» Я стояла в углу! Я оттуда не выходила!
Мама очень ругаясь и крепко держала ремень.
Я не плакала, даже не выла!
Якорь папин на бляшке, словно солнце на небе блестел!
— Что за девочка! Вечная шкода!
Платье порвано, вся в синяках!
Отвечаю: «Я в папу! Морская порода!
Я о море мечтаю ! Я в жутких штормах!».
— Нет, Володя, я не понимаю! Кого мы растим мальчика или девочку? — говорит на кухне мама папе, — Ты должен поговорить с ней. Ну, что это такое! Она с утра до вечера бегает с мальчишками, приходит домой грязнее тучи, дерзить стала! Ты ее портфель видел? Ручка оторвана, застежка не работает!
— Тучи чистые. — Ответил папа спокойным голосом, размешивая ложечкой чай, держа в руках газету.
— Оторвись от чтения. Чистые значит! А это что?
Мама, по всей видимости, показывает мое грязное платье от школьной формы, словно это и есть сами тучи в предгрозовом состоянии.
— Это платье девочки по-твоему? Да в «пятом» матросы чище!
— В пятом классе матросы? — уточнил папа.
— В пятой боевой части! — уверенно ответила мама.
— А, ну да.
За окном послышался шорох. Показалось лицо Пети.
— Стоишь в углу? — спрашивает он, — А я уже отстоял!
Петька говорит шепелявя — у него поздно выпали молочные передние зубы.
Петя — мой друг. Самый верный. Вот и сейчас он стоит на двух табуретках, чтобы произвести разведку, где я и что со мной.
— Тебе влетело? Полный «галс»? — волнуется друг.
— Вылетело! — Вмешивается в разговор папа, который неожиданно появился в комнате.
Физиономия Пети исчезает и слышится грохот летящих табуреток.
— Ты там удачно катапультировался? — Обращается папа к Петьке.
— Лег на грунт! — Уточняет тот, поднимая морскую пилотку с земли и одевая ее обратно на голову.
— Следите за состоянием кислорода в отсеках.- Говорит папа Пете, закрывая окно, поворачиваясь в мою сторону.
— Слушай, Попугай старого Флинта, где были? – в голосе папы чувствовались нотки невыносимо родного по духу Билли Бонса.
— В подвале. — Тихо отвечаю я.
— С кем? И что вы там делали? — Продолжает папа «допрос» с невозмутимым спокойствием.
— Шли по приборам в кромешной тьме! — Произношу я, уже глядя в глаза отцу не моргая.
— По каким приборам? — У папы на лице появляется, наконец, первая эмоция удивления.
— Саня летел! Ну, а я с Петькой – шли.
Папа еле сдерживает улыбку.
— Кто куда летел и кто куда шел?
— Папа, Саня хочет в авиацию — он летел. Я и Петька шли. Сам понимаешь, моряки «ходят». Флот — наше призвание!
В комнату входит сердитая мама.
— Володя! Это нельзя так оставлять! Учительница жаловалась. Убегает с уроков. Ты открой ее дневник и посмотри, какие оценки за поведение!
Мамин «ритин» голос звучал «запредельным углом атаки».
Это Сашка нам рассказал, что все опасные предупреждения летчику говорит какая-то противная Рита, которую никто никогда еще не видел.
— Разберусь. — Останавливает ее папа и в комнате мы опять остаемся одни.
— Я хорошо учусь, папочка. И делаю все уроки вовремя, — почти шепотом объясняю.
Папа берет стул и садится. Я начинаю понимать, что предстоит серьезный разговор.Он берет в руки мой портфель, рассматривает его, но ничего не говорит.
— Ну, а поведение — это такое дело, сам понимаешь, непредсказуемое.
— А, что так тихо-то про уроки?
И мы оба начинаем улыбаться.
Видя этот доверчивый отцовский взгляд, я начинаю рассказывать ему, как мы играли в подвале.
Папе я доверяла.
Я рассказывала, как чуть не врезалась лбом о стенку, и если бы не рука Саши, которая вовремя меня поддержала, сияла бы у меня шишка. А Петька таки стукнулся.
И как там, действительно, было страшно! Как мы пробирались в этот подвал через люк, который потом ребята закрыли тяжелой крышкой. А мы ее не смогли открыть, и сидели в подвале охваченные темнотой и сыростью сожалея, что не взяли с собой фонарики. Сидели, пока нас не нашли.
Я рассказывала папе все!
Да, мне нравилось играть с мальчишками!
Мы мечтали о самолетах и подводных лодках, и были, как стая — «одной крови»!
Мы, как Маугли «зависали» на заборах воинских частей, где служили наши отцы. Нас гнали, мы висли. Нас ставили в углы, лишали конфет, угрожали, но мы висли. Нас стыдили — мы висли еще больше! Наши отпечатки пальцев были повсюду! Сторожевые собаки от усталости на нас лаять уже перестали — вообще не реагировали.
С Петей я была в одном экипаже — это особые отношения. А Саше было не очень интересно играть с нами. Ему было скучно сидеть в одном из отсеков подводной лодки и ждать приказа о начале торпедной атаки по надводным целям, и в каждой крючковатой палке ощущать мощь перископа.
Под подушкой у нас были разного цвета пилотки, но дружба была одна!
Хотя, бывало, забывая кто в небе, а кто в море, увлеченные игрой мы были командой, когда «один за всех и все за одного»!
Однажды, когда наши родители ушли в кино «Анжелика, маркиза ангелов», Петька похвастался наличием в доме бисквитного торта. В такие минуты, когда сообщалась информация о сладком, единение авиации и флота было нерушимым!
Банку с черной краской, которая стояла у батареи в углу с кисточкой, заметила я первая, слизывая сливочный крем в виде розочки.
— А, давайте сыграем в подводную лодку! — Поступило моментально от меня предложение.
Не получив еще согласия от ребят я взяла банку с краской и на белой двери кухни написала старательно «камбуз».
Петька уже выдирал у меня из рук кисточку, чтобы написать на своей комнате: «БЧ-1».
Его порыв был всем понятен. Он же тут штурман!
Саша выводил «БЧ-2» на двери в гостиной.
Мы, то всплывали, то опускались, то производили торпедную атаку, то шли «по акустике» на огромной глубине. Потом вообще, родилась идея создать «авиалодку» с которой могли бы подниматься вертолеты!
В нашей голове рождалось будущее нашей армии! Ее мощь и сила! Ее непобедимость и величие!
Игра нас увлекла на столько, что мы не заметили, как домой вернулись родители.
Играли мы здорово, но краску смывали потом керосином вперемешку с ремнем и слезами.
Хотя, Петькина комната так и осталась БЧ-1. Он надпись смывать не стал, а родители подозрительно промолчали.
Мы, конечно, ссорились. Особенно тогда, когда я начинала мальчикам мешать. Они резко вспоминали, что женщине не место ни на подводном флоте, ни в сверхзвуковой авиации.
Я обижалась, а они меня отправляли в медсанчасть, заверяя, что там мне и место!
Как-то, 23 февраля, мальчишкам папы подарили одинаковые модели подводных лодок. Мне ничего. Сказали, чтобы ждала 8 марта.
Разочарованная в Вооруженных Силах, я сидела на диване и смотрела телевизор. Мне тоже хотелось иметь такую же лодку, а не очередную куклу. С экрана пела Эдита Пьеха:
«Дунай, Дунай, а ну узнай, где, чей подарок…».
Петька с Саней ползали под столом и жужжали так, что порой совершенно не было слышно голос певицы. У них было подводное сражение.
Неожиданно мой взгляд отвлекли новое платье Петиной мамы, которое висело на стуле, и туфли со шпильками стоявшие рядом. Платье было синее, с продольными белыми полосами, внизу с оборкой разжигало мое любопытство.
Надев платье и туфли, я взобралась на стол, чтобы видеть себя всю в зеркале. Взяла конец скакалки и стала изображать из себя певицу поющую под микрофон.
«Цветок к цветку, сплетай венок…» — вторила я за известной певицей, — «Пусть будет красив он и ярок!».
Второй конец скакалки раскачивался перед глазами ребят, которые бороздили лодками мировой океан.
— Авиация! — Закричал Петька, — Торпедная атака… Товсь!
— Бабах, у… — и Саня со всей силы дернул за болтающийся конец скакалки, принимая ее, по всей видимости, за кнопку пульта.
Я с грохотом рухнула на пол.
Падая, я рассекла лоб о рубку лодки, которая оказалась «на грунте». Да так, что кровь хлынула с такой силой, что сразу залила все лицо.
Я не плакала.
Молча рукой прижала рану и стояла посреди этой торпедной атаки, еще не осознавая, что произошло. Я была сбитым летчиком, который успел катапультироваться.
Перебинтованная, я сидела с конфетами на диване и с надменным взглядом смотрела на стоящих по разным «запредельным углам» мальчишек.
Я на них смотрела, как смотрит победитель на пленных: не испытывая жалости и сострадания — сами нарвались.
SONY DSC
— Смотри не подавись! — произнес Сашка, — Чего тебя понесло на этот стол!
— Стойте, молча, подводники! — произнесла я, разворачивая и запихивая в рот очередную «Белочку», — С праздником вас, мальчики! Хорошо стоите, как пришвартованные!
Петька показал мне кулак.
Я — фантик от «Мишки на севере».
— Олька, а ты же сегодня была морским летчиком, между прочим! – Произнес Петька, – Высота была приличная, «как бом — брамсель».
— Еще одно слово…
В комнату вошла Петина мама.
— Оленька, я тортик тебе принесла.
Мальчики отвернулись носами к стенке…
Прошло время… Боже мой, как оно промелькнуло!
Остались от него такие трепетные воспоминания и небольшой шрам у левой брови.
Как-никак, а от рубки подводной лодки!
Сейчас, когда подкрашиваю глаза, всегда вспоминаю этот момент — «бом — брамсель»!
Улыбаюсь.
— Оленька, я тортик тебе принесла.
Мальчики отвернулись носами к стенке…
Прошло время… Боже мой, как оно промелькнуло!
Остались от него такие трепетные воспоминания и небольшой шрам у левой брови.
Как-никак, а от рубки подводной лодки!
Сейчас, когда подкрашиваю глаза, всегда вспоминаю этот момент — «бом — брамсель»!
Улыбаюсь.
Сразу вспоминаю и свое детство!