Жизнь – Родине!
Душа – Богу!
Честь – никому!
(Кодекс чести русского офицера)
— Левой, левой, левой – раздавались громкие строевые команды, на площади перед Речным вокзалом, в Москве – девятая шеренга равнение штыков и равнение бескозырок! Не заваливать! Николаев не вылезайте вперед! Я вам говорю, не вылезайте! – орал на всю на всю площадь вокзала в старенький бело-красный мегафон начальника факультета — папы Шульца (по парадному расчету командир первого батальона морского парадного полка).
Стройные шеренги морских курсантов в черных шинелях с карабинами на левой руке, маршировали, одна за другой по площади Речного вокзала. Перед каждой шеренгой бегали назначенные офицеры.
— Равнение бескозырок, бескозырок! Я вам говорю Карабанов, что вы прикидываетесь Айсеодорой Дункан в пуантах и пытаетесь здесь вместо прохождения изобразить балет Лебединое озеро — прокричал командир 33 роты капитан-лейтенант Борисов по училищной кличке Клещ за его умение находить беспорядок во всем и при этом неуемное желание красочно и показательно публично поиздеваться над курсантами.
Кузьма знал что есть категория командиров, которые находят удовольствие унизить курсанта, оскорбить, выставить на посмешище перед другими и прежде всего перед его командирами.
— А Борисов-то молодец – вон как курсантов разделывает, разгильдяев и негодяев, что любо дорого послушать – думали многие из командиров, стараясь подражать в этом Борисову.
— И нашим души калечит – подумал рассудительный Кузьма – ведь многие придя на флот будут так же себя вести и унижать подчиненных, думая, что это все в лучших флотских традициях.
Гусаченко! Крепче ставьте ногу, Гусаченко на асфальт! Бейте его всей подошвой со всей вашей дурной силой! Не бойтесь, что асфальт лопнет, и не бойтесь, что развалятся ботинки. Дядя флот добрый – он, новые выдаст! – орал теперь Борисов на Кузьму, которого недолюбливал за отсутствие подобострастия, блеска в глазах перед начальниками и абсолютного желания выслужиться. Гогоберидзе куда штык завалил? – побежал Борисов дальше — Карабин ровнее!
И курсант третьего курса высшего военно-морского училища имени Нахимова Кузьма Гусаченко с усилием и старанием отбивал новые хромовые ботинки с подковами на каблуке и металлическим ромбом на подошве об асфальт площади перед Речным вокзалом. А в других шеренгах старательно стучали об асфальт площади перед Речным вокзалом ботинками с металлическими подковами его друзья курсанты в 8-ой шеренге Руслан Исрапилов и в последней 11 шеренге Алексей Гусев, которых вместе с Кузьмой за их дружбу с первого курса называли в училище мушкетерами. В наряд вместе, в город вместе, в учебном классе или в поточных аудиториях за одной конторкой. Недаром их прозвали высокого и широкоплечего Кузьму – Портосом, низенького отличника учебы из Москвы Гусева Атосом, а чернявого, загадочного и стройного чеченца из Грозного с маленькими черными, аккуратно подбритыми усиками Руслана – Арамисом. Они и не стеснялись этого, им даже нравилось, после демонстрации в России французского фильма «Три мушкетера» и «Железная маска».
— Один за всех и все за одного – было их девизом.
— Заходи! Правое плечо вперед! Середина строя не забегайте вперед! – громко кричал командир соседней тринадцатой роты капитан-лейтенант Москалев, как самолет на вираже, широко расставив руки, забегал перед четвертой шеренгой и как бы вел ее за собой.
Внезапно повалил густой снег. Тут же по команде своих начальников, аккуратно положив карабины на асфальт, запасные курсанты одиннадцатых шеренг обоих батальонов и достав, спрятанные в кустах веники, принялись разгонять, образовавшиеся после дождя, лужи. Среди этих курсантов Кузьма глазами отыскал фигурку Алеши Гусева, уже размахивавшего веником.
Занятия не прекращались ни на минуту и уже облепленные снегом шеренги продолжали отбивать ногу. Кто-то из какой-то шеренги поскользнулся на свежепритоптанном снеге и упал на спину, ударившись головой и загремев уроненным на асфальт карабином.
— Врача — закричал начальник факультета.
Мимо Кузьмы пролетел начальник медслужбы училища подполковник Петухов с сумкой с красным крестом на плече, по училищной кличке Клизма за его увлечение системами очистки организма.
Теперь курсанты старались ставить ногу осторожнее, чтобы не упасть и ни о каком отбитии ноги речи быть не могло.
— Перерыв тридцать минут! – громко объявил начальник строевого отдела училища полковник Савин, посмотрев на часы.
Уж кто кто, а Савин лишней минуты отдохнуть никогда не даст.
Снег продолжал валить хлопьями и уже в пяти шагах ничего не было видно. Он облеплял бескозырки, шинели, садился на карабины.
— Оба батальона на исходные места! – раздалась команда Савина
Начальников факультетов повели шеренги на исходную позицию.
Наконец шеренги сбились в четыре ровные черные строевые коробки, четыре полубатальона.
— К ноге! – громко щелкнули приклады карабинов СКС об асфальт, блеснули от красиво, одновременно выполненной команды боевые штыки карабинов.
Вольно! Оправиться! Курить с мест не сходить! – раздавались команды начальников полубатальонов.
Курсанты ослабили левую ногу, опершись на нее, так как это разрешает устав.
«Запасники» из одиннадцатых шеренг гоняли по площади воду, прошлогодние листья и свежевыпавший снег.
Кузьма, расслабившись, стоял и думал, как ему урвать немного времени, после строевой подготовки, для занятий спортом. Снег летел в лицо и что бы не сорвало ветром бескозырку, некоторые курсанты взяли концы ленточек в зубы.
Вот уже пятнадцать лет Кузьма занимался неизвестной никому, кроме него самого, японским (как говорили шёпотом некоторые курсанты) или специальным, придуманным им самим, искусством боевой борьбы (как утверждал он сам), оттачивая каждое движение, каждый удар, каждое отражение удара. На кафедре физподготовки, старались приспособить увлеченного курсанта, то к вольной борьбе то классической, то к боксу, но ничего не получилось. Кузьма достойный упрямства осла, внезапно проводил во время соревнований, никому неизвестные, свои приемы, и его сначала дисквалифицировали, а в конце концов, выгнали из сборной.
— И шо ты курсант Гусаченко придуриваешься? – укорял Кузьму, начальник кафедры физподготовки полковник Николаенко, заслуженный мастер спорта по классической борьбе – ну шо тебе стоить забыть свою никому нэ нужную борьбу и освоить нормальную классику? Шо ты такой дурний? Слов нормальных русских не разумеешь? Я тэбе сто раз повторю, шо немае в классике ножных приемив, немае по правилам ударив ни руками, ни ногами. А ты? – он махнул устало рукой – иды и отсюда, дабы очи мои тэбя не бачили.
— Товарищ полковник борьба самбо тоже была создана Харламовым из различных видов борьбы многих народов земли. А сейчас – это уже олимпийский вид спорта. Вот я и работаю над созданием своего вида борьбы, совершенствую самбо.
— Не борьба это Кузьма – очи мои бы тебе не бачили – самбо не розвивается в морьских училищах. Заборонина – разумеешь? Скильки разив повторювати тоби? В десантном в Рязани розвивается – так, а у нас навищо? Иды отсюда, дабы очи мои тэбя не бачили – махал он рукой – ось переведуть в Рязань – там и займайся. Там мене спасибо за тебе скажуть и тебе теж за цю боротьбу.
— Нет товарищ подполковник я флот и морскую форму не предам – говорил с улыбкой Кузьма и повернувшись в соответствии со строевым уставом уходил заниматься своей борьбой.
— Ось впертий козел, хоч кил на голови чеши, що нам потрибны досягнення в класичній боротьби, а йому начхати
Из кустов за тренировками курсантов наблюдали местные мальчишки и девчонки, из соседних с речным вокзалом домов и оттуда периодически раздавался дружный смех.
— Дяденьки подалите нам лужье! – и раздался дикий детский хохот – или лучше бескозылку — и кусты опять грохали дружным детским смехом.
— ВВМУ им. Нахимова – читал девичий голос, и уже тихо спрашивал – а кто Нахимов?
— Это партийный начальник какой-то – уверенным голосом громко сказал какой-то мальчик.
— Нет – это советский адмирал, раз моряки. Он с Гитлером воевал – узнал Кузьма уверенный голос своего подопечного Сергея, которого в короткие перерывы между тренировками, обучал своему искусству рукопашного боя.
Кузьма в первый день тренировок познакомился с несколькими местными ребятами и в короткие перерывы обучал их своей борьбе. Была у него всегда потребность всех обучать. Правда в его взводе давно все от него шарахались. Даже друзья мушкетеры относились к его увлечению настороженно.
Сегодня Кузьму уже ждали эти речновокзаловские ребята, как впрочем, и он ждал короткого перерыва в строевой подготовке, когда можно будет положить карабин на асфальт и скрыться со своими единомышленниками в дальних кустах.
— Я этому двоечнику Сереге покажу, как Нахимов с Гитлером воевал. Тоже мне знаток. Надо будет провести с ними необходимую политическую информацию или экскурс в родную историю – подумал Кузьма.
— Продолжить тренировки – раздалась в мегафон команда начальника факультета.
— Равняясь! Смирно! На плечо! Первая шеренга прямо, остальные с дистанцией десять шагов. Шагом арш!
И первая шеренга замаршировала, дружно вздыбив вверх карабины на левую руку и прислонив их к плечу и отбивая шаг. «Запасники» после ухода батальонов с исходной позиции вениками дружно убирали брошенные на асфальт окурки и бумажки.
— Нет у нас никакой культуры – подумал чистоплотный и некуривший никогда Кузьма.
Снег прекратился, и шеренги одна за другой, опять дружно замаршировали вокруг площади перед речным вокзалом.
В Москву на военный парад на Красной площади, каждый год на 1 мая и 9 ноября приезжали курсанты одного из десяти высших военно-морских училищ СССР. В этом году на 1 мая пришла очередь курсантов третьего курса Севастопольского ВВМУ имени Нахимова. Об этом объявляли, как положено заранее, почти за год, тренировали ходить строем еще в училище, но сейчас уже пришло время тренироваться и в Москве. В марте месяце курсантов сняли с учебы и поездом привезли в Москву. Еще в училище курсантов отранжировали по росту и распределили по шеренгам и офицеры кафедры тактики морской пехоты, как называли курсанты «кафедры черных полковников» проводили отработку каждой шеренги. Весь морской полк свели в два батальона, четыре полубатальона, по одиннадцать шеренг в каждом, в каждой шеренге по двадцати одному человеку. Одиннадцатая шеренга запасная. В училище оставили двадцать только самых низкорослых курсантов, которые в перерывах между занятиями занимались чисткой картофеля, уборкой территорий и проклинали судьбу и свой низкий рост.
В первый батальон, возглавляемый начальником первого факультета, вошли курсанты первого факультета, а во второй батальон, возглавляемый начальником второго факультета, вошли роты второго и третьего факультетов.
Кузьма Гусаченко благодаря своему высокому росту попал в третью шеренгу первого батальона. Командирами отделений были назначены, самые высокорослые курсанты, стоявшие в первой шеренге, которым сразу нашили нашивки старшин 1 статьи и повесили на грудь боцманские дудки. Первая шеренга — гордость училища и адмирала, который любил подходить и красоваться рядом с курсантами, которые были выше его на целую голову. Командиром отделения Кузьмы был назначен старшина 133 класса высокорослый Толик Васьковский, которому даже в столовой было положено по две порции, так как рост его превышал два метра.
В Москве парадный полк разместили в казармах флотского экипажа, на бульваре Свободы. Отсюда курсантов возили машинами к Речному вокзалу, где на площади перед вокзалом и проходили все тренировки, с марта по начало мая месяца, когда надо было выложиться и пройти парадом с другими воинскими частями, военными училищами и академиями, продемонстрировав всей стране свою воинскую выправку.
Начальники морского парадного полка – начальник ВВМУ имени Нахимова контр-адмирал Хромов, его заместитель полковник Михайлов — начальник строевого отдела училища, командиры батальонов, командиры рот и просто сопровождающие офицеры с кафедры «черных полковников» или тактики морской пехоты, бегали между марширующими шеренгами и пытались создать подобие строя, заставить, научить курсантов маршировать в ногу под барабан, заодно соблюдать равнение шеренг, штыков, бескозырок, и одновременного взмаха правых рук в белых перчатках, которые надо было одновременно поднести правильно к карабину, который прижимался к плечу левой рукой.
— Заходи, заходи, заходи! Не заваливай равнение, равнение белых перчаток, равнение бескозырок, равнение штыков. Петров ты как одел бескозырку, у всех ровно, а у тебя в другую сторону завален аэродром, как у козла и все видно сразу с трибуны!
— Почему у козла? – Кузьма не понимал, но слушалось немного смешно.
Казалось, командиры хотят не оскорбить кого-то, а рассмешить, поднять настроение.
— Незнамов выше подбородок, куда смотришь? Иванов, а ты, куды грудь выпятил, вылез вперед, осаживай – то и дело, раздавались крики командиров всех степеней, вытаскивающих из строя и отчитывающих наиболее нерадивых курсантов.
Сколько было сбито каблуков и испорчено невосстанавливаемых нервных клеток сложно сказать. Но, в конце концов, общими усилиями удалось создать подобие строя и научить дружно маршировать. Время на московском, майском параде, оказалось самым незабываемым за период обучения в училище.
Маршировки каждый день, для тех, у кого плохо получалось, маршировки по шеренгам в дополнительное время. Остальное время тратили на занятия и изучение достопримечательностей Москвы.
Проверкой готовности высшим руководством Вооруженных сил была генеральная репетиция парада на Красной площади за несколько дней до парада.
Ночью курсантов построили – весь парадный расчет, включая технику на Красной площади, так как они должны были стоять на самом параде. Окончательную готовность к параду и полную репетицию, всех собранных на Красной площади подразделений, осуществлял командующий Московским гарнизоном генерал-полковник Котельников.
После общего прохождения, почти все подразделения были отпущены с площади в казармы, оставить было приказано лишь один морской полк, который, по мнению высшего командования, получил неудовлетворительную оценку за прохождение.
Курсанты прошли перед мавзолеем второй раз, потом третий раз и каждый раз у почему-то получалось все хуже и хуже. Начальники чуть не плакали, а начальник строевого отдела даже сорвал голос. Когда полк в очередной раз выгнали на исходную позицию, к историческому музею с Мавзолея Ленина спустился сам руководитель парада генерал-полковник Котельников. Рост его был таков, что он возвышался аж на полголовы над первой шеренгой.
— Идти надо, как аршин заглотив! – учил генерал, будущих офицеров ВМФ и тяжело вздыхал — что мне с вами делать моряки? Ведь лично Леонид Ильич будет на параде. Без моряков нельзя. Сразу возникнут вопросы у Министра обороны или у самого — размышлял генерал вслух — ведь вы же будущие офицеры соберитесь!
Правда Кузьма подумал, что нам до офицерских эполет, пока еще, как до Луны или до Солнца, но тем не менее было приятно себя ощущать будущим офицером. И особенно, когда так обращался боевой генерал-полковник с кучей военных наград на груди.
До Кузьмы доносился явный запах хорошего коньяка, которым, видимо в перерывах грелся военачальник. Кузьма вдыхал в себя этот приятный запах, и ему вдруг стало смешно. Ночью слегка подморозило, зима не давала себя забыть и изо рта генерал-лейтенанта в свете прожекторов шёл небольшой пар. Сосед по шеренге со 134 класса Валера Карабанов, тихо толкнул Кузьму плечом и прошептал на ухо Кузьме:
— Эх, отлить бы, а то еле ноги переставляю.
Кузьма тихо вздохнул и почувствовал, что очень устал, что очень хочется спать и еще больше тоже захотелось почему-то в туалет. Видимо о запретном напоминать нельзя. Если напомнить, то обязательно захочется. А здесь беда. Где и как?
Укоряющими взглядами смотрели на строй начальник училища и начальники факультетов, стоявшие рядом с генерал-полковником и которые тоже видимо уже устали и от того, как пройдем, зависело, поедем ложиться спать, отдыхать от этой муштры или будем продолжать маршировать до самого утра.
— Ну, что вам не хватает моряки, чтобы хоть раз пройти нормально? – спросил внезапно генерал-полковник, видимо почувствовав, какое-то безразличие и фатализм со стороны курсантов.
Курсанты тоже смирились, и казалось, были уже готовы маршировать до самого утра. Всем уже было наверно все-равно. Усталость прошла и все маршировали к каком-то оцепенении.
— Товарищ генерал! Писать хочется – раздался внезапно чей-то голос из задних шеренг второго батальона.
Все курсанты моментом замерли, ожидая шторма со стороны высокого начальства.
Генерал нахмурил брови, посмотрел внимательно на начальника училища, тот лишь пожал плечами и нахмурился, выискивая в строю выкрикнувшего и показывая генерал-полковнику выражением лица:
— Что, мол с этих придурков возьмешь? Вот так и будем вместе мучиться до утра.
Генерал оглянулся тоскливо на площадь, посмотрел на сопровождавших его офицеров, немного подумал, снял фуражку и вытер тулью платком и потом посмотрел по сторонам и видимо не найдя того, что искал, оглянулся в сторону Мавзолея, потом в сторону Кремлевской стены и внезапно скомандовал:
— Быстро, бегом кто хочет отлить бегом к стене и быстро назад в строй! Пять минут! – прокричал он глядя на часы, поворачивая руку к свету прожекторов, освещавших Красную площадь.
И курсанты сорвались с места, без всякой другой команды, рванули бегом к Кремлевской стене. Надо сказать, что у передвижных металлических ограждений, огораживающих мемориальное кладбище, и саму стену от посещений народа стояли несколько милиционеров, тоскливо ожидавших окончания генеральной репетиции парада, слегка подпрыгивающих на месте, видимо греясь от мороза, и скорее всего самыми плохими словами проклинавшие моряков, неспособных пройти один раз нормально.
И когда вдруг внезапно, без всякого предупреждения и команды, с места срывается огромная масса людей в черных бушлатах, почти в четыреста человек и без криков, молча, несется к ним с карабинами и примкнутыми штыками на них. Возможно, они вспомнили о революционных матросах, взявших Зимний дворец, и поэтому, также молча рванули, от несущийся черной массы, в разные стороны.
Разбросав по пути металлические заграждения, курсанты по первой траве подбежали к стене и несколько сотен мощных струй ударили в древнюю Кремлевскую стену. Потоки жидкости потекли вниз, скрываясь в специальных ливнёвках в стоках. Кузьма тоже, прислонив к древней стене свой карабин, вместе с другими курсантами выполнял свое дело. Слева и справа курсанты, расстегнув бушлаты и клапана на брюках, делали свое дело. Одни отходили, другие тут же занимали их места.
Изумленные милиционеры, остановившиеся за пределами досягаемости, со стороны, молча и изумленно наблюдали, за необычными действиями морских курсантов.
Через пять минут курсанты все опять стояли в строю, поправляя бушлаты, бескозырки, ремни и карабины.
— Ну, посмотрим, как вы теперь пройдете, Чуть всю площадь не затопили – хмыкнул и чему-то улыбнулся генерал-полковник и молча направился в сторону Мавзолея. За ним подобострастно побрела его свита, видимо удивленная, таким нестандартным решением своего начальника. Морские командиры провожали их подобострастными взглядами. Уж очень хотелось закончить эту экзекуцию.
— К торжественному маршу, на двух линейных дистанция, первый батальон прямо, остальные напра – во! – раздались с Мавзолея и усиленные многочисленными громкоговорителями знакомые команды.
Вдоль линии движения стояли с карабинами в положении «на кра-ул» линейные из числа кремлевского полка, вынужденные вместе с морскими курсантами, делить тяготы ночных прохождений, бестолковства и неподготовленности к прохождению моряков. Кузьма представил, какие чувства испытывают они к морским курсантам, как они ненавидят, как проклинают моряков и как возможно они тоже хотят в туалет. От этих мыслей ему стало веселей и по команде «шагом арш» вместе со всеми, ударил дружно подковами и приделанными под подошву металлическим ромбом по кремлевской брусчатке. Курсанты дружно били подковами в такт. Равнение получалось само собой и Кузьме стало веселей. Казалось, что он сразу согрелся. Душа теперь казалось пела.
Мавзолей неумолимо надвигался, как бездна, готовая поглотить весь морской парадный полк. Со стены, здания ГУМа, собора Василия Блаженного в глаза курсантам светили сильные прожектора.
— И — раз – прокричали вторая и третья шеренги и курсанты дружно замаршировали к Мавзолею повернув голову направо и четко фиксируя каждый взмах рукой на одном уровне. Где-то на Мавзолее Кузьма увидел генерала в окружении свиты, который придирчиво рассматривал молодые и разгоряченные лица курсантов. Мавзолей уплыл медленно куда-то назад.
— И – раз – раздалась команда отменяющая равнение направо и курсанты немного расслабились, развернули головы прямо и замаршировали дальше вдоль недовольных линейных с синими от холода губами.
Начальник училища и его заместители выбежали из строя и легкой рысцой припустили к Мавзолею получать очередной нагоняй от генерала.
Карабин Кузьмы у плеча привычно давил слегка вниз. Правая рука сама находила его цевье, делая отмашки.
— А как хорошо и тепло в казарме, а мы тут – мелькнула предательская мысль и куда-то сама исчезла.
— Правое плечо вперед – скомандовал начальник факультета и как бы придерживая строй обеими руками, слегка отведя их в стороны, стал заводить на положенное нам место. Где-то сзади разворачивался так же второй батальон.
— На месте. Стой. К но-ге – звонко щелкнули приклады карабинов о московскую брусчатку – клац!
Сразу стало легче. Тишина на площади наступила мертвая. Курсанты ждали решения командования.
— Ой – прошептал на ухо Кузьме Валера Карабанов – наверно еще пару раз придется проходить.
— Вольно – правая нога автоматически расслабилась и курсанты выдохнули набранный еще перед прохождением воздух.
Полк стоял спиной к Храму Василия Блаженного и за спиной тезка Кузьмы Кузьма Минин на лобном месте строго поднимал руку вверх.
Курсантам из первой шеренги было видно, как высокий генерал-полковник, спустившийся с трибуны, о чем-то советуется у Мавзолея со своим окружением, морскими начальниками, резко размахивал перед их лицами рукой. Потом, видимо приняв решение, широким шагами широко распахивая полу своей шинели направился к курсантам. За ним вприпрыжку бежала свита, в которой выделялись морские начальники своими черными шинелями.
— Завалили опять! – тихо вздохнул мой сосед. Более четыреста глаз, с волнением всматривались, в приближающиеся командование. Прожектора ярко освещали всю Красную площадь. Внезапно они погасли и лишь осталась пара прожекторов, освещавшая лишь площадку перед храмом Василия Блаженного и две черные коробки морских курсантов, прожектора били курсантам в глаза и подходившее к строю командование и так высокого роста, от такого освещения казалось Кузьме еще выше ростом.
Командир 1-ого батальона громко закричал:
— Равняясь, смирно! Для встречи слева на кра-ул!
Курсанты дружно подняли карабины на уровень груди и стали есть глазами подходившее командование.
Командир батальона, приложив руку к козырьку, и выпятив вперед грудь, отбивая своими толстыми и короткими ногами строевым шагом, направился докладывать подходившему начальству. Генерал-полковник досадливо высоко махнул рукой, как от надоевшей мухи и остановил его рвение:
— Не надо! Не надо! Вольно, полковник! Вернее капитан э какого там у вас ранга? Хватит – все! — он махнул рукой – и добавил что-то явно непечатное. Видимо он устал не меньше курсантов.
— К ноге! — скомандовал начальник факультета, и строевым шагом, лихо развернувшись на месте, встал в строй. Глухо и единым стуком хлопнули карабины о холодную брусчатку. Весь строй замер в ожидании решения. Но то, что часть прожекторов погасла, настраивало Кузьму уже на хороший лад.
— Кажется все нормально. Иначе, зачем выключать прожектора?
Генерал-полковник вышел перед батальонами, снял фуражку и платком вытер околыш ее изнутри.
Несмотря на довольно прохладную погоду, Кузьме внезапно стало жарко и он почувствовал, что моментом вспотел. Курсанты стояли и молча ждали резолюции, даже обычно говорливый Валера Карабанов почему-то молчал. Кузьма слегка скосил глаза и увидел, что лицо Валеры Карабанова с волнением и напряженно вглядывается в лицо генерала. Казалось, что сделали все, что могли, и лучше пройти уже не могут. Так же напряженно ждали резолюции высшего командования и офицеры, которым тоже наверно надоело маршировать.
Генерал-полковник нахлобучил одной рукой на голову фуражку — аэродром, улыбнулся и сделав небольшую паузу, внезапно сказал:
— А что моряки, вот так бы и надо было сразу. Извините, не знал, что вам надо было сначала отлить, а потом лишь маршировать – он развел в стороны руками — сложно оказалось с вами не то, что с нашими армейскими. Но прошли с карабинами даже лучше, чем шли курсанты Верховного Совета с автоматами.
Действительно с карабинами ходить гораздо сложнее, чем с автоматами. С автоматом при прохождении все шеренги прижимаются друг к другу плечами, а с карабинами идут с отмашкой правой руки и каждый идет индивидуально, не чувствуя плеча товарища, а лишь видит его боковым зрением.
Лица курсантов стали непроизвольно растягиваться в улыбках. Генерал-полковник усмехнулся тоже. А затем сразу посерьезнел, приложил руку к фуражке и громко скомандовал:
— Благодарю за службу, товарищи моряки!
Курсанты сразу подтянулись и дружно и громко рявкнули в ответ:
— Служим Совет Союзу!
До Кузьмы опять донеся опять запах хорошего коньяка. Видимо он успел погреться на Мавзолее.
И он Кузьма крамольно подумал, что было бы неплохо тоже так погреться.
Какое-то время генерал рассматривал молодые и довольные лица курсантов, затем повернулся к улыбающемуся адмиралу и жестко и громко сказал:
— Всех в казарму! Отдыхать! На сегодня – Все! Спасть до обеда — я разрешаю! – и потер руки в коричневых, кожаных перчатках. Скорее всего он тоже замерз.
Адмирал скомандовал курсантам «Напра-во!», «На пле-чо!» и повернувшись, дружно подняв карабины на левую руку.
— Шагом арш! И весь полк дружно, громко цокая металлическими набойками ботинок по брусчатке, строем зашагал, отбивая шаг, и почему-то повернув головы, в сторону улыбающегося чему-то генерал-полковника.
Кузьма проходя мимо тоже посмотрел невольно на генерал-полковника и заметил, как тот тоскливо обернувшись посмотрел на улыбающихся при свете двух прожекторов курсантов, марширующих в сторону Васильевского спуска, и внезапно принял стойку смирно и отдал строю честь, и потом повернувшись молча направился, к ожидавшей его у Мавзолея машине. Кузьма подумал, что возможно у генерала были свои проблемы. За ним потянулась его свита. В голову приходили смешные мысли, а может генерал хотел, так же как и курсанты весело подбежать к Кремлевской стене и ……
Было видно, как генерал резко мотанул головой, видимо отгоняя какие-то далекие воспоминания, а возможно вспомнив свою молодость, размашистыми шагами широко распахивая полы длинной шинели, зашагал к Мавзолею, где перед ним адъютанты раскрывали услужливо, двери теплой «Волги».
Где-то слева уходили строем кремлёвские курсанты, стоявшие в линиях в открытые для них ворота Спасской башни Кремля
Отбивая четко шаг своими подковками и ромбами под подошвами, выбивая искры из брусчатки, отчетливо видимые, в свежем ночном апрельском воздухе, курсанты дружно шагали, ускоряя шаг по Васильевскому спуску, к ожидавшим за Храмом машинам.
— Вперед в Тушино, на наш бульвар Свободы к нашим теплым койкам, которые уже давно ждут нас! – мелькнула предательская мысль, и только теперь Кузьма почувствовал, как я устал и как хочется спать.
— Покурить бы – прошептал мечтательно, маршировавший рядом Валера Карабанов.
За Храмом Василия Блаженного курсантов ждали, уже который час, машины, вокруг которых прыгали, видимо проклинавшие курсантов водители. Увидев возвращавшихся с тренировки, идущих широким шагом, довольных курсантов они побежали заводить машины.
А где-то там, в Тушино, в казармах флотского экипажа на бульваре Свободы, курсантов действительно всю ночь ждали теплые казармы и койки.
Кузьма посмотрел на свои, «командирские» часы, было уже почти три часа ночи. Начинался новый день.
— Спать дадут наверно часов до одиннадцати, а не до обеда – мелькнула довольная мысль, и предательски потеплело в груди.
Утром после завтрака опять тренировка. Первый раз в форме три, а не в бушлатах.
Кузьма только сожалел, что скоро пройдет парад и им придется возвращаться в Севастополь. Все-таки парад – это здорово
— Гусаченко не заваливай строй!
И Кузьма ускорил шаг.
