Группа в составе пяти человек. Я иду радистом. Инструктаж.
Командир ставит боевую задачу:
- Сбор информации об аэродроме;
- Минирование всей вспомогательной службы аэродрома.
- Доставка: ЛИ-2, ночью, на лес, группа 5 человек, 2
грузовых парашюта: один — с пайками, другой — с минами, батарейное питание и запасная рация. - Отход к береговой черте на основную или запасную
точку. Обеспечивают отход катер или подводная лодка.
На лес я прыгал дважды. Но это были тренировки днем. А ночью? По слухам знал, что редко обходилось без травм. По команде выбрасываем грузовые парашюты и выпрыгиваем сами в темноту. Погода хорошая, небо прихорошилось мелкими тучками. На звёздном небе нас бы сразу засекли. Оглядываюсь. Справа и слева видны белые купола парашютов.
Все молчим: разговор сверху слышен далеко. Удачно попал между двух деревьев. На одном завис. Добрался до ствола, сбросил запасной и отстегнул основной парашют, стянул его с верхушки и тоже сбросил на землю. По стволу спустился вниз. Береженого Бог бережет: застрял на высоте 10-12 метров. Слышу, кто-то квакает. Ответил. Минут через 20-30 собрались. Приземлились удачно. Еще через час нашли грузовой парашют с минами. С продовольствием — не нашли. Вышли на хутор. А хутора там — маленькие крепости, обнесенные высоким частоколом. Собачий лай. Шум нам ни к чему. Спрятали парашюты. Ближе к аэродрому сделали тайник для мин. Ушли еще в сторону километров на пять, сделали привал. Развернул радиостанцию Р-350. Новинка по кличке «Орёл». Шифрованная информация набирается на перфораторе на обычную кинопленку. Пленка вставляется в устройство считывания. Прокручивается и сжатая информация в секунды уходит в радиоцентр, где автоматически записывается на магнитофон и, далее, на малой скорости оператор приема аккуратно переписывает радиограмму. Засечь такой радиосигнал очень трудно.
Передал предварительно заготовленную радиограмму: «Серый здоров, вышел на работу». Начинало светать. Нашли место для базы. Я еще дважды выходил на связь с центром. На третий сеанс ушли вдвоем. Слава Погорелов решил пройтись к хутору на огород — «занять» овощей у чухонцев. Я передал центру шифровку и стал ждать Славу. Вдруг слышу шум, треск. Вижу, бежит Слава. Хватаю свой вещмешок с рацией, пристраиваюсь к нему. Хорошо, что стемнело. Как, оказалось, лежит Слава в картошке и тихо набивает ею карманы. Вдруг вышла бабка, а с ней маленькая собачонка. Учуяла Славу, подняла лай. Слава деру, бабка в крик. Но с десяток картофелин у Славы осталось. Жить можно.
Подходим к базе. Подаем условный сигнал (дважды «квакаем»). В ответ — тишина… Слава уходит. Слышу, как заквакала лягушка. На месте никого нет. Темно ничего не видно, но Слава поднимает окурок папиросы «Беломор». Наши никогда «на работе» не курили. Запасная радиостанция представляла собой списанный не работающий приемопередатчик: он всегда находится на базе, и в случае захвата базы противник будет считать, что схвачен и радист. Сработало. Быстро уходим к тайнику. Беру командование на себя. Отправляю Славу на аэродром — в лесу оставаться нельзя. Сам даю шифровку в центр о потерях, о продолжении выполнения задачи.
Вернулся Слава. Нашел место в одном из ангаров. Берем по паре мин и идем на аэродром. Торопимся, скоро светает. Установили 4 мины. В тайнике, по-моему, еще с десяток. Слава место нашел хорошее, прямо в ангаре, в каморке на втором этаже. Ремонтные подсобки. Спим по очереди.
С утра в ангаре появились рабочие. Постучали, пошумели, и часам к 10 утра куда-то ушли. Позже мы узнали, что всех бросили на прочесывания острова. Перед обедом прилетел «транспортник» — высадил человек 50-60 солдат Внутренних войск. Ушли в лес.
Мы продолжали собирать информацию о логистике аэродрома. Я передал еще две радиограммы в центр. На прием ничего не было — центр молчал. В обед видели наших ребят. Их под охраной вели в столовую. Хорошо устроились! А тут кишка кишке фигу показывает. Под вечер вернулись рабочие и минут через 10 ушли. Остались старшины-сверхсрочники. Слава наблюдает через щель двери: спирт, хлеб, колбаса, сало, тушенка, банка с огурцами. По стаканам разлили, наверное, «шпагу» — спирт, слитый из стоек шасси. Они вкусно посидели, поговорили. Ругали начальников, материли каких-то диверсантов, знакомых баб и, придя к единому мнению, что лучшее средство от баб — это бабы, разошлись. Правильно говорят, что только водка требует закуски, соленых огурчиков, помидорчиков, тостов, звона стаканов и откровенности, чего не требует ни виски, ни джин, ни коньяк. Ушли. Остатки застолья заперли в вертикально висящий ящик. Позже посмотрим, чем они с нами поделились. Всю ночь я таскал мины, а Слава минировал. Всего выставили 15 мин. Заминировали 10 объектов. Пока Слава составлял схему постановки мин, я передал в центр о минировании аэродрома, о чувстве голода и три знака вопроса — что делать дальше. Утром, в очередной сеанс связи, получил ответ: «Раскройтесь, ждите указаний».
Быстро собрались и, спустившись вниз, вскрыли знакомый ящик, грубо, монтировкой. Две буханки хлеба, шмат сала по-венгерски, огурчики, банка тушенки. Это наши законные трофеи. Собрались, вышли из ангара. Осмотрелись и пошли к курилке. Одежда на нас такая же, как у аэродромной обслуги: комбинезоны, шлемы. Из столовой в курилку ведет часовой наших ребят.
«Слава, — говорю, — двое суток отпуска твои. Если что, помогу».
Подходят, садятся. Часового мы быстро спеленали и уложили за скамейкой, прикрыв ящиками из-под махорки. Я быстро пояснил всю ситуацию. В это время сел самолет. Из него на поле посыпались разные начальники. Прибыл и наш командир. Я кратко доложил обстановку. Передал схему минирования. В присутствии аэродромного начальства произвели разминирование. Часа через три за нами приземлился ЛИ-2, и мы улетели.
На разборе учения (присутствовала вся часть) командир поставил нам двойку. Только халатность аэродромной обслуги позволила нам выполнить задание. А как был расписан эпизод с бабкой на картофельной грядке… (хохот стоял).
«Батя» ещё раз напомнил нам заповедь разведчика: «Учитесь быть невидимками. Необходимо избегать любых контактов с людьми и не имеет значения, гражданские это или военные».
Слава за часового ничего не получил. Командир сказал, что это был не часовой, а манекен. Мне приказал зайти к нему в кабинет. Пока он отсутствовал, я оглядел его стол, накрытый стеклом. В углу — пожелтевшая газетная вырезка. Я любознательный, потому прочел. В ней писалось, как полковой разведчик капитан Потехин на трофейном мотоцикле через линию фронта из вражеского тыла доставил в расположение наших частей языка — немецкого офицера. И все это под огнем фашистов. Вот так вот, запросто! Зашел командир. Еще раз я повторил ему все наши действия на Саареме.
Похвалил меня. Сказал, что в службе я на правильном пути. В части все называли командира только «Батей». И похвала его — не передать словами. Его все любили и те, кого он корил и те, кого ставил в пример. Меня он привечал — я это чувствовал. Может, за то, что я безотцовщина (отец погиб на войне), или за то, что брат и сестра мои лежат на Пискаревке, а меня успели вывезти из блокадного Ленинграда. Не знаю…
— Ситуация следующая, — сказал Батя, — в посёлке Дивное достроили два коровника. Крестьяне просят помочь подвести к строениям освещение. Сбегай, осмотрись. Доложишь, чем можем помочь.
Сказано — сделано. Собрал я в рюкзачок кой-какие инструменты и через полчаса уже обозревал стойла для рогатого скота. В общем, в обед я начал работу, и к ужину закончил. Зашёл разговор о стоимости работ. От денег я отказался, но предложил такую сделку: по субботам мы будем один бидон с молоком забирать себе.
Женщина, заведующая фермой, согласилась. Ударили по рукам. Дело в том, что на утренних пробежках возле посёлка Дивное, мы делали поворот и возвращались в часть. На этом повороте по утрам всегда стояли бидоны с молоком утреннего надоя, которые, чуть позже забирала молоковоза. И начали мы один бидон (сорок литров) по субботам забирать себе. На камбузе запахло домашним.
Но однажды, этак месяца через два, в часть нагрянул военный прокурор. Прокуратура открыла дело о хищении молока с фермы посёлка Дивное.
Разбираться пошли втроём: военный следователь, лейтенант Поликарпов и мелкий жулик Серёга Воронов. Оказалось, что бывшая хозяйка коровника ушла на повышение, а новый шеф — не в курсе. «Мировое соглашение» закончилось тем, что Поликарпов заплатил 4 рубля за 40 литров молока, и прокуратура уехала с приказом о моём наказании.
Командир разжаловал меня до «мужика». Лишившись почётного звания «старший матрос», рядовой матрос Воронов продолжал стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы.
Классно!!! Хорошо написано и легко читается
Здорово! Прочел на одном дыхании!