Пантелеев В.М. На краю гибели в Северном море

Северное море

А последняя боевая служба была у меня – балтийца — в Северном море. Последней она была потому, что после неё меня перевели служить на эсминец пр. 30-бис на Чёрное море. А для меня и для моего экипажа ПЛК пр. 35 эта боевая служба на самом деле могла стать последней — мы там чуть не погибли! Спасло нас просто-напросто чудо.

А дело было так.

Февраль 1967-го года. В Северном море иногда бывают штормы. Казалось бы, какие там штормы? Северное море закрыто практически со всех сторон сушей. И по своим размерам оно не очень чтобы большое. Вроде бы, там не должно быть океанских грозных волн. А между тем периодически Северное море штормило изрядно. Вроде бы не очень чтобы очень, но и не хиленькие шторма там бывали. Морякам судов и кораблей, попадавших в их «лапы», бывало несладко.

Дело в том, что это море относительно мелкое. И когда оно штормило, то волны там (из-за мелкоты моря) становились довольно высокими и крутыми. А раз волны были высокие и к тому же крутые, то корабли валяло с борта на борт только так! Как говорится, от души.

Это ещё не настоящий шторм, а так – мелкий штормишко …

Но в очень редких случаях в этом Северном море шторма были смертельными для мелких судов, свирепыми для средне тоннажных судов и очень тяжёлыми даже для крупно тоннажных судов. Ярость Северного моря при таком шторме не знает границ! Когда на этом море разыгрывается подобный шторм, то даже самые мощные современные корабли становятся игрушкой бушующей стихии. А что уж говорить про наш совсем небольшой корабль, всего то водоизмещением в одну 1000 тонн! (Речь идёт о ПЛК пр. 35).

Балтийские проливы

И вот однажды мой корабль и попал как раз в такой свирепый шторм.

27 февраля 1967-го года около 18 часов вечера, в условиях относительно хорошей погоды мы находились приблизительно на границе пролива Скагеррак и Северного моря. В долготе около восьми с половиной градусов. Милях в 4-х с небольшим от побережья Норвегии (терводы Норвегии равны 4-м милям). Ветер был юго-западный, силою 3-4 балла, волнение моря моими рулевыми оценивалось в 2-3 балла, визуальная видимость составляла примерно 6 миль.

До определённого часа всё было тихо-мирно. Но вдруг погода стала резко меняться. Ох, уж это вдруг! Только что волнение было силой в 3-4 балла и слабенький ветерок, а вот уже волна 4-5 баллов, а ветер уже средней силы. Постепенно ветер становился всё свежее и значительно свежее. К полуночи ветер заметно усилился, увеличилась килевая качка, а особенно — бортовая качка. В полночь мы получили по радио прогноз погоды. «Ожидается шторм от юго-запада силою 10 баллов». Что делать? Командир решил увести наш корабль в пролив Каттегат и спрятаться там за мысом Скаген. Но было уже поздно!

Ветер крепчал так быстро, что курсом 90 градусов мы успели дойти только до долготы в 10 градусов восточной. Волны становились всё выше и круче. На море уже развился шторм силой в 7-8 баллов. Ветер неимоверного напора дул с юго-запада. И нас стало так валять на этом курсе в 90 градусов, что пришлось лечь на курс примерно 50 градусов, кормой к волнам и ветру. Ход держали малый, то есть такой, при котором корабль ещё как-то «слушался» руля.

Вот ветер достиг силы урагана, нас несло вперёд, как говорится — «со страшной силой», а качало так, как ни качало никогда! Килевая качка достигала 15-20 градусов, а бортовая – все 35-45 градусов. Что означают эти цифры – знают только моряки!

Моська и слон

Само собой разумеется, что через некоторое время мы приблизились к берегам Швеции. Территориальные воды Швеции, как и у нас в СССР, равнялись 12 морским милям. Швеция всегда очень болезненно относилась к нарушениям своих территориальных вод, тем более военными кораблями, тем более, принадлежащими СССР. Поэтому мы не могли их нарушить ни под каким предлогом, даже под предлогом жестокого шторма. Если бы мы зашли в территориальные воды Швеции, даже в жестокий шторм, то был бы грандиозный международный скандал, как это уже бывало, когда в их воды (тоже не от «хорошей погоды») дважды попадали наши подводные лодки. Попытки повернуть и стать носом против волны пресекались морем незамедлительно и с самыми серьёзными намерениями — оно обещало тут же перевернуть наш корабль вверх килем.

Встал вопрос: — Что делать? Как повернуть на обратный курс в условиях этого жестокого шторма? — Командир корабля капитан 3 ранга Суханов спустился ко мне в штурманскую рубку, вызвал механика капитан-лейтенанта Мыслицкого сюда же, и мы втроём (кап 3, каплей и старлей), стоя в раскорячку, держась, кто за что попало (ибо нас мотало по штурманской рубке будь здоров, а она сама ходила ходуном) стали решать сакраментальный вопрос: как повернуть корабль в условиях этого жестокого шторма так, чтобы нас не перевернуло кверху дном?

А терводы Швеции приближались, а жестокий шторм утихать не думал, а время поворота неумолимо приближалось, а волны становились всё круче, потому что море становилось всё мельче. Я, как штурман, докладывал командиру корабля – ещё полчаса и мы будем в терводах Швеции. А ещё через 2-3 часа (при текущем состоянии погоды и с имеемой скоростью дрейфа) мы обязательно будем разбиты на её береговых скалах.

В конце концов, мы решили, будь что будет, перевернёмся так перевернёмся, а может быть Бог смилостивится и даст возможность развернуться нам на обратный курс! Решили, что сделаем так: переждём Девятый вал, сразу после его прохода делаем крутой, и, по возможности, быстрый по времени поворот на обратный курс через левый борт. При этом кладём руль не просто «Лево руля», как обычно мы это делаем, а кладём его «Лево на борт», правой машиной даём не просто полный ход вперёд, а самый полный ход вперёд, а левой машиной — самый полный ход назад. Механику обеспечить это! Всё это предстоит сделать для того, чтобы развернуться на обратный курс как можно быстрее по времени – успеть завершить его до очередного Девятого вала …

Так и сделали. Механик спустился в машину. Командир и я стояли на мостике, держась за поручни (которые как раз и сделаны были для того, чтобы вахта держалась за них в случае штормовой погоды) и прячась от хлеставших нас языков волн за ограждение ходовой рубки. Ветер дул порывами, иной раз с порывами неистовой силы, в эти минуты готовый сбить нас с ног, верхушки волн захлёстывали мостик, море и небо представляли собой одну бушующую серую водянистую мглу, границы между морем и небом не было видно. Во всяком случае мы этой границы не различали.

Мы выжидали с командиром корабля так, наверное, минут 10-15, пока нам не показалось, что ветер слегка стих, порывы его как бы ослабли, а может это нам пригрезилось, а вот этот огромный вал, пожалуй, и есть тот самый пресловутый Девятый вал: – Ну, с Богом! Пора! Будь, что будет! – И командир корабля даёт команду — Руль «Лево на борт». Правая машина – «Самый полный ход вперёд», левая машина – «Самый полный ход назад!» — Пара секунд и корабль начал стремительно разворачиваться влево. Я рванул в штурманскую рубку.

Пару — тройку раз нас накренило во время поворота градусов на 45 на правый (подветренный) борт. Но это было терпимо. Но вот тогда, когда мы почти уже прошли траверз бегущих на нас огромных волн, когда корабль вдруг качнуло на 49 градусов, то мы все, находящиеся на мостике и в штурманской рубке, замерли!!!

Креномеры (бортовой качки и килевой качки) висели на переборках в штурманской рубке. 49 градусов – это критическая точка для кораблей нашего типа. 50 градусов и корабль делает оверкиль – переворачивается вверх килем, а это всё – это конец! Никому ничего уже сделать нельзя, машины срываются со своих крепёжных болтов, пробивают палубу, теперь для них она – днище, и уходят на дно. Корпус раскрыт, вода ревущим потоком заполняет все помещения, люди захлёбываются в бушующей смеси морской воды, топлива, масел и гидравлики. В какой — то момент под ударами гигантских волн корпус корабля слегка развернётся, зачерпнёт ещё сотни тонн воды, и корабль отправится на дно морское — пугая морских обитателей грозным шипением, рычанием и бульканьем воздуха и пара, взрывами баллонов с газом воздухом высокого давления …

Несколько томительных секунд, в которые я уже начал соображать о том, что мне надо будет делать в этом случае, в случае оверкиля: кремальеру на ручке двери выхода из штурманской рубки на палубу нужно будет нажимать не вниз, а вверх, отнырнуть за дверью надо будет в сторону на 2, а может быть даже на 2 с половиной метра, ибо палуба корабля будет уже сверху, и только потом надо будет устремляться наверх, на поверхность воды. Запаса воздуха в лёгких должно хватить на полторы минуты. Минимум. Ну, а уж если удастся выплыть на поверхность, то ещё бабка надвое сказала, что в этой бушующей круговерти ты выживешь, не захлебнёшься, или тебя не закроет такой огромной волной, что ты минуты две не сможешь дышать, а это означает верную смерть для тебя.

Несколько томительных для нас всех секунд корабль как бы раздумывал: вернуться ли ему в устойчивое положение или развернуться днищем кверху. Если бы в этот момент в борт ударила волна хотя бы даже средней силы – то нам была бы хана! Каюк! Крышка! И моряки об этом позже говорили между собой с дрожью в голосе, а командир БЧ-5 капитан-лейтенант Мыслицкий, да и сам командир корабля капитан 3 ранга Суханов тоже, вспомнили в этот момент Бога.

И Бог, видимо, смилостивился над нами. Волна не ударила, корабль начал выпрямляться, а поворот его на новый курс – завершаться … Ещё несколько секунд и мы встали против волн. – «Руль прямо. Обе машины средний ход вперёд!» — Через несколько секунд новая команда: — «Обе машины малый ход вперёд». — Ещё через несколько секунд: — «Рулевой! Держать корабль поперёк волн!» – «Есть, товарищ командир!»

Далее рулевой держал корабль носом на волну. А командир держал скорость максимально возможную в подобных условиях. Корабль уже не дрейфовал на береговые скалы, а держался фактически на одном месте. Наутро шторм стал стихать и к полудню постепенно сошёл на нет. Командир в полдень доложился берегу по радио о многочисленных повреждениях вооружения и техники корабля. После некоторого молчания берег (видимо там решался вопрос: что делать с нами – оставлять там же на боевой службе или возвращать в базу для ремонта) нам ответил. Мы получили приказание вернуться в базу.

В этот шторм досталось всем. Какой — то английский эсминец выбросило на скалы Норвегии. Утонула крупная польская яхта. Потопило немеряно мелких судов и катеров.

В тот злополучный шторм затонул наш советский БМРТ «Тукан», на борту которого находились 79 калининградцев. Привожу очерк Ольги Гончаровой.

Пантелеев Владимир Михайлович