В конце октября 1974 года наш большой противолодочный корабль «Достойный» Северного флота, на котором я проходил службу в должности командира носовой зенитной ракетной батареи ЗРК «Оса-М», был представлен к участию в совместной зенитной ракетной стрельбе на приз Главнокомандующего ВМФ. За две недели до описываемого события, корабль успешно выполнил зенитную ракетную стрельбу по радиоуправляемой мишени Ла-17К — небольшому имитирующему самолет-штурмовик летательному аппарату с турбореактивным двигателем, летящему со скоростью около 800 км/ч и управляемому по радиокомандам со специального берегового пункта управления. Стрельбу с пусками двух зенитных управляемых ракет довелось выполнить моему боевому расчету. Обе ракеты поразили воздушную цель и она, объятая пламенем и, разваливаясь на отдельные фрагменты, под радостные возгласы тех, кто наблюдал стрельбу с ходового поста и сигнального мостика, упала в воду.
Не скрываю, наблюдая в центральном посту по индикаторам и транспорантам процесс наведения пущенных моей рукой ракет на цель и ее поражения, я тоже испытывал не меньшую радость и гордость за свой боевой расчет, отлично справившийся со своей учебно-боевой задачей. Случалось, в сравнительно недавние времена за такую стрельбу и награждали правительственными наградами. Но в мое время — это боевое упражнение считалось вполне отработанным и многого за его успешное выполнение уже не полагалось. Правда, обращенная ко мне фраза «Благодарю за службу!» и крепкое мужское рукопожатие заслуженного и высокоуважаемого моряка — 1-го Заместителя Командующего Северным флотом вице-адмирала Евгения Ивановича Волобуева, который наблюдал стрельбу с ходового поста корабля и по сегодняшний день является предметом моей гордости.
Теперь же предстояла еще одна стрельба, уже на приз Главнокомандующего ВМФ. Правда, боевое распоряжение на стрельбу получила совсем другая бригада противолодочных кораблей, в которую наш корабль не входил. Тем не менее, по какой-то причине решением командования наш корабль на стрельбу временно включили в состав корабельной поисково-ударной группы именно этого соединения. А его командование, в свою очередь, приняло, очевидно, «мудрое» решение, согласно которому большому противолодочному кораблю «Адмирал Исаков» предстояло выполнить стрельбу по упомянутой выше радиоуправляемой мишени Ла-17К, а нашему кораблю досталась куда более сложная в реализации стрельба по ракете-мишени РМ-15, запускаемой с ракетного катера. Она представляла собой малоразмерную противокорабельную крылатую ракету с охолощенной боевой частью и отключенной системой самонаведения, летящую на малой высоте с околозвуковой скоростью. Замечу, что поучиться на чужом опыте мне было совершенно не у кого, поскольку это была первая на Северном флоте зенитная ракетная стрельба ЗРК «Оса-М» по такому типу воздушной цели.
Времени на подготовку практически не было, но недавно успешно выполненная ракетная стрельба вселяла уверенность в успехе. Конечно, мы провели максимально возможное количество проверок, скажем так, «болевых» точек комплекса, и дополнительно потренировались в составе боевого расчета по имитированным целям, близким по своим элементам движения и радиолокационной отражаемости к ракете-мишени РМ-15.
И вот наш корабль и БПК «Адмирал Исаков» в полигоне боевой подготовки. Провели первый этап боевого упражнения – тактическое учение по ПВО по отражению атак штурмовой авиации противника под прикрытием радиолокационных помех, которую обозначали три или четыре пары истребителей. Материальная часть комплекса работала надежно, а боевым расчетом все воздушные цели были своевременно обнаружены и условно обстреляны пусками электронных ракет.
Наступил решающий момент непосредственно самой стрельбы с боевыми пусками. ЗРК приведен в полную готовность к боевой работе. Боевой расчет занял свои места согласно расписанию по боевой тревоге, контролеры и группы записи так же разместились в соответствии со своими обязанностями при выполнении практической зенитной ракетной стрельбы. Напряженно всматриваемся в индикатор кругового обзора станции обнаружения целей. И вот на экране появилась крошечная отметка, которая, оставляя за собой хвост послесвечения экрана на каждом обороте антенны, быстро двинулась на нас. Классифицирую эту отметку как опасную и атакующую наш корабль воздушную цель. Командую операторам взять ее на сопровождение. Несколько секунд — и операторы боевого расчета уже выполнили мою команду. Слежу за приближающейся отметкой от цели и вскоре слышу, как где-то над головой глухо стукнули открывшиеся крышки пусковой установки и по информационным транспарантам контролирую ее подъем с двумя зенитными ракетами. Через несколько секунд по горению транспарантов и вращению индикаторных шкал вижу, что пусковая установка отработала нужные углы наведения в сторону цели и комплекс окончательно готов к стрельбе. Даю команду на включение контрольно-записывающей аппаратуры. Вот цель входит в зону пуска, о чем свидетельствует загорание соответствующего транспаранта, и я нажимаю кнопку «Пуск». Слышу, как наверху ухнула уходящая к цели ракета. Но что такое? Буквально через секунду после старта вся информация о ее полете к цели на ракетных индикаторах пропала, а транспаранты, соответствующие этапам полета ракеты к цели при ее наведении, надлежащим образом не загорелись.
По индикатору кругового обзора наблюдаю, как цель стремительно приближается, и слышу четкие доклады о дистанции до нее от оператора дальности старшего матроса Владимира Панова. Напряжение нарастает, а мой ЗРК «молчит». Еще совсем немного времени, и цель пересечет ближнюю границу зоны пуска. И тогда стрельба станет вообще не возможной.
В этой нештатной ситуации быстро соображаю, что первая ракета сошла с траектории сразу после старта и автоматического пуска второй ракеты в залпе уже не произойдет, потому что сам ЗРК не находится в нужном для этого состоянии. Делаю необходимые коммутации на пульте управляющего огнем, контролирую выполнение необходимых предстартовых операций и повторно нажимаю кнопку «Пуск» уже для второй ракеты. И с облегчением наблюдаю нормальное прохождение стартового цикла и всю необходимую информацию о ее полете с очень точным наведением на цель. Вот радиолокационная отметка от ЗУР появляется на индикаторе дальности и стремительно сближается с радиолокационной отметкой от цели, на мгновение они сливаются в одну общую и…. Опять неудача! Моя ракета удаляется без подрыва боевой части, а непораженная цель продолжает свой полет. Несколько позже, многие, кто наблюдал за стрельбой с ходового поста и сигнального мостика, мне рассказывали, что визуально им показалось, что вторая ракета точно попала в ракету-мишень, настолько близко она пролетела мимо нее. Через несколько секунд на индикаторе кругового обзора вижу, как отметка от цели вышла из ближней зоны сплошной засветки от водной поверхности с другой стороны корабля и пошла на удаление. С досады я чуть не ударил кулаком по индикатору, на котором только что наблюдал полет зенитной ракеты. Но ничего уже не поделаешь, стрельба окончена и выполнена она не успешно. С тяжелым сердцем докладываю по громкоговорящей связи «Каштан» на командный пункт ракетно-артиллерийской боевой части о не поражении цели.
Между тем, сразу после старта второй ЗУР пусковая установка в соответствии с алгоритмом работы автоматически выполнила перезаряжание следующей парой зенитных ракет. Поэтому, через некоторое время получаю команду опустить ракеты в погреб и привести матчасть ЗРК в исходное положение. От кнопки «Отмена» на своем пульте включаю цикл приведения пусковой установки с ракетами в исходное положение и по транспарантам контролирую все операции отработки этой команды. И опять не везение! И опять что что-то пошло не так! По горению транспарантов вижу, что пусковая установка при своем опускании в погреб застряла в каком-то непонятном промежуточном положении. Оставляю свой командный пункт под ответственность старшины команды, быстро поднимаюсь из центрального поста по двум вертикальным трапам и бегу к ракетному погребу. Открываю его дверь запасным ключом, который был у меня всегда в кармане куртки. Спускаюсь на палубу погреба и ничего не понимаю из происходящего. Гидронасос группового гидропривода надсадно ревет на пределе мощности. На палубе валяются размочаленные обломки носовой части ракеты, и какие-то исковерканные мелкие предметы. И, самое жуткое из увиденного, так это то, что опускаемая вместе с пусковой установкой правая ракета своей носовой частью врезалась в хвостовую часть другой находившейся в погребе ракеты. У опускаемой ракеты разворочена носовая часть, а у той, что в погребе — хвостовая.
Командую по громкоговорящей связи в центральный пост обесточить пусковую установку. Понимаю, что если уже ничего не взорвалось и не загорелось, то скорее всего этого уже и не случится. Но тут же в голову приходит мысль, что мои командиры и начальники меня наверняка спросят, какие меры принял для того чтобы обезопасить ситуацию. Дело в том, за два месяца до этого на Черноморском флоте из-за несанкционированного срабатывания маршевого двигателя одной из зенитных ракет в кормовом ракетном погребе большого противолодочного корабля «Отважный» в результате развившегося объемного пожара корабль погиб и вместе с ним погибло двадцать четыре моряка. Поэтому, тема аварийного происшествия с зенитными ракетами в погребе и на Северном флоте была чрезвычайно актуальной. Решил расстыковать цепи электропитания пиропатронов аварийных ракет, хотя на корабле эта операция никакими инструкциями не предусмотрена. Да и хорошо понимал, что это нужно только для доклада и для обеспечения безопасности никакого значения не имела, так как пусковая установка обесточена. Для этого было необходимо извлечь специальные контактные колодочки из своих гнезд в корпусе ракет. Командую в центральный пост, чтобы об этом доложили на командный пункт ракетно-артиллерийской боевой части. Достаю из кармана брюк свою «боевую» отвертку, с которой никогда не расставался. И, цепляясь за различные выступающие устройства ракетного погреба, карабкаюсь наверх к ракетам, чтобы выполнить эту работу.
И в этот момент в погреб буквально врывается наш замполит А.И. Иваненко и начинает на меня орать самым непристойным образом, что я, мол, специально сделал так, чтобы вызвать взрыв в ракетном погребе. «Партбилет – на стол!» и все в таком духе. Но мне было совершенно не до него. Работая с аварийными ракетами, я пытался понять, почему вдруг одна из них оказалась на линии заряжания, где ее никаким образом быть не должно. Но на его крики и матерную брань я вынужден был все же среагировать, и я совершенно спокойно произнес, чтобы не он мешал мне расстыковывать опасные цепи на ракетах. На мгновение бросил взгляд на то место, где он стоял, а его как ветром сдуло! Видно от нервного перенапряжения, я даже отвлекся от своей работы, спустился на палубу погреба и выглянул через дверь наружу. И ни в одном из трех просматриваемых направлений внутренних помещений корабля его не увидел. Исчез бесследно! Наконец, я все закончил, поднялся на ГКП и доложил о выполненной стрельбе, проделанной работе и принятых мерах безопасности. Нет необходимости описывать о том, что происходило дальше. Ясно, что ничего хорошего.
Пришли в базу и по боевой тревоге с помощью, встроенной в пусковую установку гидравлической системы со всеми предосторожностями вручную расцепили изуродованные огромным усилием опускаемой в погреб пусковой установки ракеты. Выгрузили их на мешки с песком в кузов находящегося на причале автомобиля обслуживающей нас технической ракетной базы, и их автоколонна медленно со всеми предосторожностями двинулась от корабля.
А дальше началось! Как это бывает в подобных случаях, на корабль прибыла большая группа проверяющих от различных флотских инстанций. Начала свою работу специально созданная для расследования аварийного происшествия флотская комиссия. А меня отстранили от командования батареей. Тем не менее, проявить и обработать фотографические бумажные ленты контрольно-записывающей аппаратуры с параметрами выполненной стрельбы доверили все-таки мне. Больше некому было! При обработке записанной информации к огромному облегчению увидел, что все служебные сигналы четко прописались, и, главное, никаких замечаний по работе комплекса на стрельбе я не выявил. Кроме того, что по каким-то причинам первая ракета сразу после старта ушла с траектории, а вторая не подорвалась в районе цели.
Потом началось написание объяснительных записок, что и как делал при подготовке и во время стрельбы. Сколько я их написал, уже не помню, но хорошо помню – далеко не одну. Но устно докладывал только заместителю начальника Управления ракетно-артиллерийского вооружения СФ капитану 1 ранга Р.К.Поге, человеку суровой внешности и такому же в общении. Вспомнилось, как после гибели БПК «Отважный» он устроил нам ночную проверку взрывопожаробезопасности ракетно-артиллерийского вооружения корабля и с какой дотошностью проверял службу артиллерийского дозора, состояние систем орошения погребов, ингибиторных систем и исправность системы пожарной сигнализации. Даже в соединительных ящиках электрических цепей в ракетных погребах все до последней гаечки на предмет их затяжки проверил! Поэтому, мне было понятно, что мне сейчас предстоит серьезное испытание. Так оно и было. Заглядывая в те или иные руководящие документы, Р.К. Пога до последних подробностей расспрашивал меня о всех моих действиях.
Между тем, флотская комиссия с привлечением специалистов промышленности приступила к работе. Одни из ее членов «копалась» в постовой и эксплуатационной документации, другие «трясли» матчасть в поисках причины произошедшего. Где-то «на бегу» встречаю своего старшину команды С.П. Сапегина, который поведал мне, что никаких неисправностей и замечаний по работе матчасти комиссия пока не выявила. Что меня немало удивило, так как этот ЗРК был один из первых серийных образцов во всем Военно-Морском флоте и довольно часто выходил из строя. А сейчас как будто сама техника понимала, что сильно подвела меня и изо всех сил старалась облегчить мою участь.
В один из моментов всей этой суматохи, идя через столовую личного состава корабля, вдруг услышал за своей спиной, как кто-то бросил мне придушенным голосом реплику, что, мол, я умышленно хотел взорвать корабль. От ощущения чего-то мерзкого я не стал оборачиваться на хозяина этих слов. В другой раз один матрос из комсомольского актива корабля вообще безапелляционно заявил мне в лицо, что меня надо гнать из партии и отдать под суд. Чему я сильно уже и не удивился. Потому что перед этим со мной вдруг побеседовал о ракетной стрельбе и ее печальных последствиях заместитель секретаря партбюро корабля (получилось так, что я сам в то время был секретарем партбюро корабля) командир БЧ-5 А.З. Шихотаров. Как говорится, явно «готовилась почва».
Но все старания этих «товарищей» лопнули в одночасье, когда примерно на третий день разбирательства на корабль прибыл председатель комиссии вице-адмирал Е.И.Волобуев. Через некоторое время после его прибытия меня вызывали на доклад к нему во флагманскую каюту. И вот, через две недели после той ракетной стрельбы, за которую он меня поблагодарил с адмиральским рукопожатием, я опять предстал перед ним, но совершенно по далеко не лучшему поводу и совершенно с другими чувствами. Адмирал сидит за столом, на котором я разложил осциллографические записи стрельбы, на диванчике сбоку от стола – Р.К.Пога, а в дверях в каюту застыл командир корабля А.К.Ильин. И за его спиной теснилась группа корабельных и штабных офицеров, к которым у адмирала могли возникнуть вопросы. А он, блеснув очками в тонкой оправе из желтого металла, внимательно и строго взглянув на меня, приказал мне сделать по записям осциллограмм анализ зафиксированных параметров движения воздушной цели и наведения на нее ракет, а также работы системы управления. К моему не малому удивлению, он проявил неподдельный интерес и внимательно следил за кончиком карандаша, которым я при докладе водил по этим хитроумным кривым, чем-то отдаленно напоминавшим электрокардиограмму работы сердца, только в десятки раз в большем количестве и по ходу доклада задавал мне грамотно сформулированные вопросы. «Вот это адмирал — еще подумал я – у него проблем целый Северный флот, а он так глубоко интересуется!» Посто не знал я тогда, что это стиль работы адмирала Волобуева – подробно вникать в детали того, чем он в данный момент занимается.
После моего доклада он обратился к Р.К.Поге и во всеуслышание попросил дать оценку специалиста по работе боевого расчета и о техническом состоянии комплекса. С огромным облегчением слышу, что боевой расчет отработал строго в соответствии с руководящими документами, и по техническому состоянию комплекса замечаний нет. Вдруг слышу за спиной реплику командира корабля А.К.Ильина. Что, мол, мне, прежде чем опускать ракеты в погреб, надо было убедиться, что обе линии заряжания свободны. И тут адмирал резко оборвал его и своим неподражаемым со сталью в интонации голосом отчеканил фразу, которую я дословно запомнил на всю жизнь: «И правильно сделал! Волков бояться — в лес не ходить! Лучше мы сейчас ракеты будем ломать и разберемся, чем в бою!». После чего размашисто утвердил акт именно с теми выводами, которые ему только что доложил Р.К.Пога.
Это произвело эффект разорвавшейся бомбы! А я, получив разрешение идти, еле дошел до своей каюты и совершенно обессиленный от пережитого, рухнул на койку.
Но ведь причины неудачной стрельбы никуда не делись! И ведь что примечательно, они проявились на одной стрельбе сразу во всех трех основных устройствах, из которых состоит любой ракетный комплекс. В системе управления, которая не обеспечила вывод первой ракеты на кинематическую траекторию полета после старта. В самой ракете, боевое снаряжение которой не сработало по цели. И, наконец, в пусковой установке, которая при опускании в погреб штатной командой из центрального поста воткнула одну ракету в другую. Уникальный случай! И если к этому добавить, что все это произошло лично на моем тринадцатом по счету пуске, то произошло вообще нечто мистическое.
После ноябрьских праздников на корабль прибыла еще одна комиссия, теперь Военно-Морского флота совместно с разработчиками и изготовителями. Правда, они приехали выяснить только причину утыкания ракет на пусковой установке. Потому что, как потом мне один из них объяснил, разработчиками комплекса к моменту нашей стрельбы уже были известны конструктивные дефекты, приводящие к сходу ракеты с траектории сразу после старта и к несрабатыванию боевого снаряжения по малоразмерной воздушной цели, какой была и РМ-15, при минимальных промахах. И уже шла выработка технических решений для исключения подобных негативных явлений. А вот утыкания ракет на пусковой установке на кораблях всего ВМФ, вооруженных данными ЗРК, еще ни у кого не было.
Приступив к работе, члены комиссии сначала произвели тщательный осмотр всех механизмов пусковой установки и никаких нареканий не предъявили. Проверили работу и состояние всего электрооборудования – и опять все оказалось исправным. По этому поводу я с теплотой вспоминаю электромеханика Н. Кувшинова, который содержал ее самым добросовестным образом. Помню, как один из конструкторов даже принес из североморского хозяйственного магазина весы безмен и, зацепив крючком ту или иную подвижную деталь, замерял усилие, с которым она перемещалась внутри механизмов направляющих пусковой установки.
Комиссии было ясно одно, что после нажатия мной кнопки «Отмена», при автоматической работе пусковой установки по приведению ее в исходное состояние произошла выработка ложного сигнала о том, что на правой направляющей пусковой установки ракета отсутствует. Поэтому ее логическая схема выдала команду на поворачивание барабана с очередной ракетой на один шаг для дозарядки, в которую и воткнулась опускаемая ракета.
Исходя из этого, комиссия и нацелила работу на поиск причины выработки этого ложного сигнала. Загрузили на обе направляющие габаритно-весовые макеты ракет, и целую неделю с утра до вечера «гоняли» пусковую установку в электрическую с максимальными нагрузками с целью проявления дефекта. Все без толку. В конце концов, вся комиссия собралась в моей каюте, и, основательно обкурив ее за обсуждением проблемы, ломали голову в поисках причины. Наконец один из них, сокрушенно опустив голову, заявил, мол, как же так, мы придумали эту пусковую установку. Спроектировали, изготовили, а почему случилось утыкание ракет, никак понять не можем. Вдруг один из них, стукнув слегка себя по лбу, буквально побежал наверх на пусковую установку, а я за ним следом.
Оказалось, он, как представитель ОТК завода-изготовителя, решил проверить целостность контровки одной из заводских регулировок в весьма сложном механизме правой направляющей. И тут выяснилось, что контровка, закрашенная заводской краской совершенно цела, а сама регулировка оказалась на мизерную величину за пределами допуска. За счет этого при определенных условиях при фактическом нахождении ракеты на направляющей сигнал ее наличия пропадал. Но комиссия этих условий сымитировать так и не смогла. Очевидно в силу ограничений, наложенных на эксперименты. Таким образом, причина утыкания ракет была выявлена. При этом одновременно комиссия признала существующую конструкцию не удачной и квалифицировала как серьезный конструктивный дефект, не исключающий повторение подобных аварийных происшествий, и порекомендовала срочно внести соответствующие изменения. Нашей вины, комиссия, естественно, ни в чем не усмотрела. А мне сразу же вспомнились мудрая пословица, произнесенная к месту заслуженным адмиралом Е.И.Волобуевым, обращенная им тогда во флагманской каюте ко всем присутствующим: «…Волков бояться — в лес не ходить! …».
Послесловие:
Вскоре в конструкцию направляющих данного ЗРК были внесены необходимые изменения и произведены доработки подобных пусковых установок во всем Военно-Морском флоте. С тех пор с подобным явлением утыкания ракет, насколько мне известно, за все время эксплуатации больше никто не сталкивался. Были так же внесены соответствующие необходимые изменения в систему управления и бортовую аппаратуру ракеты с целью исключения тех негативных явлений, с которыми я столкнулся на той призовой стрельбе. А мою всю дальнейшую военную судьбу в службе корабельного ракетно-артиллерийского вооружения определил тот суровый капитан 1 ранга Рудольф Карлович Пога, которому я по сей день благодарен. Я люблю свою профессию!
Вот где и проявляется часто не выполняемое на флоте требование о подборе кадров по деловым и моральным качествам.
В целом — обычный вариант: группа бездельников и трусов, людей обязательно некомпетентных, мнения своего иметь не могущих, поскольку не компетентны, начинает топить человека только из-за своей трусости и желания оказаться на нужной стороне баррикад. В целом — реальных подлецов.
И такие коллективы должны идти в бой рано или поздно.
А что изменилось в настоящее время? Стало ли хуже? Не уверен. Стало обязательно лучше, что убрали прожажный и подлый политмарсос, но ввели замов по воспитанию. А зачем? На чем они могут воспитать? Конечной стадией в воинском коллективе должен быть только офицер-единоначальник: и царь и бог и воинский начальник.
Но до этого наши ВС явно не доросли, а наш офицер, как не имел власти, так и не имеет. Как он всегда был социально ущемлен, таким и остался.
Как он не был госслужащим, так и по сей день не является. Но расплатятся за все именно его здоровьем и жизнью.
С интересом читаю ваши статьи-воспоминания. Примерно 12 лет я, старшина команды, имел в заведовании ЗРК 4К33. За это время выполнил в составе нескольких расчетов множество разнообразных по сложности и непохожести ракетных стрельб. Ситуация с неподрывом БЧ ракеты тоже была. Дело в том, что, когда комплекс работает по дозвуковой цели, со скоростью менее 300 м/с, СРП автоматически выдаёт команды управления ракетою по трехточечному методу наведения, т.е. по так называемой кривой «собачьей погони» Приемная диаграмма направленности радиовзрывателя, в силу особенностей конструкции головной части корпуса 9М33, имела(имеет?) небольшую, в угловом выражении, зону пониженной чувствительности.Это несколько градусов строго по носу ракеты. Если система управления наведет ракету идеально, то она, догоняя цель, может подойти на требуемые для взвода радиовзрывателя 150 метров, с отклонениями близкими к нулевым, в результате чего цель попадает в зону пониженной чувствительности и радиовзрыватель не успевает набрать необходимое, для инициации, количество импульсов. По отлёту от непораженной цели на несколько сот метров, с радиовзрывателя снимается высокое,на рули подаются максимальные команды — от перегрузок ракета разрушается в воздухе. Мы как-то выполняли контрольную стрельбу одиночной ракетой по ЛА-17 с целью продления гарантийного срока партии ракет, что хранились в береговом арсенале. Перед самой стрельбой ракету поднимали из погреба, запускали СПК, проверяли ответный сигнал СВР — все было нормально. Изделие отвечало хорошим устойчивым сигналом, дальномер , сдвинутый к нулю, показывал истинные метры. Все было хорошо, цель обнаружили на предельной дистанции, впрочем, ЛА-17 никогда не была сложной для»Осы». Взяли на «Автомат, по»Цель в зоне» командир БЧ-2 пустил ракету. Встрел, захват, средний луч,узкий луч, промахи по индикатору нулевые, К-3,а подрыва нет. Ракета самоликвидировалась, мишень же, пролетев 3-4 км., упала в воду. Проявив пленки, я, еще при красном свете, внимательно проследил промахи(h). Это были идеальные кривые, с 2-3 переколебаниями после старта и ровной ниточкой нулевого уровня вплоть до К-4. Высохшие пленки специалисты лаборатории 4 отдела, капитан 2 ранга Виноградов Евгений Алексеевич, еще на корабле начали исследовать. Высказывалось предположение, что, несмотря на отказавший радиовзрыватель, ракета повредила мишень ударив ее своим корпусом и та так скоро прекратила полет.Но дело в том, что с разрушение ракеты, что неизбежно при механическом воздействии, пропадает ответный сигнал СВР. В наше случае она откликалась на запросы СПК вплоть до ликвидации. За все эти годы было три случая похожих ситуаций. Первая, на стадии государственных испытаний корабля в 1970 году. Комплекс, еще даже не серийный, проходил сдаточный испытания. Наблюдал сей случай сам, будучи вахтенным офицером, т.к. все наши офицеры были загружены сверх меры, а заполнять вахтенный журнал был научен. Подняли две ракеты, для стрельбы по имитированной цели. Прошла команда «Пуск» и от ракеты начали отлетать какие-то куски, вырвался факел черного, густого дыма. Ракета медленно сползла с балки и упала невдалеке. Второй случай был тоже, к счастью, не в ходе зачетной стрельбы, а при каких-то экспериментах. Ракета, вполне исправно прошедшая всю штатную и сверхштатную предстартовую подготовку, по команде»Пуск» сошла с балки и свечкой ушла в небо, не реагируя на команды.Третий случай отношу на счет своего непрофессионализма. В 1974 году на нашем корабле проводилась опытовая эксплуатация 4К-33. Намечалось проверить возможности корабельных расчетов эксплуатировать комплекс, без сторонних «нянек». Наш расчет вполне справился с повседневным обслуживанием и регламентами, мелким ремонтом. Разумеется, кроме облетов и юстировки.Кстати, в дальнейшем мы освоили и эти сложные операции. По итогам эксплуатации требовалось выполнить ракетную стрельбу. В ходе окончательной подготовки я пропустил очень важный момент. Ракета со старта должна встрелиться в диаграмму антенны широкого луча СВР, расположенную на отдельной колонке. Пусковая установка и антенное устройство комплекса отстоят друг от друга на некоторое расстояние, поэтому, чтобы надежно захватить стартовавшую ракету, антенная колонка СВР , по целеуказаниям счетно-решающего прибора, наводится в упрежденную, относительно сопровождаемой цели, точку, причем величина угла упреждения зависит от курсового угла на цель. В тот злосчастный день, я не придал значения тому, что в режиме ц.у. колонка СВР качается от плюс-максимума до минус-максимума. Цель обнаружили, взяли на сопровождение,довели до зоны пуска, вся стартовая автоматика отработала, но ракета ушла с направляющей по прямой,не управляясь. Проявленные пленки показали, что в момент старта колонка СВР отклонилась от рассчитанного СРП угла ц.у. на максимум по горизонту. Цепь управления не замкнулась. Причину автоколебаний колонки выявила бригада гарантийного обслуживания завода изготовителя. В одном из блоков СРП от клеммы СКВТ на доли миллиметра отошел контакт, что и привело к неисправности , а моя невнимательность к неудачной стрельбе.
Я как будто опять стал комбатом — так всё Вы, Сергей Стефанович, ярко живописали! Прекрасно!