ПРИКАЗ
Все, что нам нужно на этом свете. Глоточек воздуха и приказ… (А. Городницкий)
— Нам приказано принять лодку Н-ского и выйти в море на флотские учения, — объявил Гиви Капанадзе на собрании офицеров.
Экипаж прибыл из учебного центра и отпуска, правда, еще не в полном составе
– А наша?– поинтересовался механик.
— Наша пока в морэ и нам придется…Таков план боевой подготовки, — командир не сказал, что план десять раз менялся, — через три дня мы выйдэм в морэ.
— Какие три дня? На прием корабля положено десять суток! — заволновался Малых. Приказ Министра обороны регламентировал прием – передачу атомных подводных лодок экипажами в течение десяти суток с вводом в действие ядерных реакторов и главной энергетической установки.
— Повторяю, — посуровел командир, — на прием нам выдэляется трое суток, послэ чего хозяева убывают в отпуск, а мы – в морэ.
— Товарищ командир, но это же не корабль. Это… даже стыдно сказать. Лодка должна была пройти текущий ремонт еще пять лет тому назад. Не могу даже представить себе в каком состоянии у них техника.
— Отставить разговоры, Малых! И нэ паникуй. Ты что, пэрвий раз замужем?
— Так это их техника, они ее знают! Знают все тонкости и хитрости. Корабль и вся его начинка — это живой организм со своим характером и привычками. С ним нужно сродниться, чтобы управлять, — упирался механик, — пойду к флагмеху!
— Напрасно! Флагмэх Хапов в отпускэ, за нэго Калисатов. А с этим – бэсполезно! Этот будэт дэлат все, что ему скажет Караваев. А комдив на стрэльбах в Бэлом морэ. Все! Отставить разговоры, механик
— Владимир Константинович! – вмешался замполит Илин, — мы люди военные и должны выполнять приказы, а не подвергать их сомнению!
— Тебя, долбо…дятла, тут еще не спросили! — подумал механик, но промолчал.
После обеда экипаж строем прибыл на подводную лодку для приема материальной части. Время пошло. Матросы разошлись по заведованиям, знакомясь со своими сдающими – хозяевами техники и оружия. Офицеры принимали документацию и впитывали информацию по техническому состоянию своего оборудования.
Командир дивизиона живучести Андрей Шарый осмотрел на палубе аварийно спасательные устройства и глянул за борт. Кто бы сомневался? За бортом по периметру пузырило и лодка кренилась на левый борт, наваливаясь на причал. Сдающий комдив, Глеб Нилов, подтвердил:
— Валимся, Андрей! А ты как думал? У всех одна беда. Продуваемся, чтобы стать на ровный киль. Воздушные компрессора тоже не….Гонят масло, компрессионных колец нет, а работать ими приходится часто. Продувайся осторожно, чтобы не создать в трубах дизель – эффект, как на 166-й. Помнишь?
— Что-то не припоминаю. Меня в дивизии не было, мы были в море.
— Ну как же! У них тоже цистерны дырявые и они продували главный балласт, чтобы выровняться. Закрывали бортовые клапана всех, кроме одной и дули…. Стояли на СБР и работали компрессорами на пополнение запаса ВВД. А компрессинные кольца плохие и смазочное масло гнало в трубы ВВД. При продувании в изгибе трубы пиково поднялось давление, ну и температура, естественно. И – рвануло! Взорвались масляные пары, развалило колонку аварийного продувания и весь запас ВВД выдуло в центральный пост. Командира Косаря швырнуло на станцию торпедной стрельбы, контузило… Механик Лукашенко получил осколок в бедро и полгода валялся в госпитале. Хорошо, что люк центрального был открыт и все выдуло в атмосферу. Да ты должен помнить – мы же изучали эту аварию.
— Припоминаю, но от этого снабжение запчастями не стало лучше!
Рисунок Олега Каравашкина
— На моих тоже кольца плохие. А разве у тебя лучше? — и Глеб ввел Андрея в курс по всем неисправностям, ничего не скрывая, потому что не чувствовал себя в них виноватым. Конечно все, что успел вспомнить.
Вечером на совещании у Пергамента офицеры по подразделениям перечислили все корабельные замечания, которые собрали за полдня. Их количество впечатлило даже видавшего виды старпома.
Малых доложил, что энергозапас реакторов на исходе. 85% — выработка активной зоны на правом борту и 90% на левом. Пытался ознакомить и еще с двумястами замечаний по обрывкам бумажек, поданных ему матросами и офицерами электромеханической боевой части, но старпом Пергамент его прервал:
— Отставить, Владимир Константинович! Это мне пока не нужно. Вот когда соберешь все, тогда огласишь весь список. В двух экземплярах, пожалуйста. Один своему флагманскому, другой – командиру!
Помощник командира Сапрыкин подсчитал, что по подразделениям не хватает 32% штатного личного состава. Иными словами, экипажа-то пока еще нет! С кем в море идти? Первые впечатления были хуже ожидаемых. А что будет дальше?
На Большой земле
Роскошный вид, блеск золотых погон. И кортик с золоченой рукояткой Казалось ей, что предназначен он для праздной жизни… Служба для порядка. (Вадим Валунский)
В отпуске на Большой земле Настя познакомила Андрея с Борисом Бобровским. Зачем она это сделала? Маленькие женские хитрости? Андрей знал о школьном романе своей жены, но преодолеть натянутость и неестественность этой встречи не смог и общего разговора не получилось. Теща, Елизавета Ивановна, относилась к Андрею настороженно и недоверчиво. Вероятно, она была изначально против их с Настей брака, отдавая предпочтение однокласснику Борису, который сегодня занимал солидное положение в НИИ, где работал и готовился к защите кандидатской диссертации.
А эти моряки… Во — первых – пьет! Это она про Андрея. Теща свято убеждена, что сто граммов в отпуске за обедом или в воскресенье, это глубокое пьянство, близкое к алкоголизму. Шарый действительно мог, обладая крепким здоровьем, в охотку и в компании, крепко выпить, что и делал, не смущаясь, даже будучи в гостях у тещи. Ну и Настя рассказывала – эти моряки умеют выпить! В родительской семье Насти не пили вовсе. Исключением был новогодний праздник, когда торжественно открывали бутылку сухого вина, выпивали по маленькой рюмочке, после чего бутылку закрывали и хранили для случайных гостей в холодильнике неопределенное время. Во-вторых, опять – моряки. В представлении глубоко сухопутной Елизаветы Ивановны и из прочитанных ею книг рисовался образ этаких пройдох, у которых — в каждом порту… Форма, правда, красивая! Рубашка белая, крахмальная, якоря на лацканах и кортик! В-третьих — Настины сомнения, которые обострялись в период ссор, естественно становясь маминым достоянием. Мамина же дочка.
Правда, Настя иногда сожалела об этом, но перебороть себя не могла. Бобровский был настойчив и целеустремлен. Этакий устойчивый, состоятельный, непьющий и надежный. Как глыба. И мама его хвалила.
Так или иначе, в отпуске отношения с Андреем охладели, к тому же внезапно подошедший вызов на службу раньше времени был воспринят Настей в штыки. И, вероятно, не столько от того, что вновь наступало расставание, сколько от этого вечного, нескончаемого “надо”, которое портило все впечатления от совместной жизни и от жизни вообще. Андрей звал Настю с собой на Север, но она, вся в сомнениях, раздраженная текущими событиями и этим досрочным вызовом, ехать отказалась.
И Шарый улетел.