События происходили в августе 1976 года. Я уже три месяца как командир боевой части связи подводной лодки, старший лейтенант, но в ожидании очередного и самого морского звания — капитан-лейтенант. Мой новый экипаж ещё находился в отпуске и меня прикомандировали к другому.
Надо сказать, что до этого я был чистым гидроакустиком и о связи знал, что это приёмники, передатчики, антенны и между всем этим радиоволны, которые, как понимаете, распространяются или нет. Слышал я, что существует ещё организация связи подводных лодок, надводных кораблей и береговых частей и, что все это очень секретно. Но когда я воочию увидел комплект документов: приказы, таблицы, расписания и блокноты, то перестал спать по ночам. Бессонница моя усилилась при известии о том, что подводная лодка через неделю выходит в море на ракетную стрельбу. Да не простую, а на приз Главнокомандующего. То есть, мне предстояло поучаствовать в этом мероприятии и организовывать приём информации от командования и передачу ее же и туда же.
Что можно изучить за семь дней? В лучше случае семь стихотворений среднего размера и фамилии их авторов. Здесь же объем в несколько томов Большой Советской Энциклопедии и отсутствие необходимой практики. Плюс ответственность за неприём и не передачу информации. Спасибо флагсвязисту, Борису Ивановичу Глазунову, за то, что он подсадил на борт опытного связиста и моего хорошего товарища, Ивана Стеценко. И как показала жизнь, очень правильно сделал: связь в этом выходе работала в экстремальном режиме. Но начнём сначала.
— Отдать кормовой! — последовала команда командира, Олега Николаевича Кувалдина, который после команды старпома: — Смирно! — поднялся на борт подводной лодки. Подталкиваемые буксирами и, работая винтами и рулём, мы начали движение из родной базы Гаджиево в сторону Гренландского моря. Именно оттуда нам предстояло выстрелить четырьмя баллистическими ракетами и попасть в заданную точку на территории условного противника. Предполагалось сначала сделать залп из трёх ракет, подвсплыть в перископное положение, передать радио, то есть доложить о пуске и дождаться квитанции, погрузиться на стартовую глубину и добить «противника» последней ракетой.
Переход в точку выполнения задачи продолжался неделю. В это время я продолжал осваивать новую профессию. Оказалось, не все так страшно, как я сам себе нарисовал. Принимать информацию в сеансе связи, а это примерно две десятиминутки в сутки, оказалось вполне осваиваемым делом. Третьим сеансом я командовал уже лично, а Иван, с чистой совестью давил, как положено старослужащему, подушку в каюте. Противолодочный рубеж вообще прошли без всплытий, и эти сорок восемь часов я изучал теорию. К прибытию в точку, вопросы организации и практики связи, стали мне понятны.
Ответственный момент, от приёма учебно-боевого сигнала до старта трёх ракет, передачи радио об этом, приёма квитанции и до погружения для новой стрельбы прошёл в нормальном режиме. Оставалось еще раз выпустить ракету и получать, такой желаемый приз в виде ордена командиру и, без сомнения, замполиту, может быть, медалей нескольким офицерам, мичманам и матросам, а также принять высшую степень поощрения связистам – не наказание. Хотя, моряки других служб, обязательно, скажут тоже самое и про себя.
Стартовая глубина была достигнута, но вместо обычного доклада: в …отсеке глубина 43 метра, замечаний нет, последовало тревожное: — Аварийная тревога, в четвёртом отсеке аварийный слив окислителя! Я не специалист по устройству ракеты, но все, же знаю, что для полёта, у неё внутри есть бак горючего и окислителя. Два компонента один токсичнее другого.
Случилось страшное и непоправимое: в результате того, что давление в баке окислителя не выровнялось с забортным, он подорвался. Трубопроводы для слива проходят через отсек и пары этой крайне ядовитой жидкости стали поступать в лодку.
В четвёртом отсеке на лодках нашего проекта расположены провизионка, камбуз, столовая и несколько кают для подводников. Есть, правда, продукты и в других местах, но ассортимент их крайне ограничен. Питание стало сухим и на боевых постах. Но это было не самое неприятное. Такая авария могла привести к пожару и гибели корабля. Похожие случаи бывали.
Грамотные действия командира и ракетчиков привели к благоприятному исходу. Лодка всплыла в надводное положение, и мы сутки промывали шахту забортной водой.
Мне же пришлось очень потрудиться: связь стала работать в экстремальном режиме. Через несколько часов к нам полетели самолёты авиации флота, и я постоянно держал с ними радиоконтакт. С берегом обмен информацией был непрерывный, а когда через двое суток к нам подошли надводные силы северного флота, то и с ними нам пришлось находиться на связи.
Промыв шахту, мы погрузились и проложили курс домой. Где-то около пяти суток мы шли в базу, в подводном положении, по боевой тревоге, почти без сна и, питаясь исключительно сухим пайком. Нас сопровождали значительные силы, включая ещё две лодки, которые отвлеклись от своей задачи. Все это время я находился в рубке связи и ускоренно, на практике осваивал свою новую профессию.
Приз Главнокомандующего мы, понятно, не получили. Единственное поощрение на корабле было у меня: не наказали. Впрочем, как и весь экипаж.
А если серьёзно, то мы все тогда остались живы и здоровы и это самый большой подарок от Всевышнего.
С приходом, я уверенно сдал экзамен на допуск к управлению боевой частью номер четыре и через полтора месяца ушёл в дальний поход со своим родным экипажем. Самостоятельно. Потом была обыкновенная служба обыкновенного советского подводника: Боевые службы, недогуленные отпуска, ракетные и торпедные стрельбы, субботники по субботам и воскресники по воскресеньям и мечта о спокойной сухопутной жизни. В моем случае, эта мечта материализовалась в Военно-Морской академии и в Главном штабе ВМФ …