Пантелеев В.М. Взрывы в Полярном в 1962-м году

Части корпуса, искорёженные взрывом, отрезаны, на месте среза поставлены заглушки

Когда мы, молодые лейтенанты, появились в августе 1962-го года в Североморске, то очень быстро узнали о том, что полгода назад — 11-го января этого года — в Полярном произошла страшная катастрофа. Прямо у причала во время утреннего осмотра и проворачивания оружия и технических средств взорвалась подводная лодка Б-37, дизельная, пр. 641, «Фокстрот» — по Натовской классификации.

Рубка именно такой подводной лодки сейчас поставлена у Музея Подводных сил России им. А.И. Маринеско на Кондратьевском проспекте, 83, в Санкт-Петербурге.

Узнали мы и о том, что клюнула носом и рядом стоящая подводная лодка С-350, проекта 633, что есть много погибших. И что на Б-37 погиб наш однокашник по училищу — штурман — лейтенант Володя Авилкин.

Это уже был второй из наших товарищей, погибших на флоте. Первым был курсант Толя Москальцов, которого смыло девятой волной со спардека крейсера «Чапаев» во время его похода вокруг Скандинавских стран.

Позже будут и другие погибшие: Женя Козлов на Севере (грузовик с ним свалился в ущелье, Женю раздавило грузом. Своё место в кабине он уступил беременной женщине), Витя Шундиков на Балтике (в Таллинне пьяные эстонцы его команды сбросили его в трюм с 8-метровой высоты. Разбился насмерть).

Дальше ребята умирали уже своей смертью – Валера Честных, Миша Казанков, Юра Яхонтов, Гена Закиров, Боря Миронов, Витя Бровков, Толя Тимохов, Валя Антипин и ещё много-много наших. Но обо всё этом, может быть, я скажу позже — на своём месте и в своё время.

А здесь я хотел бы сказать о Володе Авилкине вот что.

Володю Авилкина я хорошо помню. Помню его потому, и другие помнят его по той же причине, что он резко выделялся среди всех нас. Не ростом — он был среднего роста, учился в третьем классе из четырёх, не лицом – у него было типовое славянское лицо, не способностями – учился он средне, хотя старался, как мог. Запомнился он нам, если можно так сказать, скоростью прохождения его жизни. Он всё время спешил жить: торопился побольше узнать, побольше увидеть, услышать, изучить, познакомиться.

А наше удивление Володей началось с камбуза: он поражал нас своей скоростью поглощения пищи. Он так быстро двигал челюстями, что мы просто поражались. Сами пробовали так же часто стучать ими – ничего не выходило. Мы ещё доедаем первое, а он уже заканчивает второе, пьёт двумя глотками компот и утыкается в книжку.

Мы ещё раздумываем, в какой музей сходить, а он уже рассказывает нам подробности о некоторых из них. Мы думаем, в какой театр податься в ближайшее увольнение, а он уже рассказывает о репертуаре основных театров. Мы ещё соображаем, в какой бы спорт кружок записаться, а он уже ходит чуть ли не во все спорт кружки сразу: бокса, гимнастики, тяжёлой атлетики, плавания …

Мы только начинаем заниматься фотографированием, а у него уже несколько плёнок с видами Ленинграда, причём такими видами, и снятыми так искусно, что мы просто поражались – талант, да и только.

Он просто торопился жить! Ещё, будучи на первом курсе, он первый из нашей роты женился. Первый больше чем из 100 парней! Нас было на первом курсе 125 человек. Я, например, чувствовал себя ещё совсем мальчишкой, был полностью не готов к семейной жизни, а он – почти мой ровесник – уже был готов!

К выпуску из училища у него было уже двое детей. И жена его была беременна третьим. Ни минуты он не сидел без дела, как это обычно делали многие из нас. Ходил в театры, в музеи, в кино, читал книжки запоем, ходил и в боксёрскую секцию, и в фотокружок, и на бальные танцы, и на курсы чечёточников. Он как будто был старше нас – своих ровесников — на 5, а то и на целых 10 лет, в зависимости от обстановки и от обстоятельств.

Только на втором курсе ещё пара-другая курсантов женилась, на третьем курсе женились уже человек 10-15, а основная масса женатиков сформировалась уже в конце четвёртого курса и сразу после выпуска из училища. А он женился первый на первом курсе, перед самым Новым 1958-м годом!

И вот результат. Через 3 месяца после прибытия в Полярный Володя уже сдал на «самоуправство» штурманской боевой частью. А через полгода после его прибытия в Полярный его лодка взорвалась. Его так и нашли в штурманской выгородке, склонившимся над штурманским столом с циркулем в одной руке и карандашом в другой. А рядом на штурманском столе лежали книги: Лоция Баренцева моря и Граф Монте-Кристо, ПШС (Правила штурманской службы) и стихи Марины Цветаевой, техническое описание автопрокладчика АП-2 и портрет его жены уже с тремя детьми …

Кстати, среди 59 погибших подводников Б-37 погиб и мой однофамилец – Пантелеев Василий Васильевич – старшина 1-ой статьи, старшина команды машинистов-трюмных, 1939 года рождения. А Володя Авилкин был 1937-года рождения.

А ниже я даю выдержки из книги капитана 1 ранга Заводского И.А. «Записки подводника, побывавшего на том свете». Н. Новгород. 1996 год. Этот параграф у него называется так — «Катастрофа века».

Взрыв был виден издалека

«Зима 1962 года. Я вернулся из отпуска и не узнал свой родной город. Слева — вид на механическую и аккумуляторную мастерские, выше, на горке, – казармы подводников. Во всех окнах вместо стёкол – чёрные дыры, нет ни одного целого стекла. Стены у зданий, расположенных близко к причалу №3 почему — то все были чёрными. Везде висели оборванные провода. Вместо торпедной мастерской, что располагалась рядом с причалом, – груда обгорелых кирпичей. Причал №3 весь разворочен, из него торчат листы железа, какие-то брёвна, доски, балки. Две подводные лодки, одна типа «Б», другая типа «С», уткнулись носом в грунт у самого причала. Кормы обоих ПЛ задраны вверх.

К катастрофе привёл одновременный взрыв 12 торпед, находившихся в ТА и на стеллажах в 1-м отсеке подводной лодки типа «Б». Что могло послужить причиной взрыва установить невозможно, ибо не только не осталось в живых ни одного из членов экипажа этой ПЛ, но и вся техника в отсеках была обожжена, искорёжена и изуродована.

Взрыв произошёл в 8 часов 10 минут утра, через 10 минут после подъёма флага, когда л/с спускался внутрь лодки для проворачивания оружия и технических средств.

События начались с возгорания БЗО одной из торпед. Такое предположение основано на том, что горение БЗО видели очевидцы и оно подтверждено обгоранием приборов и механизмов в носовых отсеках.

Флаг мех Валентин Решнин: «Вижу, как из люка ЦП вырывается столб огня, равный диаметру люка».

Бог ещё миловал: не сдетонировали торпеды, находившиеся в торпедном складе, расположенном недалеко в скале. Не было поблизости и торпед с ядерными боеголовками.

О силе взрыва можно судить по таким фактам. Крышка люка первого отсека улетела на километр и угодила прямо в городскую баню. Её диаметр – 70 см., масса – около 200 кг. Баллон ВВД, весом в тонну, улетел к средней школе, расположенной в полукилометре от причалов.

Рядом стояла ПЛ С-350. Она упёрлась носом в грунт. Её 1-ый и 2-ой отсеки были затоплены. Л\с полностью первого и частично второго отсека – погиб. Остальные спаслись через люк 7-го отсека.

На виновнице происшествия часть людей из кормовых отсеков удалось вывести. Носовые отсеки, вплоть до ЦП, были затоплены.

2 раза в сутки шифровками докладывалось состояние дел лично Хрущёву.

К вечеру 1-го дня в Полярный прибыл Главком ВМФ Горшков С.Г.

Погибших из отсеков доставали с помощью водолазов. Трупы были окоченевшими в самых разнообразных позах, что сильно затрудняло их протаскивание через люк диаметром всего в 70 см. На улице был мороз — 30 градусов.

Около полутора десятков погибших прошло и через мои руки».

Так писал очевидец тех событий капитан 1 ранга Заводский.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *