Сафаров А. Цессия

Есть такой термин, означающий передачу прав на действия от твоего имени, в том числе и право на подпись. Бывает добровольная и не очень. В моей жизни нечто подобное происходило четырежды. Дважды добровольно и с пользой для дела, а остальные… А впрочем судите сами.

Передал я корабль в другой дивизион и остался, как у нас говорили, безлошадным. Поболтался за штатом, выполняя обязанности дивизионного штурмана, дивизионного химика и дежурного одновременно, просто потому, что видеть меня ничем не занятого было выше комдивовских сил, и в конце сентября был назначен командиром БЧ-1-4-сл.Р- помощником командира СДК-13, как мне сказали, за неимением других вакантных должностей. Одновременно командиром корабля назначили Борю Тараева, бывшего до этого помощником со всем прилагающемся на СДК-108. Подобная смена на корабле командира и помощника одновременно случилась впервые. А если учесть, что командир БЧ-2 (артиллерист) прибыл из училища только в августе, то её можно было назвать беспрецедентной. Думаю, что комдив устроил её неспроста. Во первых смена трёх четвертей офицерского состава на корабле значительно осложняла условия службы. Во вторых, назначение помощником, имеющего двухлетний опыт командования кораблём к неплавовавшему самостоятельно командиру, должно было не только ударить по моему самолюбию, но и посеять между нами нездоровое соперничество, делающее совместную службу невозможной. Учтены были особенности характеров обоих. Боря был умным и грамотным офицером, но отличался крайним высокомерием. Когда он здоровался, то протягивал руку как для поцелуя.

Только приняли дела, как через три дня повесился матрос. Долго трясли выясняя причину самоубийства, а когда установили, что она никак не связана со службой, комдив заявил, что не будет представлять к очередному званию офицера, который не смог предвидеть ЧП. То что в должности я был меньше недели, всё это время был сильно болен и даже ни разу не видел этого матроса во внимание не принималось. Все, в том числе и Боря, признавали, что комдив просто использует этот случай как повод для очередных придирок ко мне, но спорить с ним не стали.

Примерно через месяц мы вышли на сдачу задачи К-2. В море моё место в штурманской рубке.

— Ну как Тебе на новом месте?- поинтересовался комдив.

— Скучновато.- ответил я и тут же последовала первая вводная: «Командир убит.» Это чтобы я не скучал.

Дальше задачу корабль сдавал под моим командованием. В самом конце предстояло выполнить стрельбу по берегу из реактивных установок Тут всё зависит от точной работы штурмана и угломерного расчета. Цель накрыли с первого залпа.

— Неплохо.- признал, скрепя зубами комдив.

— Иначе и быть не могло!- говорю – Кто стрелял?!

И Борю немедленно оживили.

Я уже говорил, что Боря был человеком умным, понимал, что меня учить только портить и стал сразу после подъёма флага уходить к приятелю чаи гонять. Появлялся только в конце рабочего дня, интересовался кто остаётся на корабле старшим и отправлялся домой отдыхать. А подпись его я так освоил, что он сам не мог отличить где он расписывался, а где я за него. Корабль был лучшим по всем показателям и такое разделение обязанностей устраивало нас обоих. Первый конфликт возник из-за артиллериста. Лейтенант Корягин прибыл к нам из Калининградского училища с астмой. Сильнейший кашель сотрясал его тело часами, лицо краснело, глаза выпучивались… Одним словом говорить о исполнении им служебных обязанностей не приходилось. Положили его в госпиталь и вскоре затребовали характеристику для ВВК на предмет списания с плавсостава. Боря состряпал бумажку, из которой следовало, что лейтенант это не офицер вовсе, а пустое место и лучше всего его уволить как ни на что не годного или пристрелить чтобы не мучался. Состряпал, и пригласил меня разделить его мнение.

— У нас не было ни времени, ни возможности оценить деловые качества Корягина – сказал я, прочитав характеристику- Вы же Борис Сергеевич пишите, что он и безынициативен, и безграмотен, и вообще ни на что не пригоден. А между прочим мне сказали, что астму он заработал когда провалившихся под лёд детей из пруда спасал.

— Какое мне дело до его прошлых заслуг?! Я характеризую его за период пребывания на корабле.

— Я категорически не согласен с такой характеристикой!

— Я здесь командир,- проявил своё обычное высокомерие Боря- и ни в чьём одобрении не нуждаюсь!!!

— Тогда я оставляю за собой право изложить свою точку зрения командованию.

— Поступай как знаешь. Меня это мало волнует.

Напрасно он это сказал. Выдрали Борю за характеристику по полной программе, а характеристику поручили написать мне. Боря целую неделю со мной только официальным тоном разговаривал. А Корягина на берег списали. К этому времени комдив у нас сменился, корабль стал в средний ремонт, а Боря получил квартиру в доме напротив завода.

— Я тебе всё равно не нужен.- высказал он мудрую мысль- Займусь ка я ремонтом квартиры. Из моих окон корабль виден, если меня будут искать, то шар на мачте поднимешь, я увижу и прибегу.- сказал, и перестал на корабль приходить.

Не учел Боря, что из окон комдива тоже наш корабль виден. И стал комдив замечать, что дежурный по кораблю меня у трапа встречает, мне «смирно» командует, и подъем флага я провожу. Выбрал он день когда я на сходе был и заявился на корабль раньше меня.

— Где командир?- спрашивает вахтенного у трапа.

— На сходе. Вот-вот прийдёт.

— А кто у вас командир?   — Старший лейтенант Сафаров.

— А разве не Тараев?

— Тараев раньше был, но его месяца три назад куда-то перевели. Теперь Сафаров.

Получив точно такие ответы от дежурного по кораблю, комдив озверел и послал за Борей оповестителя. Когда я пришел на корабль, ор там стоял просто удивительный, комдив трепал Борю как Тузик грелку:

— Вас на корабле не помнят!!! Молчите! Говорить буду я! Спрятались за широкой спиной помощника и ни хрена не делаете! Задачи за Вас он сдаёт, стрельбы без Вас выполняет, даже расписывается за Вас! Полюбуйтесь.- швырнул комдив на стол суточные планы, на которых под «Утверждаю» красовалась почти министерская подпись Тараева.

— А сами Вы что-нибудь умеете кроме как домой, к жене под бочок бегать?! Может быть вас местами поменять, и экипажу не нужно будет к «новому» командиру привыкать?! Тем более, что нынешним матросы довольны, и у командования к нему претензий нет!!!   И в том же духе целых пол часа.

Боря выскочил из каюты весь в мыле и со мной столкнулся.

— Даже прикрыть командира не можете!- дал он волю своему нраву.

Это было уже слишком. У меня тоже характер не из тех на кого орать можно.

— Спасибо!- говорю- Только больше моей ноги на этом корабле не будет! Я за него корячусь, всё на себе тащу, и я же виноват в том что он попался! Низкий Вам поклон товарищ старший лейтенант. Теперь у Вас будет возможность проявить свои способности. А я вон там на пирсе посижу и посмотрю! — сказал, сошел с корабля и на кнехт уселся наблюдать.

Боря сразу поостыл.

-Иди, иди на поклон.- ухмыляется комдив – Не уговоришь, мы ему должность командира звена катеров предложим.

И Боря направился к кнехту переговоров:

— Ладно, не сердись. Погорячился я. Забудем. А если что нужно делать Ты мне говори, я же не против.

— Вы что-то путаете товарищ старший лейтенант. Это командир помощнику должен давать указания как и что нужно делать, а не наоборот! Кроме того, я не терплю когда плохое настроение на мне срывают. Так что пойду я, пожалуй, звеном командовать, там и категория повыше, и оклад побольше. А Вы уж как-нибудь без меня.

Вскоре я сдал дела и обязанности лейтенанту Коле Озерову, и Тараев быстро убедился в том, что если хочешь чтобы на корабле что-то делалось, то делай это сам. А подпись он сменил на еще более министерскую.

Спустя пятнадцать лет мы вспоминали нашу совместную службу не без удовольствия: я как период когда мне никто не мешал, а начальник вспомогательного флота КФ капитан 2 ранга Тараев как самое беззаботное время своей службы когда он даже право подписи и спирт доверял помощнику и ни разу об этом не пожалел.

В 1982 году, уличенный мною в воровстве замполит устроил аферу по замене моей аттестации, которую, по его науськиванию возглавил Командующий КФ вице-адмирал Касумбеков, в результате чего я был сослан начальником штаба 30 ОДСО (в простонародье- дивизион алкоголиков), а поддержавшие меня командиры кораблей разбросаны кто куда, к счастью без последствий для их дальнейшей службы.

В это время Касумбекова интересовал только я, а на остальных я ему времени просто не оставил.

Капитан 3 ранга Чебатура Николай Никитович с должности начальника штаба пересел в кресло комдива, а я занял его место. С Николаем Никитовичем я был знаком давно. Когда я после училища пришел на дивизион десантных кораблей, он был уже капитаном 3 ранга и командиром СДК-108. Был он человеком необыкновенно мягким, никогда не орал, не ругался матом, избегал наказывать подчиненных и поражал всех своей невозмутимостью. С ним хорошо было служить честным и порядочным офицерам, а вот наглецы всегда норовили сесть ему на шею. Когда злобный комдив, по привычке, начинал хамить, Николай Никитович поворачивался и молча уходил.

-Чебатура, вернитесь!- орал комдив.

-Я вернусь когда Вы научитесь нормально разговаривать.- невозмутимо отвечал, не прерывая движения, Чебатура.

В 76 году, после ухода комдива, он стал Начальником штаба нашего дивизиона, но чем-то не угодил Касумбекову, и был переведён сначала в Махачкалу, а через год- в 30 ОДСО. Причиной ссылки послужила прическа его сына.

— Если он не может постричь собственного сына, то не может быть НШ!- заявил Касумбеков и Николая Никитовича сослали на дивизион который еще называли «Трамплин для увольнения» и «Оставь надежду всяк сюда попавший».

— Сюда все за проституцию попадают! – встретил меня цитатой из старого анекдота новоиспеченный комдив — Только мы с тобой политические!

С первого же дня я убедился в правоте его слов.

— Снимите цепочку с шеи.- говорил Чебатура старшему лейтенанту Клещукову – Военнослужащим запрещено носить украшения.

— А её не видно!- наглел любитель украшений.

— Я же увидел!

— А Вы не замечайте! Я же не замечаю что у Вас неуставные трусы!

И Николай Никитович отправился за Уставом, чтобы доказать что это не его прихоть, а требование Закона жизни воина. Я же вызвал машину, заполнил «Записку об аресте» и отправил наглеца на трое суток отдохнуть на гарнизонной губе.

Чтобы избежать вопросов о правомочности моих действий необходимо сказать, что, увидев как я взялся за наведение порядка , командир корпуса ПВО, в оперативном подчинении которого мы находились, предоставил мне право пользоваться в отношении разгильдяев его властью.

В первый день нового учебного года дивизион построился на плацу, а комдива всё не было. Тут позвонила его жена и сообщила, что у Николая Никитовича инфаркт и он находится в реанимации госпиталя. Я объявил личному составу о своём вступлении в командование дивизионом до его выздоровления, а командир корпуса, высоко ценивший то что мне удалось сделать за столь короткое время, начал добиваться от командования флотилией моего назначения командиром дивизиона. Но самую высокую оценку своей деятельности я получил от жены Николая Никитовича, работавшей в библиотеке дивизиона, когда навестил его в госпитале. Он стал интересоваться тем как идут дела, а она его перебила:

— Не лезь Коля! Без Тебя и твоего либерализма Александр Сергеевич быстрее порядок наведёт, а Тебе нужно подумать о месте поспокойней — не обращала она внимания на знаки, которые я ей делал.

Командующий флотилией не мог допустить назначения своего личного врага командиром соединения (отдельного дивизиона), и потому болезнь Чебатуры во внимание принята не была и все остались на своих местах.

Но Николай Никитович выводы из слов жены сделал и стал беречь здоровье. Всё чаще командиры подразделений стали обращаться ко мне по вопросам входящим в его компетенцию.

— Это к комдиву.- говорил им я.

— А мы у него уже были.- отвечали они.

— Ну и что? – и они вполне артистично показывали мне как он отрывался от газеты, несколько секунд смотрел на них.., и возвращался к чтению.

Начни я принимать решения у него за спиной и это выглядело бы некрасиво, и я решил поговорить с ним.

— Николай Никитович, ко мне идут с вопросами решать которые может только командир. Я не могу их решать потому, что это будет подрывать Ваш авторитет и выглядеть как подсиживание. Но решать- то их надо. Мы давно знакомы, не сомневаемся в порядочности друг друга, по крайней мере я не давал Вам повода для сомнений, а сейчас я оказываюсь в недвусмысленном положении.

— Плюнь!- посоветовал Чебатура – Командуй! Ни я и никто другой Тебя в стремлении занять моё место не заподозрит. Ты это своей службой доказал. А я, кажется, уже откомандовался. Пора и отдохнуть.

Так мы и служили еще почти три года. Николая Никитовича давно нет в живых, а расписываться я за него до сих пор умею. Не отличишь.

А между этими двумя случаями добровольной передачи полномочий был еще один, в котором о добровольности речь не вели и право подписи, как впрочем и другие права ,не передавали. В этот раз речь шла только об обязанностях. Но эту историю я уже рассказывал.