Никакая не байка. Стопроцентная быль.
Катер командира противолодочной дивизии приближался к крейсеру «Александр Невский». Строгим глазом оглядывал контр-адмирал Ярцев корабль, стоявший на бочке. Образцовый крейсер, образцово покрашенный, образцово стоял посреди североморского рейда: ни тебе потеков по бортам, ни «соплей» — забытых неподобранных концов, ни соляровых пятен на воде, ни плавающих бутылок, банок и прочего мусора… Все, что надо поднято, все, что надо опущено. Орудия зачехлены. Стоячий такелаж и бегучий – безупречны. Флаг и гюйс вьются по ветру. Залюбуешься! И вдруг… Ярцев глазам своим не поверил: на леерах полубака стоял матрос, и не на ногах стоял, а на руках, и не просто стоял, а шел на руках, перемещаясь в сторону гюйса. Адмирал глаза протер – видение не исчезло. Но тут палубная трансляция прогремела: «По правому борту – стать к борту!» И запел сигнал «Захождение». Матрос спрыгнул с леера и колесом, колесом укатился за носовую башню главного калибра.
Комдива встречал старпом капитан 3 ранга Кибкало. И первый же вопрос адмирала:
— Это что у вас тут за акробат по леерам на руках ходит?
— Старший матрос Карапетян, товарищ адмирал. Он до призыва цирковое училище закончил…
— А если бы он свиноводческое училище закончил, вы бы тут свиней гоняли?
— Никак нет. У нас матрос Любодуров профессиональный зоотехник, свинарь от бога, так из него классный штурманский электрик вышел.
— Ну, так вы и этого Карапетяна к делу пристройте. Чтоб по леерам не шастал!
— Уже пристроен, товарищ адмирал. Он в боцманской команде. Сегодня проверял, как обтянуто леерное ограждение.
-Н-да…
Комдив понял, что остроязыкого старпома не ущучишь, махнул рукой, и поскольку время было обеденное, направился прямиком во флагманский салон, где вестовые накрыли стол на две персоны. Второй персоной был старпом, замещавший командира.
Обед удался на славу: корейская закуска хе из полусырого мяса, наваристый флотский борщ под стопку «Столичной», котлеты по-киевски, компот из мандарин. И вестовые, и корабельный кок проходили стажировку в лучшем мурманском ресторане, куда капитан 3 ранга Кибкало периодически отправлял то одного, то другого, то третьего. И старшего матроса Зармайра Карапетяна тоже направлял, но не в ресторан, а в местный цирк, где музыкальный эксцентрик оттачивал свое мастерство на арене. Кроме того парень был замечательным акробатом, жонглером, фокусником и коверным клоуном. Все эти таланты ему ничуть не пригодились на флоте, и даже мешали служить, как служили сотоварищи. Карапетян полностью оправдывал свое имя Зармайр, что по-армянски «удивительный мужчина». Он привык удивлять своих зрителей в Ереване, и иногда забывал, что палуба крейсера это не арена. Тут-то и случались с ним казусы. Поначалу, как музыкант, хоть и эксцентрический, он попал в корабельный оркестр. Играл он на трубе, но мог и на кларнете, и на валторне, и даже на тубе. Играл он блестяще, но в самый неподходящий момент на него находило, и он мог подбросить трубу, а потом ловко поймать ее и продолжить партию. Это всегда изумляло и капельмейстера, и еще больше тех, ради кого оркестр играл гимны и марши.
Оркестр напрямую подчинялся старпому и Карапетян все время имел дело со вторым, а иногда и первым человеком на корабле. Поэтому в один и тот же день он мог быть и старшиной 2 статьи (утром), и старшим матросом (вечером), а на утро – стать просто матросом, а через день снова вырасти до старшины 2 статьи… Один раз был даже главстаршиной. Старпом не успевал придумывать ему новые взыскания и снимать старые.
Последней каплей в чаше его терпения стала выходка Карапетяна во время визита министра обороны одной из скандинавских стран. Оркестр только что закончил исполнение скандинавского гимна, как из рук старшего матроса вырвалась труба и, как бы, подхваченная порывом морского ветра, полетела в сторону моря. И в то же мгновенье музыкант догнал ее, подхватил и впрыгнул в строй. Высокие гости зааплодировали ловкости моряка. А капельмейстер скорчил Карапетяну гримасу, достойную любого фильма ужасов. И капитан 3 ранга Кибкало, молча показал ему кулак, что на языке глухонемых означало: «Я с тобой серьезно поговорю!».
Серьезный разговор кончился тем, что старпом отправил Карапетяна на исправление в боцманскую команду. И вот тут-то норовистый матрос расцвел — нашел себя в настоящем мужском деле. Он оказался прекрасным маляром (правда, иногда жонглировал кистями, разбрызгивая краску), великолепно плотничал, с удовольствием плел маты, на которых потом же показывал сложные акробатические кунштюки. Главный боцман старший мичман Поротый не мог на него нарадоваться и прочил Карапетяна себе на замену, если только тот останется на сверхсрочную. Но Зармайра манила карьера клоуна. А это плохо сочеталось с должность боцмана, главного корабельного хранителя.
Великолепно отобедав, адмирал пришел в доброе расположение духа.
— Ну, что там твой акробат, неужели в цирке выступал? – Спросил он старпома.
— И сейчас еще выступает. Иногда. За особые заслуги в боцкоманде.
— А ну позови его сюда. Поговорю с ним.
Через пять минут Карапетян отрапортовал, как положено:
— Товарищ адмирал, старшина 2 статьи Карапетян прибыл по вашему приказанию!
— Ишь ты! Прибыл… Да ты я смотрю ловкий… Поворотливый. А ну, покажи, что ты можешь.
Карапетян взял из вазы три апельсина и стал быстро-быстро перебрасывать их над головой.
— Молодец! А что еще?
Старшина сделал несколько пасов вокруг адмирала и предъявил ему знак командира корабля, незаметно снятый с его тужурки.
— Ух, ты, ловкач какой! Да ты можешь карманником в автобусе подрабатывать!
Карапетян сделал двойное сальто. Спародировал, как генсек произносит слово «Социалистические страны», потом кричал петухом, индюком и шипел гюрзой.
Адмирал хохотал, как мальчишка, Кибкало тихо улыбался.
Зря говорят: «Кто на флоте не служил, тот в цирке не смеется». Ярцев прослужил на флоте двадцать лет, но в цирке смеялся громче всех. И Кибкало тоже смеялся. Особенно, когда на ковре кувыркался клоун из его боцманской команды.
Командир дивизии съехал на берег, весьма довольный своим визитом на «Александр Невский».
Перед самым Новым годом, Ярцев позвонил старпому «Невского»:
— Ну, что, твой клоун еще служит? Пришли-ка его в штаб. Мы тут новогодние поздравления затеяли. А дед Мороз на «губе» сидит. Осталась только одна Снегурочка.
Так Зармайру Карапетяну, матросу, уже даже не старшему, выпала честь поздравлять детей военнослужащих противолодочной дивизии. Дед Мороз из него на первый взгляд вышел никудышный. Он на целую голову был ниже Снегурочки, роль которой исполняла студентка института культуры, дочь контр-адмирала Ярцева. Но когда дети видели, как дед Мороз с ярко красным носом кувыркается вокруг елки, ходит на руках и кричит при этом петухом, как жонглирует мандаринами и показывает фокусы, они приходили в счастливый восторг. Так вместе с Яной-Снегурочкой они обошли все квартиры и вручили всем, кому было положено, новогодние подарки. Успех был такой, что замечательную парочку пригласили на утренник в штаб Северного флота, и там Карапетян и Яна повторили всю свою. Тогда по распоряжению комфлота их на его личном катере отправили в турне по другим гарнизонам – в Полярный, Видяево, Гаджиево, Западную Лицу… И всюду Дед Матрос Красный Нос и красавица Снегурочка из противолодочной дивизии имели не просто шумный – оглушительный успех. Но больше всех бы оглушен контр-адмирал Ярцев, когда дочь-Снегурочка объявила ему, что выходит замуж за Деда Мороза, то бишь матроса Зармайра Карапетяна. Отец лишился дара речи, и очень хорошо, что лишился, иначе бы студентка института культуры намного расширила свой словарный запас.
Перед свадьбой жених отсидел на гауптвахте десять суток. Но и это не образумило его, не сломило, и свадьба все же состоялась – за месяц до увольнения матроса Карапетяна в запас. Свадьбу сыграли на арене городского цирка, и это была, наверное, самая веселая на свете свадьба, потому что новобрачных поздравляли дрессированные собачки, клоуны, акробаты и даже шимпанзе Гаврила, который поднес Яне букет роз. Посаженым отцом и по совместительству тамадой был капитан 3 ранга Кибкало.
***
Контр-адмирала Ярцева примирило с судьбой и дочерью только то, что она родила под Новый год двойню – мальчика и девочку. Мальчика назвали в его честь– Аванесом, то есть Иваном, а девочку в честь бабушки – Айкануш, то есть Анна.
— О, флот! – Восклицал иногда Ярцев. – Ты сделал из циркача боцмана, а потом из боцмана – клоуна! И ведь все получилось, как надо…
Много позже, когда Зармайр Карапетян, стал народным артистом СССР, партнером Юрия Никулина в Старом московском цирке, то первого внука он назвал в честь своего былого воспитателя контр-адмирала Кибкало – Акопом, то есть Александром, о чем и сообщил тому телеграммой. Но дотошный старпом выяснил, что имя «Акоп» вовсе не Александр. По-армянски это означает «держащийся за пятку». Кибкало очень смеялся, потому что вспомнил одну давнюю крейсерскую историю…
Однажды пришел к нему корабельный доктор и пожаловался, что каждую ночь слышит из вентиляционной магистрали плач младенца.
— Нет, нет, это не галлюцинация.! – Сразу же предупредил он. – Мой фельдшер тоже его слышал. Я даже стоматолога приглашал, и он тоже слышал.
— Что же это может быть? – Размышлял Кибкало. – Может, это души загубленных твоих пациентов рыдают?
— Я ни одной души не загубил! – Обиделся док. — Процент выздоровевших у меня самый высокий в дивизии.
— Или это голоса прижитых на стороне детей? – Исповедовал его старпом.
— Ну, это ближе к истине… — Нехотя согласился эскулап. – Но я никого не бросил, всем помогаю. Не с чего им так убиваться.
— Может, кого обидел на корабле? – Допытывался капитан 3 ранга.
Доктор задумался.
— Вот неделю назад приходил ко мне старшина 3 статьи Карапетян.
— Нет такого звания на флоте – старшина 3 статьи.
— Ну, он так представился.
— А! Значит, тогда он еще был старшим матросом. И что?
— Хотел получить краткосрочный отпуск на родину, согласно вашему приказу о поимке и уничтожении десяти крыс. Но я ему отказал. Речь шла о полнозрелых особях, а он хвостики от новорожденных крысят принес.
— Так. Все понятно. Дождемся ночи.
Спустя два часа после отбоя, Кибкало навестил доктора в его каюте.
— Плачут?
— Сами послушайте!
Из вентиляционного патрубка доносились жалостливые всхлипы и душещипательный младенческий плач, временами переходящий в жуткий ор.
— С ума от этих звуков сойти можно! – Схватился за голову доктор.
— Можно. – Согласился старпом и быстро вышел из каюты. Он заглянул в вентиляционную выгородку, осмотрел ее с помощью фонарика. Луч выхватил две голые пятки, которые торчали из широкого короба общесудовой вентиляционной магистрали. Ухватив за одну из них, он вытащил (сам вылез) «старшину 3 статьи» Карапетяна. Займар изобразил умоляющий плач младенца, но старпома это не разжалобило. Он объявил ему трое суток карцера.
Видимо, с той поры он и стал для Карапетяна Акопом, что в переводя с армянского «держащийся за пятку».
