Начальник штаба дивизиона Эдуард Геннадьевич Нивин, уезжая в академию, подарил Жеребчикову свою домашнюю канарейку вместе с шикарной клеткой.
Говорят, она еще и пела когда-то, но видимо, обладала снобизмом и скверным характером, и просто никак не хотела петь новому хозяину и его друзьям в простой корабельной каюте.
Отнести канарейку домой было пока нельзя — во-первых, был еще «кобелиный сезон», и жена с сыном еще не прибыла в Загрядье с любимых ею Югов, а, во-вторых, она вовсе не радовалась перспективе кормить желтенькую птицу и, особенно, чистить за ней клетку. Так и жила эта птичка, чистый «лимон на ножках», в клетке над командирским столом. Нет, понятно — в период высоких посещений клетку прятали в пост к «шаману» или еще куда — начальники бы не поняли. Но большей частью…
И вечерами, при свете настольной лампы, Коля Жеребчиков курил папиросы «Казбек», выпуская дым кольцами, рядом с ним устраивался кот Шкипер, в отличие от наглой птицы искренне любивший своего командира и лишь его признававший хозяином, и они вместе — Коля, Шкипер и канарейка, коротали вечером редкое свободное время. В море доставалось от качки и коту и птице… но — все терпели друг друга. До поры, до времени… Клетку, понятное дело, чистил не Жеребчиков (еще чего!), а приборщик каюты, тот же корабельный «шаман»-СПС. Кота тоже кормили вестовые, но иногда и сам Коля — в знак особой признательности.
Бывало, что Николай хвастался друзьям и знакомым, как дружат Шкипер и птичка. Действительно, как только появлялся Шкипер, канарейка начинала метаться по клетке, вскрикивать. «Радуется!» — восхищался Жеребчиков. «Да нет, пятый угол в круглой клетке ищет!» — возражал мудрый замполит Володя Нешевелин. Он-то знал — работа с личным составом — пусть пока и недолгая — напрочь отучила давать своим наблюдениям светлые прогнозы. Тут не ошибешься! Кроме того, политработник почему-то находил много общего в поведении матросов и в повадках этих шкодливых и вороватых домашних животных в красивых меховых пушистых шубках. Чем ближе узнаешь людей тем больше нравятся… даже коты! Так можно сказать, переиначивая известный афоризм.
А кот всегда устраивался перед клеткой и смотрел своими желтыми глазищами на прыгающую по клетке птичку. Он даже когда спал, то одним своим желтым глазом, не мигая, подсматривал за канарейкой. Контролировал!
— Смотрите, как он ее любит! — хвастался командир.
— Ага! Только думает, что без перьев она будет лучше и вкуснее! — опять ехидничал замполит. И — накаркал, злыдень!
Хитрый котяра, используя богатый корабельный опыт, научивший его открывать разные двери и ящики, даже крючки на дверцах шкафа на камбузе сбрасывать умел, ворюга записной, смотрел и смотрел на птицу и людей и делал кое-какие выводы. Кстати, Шкипер умел даже открыть кран в умывальнике, когда хотел пить. Вот закрывать его он не умел или не хотел — и Жеребчиков, бывало, сидел в море без воды, которая вытекала напрочь из бака-накопителя. Но — терпел, что взять с полосатого обормота?
Так вот, улучив момент, кот все-таки сумел открыть нехитрую защелку на клетке, а уж распахнуть дверцу и достать оттуда птицу… короче, когда Жеребчиков открыл дверь каюты и вошел туда — там были только довольный Шкипер и кучка желтых перьев. Кровь бросилась командиру в голову, он схватил своего пушистого друга, так надругавшегося над его верой в торжествующую любовь и выбросил в иллюминатор.
Как он потом страдал! Как материл свою вспыльчивость! Точно говорят, что гнев — кратковременное безумие! Но поздно пить «Боржоми», когда почки уже отвалились!
Когда Коля, одумавшись, успокоившись — хищник есть хищник, пусть и комнатный, но работа у него такая… решил спасать бедолагу, он кинулся на верхнюю палубу, но нигде-нигде не было следов его друга Шкипера, певшего ему вечерами такие уютные песни… Утонуло в холодной воде бедное животное, преданное любимым хозяином! Совесть злой крысой грызла очерствевшую душу командира.
— Если совесть мучает — значит, она, все-таки есть у командира! Странно! — злорадно заключал Бобровский. Оставаясь на борту корабля старшим пять дней в неделю из семи, он оч-че-нь сомневался в наличие у своего отца командира этого самого рудиментарного органа — совести или души — как кому нравится.
Забегая вперед, справедливости ради скажу, что, став командиром корабля, и, наконец-то, обзаведшись молодой женой, Дима Бобровский очень любил ходить на сход при любой возможности и совсем разлюбил свою уютную каюту. Сначала было именно так. И тогда старпом его сидел на корабле по шесть дней… Дима совестью вовсе не мучился, считая, что уж он-то свое полностью «отсидел»… А вот когда у него появился маленький ребенок, Дима делал добрые жесты — щедро отпуская старпома на берег — и два, и три раза, даже — было — четыре! А для чего, понятно? Всё верно — чтобы самому, наконец, спокойно поспать… Целую ночь, часов шесть подряд — такое счастье! У кого были маленькие дети, родившиеся в период корабельной службы — тот поймет. Но вот это все будет потом — года через три… а пока…
А тут вдруг Коля Жеребчиков, обходя свой «крейсер» в ночное время и озирая его командирским оком, вдруг как-то увидел… призрак кота Шкипера, который прошмыгнул из двери камбуза прямо в матросский кубрик.
«Да, загрызли меня муки совести… поделом, однако… усталость, опять же !» подумал он. Человек-то он был не злой, а злые поступки совершал только оправдываясь своим суровым статусом. Это помогало побеждать некий внутренний психологический дискомфорт, свойственный порядочному человеку, нарушившему моральные нормы, привитые еще в детстве гуманным воспитанием.
Пошел Жеребчиков к себе в каюту, там он некоторое время смотрел то на аптечку, то на сейф. Но Коля плохо умел выбирать — это была его вечная проблема!
Поэтому, он сначала накапал себе в рюмку корвалола, разбавил водой и хлопнул ее залпом. Затем открыл сейф, достал оттуда слегка початую бутылку «Самтреста» и лимон.
«Вот, зараза, если в него спички воткнуть — точь-в-точь канарейка будет!» — опять его посетили мрачные мысли. Налив себе рюмку до краев, отрезав острым водолазным ножом дольку лимона, он привычно наполнил еще одну посудину и предложил ее портрету Главкома на переборке. В одиночку пить — фи, полный моветон, господа офицеры! Заслуженный адмирал сделал вид, что не заметил щедрого жеста хозяина каюты и даже не вздрогнул. Зато у командира от запаха и вида коньяка и лимона, уже выделилась слюна вожделения.
— Ну, как хочешь! — пожал плечами Жеребчиков, салютовал флотоводцу изящной рюмкой, искрившийся в свете лампы, хлопнув обе посудины последовательно, не поморщившись. Потом, закусив аппетитным лимончиком в сахаре, разделся и плюхнулся в койку.
Что сработало — лекарство или коньяк, но заснул он сразу же — прямо как убитый, лишь только голова коснулась подушки. А ночью ему сквозь сон показалось, что по коридору мягко простучали кошачьи лапки и кто-то скребся в дверь и при этом знакомо мяукал.
Коля не считал себя сумасшедшим, поэтому следующим же днем обыскал корабль с пристрастием. Безрезультатно! Нет! Он, конечно, нашел у бойцов кучу изувеченной, под ДМБ-овый стиль, формы, две «ничьих» бутылки портвейна в одном из трюмов, в хитром укрытии у одного из шпангоутов. В мире все повторяется, но молодые оболтусы пока этого не знают! Нашел еще кое-чего, но ни кота, ни его следов не было! Значит — дело нечистое!
Он поделился тревогами с Нешевелиным, которого уважал как специалиста по людским проблемам — предварительно взяв с него слово о гробовом молчании.
— Бывает! — вопреки ожидания командира, поддержал его страхи замполит. Кошки — это вообще особые животные. Во многих культурах считается, что они якобы наблюдают за нами и потом ТАМ — офицер ткнул пальцем куда-то вверх, — кому-то что-то докладывают. А кто кота убьет — на того могут свалиться всякие несчастье и даже на его детей — соответственно по мужской и женской линии… Поэтому, очень не здОрово это, и с котами лучше бы дружить…
Тут Жеребчиков вздрогнул, а вслух неуверенно сказал — больше самому себе, чем Нешевелину: — Ерунда все это, предрассудки и суеверие с ересью, вот!
— Ерунда! — охотно согласился с ним замполит: — только почему-то одну и ту же ерунду писали и древние египтяне, и китайцы, и дагоны… где-то в Африке. Темный народ был!
— Да, ерунда! — совсем уже неуверенно повторил Коля Жеребчиков с тоской в голосе.
Понятное дело, замполит не был суеверен — во всяком случае, до такой степени, но пошпынять командира было надо — тоже мне, великий безраздельный тиран отдельно взятого корабля! Пусть помучается! Да и про кота Шкипера он уже кое-что знал – работа тая! Только не говорил командиру — тоже возмущенный его жестоким поступком по отношению к корабельному тигру.
А через некоторое время все выяснилось — в тот недобрый вечер матросы, случайно оказавшиеся на палубе, моментально выловили Шкипера «экологическим сачком», отмыли в горячей воде с мылом и шампунем от нефтяной пленки, которой было полно у причалов, высушили, накормили мясом, отпоили теплым молоком и долго прятали от офицеров, скрывали своего любимца, люто обидевшись на командира.
И, наконец, они встретились — на таком, извините, «крейсере» не встретиться — просто невозможно! Коля обрадовано схватил кота и прижал к кителю, потащил к себе в каюту, на ходу приказал вестовым притащить туда кусочки свежего мяса с камбуза, сам налил коту его любимой сгущенки. Была у Шкипера такая вот слабость-причуда!
Кот сделал вид, что забыл подлый поступок командира, Жеребчиков же всегда помнил об этом, и Шкипер теперь катался как сыр в масле. В смысле — всегда имел сгущенку, мясо и рыбу, от чего неприлично поправился и весил килограммов восемь, если не больше… Совесть у Жеребчикова, все-таки, была, ныла, и ее надо было заткнуть! Кстати, с гибелью глупой птицы исчез и мотив для будущего скандала с женой. Хитрый котяра невольно избавил своего хозяина от необходимости выяснять с женой — кто, собственно, в доме хозяин?
— Все к лучшему! — говорил Николай, гладя кота и почесывая у него за ушком и шерсть под мордочкой. И лишь иногда упрекал: — И зачем же ты, Шкипер, сволочь такая, канарейку-то слопал? Хорошая птичка была, безобидная! Гадила только много! «Шаман» наш до сих пор, верно, радуется ее безвременной кончине!
Шкипер отвечал хозяину что-то невнятное, на своем кошачьем языке. Наверное: «Мур! Ну что, хозяин, с меня взять? Инстинкты, блин, одолели, рефлексы безусловные…. — ну хищник я несознательный! Мур!»
Однако, это не мешало росту взаимопонимания и укреплению мужской солидарности. Вот и сегодня, когда уже прошло больше года тому, он тоже привычно спрашивал Шкипера о злосчастной птичке, и кот опять привычно же мурлыкал ему что-то в ответ…