Когда я дочитал рукопись, мне, если уж честно, сделалось не по себе. По целому ряду причин.
Не мог Мазаев написать такой текст за два дня! Это просто нереально. Даже на компьютере, даже являясь рекордсменом в скорости набора текста – нереально! А уж на древней пишущей машинке – тем более!
Следовательно – писал не он.
А кто тогда?
Тот, кто передал мне рукопись – то есть сам Виталий Павлович, царство ему небесное?!
Я покачал головой.
«Нет, не он».
Коротков, конечно, был не дураком, но в писатели точно – не годился. Не совсем понятно, откуда у меня взялась такая уверенность, только сам себе я мог сказать твёрдо: мой замёрзший насмерть сосед по даче не врал. Он, действительно, стал обладателем этого странного текста лежащего в пустой сумке совершенно случайно, в поезде Мурманск-Москва, по дороге домой.
И, кстати, тоже испугался, прочитав его. Непонятно чего, правда. Как, впрочем, и я.
«Хорошо. А если мы предположим, что Мазаев начал писать всё это задолго до демобилизации, как некий дневник, понемногу редактируя и тайно печатая? Тогда почему он нигде об этом не упоминает? Ни единым словом, ни даже намёком?
Может быть он боялся за того, кто предоставлял ему пишущую машинку? А кто в казарме, да и на лодке, из матросов срочной службы имел к ним доступ? Правильно – экипажные писари, так называемые. Опять же, не слишком на правду похоже. Этот его… Никита Парамонов запросто сообщает сослуживцам информацию, если не засекреченную, то уж явно – не предназначенную для ушей срочников! О пропавших, ракетницах, скажем».
Да и вообще, не боялся же Мазаев писать такие вещи, после которых, попадись эти строки в ответствующие органы, многим бы по башке настучали! Даже тем, к кому он относился с искренней симпатией! Например, мичману Попову.
Непонятно….».
Я посмотрел на древнюю папку, лежащую у меня на столе, на мутные строки текста, на стоящую рядом чашку с кофе.
«Выпить надо. Вот что!».
Встав с кресла, я прошёл на кухню, достал из шкафчика бутылку «Спирта этилового питьевого», в коей оставалось ещё грамм пятьдесят, налил стопку, выпил.
По-подводному. Не запивая, не закусывая, не морщась. Постоял немного, потом занюхал рукавом, зажевал куском хлеба и вернулся в комнату.
Мне предстояло отсканировать и засунуть в распознающую тексты программу, последнюю главу романа, поправить ошибки, добавить, если потребуется комментарии (впрочем, пару штук в «блокноте» я уже набросал) отформатировать и разместить там, где размещал до этого предыдущие части – в своём блоге.
Но что-то меня по-прежнему тревожило, не давало покоя.
Я посмотрел на экран включённого компа, где у меня был открыт новостной сайт. Там, на ленте справа, то и дело появлялись новые заголовки:
«Пентагон, пишет Washington Post, начал разработку нового поколения «оружия судного дня» для «сдерживания» России»; «Коллективный запад провоцирует Россию нанести ядерный удар по Украине»; «Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Антониу Гутерриш заявил: «перспектива ядерной войны теперь снова стала возможной».
«Ох! Прав Был Мазаев – ничего не меняется! И не может измениться по определению! Что сто лет назад, что сорок, что сейчас – всё одно и то же!».
Не садясь за стол, я подошёл к окну, которое у меня выходит во двор (я живу на втором этаже), бросил взгляд вниз и…
Замер.
Там, прямо подо мной, в сугробе, по колена в снегу, стоял и смотрел на меня очень худой, похожий на узника концлагеря, человек в длинном тёмном пальто, и в тёмной шапке.
Просто – стоял и смотрел. С абсолютно равнодушным лицом и мёртвым взглядом.
На часах было уже далеко за полночь, во дворе – ни единой живой души, в доме напротив – ни одного светящегося окна…. Ночь, зима, январь, мороз. Не подходящее время для прогулок, да и вообще – для бодрствования.
«Пилигрим» — раздался у меня в голове сиплый голос. «Так, кажется, его называли в романе?!».
В полной растерянности я перевёл взгляд на письменный стол, какое-то время разглядывал рукопись, потом снова глянул вниз.
И вздрогнул.
Поскольку там уже никого не было. Только след от ног. Точнее – два следа на снежной целине. Словно тощий тип спустился откуда-то сверху, постоял так, разглядывая меня, и снова исчез.
«Улетел?!».
Чувствуя, как ум у меня заходит за разум, как темнеет в глазах, а в ушах начинает нарастать, похожий на сирену боевой тревоги, вой, я рванул на себя пластиковую створку, сделал несколько судорожных вдохов – выдохов, и долго ещё стоял так, понемногу приходя в себя. А в лицо мне дул, вновь пахнущий морем, мокрым железом, переработанным дизельным топливом и оружейной смазкой, такой знакомый, и вроде бы давно уже забытый, летящий из тьмы, чёрный, выжигающий глаза, ледяной….
Северный ветер.
Тверь
и мысленно: Мурманская область,
Североморский район, посёлок Оленья Губа.