Сикорская Л. Капитан Алька военврач

Военным врачам, которые сегодня принимают участие в СВО, ПОСВЯЩАЮ.

«Военный врач.
Халат поверх мундира.
Работа это иль судьба?
Чужую боль, как мирру,
Всё пропускать через себя…» (Николай Заенко)

Алька должна была родиться мальчиком.
Но, судьбе так было угодно, что на свет вместо крикливого мальчугана весом в четыре «кг», родилась орущая девочка на четыреста «г» больше.
Пришедший в роддом капитан второго ранга Гриднев, не сомневался, что в этот раз точно родиться пацан. Мужчина стоял некоторое время по стойке смирно перед медицинской сестрой, сообщившей ему о произошедшем факте, который был противоположный ожидаемому.
— Григорий Владимирович, вольно. Ну, подумаешь четвертая девочка. Пятый будет мальчик, — произнесла сестра, с некоторыми нотками сочувствия.
— Да, да… — тихо произнес офицер, — Я вот тут передачку принес.
Мужчина  протянул довольно увесистый пакет.
После этого, Гриднев направился к выходу немного растерянный. В чувство его привел громкий голос медсестры:
— Запрещенного в пакете ничего нет?
— Нет, — ответил моряк, — Не в первый раз. Порядки знаю.
Вот, если бы можно было  останавливать время и показать человеку, что с ним произойдет в будущем! Хоть не надолго. Григорий Владимирович точно в этот раз был бы оптимистичнее.
Нет, он не расстроился из-за рождения четвертой дочери. Нет!  Но традиция! Он — моряк, и должен  иметь сына, чтобы  продолжить дело отца и деда! А, тут, оказия — очередная девица.
Придя домой, поставив чайник на плиту, моряк посмотрел на сидящих за кухонным столом девочек. Пересчитал : Анна, Лиза, Катя.
— Кто родился? — спросила Лиза, которая была любопытнее всех.
Гриднев улыбнулся.
— Алька родилась. Хотели мальчика Алексея, но всех разобрали. Досталась Алька.
Алька действительно «досталась».
По прибытию из роддома она не давала спать никому. Хорошо, что это было лето, и мама иногда уходила с малышкой к морю и трясла там ее в коляске, чтобы дать выспаться мужу и детям, а заодно и соседям. А, сама уже как-то пыталась поспать днем, когда этот «граммофон», засыпал.
Когда девочка начала ходить, то не было в доме места, где она там не побывала и хоть что-то там не натворила.
А, когда она начала разговаривать — радио отключалось. Вернее его просто напросто слышно не было.
Алька перепевала всех оперных и непомерных певцов.
Однажды, Евгения Леонидовна, так звали маму Альки, как-то вечером тихо сказала мужу:
— Гриша, там сервант в военторг привезли красивый. Так хочется дом уютнее сделать. Может купим?
— Купим, — ответил глава семейства, нежно посмотрев на супругу.
— Ой, правда? Он такой красивый, под слоновую кость!
Катя шепнула Лизе на ухо:
— Сколько же надо было убить слонов, чтобы сделать какой-то сервант!
И вот, сервант чинно занял свое достойное место в интерьере скромной офицерской квартире.
Евгения Леонидовна не могла налюбоваться. Она сложила туда посуду, хрустальные вазы, рамочки с фотографиями, фарфоровые статуэточки, любимые книги.
Приходила соседка Эльвира Николаевна, которая работала с мамой в школе, где  преподавала английский язык.
— Хороший тебе , Женя , муж подарок сделал ко Дню Рождения. Очень достойный.
Целый день все ходили вокруг этого серванта и восторгались. Еще бы! Кочевая офицерская жизнь, мотала семью по морям из одного конца страны в другую, не позволяла иметь дорогую обстановку. А, тут, целый сервант «из слоновой кости»!
Одна только Алька на него не реагировала. Ей был важен Миша. Он заболел! У Миши болело ухо.
Плюшевый коричневый мишутка был счастьем девочки. Его ей подарил ПАПА! Она с ним спала, ходила в сад, гуляла на улице. Она с ним не расставалась.
Утром, соседский мальчик Петя, хотел отобрать у Альки машку, когда она гуляла на улице, но она не дала это сделать. В драке ухо было повреждено. На одной ниточке оно висело, что свидетельствовало о  причиненной медведю травме. Это обстоятельство сильно огорчало девочку и она решила, что надо срочно Мишу лечить.
Незабываемая семейная сцена.
Алька стояла на стуле,  усадив Мишу на выступ нижних ящиков серванта, где мама положила белые праздничные скатерти и накрахмаленные салфетки.
Девочка «оперировала» пострадавшего.
Пришедший с работы немного раньше отец, застал картину в «операционной», которую потом будет помнить вся семья.
Оценив  сложность ситуации, он первым делом  успел закрыть дверь перед самым маминым лицом, которая вернулась в девочками из школы.  Евгения Леонидовна, поняв что-то происходит что-то неладное, стала тянуть дверь на себя изо всех сил.
— Гриша, открой немедленно! Гриша!
Флакон зеленки нещадно вливался в ухо Миши, стекая на «слоновую кость» серванта размазываясь и проникая в щели, капая на белоснежные вещи.
Сервант, конечно, перекрасили потом  в темный цвет, Мише ухо пришили, но талант врачевания проснулся у Альки тогда на всю жизнь. Конечно, он был еще мало оформлен, неясно очерчен, но тогда появились  первые ростки понимания, что всех надо спасать и лечить.А,  это, согласитесь, очень немаловажный факт.
Алька была, как это называют  часто — сорванцом. Любила во дворе играть с мальчишками, иногда с ними дралась. Наверное им здорово доставалось, если доходило до того, что когда она выходила во двор,  обеспокоенные мамы выходили на балкон зазывая мальчиков, во всю крича:
— Слава ( Петя , Вова….и тд) домой, Алька на улицу вышла!
«Не девочка, а девятый вал», — так часто называл ее любя отец.
Больше всего на свете, Алина любила, когда папа рассказывал ей о кораблях. Она любила слушать разные истории про пиратов, про отважных моряках, про штормы, военные баталии. Папа для девочки был родником рождающихся в ее голове невероятных приключений, которые ее восхищали и закаляли.
«Папа, хорошие девочки не балуются. Они послушные. Они сидят дома и играют в куклы. А я хочу увидеть  весь мир. Я хочу быть моряком!», — заявила она в третьем классе. В четвертом она записалась в кружок юнг при школе, а в восьмом уже училась  при ДОСААФ в «Морской школе».
Обладая великолепной памятью, Алька схватывала все на лету. Она как губка впитывала без труда все знания только на отлично.
На тумбочке у кровати стояла рамочка с фотографией Щетининой Анны Ивановны, капитана дальнего плавания. Алька мечтала на нее быть похожей.
В классе мальчики ее уважали, но держались на расстоянии. Знали ее своенравный характер — называли Капитанша Алька.
Окончив школу с Золотой медалью, Алька поехала поступать в Ленинградскую Морскую Академию имени адмирала С.О. Макарова на штурманский факультет.
— Мы ваши документы принять не можем, — ответили ей в приемной комиссии, — Даже с такими отличными данными. У нас четкое есть распоряжение по поводу штурманского факультета. Набор небольшой. Будь вы парнем…
Алька решила настоять на своем.
— Я могу поговорить с Начальником Приемной Комиссии?
— Пишите заявление, а примет он вас или нет — ответить вам на этот вопрос мы не можем.
Альку выслушал и он и ректор и декан. Ответ был отрицательный. Никакие примеры и доводы для них не были  убедительны.
— Тут ребятам мест не хватает, — заявил ей НПК, — Девушка, не ищите себе приключений.
Письмо в Министерство Морского Флота кануло в неизвестность.
Начинались сложные года. Был еще СССР, но страну уже расшатывали со всех сторон. 25 апреля  состоялось выступление генерального секретаря Михаила Горбачева на пленуме Центрального комитета Компартии — именно на нем был провозглашен курс на перестройку. Чем это обернется, Аля почувствует, как никто другой. А тогда, она хотела всем своим сердцем быть капитаном огромного морского лайнера и стоять на капитанском мостике!
Растерянная Алька сидела на лавочке в саду возле Адмиралтейства. К ней подсела пожилая дама, которая выглядела так необычно, словно она была из другой эпохи.
— Милая леди, вы что-нибудь слышали по поводу картины «Даная»? Есть ли какие-то новости?
— Нет, а что с ней случилось? — переспросила Алька
— Как что! Вчера  в Эрмитаже какой-то душевнобольной мужчина облил серной кислотой картину Рембрандта «Даная»!
— Зачем?
— Говорят, что это сделал литовец в виде протеста, против оккупации Литвы Советским Союзом перед Второй мировой войной. Одурманенный идеями нацизма.
— Нацизма?
— А ,что вас так, милая девушка удивляет? Это только начало. Сейчас из всех щелей полезет всякая бесовщина в разных обличиях. Тяга к славе Герострата велика! Вы понимаете, что я хочу этит сказать?
Аля отрицательно покачала головой.
—  Герострат сознался, что поджёг храм для того, чтобы его имя помнили потомки. Человек ради славы пошел на преступление!
— А при чем тут Картина Рембрандта?
— Ах, милая моя незнакомая девушка, нацизм начинает поднимать голову с уничтожения истинного искусства. Даная Рембрандта наделена слишком великой чувственностью и женственностью. Обратите внимание на женщин третьего  Рейха — они были невероятно жестоки.  Женская жестокость вкупе с властью, может быть гораздо страшнее атомного взрыва.
Здесь собеседница прервалась и спросила Алю, что она делает в Ленинграде.
— Капитаном? Ну что, это достойная романтическая мечта. Но, послушай моя девочка, грядут очень тяжелые времена. Очень тяжелые. Поверь мне. Иди учиться в медицинский институт. И пользу людям принесешь и прокормиться сможешь. Говорят, что скоро будем все покупать по карточкам . Как в блокаду, а я ее помню.
Аля подала документы  на первый набор девушек в Военно-Медицинскую Академию им. Кирова и поступила, сдав на отлично все  вступительные экзамены.
Папа присутствовал на Присяге дочери. Видно, как он был счастлив.
Прошло тридцать семь лет.
Украина. Мариуполь. Июнь.
Это случилось в четыре утра.
Началась страшная бомбежка, но не близко от места, где располагался мобильный военный госпиталь. Было понятно,  что бомбят населенный пункт или окраину города.
Алька выскочила из палатки, совсем не успев отдохнуть. Всю ночь дежурила. Только прилегла, а тут такое. Вдали виднелись столбы дыма и огня.  Что там происходило, оставалось только догадываться.
— Алина Григорьевна, срочно ставьте дополнительные палатки. Будет эвакуация к нам детей. Они бомбят по своему мирному населению! — главврач госпиталя дал приказание и побежал к прибывающим машинам с ранеными.
Где-то через час,  узнали, что прибудет эвакуированный детский дом. Никто и представления не имел количество детей, которых  должен был принять полевой госпиталь. Машина за машиной. Жара под тридцать. Все были в ужасе от одной мысли: какой детский дом во время войны! Это запрещено собирать детей в одном месте.
Крики, плач, грохот. Одни прибывают орут, другие из машин выйти не могут — истерика. У многих психологический шок.
Все, кто был не занят с ранеными, были брошены на размещение прибывающих деток. Женщины таскали детей и просто впихивали в палатки, которые тут же устанавливали.
Необходимо было спрятать детей от невыносимой жары, дать воды и успокоить.
Алька, схватив на руки грудного ребенка, которого несла девочка лет десяти, споткнулась и падая, чтобы смягчить удар, повернулась на бок, чтобы не уронить малыша. Сильная боль пронзила всю спину. 
— Тетя, вам больно? — спросила девочка и протянула руку, — Это Саша. Его родителей расстреляли в машине, когда они хотели выехать из города в сторону России. Он совсем случайно выжил.
Алька  превозмогая боль встала. Заметив как она побледнела, к ней подошла коллега и забрала ребенка.
— Тебе укол сделать?
— Потом, — ответила Аля и хромая пошла за детьми, которые прибыли с очередным автобусом.
Усталость и нервное напряжение уже давало о себе знать.
Из пришедшего автобуса вышел офицер.
Альке показалось, что он слишком спокойный для создавшейся ситуации.
Подойдя ближе к автобусу, превозмогая боль и усталость, почти закричала на офицера:
— Да что вы тут стоите! Это же ДЕТИ!
Офицер отошел в сторону, но это его движение вызвало у врача еще большее раздражение.
— Это же ДЕТИ! …….
В это мгновение, мужчина, усыпанный бранью уставшей до смерти женщины, резко подошел к ней и рукой закрыл ей рот.
Алька испуганными глазами смотрела на офицера. Тело ее обмякло, руки повисли, по телу прошла дрожь. 
В такие минуты, запоминаются детали в такой ясности, которые не происходят в обычной ситуации. Женщина видела лицо офицера очень  близко, слышала его дыхание, ощущала пульс его руки. Глаза были красными от бессонной ночи, лицо в гари, и  очень сильно выделялись морщины на лбу. Одетый в «нехилое» обмундирование он казался каким-то огромным, словно средневековый  рыцарь в доспехах. От возникшей ситуации, Алька застыла в ужасе.
Так длилось несколько секунд.
          Потом офицер руку убрал. 
          По щеке Альки катилась слеза, а со лба холодный пот.
Неожиданно, офицер поцеловал Альку в губы. Поцеловал сильно, и так, что она почувствовала боль.
— У этих детей отцы воюют. Матерей не эвакуировали. Пока нет возможности. Мест нет для них. Собралась и иди заниматься детьми. Ты меня поняла?, — военный  сказал это  спокойно и было отчетливо слышно каждое сказанное слово.
Уходя,  он обернулся. Алька увидела краешек тельняшки.
Утихло все только к вечеру.
Когда появилась возможность, Алина Григорьевна присела на краешек койки и салфеткой стала вытирать лицо, мокрые волосы.
— Аль, как спина? Болит? Укол сделать?
— Да, — тихо произнесла врач.
Когда боль стала отступать, Аля прилегла, повернувшись в сторону натянутой ткани палатки.
» Наш братишка. В тельняшке. Наверное, морской десант», — подумала она, — » Папочка, ты там на небесах. Знай, Алька твоя трусиха, а еще капитаном мечтала стать, корабли водить… А сама, трусихой какой оказалась…».
Возвращаясь обратно домой, Алина Григорьевна неожиданно вспомнила разговор на лавочке возле Адмиралтейства.
Поджигают храмы, убивают детей, ненавидят все то, что возведено  на высоту совершенства те, кто никогда даже представить себе не смогут  —  в чем  истинная сила ЧЕЛОВЕКА.
Она в ДОБРОТЕ.
Как просто это звучит…. «В ДОБРОТЕ…»
Одно слово, а сколько силы в нем! И она ПОБЕДИТ!
          ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОБЕДИТ!

Отлично сделано, Лидия. Сердцем и душой.
Правда поцелуй тут, как-то… Но всё равно хорошо!