В ходе войны с Польшей Россия отмобилизовала и реформировала великолепную армию. Выдвинулась целая плеяда талантливых военачальников и офицеров. Новые части и соединения в полной мере проявили себя только в последних сражениях и подталкивали панов к миру силовыми демонстрациями. Но и после войны Алексей Михайлович продолжал совершенствовать армию. Росло ее оснащение артиллерией, всем пехотным и кавалерийским полкам стали придавать легкие пушки. В 1667 г. тульские и каширские заводы выпустили первую партию ручных гранат (4 тыс.) Потом в Москве был построен Гранатный двор, гранаты стали поступать в войска. Они изготовлялись двух видов, железные и “скляночные” (в стеклянном корпусе), стрельцам и солдатам выдавались особые холщовые сумки “что ручные гранаты носят”. Преобразовали и дворянскую конницу. Ее свели в постоянные сотни, оснастили касками и кирасами, вооружили карабинами и пистолетами. Государь разрабатывал первый проект “Табели о рангах”, “Устав о служебном старшинстве бояр, окольничих и думных людей”, в нем начальники расписывались по 34 степеням.
Эти меры были совсем не лишними. Обстановка вокруг России крепко пахла порохом. В 1671 г. крымцы и Дорошенко в третий раз обрушились на Западную Украину. Поляки, как обычно, не торопились садиться на коней и браться за сабли. Отчаянно отбивались лишь малочисленные казаки гетмана Хоненко. Но польский ставленник получил неожиданную поддержку от запорожского кошевого Ивана Сирко. Личность это была примечательная. Родился на Харьковщине, на российской территории, в семье слободских казаков-эмигрантов. Подрос и ушел в Сечь. Отличился доблестью, военными способностями, и Хмельницкий назначил его винницким полковником. Но жизнь «удельного князька» оказалась не для него, Сирко быстро оставил этот пост и вернулся в Запорожье.
Человеком он был сложным. Русских считал друзьями, но и присягу царю приносить отказывался – запорожцы никогда и никому не присягали, а Сирко принципиально отстаивал исконные традиции Сечи. Раздел Украины возмутил его, но когда открылось, что Дорошенко и Брюховецкий отдаются туркам и татарам, он разорвал отношения с гетманами. Прочно обосновался в Запорожье, возрождая независимое «лыцарское братство». К нему стекались казаки, уставшие от измен и усобиц. Потянулись те, кто разочаровался в гетманах и полковниках, беглые с панской территории.
Защищать от «басурман» всю Украину тоже было традицией запорожцев, и кошевой выручил Хоненко. Налетел на тылы врагов, принялся громить их, и им пришлось повернуть назад. Хотя было уже ясно – Дорошенко специально задирает Польшу, как нахальный мальчишка, за которым стоит здоровенный дяденька и ждет повода вмешаться. Турция успела передохнуть после войн с Австрией и Венецией, в 1671 г. подавила последний очаг внутренней смуты, ливанских сепаратистов. Все чаще поступали сведения, османы намереваются наступать на север.
Поляки встревожились. В Москву ехали очередные посольства просить о союзе. Но вопрос был далеко не простой. Османы представляли общую угрозу для обеих держав. Однако и паны были слишком сомнительными союзниками. Еще свежа была память, как коварно они вели себя во время столкновения России со Швецией, как натравливали татар, как расторгали договоры, если полагали это выгодным для себя. А сейчас умоляли о помощи, но в это же время король Михаил Вишневецкий не постеснялся устроить в Польше и Литве гонения на православных, многим пришлось эмигрировать. Курляндский герцог Якоб даже построил новый город Якобштадт, населив его православными беженцами. А польские дипломаты, привозившие проекты договора о дружбе, норовили включить туда пункты, чтобы царь пустил в Россию иезуитов, дозволил строить католические храмы.
Переговоры возглавили Матвеев и Долгоруков, они заняли осторожную позицию. Иезуитов и костелы, разумеется, отвергли. С необходимостью союза согласились, но за это добились, чтобы поляки признали русскую власть над Киевом. А от конкретных обязательств уклонились, сохранили за Россией право действовать в зависимости от ситуации. Пообещали только посылать против турок отряды донских казаков, калмыков и ногаев. Царь оказал Польше и дипломатическую поддержку, попытался предостеречь Турцию от опрометчивых шагов. В Стамбул отправилось посольство Никифора Ванюкова и Василия Даудова, предложило султану присоединиться к мирному договору России и Польши. Алексей Михайлович предупреждал, что в случае нападения на польского короля будет вынужден помогать ему: “То и мы, христианский государь, за него вступимся и учнем против вас промысел чинить и наше повеление пошлем донским атаманам и казакам, чтобы они на Дону и Черном море всякий военный промысел имели”. Но великий визирь заносчиво потребовал, чтобы Россия оставалась в стороне от “польских дел”. Иначе, мол, и вам достанется.
Война в Стамбуле была предрешена. В марте 1672 г. султан Мухаммед IV прислал вдруг полякам резкий выговор за то, что они “беспокоят” владения Дорошенко, вступившего в число “невольников высокого порога нашего”. Король пробовал оправдаться, отвечал, что Украина “от веков была наследием наших предшественников, да и сам Дорошенко не кто иной как наш подданный”. Для турок такого ответа оказалось достаточно. За Дунай двинулась огромная армия, 100-150 тыс. воинов. Речь Посполитая сумела выслать навстречу лишь 6-тысячный отряд Лужецкого. На Южном Буге он потрепал татарские авангарды и под натиском врагов отступил в Ладыжин, где стояли казаки Хоненко. Османы окружили их, заперли в городе, турецкие колонны потекли по украинским дорогам.
Россия старалась уточнить, как отреагируют на начавшуюся войну западные державы. Посольства Алексея Михайловича разъехались в Англию, Францию, Испанию, Швецию, Австрию, Рим, говорили о возможности совместных действий против “общего христианского неприятеля – турского салтана и крымского хана”. Но австрийцы недавно испробовали на себе турецкое оружие, больше не хотелось. Остальные страны предпочитали быть сторонними наблюдателями. Откликнулся лишь папа Климент Х, да и его интерес оказался весьма специфическим, он уклонялся от обсуждения военного сотрудничества и силился использовать переговоры для реанимации все тех же проектов унии, забрасывал удочки о “соединении церквей на некоторых условиях”.
Словом, союзников искать было негде. А на Левобережье Украины старшина снова показала свою ненадежность. Гетман Многогрешный еще недавно был помощником у Дорошенко, а когда в дело вступили османские полчища, призадумался, не пора ли перекинуться обратно? Но другие казачьи начальники и сами не прочь были урвать гетманскую булаву, зорко следили, на чем бы его поймать. Теперь он подставился. Генеральный писарь Мокриевич, войсковой обозный Забелло, судьи Домонтович и Самойлович, переяславский, нежинский и стародубский полковники обратились к царскому воеводе Неелову, представили обвинения, что Многогрешный сносится с Дорошенко, соглашается признать власть султана. Неелов медлить не стал, помнил, что случилось при Брюховецком. Арестовал гетмана, отправил в Москву. Боярская дума приговорила его к смерти, но Алексей Михайлович помиловал, ограничился ссылкой в Сибирь.
А старшина, избавившись от Многогрешного, круто сцепилась между собой. Покатились склоки, дрязги, подсиживания. В Батурин, гетманскую столицу, приехал Сирко, начал выяснять, какого кандидата поддержать запорожцам. Но он был слишком популярен среди простых казаков. Начальники перепугались, как бы подчиненные не возвели его в гетманы и поспешили устранить. Оклеветали, будто он враг царя, служит польскому королю, не зря же воевал за него вместе с Хоненко! В неразберихе и под горячую руку Сирко тоже взяли под стражу, отвезли в Россию и сослали в Тобольск.
Царь и Малороссийский приказ делали все возможное, чтобы побыстрее пресечь раздрай на Украине, не позволить ей скатиться в очередную смуту. Назначили раду в Конотопе, своими уполномоченными Алексей Михайлович определил авторитетных военных командиров, Григория Ромодановского и Ивана Ржевского. Основным претендентом на булаву считали Мокриевича. Второй человек в казачьем войске, матерый интриган, он после Многогрешного сразу подмял под себя структуры управления. Однако Ромодановский успел изучить украинских лидеров, как облупленных. Он сумел провести другую фигуру. 17 июня 1672 г. неожиданно для многих гетманом был избран генеральный судья Иван Самойлович. Человек честный, умелый, а главное – первый гетман со времен Богдана Хмельницкого, верный России.
Между тем, боевые действия в Польше развивались своим чередом. Михаил Вишневецкий лихорадочно собирал войска. Всплыл и Юрий Хмельницкий. Понадеялся, что король сделает его гетманом, примкнул к нему, призывал казаков под польские знамена. В Москве строили расчеты, что Речь Посполитая все же организует отпор, турки увязнут в боях, в осадах городов. Но они не увязли. В первом же сражении королевскую армию разметали в клочья, Хмельницкий попал в плен и был отправлен в Стамбул.
Паны уповали, что неприятелей остановит мощная крепость Каменец (Каменец-Подольский), сосредоточили в ней почти все наличные силы, завезли побольше артиллерии, пороха, продовольствия. Но и Каменец задержал турок только на полтора месяца. Крепость пала, а дальше останавливать султанскую армию оказалось некому. Почти не встречая сопротивления, она хлынула на запад, 28 сентября победоносно вошла во Львов. Король и паны были в полной панике, спасения уже не видели, запросили мира. Сейчас-то не кочевряжились, не упрямились, как перед русскими – а ну как султан прикажет своим янычарам прогуляться чуть дальше, до Варшавы? Соглашались на любые требования, и 5 октября в Бучаче подписали договор. Польша признавала Дорошенко подданным Турции, уступала ей всю южную часть Правобережной Украины до Киева, обязалась платить дань.
На зиму великий визирь отвел войско за Дунай. Но теперь пришел черед царю принимать экстренные меры. Дорошенко-то выставлял себя гетманом всей Украины, и в Посольский приказ из разных источников стекались сведения – следующее нашествие намечается на Левобережье. Алексей Михайлович разослал грамоты по всем русским городам, оповещал народ, что после легких побед в Польше “салтан турский… возгорделся, приложил в то дело неуклонную мысль, что ему не токмо Польское государство разорить и завладеть, но и всеми окрестными христианскими государства завладеть. Паче же тщится на Московское государство войною и разорением”. Но Тишайший извещал подданных и о том, что “малороссийские города” он в обиду не даст. “Мы решили, не щадя своей казны, послать на защиту Украины свои конные и пешие полки”. Был объявлен сбор чрезвычайного налога на войну. С патриарших, монастырских, боярских крестьян брали “по полтине со двора”, а с купцов, промышленников и ремесленников “десятую деньгу”.
Польский король тайно прислал доверенных лиц, уговаривал царя направить армию на Правобережье. Уверял, что в этом случае поляки, может быть, осмелятся возобновить войну, расписывал, какие выгоды даст совместное наступление на Молдавию и Валахию. Но в русском правительстве сидели не простаки, сразу раскусили – Михаил всего лишь силится столкнуть лбами русских и турок, чтобы самому половить рыбку в мутной воде. Секретные предложения отшили и план на 1673 г. приняли сугубо оборонительный. Постановили самим не задевать османов, если полезут – встречать на Днепре. А если нет, стараться переманить на свою сторону Дорошенко, обещать ему прощение и покровительство. Не склонится он сам – откалывать от него “заднепровских казаков”.
Армия Ромодановского выступила на Украину. В мае соединилась у Лохвицы с казаками Самойловича. Разбили лагерь, обратились к Дорошенко, не хочет ли начать переговоры? А чтобы было доходчивее, выслали за Днепр, к Каневу, передовой отряд. Но даже за ограниченную демонстрацию царь строго одернул военачальников: “Разве вам велено было переправляться за Днепр? Вам велено было стоять у Днепра, где пристойно, и, устроясь обозом, послать к Дорошенку с милостивыми грамотами двоих досужих людей, а не полк”. Словом, никаких действий, которые могли бы спровоцировать войну.
Пригрозить туркам Алексей Михайлович дозволил только донским казакам. К ним на помощь отправились думный дворянин Хитрово и полковник Косагов с 6 тыс. солдат и стрельцов и 19 орудиями. Атаман Минаев собрал 5 тыс. “добрых и промышленных молодцов”, в Черкасске взяли 45 пушек и двинулись к Азову. Но и здесь Тишайший повелел захватить только «каланчинские башни», поскольку они были построены “на прежней его царского величества земле”, а на Азов, Крым и в Черное море “ходить не приказано”, если турки не нападут на российские владения. После жестокой бомбардировки каланчи взяли, в Азове это вызвало страшный переполох. Но царские ратники и казаки остановились. Выход в море расчистили, а уж дальше выбирайте, ждать ли вам к своим берегам казачьи лодки…
А запорожцы обратились к Алексею Михайловичу, ходатайствовали за Сирко, писали, что с ним обошлись несправедливо. Государь не оставил просьбу без внимания, лично занялся разбирательством. Вдогон за ссыльным полетело распоряжение возвратить его из Сибири. Сирко привезли в Москву, с ним беседовали сам государь и патриарх, убедились, что кошевой атаман был оболган. Перед ним извинились, обсудили с ним, каким образом удобнее противодействовать «басурманам». На Украину он поехал не один, а целым обозом, государь выделил запорожцам мушкеты, порох, свинец.
Но турки на русских так и не пошли. Позорный мир с ними вызвал в Речи Посполитой бурное негодование. Сейм отказался его ратифицировать, оппозицию королю возглавил Ян Собесский. Это был изрядный авантюрист, успел вдоволь поколесить по Европе, послужить разным королям и повоевать в разных армиях. Еще больше прославилась его жена, Мария-Казимира д`Аркион. Ее отца, капитана, выгнали с французской службы, он пристроился в Польше, но отличился не на поле боя, а в постелях. Сумел попасть даже в постель королевы, и она взяла в свою свиту капитанскую дочку. Как выяснилось, в скандальных похождениях девушка превосходила отца. Взялась переманивать любовников королевы, и ее постарались угомонить, в 16 лет выдали замуж за пожилого магната Замойского.
Да уж какой там угомонить! Наоборот, пани Марыся, как ее называли, принялась оттягиваться в полную силу. После смерти Замойского она унаследовала колоссальное состояние. Из кавалеров, которых она перепробовала, ей больше всего понравился Собесский, и Марыся выскочила за него. Но у нее разыгралось и честолюбие. Почему бы самой не стать королевой? Она взялась умело и энергично продвигать супруга, использовала и свои деньги, и связи, и дамские прелести. Собесского избрали коронным гетманом, а Михаилу Вишневецкому на волне общего негодования пришлось отречься от престола. Национальное оскорбление взбудоражило гонор шляхты, к Собесскому стекались воины. Он атаковал и разгромил турецкий корпус под Хотином, осадил Каменец… Но на этом успехи и кончились. В Варшаве открылся сейм для выборов короля, и пани Марыся срочно вызвала мужа из армии. Рассудила, что важнее реализовать лавры побед, чем одерживать новые. Она угадала. Ликующая шляхта вручила корону Собесскому. Хотя турки не стали ждать окончания выборов. Великий визирь двинул свежие силы, отбил у поляков Хотин. Развалившееся коронное войско бросило осаду Каменца, покатилось отступать, а османы с татарами шли следом, занимая города и местечки.