый чувством долга, в ночь на 29-е октября прибыл на борт терпящего бедствие линкора «Новороссийск». Выполняя свою должностную инструкцию, он обеспечил прибытие на линкор аварийных партий с крейсеров дивизии и, присоединившись к многочисленной и бестолковой свите командующего флотом вице-адмирала Виктора Пархоменко, покинул линкор за несколько минут перед его опрокидыванием.

Следует заметить, что, обрушив весь гнев на Пархоменко и Никольского, привычно забывают о том, что именно Семен Лобов командовал крейсером «Ворошилов», принимал от итальянцев и временно командовал крейсером «Дюка д`Аоста», ставшим в нашем флоте «Керчью», более двух лет командовал линкором «Севастополь». Уже только поэтому Лобов был в состоянии не только объективно оценить обстановку, но и принять наиболее правильные решения по борьбе за живучесть и меры по спасению экипажа…

Что нам известно об этом адмирале?

Лобов Семен Михайлович

Лобов Семен Михайлович

Родился 3 (16) февраля 1913 г., в деревне Смольниково, Калеевской волости, Клинского уезда, Московской губернии. Учился в сельской школе с. Покровское Волоколамского района, в Детгородковской советской трудовой школе г. Волоколамска.

В 1929 года учился в ФЗУ Учебного комбината рабочего образования при Люберецком электромеханическом заводе Московско-Казанской железной дороги, с 1932 года работал на том же заводе слесарем-электриком 5-го разряда.

В 1932 году по путёвке города Люберцы зачислен на подготовительный курс Военно-морского училища им. М.В. Фрунзе. 1 октября 1933 года приказом начальника и комиссара ВМУ зачислен на 1-й курс артиллерийского дивизиона надводного сектора и назначен старшиной класса. В 1937 году окончил Военно-морское училище им. М.В. Фрунзе с отличием по первому разряду. Приказом наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова от 28 сентября 1937 года Лобову присвоено воинское звание «лейтенант».
15 ноября 1937 года назначен на должность командира артиллерийской и минно-торпедной боевой части (БЧ-2-3) сторожевого корабля «Бурун» (типа «Ураган») 7-й Морской бригады эсминцев и сторожевых кораблей ТОФ. В ходе Хасанских событий 1-12 августа 1938 года корабль участвовал в несении дозорной службы по охране главной базы и побережья Приморья, а также в обеспечении морских воинских перевозок для нужд сухопутных войск. Лобов проявил отличные командные качества при выполнении сторожевым кораблём боевых задач в сложных метеоусловиях.

В 1938 г. – слушатель Курсов командиров надводных кораблей при Специальных курсах командного состава РКВМФ. 2 июня 1939 года назначен на должность помощника командира эсминца «Резкий» (проекта 7), а 20 декабря того же года на должность помощника командира эсминца «Разящий» (проекта 7). 13 июня 1942 года назначен командиром эсминца «Резвый» (проекта 7). В 1943 году «Резвый» стал одним из передовых кораблей на флоте. 5 ноября 1944 года приказом наркома ВМФ Лобову досрочно присвоено звание «капитан 3 ранга». Участник войны с Японией. 23-26 августа 1945 года командовал отрядом поддержки конвоя с личным составом 87-го стрелкового корпуса при переходе из Владивостока в Маоку (ныне Холмск).

9-19 апреля 1946 года участвовал в заграничном походе отряда кораблей ТОФ в составе сторожевых кораблей ЭК-1 и ЭК-6 по маршруту Владивосток – Токио – Владивосток при перевозке в Токио советских членов Международного военного трибунала для Дальнего Востока.
2 ноября 1946 года приказом главнокомандующего ВМС назначен командиром 1-го дивизиона эсминцев эскадры Черноморского флота. 18-19 августа 1947 года выполнял ответственное спецзадание: был старшим на эсминце «Огневой», входившим в состав охранения крейсера «Молотов», на борту которого находился генералиссимус Советского Союза И. В. Сталин, следовавший из Ялты в Сочи на отдых вместе с сопровождавшими его лицами.

21 мая 1948 года приказом главкома ВМС назначен командиром краснознаменного крейсера «Ворошилов» (проекта 26). В 1949 году крейсер занял первое место по состязательным артиллерийским стрельбам среди всех флотов.

В начале 1949 года назначен командиром 2-й группы спецкоманды, на которую возлагалась предварительная приёмка итальянского лёгкого крейсера «Эмануэле Филиберто дюка дґАоста», полученного Советским Союзом в результате раздела флота Италии между союзниками. 10-28 февраля 1949 года – приём крейсера в порту Специя, контроль работы итальянского сдаточного экипажа при переходе из Специи в Одессу. 1 марта – 4 апреля 1949 года временно командовал этим крейсером, включённым 15 марта в эскадру Черноморского флота под названием «Керчь». За большую работу при приёмке крейсера награждён орденом Красного Знамени.

13 июня 1950 года Лобову досрочно присвоено звание «капитан 1 ранга» за высокие показатели в боевой и политической подготовке, достигнутые крейсером «Ворошилов».

7 сентября 1951 года назначен командиром краснознамённого линкора «Севастополь».
В 1952 году командующий эскадрой вице-адмирал С.Г. Горшков записал в аттестации: «Отличный морской офицер. Достоин назначения на должность командира бригады крейсеров или начальника штаба эскадры. Достоин направления на учебу на АКОС при ВМА им. Ворошилова» (ЦАВМФ. Ф. 4742. Д. 45780. Л. 41-42).

С 1953-го по 1954 год – учёба на Академических курсах офицерского состава ВМС при Военно-морской академии им. Ворошилова. Во время учёбы исполнял обязанности старшего офицера АКОС. Выпускные экзамены по оперативному искусству и общей тактике ВМС сдал на «отлично».
31 мая 1954 года постановлением Совета министров СССР Лобову присвоено воинское звание «контр-адмирал». 9 декабря 1954 – 15 октября 1955 года – командир 50-й дивизии крейсеров Черноморского флота, подчинявшейся непосредственно командующему флотом. 15 октября 1955 года приказом министра обороны СССР назначен начальником штаба эскадры Северного флота. Этот приказ подвёл черту под службой С.М. Лобова на командных должностях в плавсоставе надводных кораблей тактического уровня:

Kомандир эсминца – 4 года 5 месяцев, командир дивизиона эсминцев – 1 год 6 месяцев, командир крейсера – 3 года 4 месяца, командир линкора – 2 года 2 месяца, командир дивизии крейсеров – 10 месяцев (ЦАВМФ. Ф.4742. Д.45780. Л.94).

Отъезд к новому месту службы задержался в связи с работой на флоте правительственной комиссии, расследовавшей причину гибели 29 октября 1955 года линкора «Новороссийск», в борьбе за живучесть которого участвовал и контр-адмирал Лобов.

Лобову не грозила ответственность за гибель «Новороссийска, прежде всего, потому что по своей прежней должности командира 50-й дивизии крейсеров он не замыкался на командира эскадры, а находился в оперативном управлении командующего флотом. На борт «Новороссийска» он прибыл, чтобы проконтролировать прибытие аварийных партий с крейсеров, подчиненной ему дивизии. Приказаний от Пархоменко принять командование аварийным линкором он не получал…

В связи с задержкой убытия из кадров Черноморского флота дела и обязанности начальника штаба эскадры Северного флота принял 8 февраля 1956 года. При вступлении в должность начальника штаба столкнулся с неблагоприятной обстановкой на эскадре, которая по результатам проверки 2 октября – 3 ноября 1955 года получила негативную оценку комиссии Минобороны СССР: «Эскадра для ведения боя в сложных условиях подготовлена недостаточно».

Через год после службы в новой должности в аттестации от 25 апреля 1957 года говорилось: «В течение работы в должности начальника штаба эскадры в 1956–1957 гг. эскадра проверялась Инспекцией Министерства обороны – боевая готовность признана удовлетворительной. Постоянно осуществляет контроль и помощь кораблям, штабам и соединениям, входящим в состав эскадры… Умеет выбрать главное и довести решение до конечной цели… Занимаемой должности вполне соответствует, по опыту службы и личной подготовленности достоин продвижения на высшую должность – командующего эскадрой» (ЦАВМФ. Ф. 4742. Д. 45780. Л. 47–48).

1957–1960 годы – командующий эскадрой Северного флота. Октябрь 1960 – июль 1961 года – слушатель Академических курсов офицерского состава при Военно-морской академии. По окончании курсов до 8 октября находился в распоряжении главнокомандующего ВМФ. Фактически проходил стажировку в должности 1-го заместителя командующего флотом и на подводных лодках.
В 1961-1964 гг. – первый заместитель командующего Северным флотом. Итог первого года нахождения в должности 1-го заместителя командующего Северным флотом подвела аттестационная комиссия: «Обязанности по должности освоил. Хорошо знает обстановку на флоте… Владеет методикой организации командно-штабных и тактических учений в масштабе флота» (ЦАВМФ. Ф. 4742. Д. 45780. Л. 59–60).

1964–1972 года – командующий Северным флотом. В 1965 года присвоено воинское звание «адмирал». Способность сил Северного флота решать оперативно-стратегические задачи в боевых действиях различного масштаба, а также обеспечивать защиту государственных интересов страны в мирное время была всесторонне проверена и положительно оценена в 1970 году на манёврах «Океан». За заслуги в укреплении боевой готовности сил флота 28.7.1970 г. Лобову было присвоено воинское звание «адмирал флота» с вручением знака отличия «Маршальская звезда». Он стал первым адмиралом флота из командующих флотами советского ВМФ.

Напряжённая служебная деятельность привела к резкому ухудшению здоровья Семёна Михайловича, и в 1972–1977 гг. он – помощник начальника ГШ ВС СССР по Военно-морскому флоту (позднее должность получила наименование «заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых сил СССР по Военно-Морскому Флоту»).

2 июля 1977 года скоропостижно скончался от острой кардиальной недостаточности.

Следующий персонаж воспоминаний И. Чверткина:

Беляев Борис Павлович

Беляев Борис Павлович

«…Беляев в течение некоторого времени командовал линкором… Помню только, что человек он был крайне нерешительный и плохо управлял маневрами линкора. Мне рассказывал флагманский штурман эскадры Валерьян Дукальский, что Беляев не осмеливался даже курс корабля изменить, пока не получал на это разрешения Горшкова. Подобная вещь произошла один раз у меня на глазах. Снимаясь с бочки и швартовов, Беляев, чуть не навалил на «Ворошилов», и мы еле избежали столкновения. Я сожалею, что не могу ничего добавить к моему скупому описанию Бориса Беляева…».
И всё… Хочется отметить, что если уж вспомнил Чверткин об офицере, прослужившим рядом с ним 4 года до войны и 4 года – после её окончания, то мог бы дать и более полную характеристику этого достойного во всех отношениях офицера.

Борис Павлович Беляев родился в 1911 году. После окончания школы работал на автозаводе ЗИЛ. В сентябре 1930 года по комсомольской путевке был направлен на учёбу в Военно-морское училище имени М.В. Фрунзе.

После окончания Военно-морского училища был назначен в июле 1934 года исполняющим должность командира электронавигационной группы крейсера «Красный Кавказ» Черноморского флота. В декабре 1934 года был направлен для обучения на Специальные курсы командного состава Военно-морских сил РККА.

9 июля 1935 года назначен помощником командира сторожевого корабля «Гром». В мае-августе 1937 года занимал должность помощника командира эскадренного миноносца «Рьяный» Тихоокеанского флота. 5 августа 1937 года назначен исполняющим должность командира сторожевого корабля «Молния» и 7 мая 1938 года утвержден в занимаемой должности. 15 декабря 1938 года назначен командиром эскадренного миноносца «Решительный». В марте-октябре 1939 года занимал должность начальника штаба отдельного дивизиона строящихся корабле охраны водного района. 29 октября 1939 года назначен исполняющим должность командира эскадренного миноносца «Резвый». 21 ноября 1940 года капитан-лейтенант Беляев был назначен командиром лидера «Баку» Тихоокеанского флота.

Командуя лидером «Баку», в составе ЭОН-18 совершил в период с 15 июля по 14 октября 1942 года переход из Тихого океана по Северному морскому пути в Кольский залив. Переход происходил в напряженной военно-политической обстановке, сложных метеорологических условиях, штормовой погоде и тяжелой ледовой обстановке. Капитан 3 ранга Беляев «за большую работу, проделанную на переходе, за отличное выполнение задания партии и правительства» был награжден орденом Отечественной войны I степени. Командуя лидером «Баку» в составе 1-го дивизиона бригады эскадренным миноносцев, Беляев участвовал в сопровождении союзных конвоев, трех набеговых операциях на коммуникации противника и в бою у мыса Маккаур. «За проявленное мужество и стойкость при проведении боевых операций» был награжден орденом Красного Знамени.

В течение 1944 года участвовал в 17 операциях, в том числе в двух исключительно важных операциях по конвоированию ледоколов в Арктику весной и обратно в Белое море осенью, а также провел 14 конвоев в общем составе свыше 100 транспортов. Во время наступления войск Карельского фронта и Северного флота на Севере участвовал в нарушении морских коммуникаций отступающего противника и артиллерийском обстреле узла коммуникаций и крепости Вардё. За участие в наступательных операциях на Севере экипаж лидера «Баку» получил благодарность Верховного Главнокомандующего. 21 февраля 1945 года «за образцовое выполнение боевых заданий командования» капитан 2-го ранга Беляев был награжден орденом Нахимова II степени.

В декабре 1944 года – командир крейсера «Мурманск» (бывщий американский Милуоки». – Б.Н.). В феврале 1947 года – командир линкора «Севастополь». В феврале-марте 1949 года участвовал в приемке в Албании трофейного итальянского линкора «Джулио Чезаре» (будущий «Новороссийск». – Б.Н.), и «за образцовое выполнение правительственного задания» был награжден вторым орденом Красного Знамени.

В августе 1949 года назначен командиром бригады крейсеров Черноморского флота. 27 января 1951 года присвоено звание контр-адмирала. В июле 1951 года назначен начальником основного курса Военно-морской академии имени К.Е. Ворошилова; в 1954 году – начальник специального факультета Военно-морской академии. В январе 1956 года назначен начальником 2-й секции Морского Научно-технического комитета ВМФ.

Умер в 1957 году. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Из воспоминаний И. Чверткина:

Жуков Евгений Николаевич

Жуков Евгений Николаевич

«…Женечку Жукова я встретил первый раз на «Коминтерне» в 1932 году. Он был командиром отделения машинистов, но проявил себя, главным образом, в самодеятельности, исполнял «яблочко». Вначале тридцатых годов он демобилизовался, но затем возвратился обратно, и взяли его из-за «яблочка».

В воспоминаниях Чверткина читателя может раздражать его манера повествования из расчета на аудиторию, не только знакомую с основными этапами развития Черноморского флота, но и хорошо разбирающуюся во флотской специфике разных времен. Так, и в последнем случае требуется уточнить, до 1926 года Е. Жуков служил на крейсере «Коминтерн»старшиной срочной службы, а после 1927 года – старшиной-сверхсрочником.

И поскольку Иосиф Абрамович, характеризуя Евгения Жукова, внес много путаницы, для начала обратимся к официальному послужному списку контр-адмирала Евгения Николаевича Жукова.
Родился 1 ноября 1904 года в Одессе. Русский. Окончил ремесленные курсы при Одесских главных железнодорожных мастерских. В Военно-морском флоте с февраля 1922 года. Окончил Машинную школу Учебного отряда Черноморского флота (учился с февраля по октябрь 1922 года).

Служил на Черноморском флоте: с октября 1922 года был машинистом миноносца «Лейтенант Шмидт», с сентября 1923 года – машинистом Машинной школы Учебного отряда, с мая 1924 года – старшим трюмным машинистом крейсера «Коминтерн».

В ноябре 1926 года уволился в запас. В качестве сверхсрочнослужащего продолжил службу в Военно-морском флоте – с февраля 1927 года был старшиной трюмных машинистов на крейсере «Червона Украина», с января 1928 года – старшиной трюмных машинистов на крейсере «Коминтерн». Отличившись на выборной комсомольской работе, был направлен на учебу. Окончил параллельные курсы при Военно-морском училище им. М.В. Фрунзе (с сентября 1928 года по сентябрь 1931 года; учился в одной учебной группе с Виктором Пархоменко).

В 1931 году был командиром роты учебного отряда, в 1932-м – старшим минным специалистом линкора «Парижская коммуна», с марта 1932 года – старшим минным специалистом эсминца «Незаможник», затем – помощником командира сторожевого корабля «Шторм». В 1934-1935 гг. – командир базового тральщика «Трал».

Окончил Специальные курсы командного состава ВМС РККА (учился с октября 1935 года по февраль 1936 года). С февраля 1936 года командовал сторожевым кораблем «Шторм» Черноморского флота.

Окончил Курсы командиров миноносцев Специальных курсов командного состава ВМС РККА (учился с декабря 1936 года по май 1937 года). С мая 1937 года был командиром эскадренного миноносца «Шаумян», с марта по июнь 1938 года – командиром лидера эскадренных миноносцев «Харьков» Черноморского флота.

Участвовал в национально-революционной войне в Испании с 28 июня 1938 года по 14 апреля 1939 года, был советником при командире Картахенской Военно-морской базы, советником при командире 1-й флотилии эсминцев республиканского флота. Советником 2-й флотилии был Николай Абрамов – еще один великовозрастный недоучка.

С 25 мая 1939 года по февраль 1941 года командовал лидером эскадренных миноносцев «Ташкент» Черноморского флота. С февраля 1941 года был начальником штаба Отряда легких сил Черноморского флота. Участвовал в Великой Отечественной войне с 22 июня 1941 года. Возглавляя работу штаба Отряда легких сил Черноморского флота, в полной мере должен был нести ответственность за катастрофу с лидером «Москва» в ходе операции по обстрелу Констанцы…
Принимал участие в обороне Одессы, Севастополя, в десантной операции в Феодосии. В 1941 году при высадке десанта в Феодосии был ранен. С июля (августа) 1942 года служил начальником штаба бригады крейсеров, с марта 1943 года командовал крейсером «Ворошилов» Черноморского флота. Принимал участие в десантных операциях в Судаке и Южной Озерейке.

После окончания войны продолжал служить в Военно-морском флоте. Командовал крейсером «Ворошилов» Черноморского флота. О «…недочетах» в ведении хозяйства на крейсере «Ворошилов» мы знакомы по воспоминаниям Иосифа Абрамовича Чверткина.. Окончил АКОС при Военно-морской академии им. К.Е. Ворошилова (учился с ноября 1947 года по октябрь 1948 года). С октября 1948 года был начальником штаба Отряда учебных кораблей, с августа 1950 года по май 1951 года – командовал 22-м дивизионом строящихся и ремонтирующихся кораблей 8-го Военно-морского флота.
Служил на Тихоокеанском флоте: с мая 1951-го по декабрь 1955 года командовал 30-й дивизией ОВРа 5-го Военно-морского флота.

3 ноября 1951 года ему было присвоено воинское звание «контр-адмирал».

С декабря 1955 года по январь 1958 года был командиром Потийской Военно-морской базы Черноморского флота, затем до апреля 1958 года находился в распоряжении ГК Военно-морского флота.

В апреле 1958 года уволился в запас в звании контр-адмирала.

Награжден орденом Ленина (1947), четырьмя орденами Красного Знамени (24.07.1942, 20.04.1944, 03.11.1944, 1953), орденом Ушакова 2-й степени (26.05.1945).

Умер 16 апреля 1963 года. Похоронен на Введенском кладбище в Москве.
Только теперь, ознакомившись с официальным послужным списком, можно вернуться к воспоминаниям Чверткина о Евгении Жукове.

«…Я не имел представления какой из Жукова моряк, пока не разыгрался этот ураган на Чаудинском рейде. Когда все корабли стали сильно и опасно дрейфовать, Жуков растерялся до такой степени, что запросил меня, работаю ли я машинами. Я ответил ему. Но что это за командир, который спрашивает о подобных вещах? Моряк он был плохой, но держался с апломбом. Он больше заботился о том, чтобы его квартира была обставлена соответствующим образом… Он неоднократно говорил мне, что командиров крейсеров – единицы, и они имеют право жить лучше других. Но потом, когда он попался, то постарался всю вину переложить на своих хозяйственников, которых он предал самым подлым образом…».

При назначении Иосифа Абрамовича на должность командира крейсера «Ворошилов» вместо Жукова, Октябрьский просил вступить в должность, немедля, без официального приема корабельного хозяйства.

Ранее Чверткин вел речь о том, что командующему флотом удалось, буквально, вырвать Евгения Жукова из лап военной прокуратуры, и чтобы он не «отсвечивал» на флоте, отправить его в Ленинград для учебы на АКОС.

«…После окончания Академических курсов, Жукова назначили командиром отряда строящихся кораблей в Ленинградской военно-морской базе, повысили в звании до контр-адмирала, но вскоре перевели в Поти на должность командира базы. Его отъезд из Ленинграда был обставлен с большой помпой, его провожали «лучшие» люди отряда, которые затем занимались переправкой в Поти его фешенебельной мебели, о которой в Ленинградской военно-морской базе рассказывали легенды. Но в Поти ему не повезло, он заболел и вскоре умер в зените своей славы…».