Корабль стоит на якоре на североморском рейде. И я тоже стою, но уже вахтенным офицером на этом самом корабле. Поскольку корабль на якоре, а погода хорошая, то делать особенно нечего, и вахта протекает спокойно.

Неожиданно оживает УКВ-связь и голосом начальника штаба бригады требует командира корабля. Приглашаю командира.

– Геннадий Александрович, – вещает выносной пост связи, – принято решение по матросу Мусину возбуждать уголовное дело.

– Есть!

– Кто у Вас военный дознаватель?

Командир оглядывается, и видит единственного офицера, присутствующего на ходовом мостике – меня.

– Старший лейтенант Гайдук.

– Гайдуку немедленно прибыть в военную прокуратуру гарнизона на инструктаж.

– Он на вахте…

– Немедленно! Катер за ним отправлен. Прокурор уже ждёт!

Предполагаю, что в этот момент командир еще не знал, что на довольно длительное время он потеряет командира группы освещения воздушной и надводной обстановки. Однако, приказ Министра обороны СССР 1978 года № 1, определяющий организацию процессуальной деятельности органов дознания в Вооружённых Силах, однозначно выводил на время дознания военного дознавателя из подчинения командира части и подчиняет его Прокуратуре.

Я, кстати, тогда этого тоже не знал. Я даже не знал, кто такой матрос Мусин и в связи с чем «по нему» возбуждается уголовное преследование. Что-то я, конечно, слышал, есть, мол, в БЧ-5 такой нерадивый военмор, но что он такого выдающегося натворил, узнал позже.

Шура Мусин родился и вырос в Ленинграде, точнее – в одном из его пригородов – в Колпино. Там же закончил ПТУ при знаменитом Ижорском заводе, даже успел совсем немного на нем потрудиться, и был призван на Северный флот.

Начинал он службу на одном из кораблей нашего соединения – сторожевом корабле «Резкий».

Смекалка побеждает бдительность

«Резкий» во время описываемых событий проходил средний ремонт в Калининграде на Прибалтийском судостроительном заводе «Янтарь». И стоял при этом в доке.

Надо отметить, что завод в те времена охранялся изрядно: двойное ограждение периметра с колючей проволокой, сторожевыми вышками и собаками между ограждениями. На заводских проходных – злобная ВОХРа с наганами, без разрешительных документов ни войти, ни выйти. Кстати, та же ВОХРа и док стережет. И это помимо вахты у трапа корабля.

Но Шура вышел в город без каких-либо документов! Как он это сделал до сих пор точно неизвестно, но вышел. И если уболтать вахтенного у трапа ему, вероятно, особого труда не составило, то как он прошел охрану дока и, тем более, одну из проходных завода – загадка. Мне он этого так и не рассказал, даже не сказал, через какую проходную прошел.

Выйдя в город, Шура стал активно выяснять у местного населения, где именно находится Штаб Балтийского флота. Выяснил, конечно. Это-то как раз тайной не было, и любой калининградец и сейчас уверено объяснит приезжему, как до него добраться. А Шура, тем более, был в морской форме. Хотя и в рабочей, но в бушлате с погонами и в берете со звездой.

Подошел он к Штабу и понял, что здесь с охраной все серьезнее, чем на заводе. И без смекалки ему внутрь не проникнуть.

Надо сказать, что в те времена, а это начало 1980-х годов, ныне широко известное благодаря СМИ явление «дедовщина», – оно на флоте зовется «годковщина» – имело место и на кораблях. И Шура, матрос не только молодой, но и весьма нерадивый, гонениям, несомненно, подвергался. Что, собственно, и подвигло его на самовольный уход с корабля.

Итак, стоит Шура перед одним из входов в здание Штаба в размышлении о том, как бы в него проникнуть. И вдруг видит, что ко входу подъезжает грузовик, распахивает створки фургона и являет на всеобщее обозрение стеллажи с лотками, содержащими свежую выпечку. А на выходе из Штаба появляются матросы, берут эти лотки и заносят их внутрь. Шура оценивает свое одеяние, убеждается, что оно ничем не отличается от того, во что одеты носящие выпечку матросы, берет один из лотков и оказывается внутри Штаба.

Далее он, путем опроса слоняющихся по коридорам военнослужащих, выясняет расположение кабинета Командующего Дважды Краснознамённом Балтийским флотом и устремляется туда.

Тут он совершил единственную ошибку, которая, впрочем, существенного значения не имела. Зайдя в приемную, в которой почему-то никого в этот момент не оказалось, он перепутал дверь и вошел в кабинет не Командующего, а его первого заместителя. Не найдя в помещении искомого адмирала, Шура прошел кабинет насквозь и оказался в так называемой комнате отдыха. Там он обнаружил диван и немедленно, как и положено военному моряку, не знающему, чем себя занять, лег спать.

Можно представить себе изумление мичмана – адъютанта Командующего Флотом – обнаружившего спустя непродолжительное время матроса, спящего в «личных покоях» адмирала.

Разбуженный Шура сначала рассказал, как он страдает от неуставных отношений мичману, потом повторил это все начальнику Отдела устройства службы флота, потом ещё кому-то и завертелось. Говорят, что досталось всем. Даже комитетчикам, обеспечивавшим охрану Штаба так, что первый попавшийся наряженный в матросскую робу субъект смог беспрепятственно проникнуть в святая святых. Вот только Шуре ничего не было. Его просто списали с «Резкого» и отправили служить к нам на корабль, где и начались события, приведшие к назначению меня военным дознавателем.

Североморск – Москва

Пришла весна 1982 года. Шура уже отслужил полтора года на нашем корабле и превратился во вполне состоявшегося бездельника.

И вот в начале мая Шура, окончательно соскучившись, сбежал уже с нашего корабля. Не скажу, что это было сложнее, чем выйти с территории завода «Янтарь» или войти в здание Штаба Балтийского флота. Однако, эта задача тоже нетривиальная. Судите сами.

Корабль стоит у причала. С корабля на причал подана сходня. У сходни стоит вахтенный офицер со старшиной. Причал находится в базе. База окружена забором с контрольно-пропускными пунктами. База находится в Североморске, который соединен со всем остальным миром автомобильной дорогой, на которой тоже имеется КПП с бдительными военными моряками.

Как Шура преодолел все эти препоны достоверно неизвестно. Он впоследствии рассказал мне только то, каким образом он миновал КПП на автодороге Североморск – Мурманск. В Североморске на Морвокзале Шура сел в рейсовый автобус № 105 и поехал в сторону Мурманска. Когда автобус подъехал к КПП и началась проверка документов, Шура вышел из автобуса и незаметно ушел в направлении, перпендикулярном автодороге. Вдоль проволочного заграждения. Видимо, он уже тогда понимал, что многое из того, что делается в советских Вооруженных Силах, делается для проверяющего. И действительно, как только колючая проволока перестала быть видна с дороги – она тут же и кончилась. Дойти до Росты Шуре труда не составило. Оттуда он продолжил путь в сторону железнодорожного вокзала Мурманска, где сел в электричку, которая довезла его до Колы.

В Коле он проник в ненадолго остановившийся там пассажирский поезд, следовавший в Ленинград, где и скрывался до тех пор, пока не был ссажен как безбилетник в Петрозаводске. В столице Карелии он просто дождался следующего поезда, на котором, по-прежнему без билета, но уже без происшествий, добрался до Ленинграда.

Домой Шура не пошёл – решил родителей не пугать. Но зато поехал к родному дяде, брату матери, который жил в частном доме в Новой Деревне, что на Колпинском шоссе. Дяде он рассказал, что приехал в командировку для разгрузки овощей на овощебазе, а сейчас отпущен в увольнение и хотел бы переодеться в гражданское платье. Поскольку дядя тоже служил срочную в Советских Вооружённых Силах, он ничему не удивился и незамедлительно выдал племяннику «брюки серые, свитер вязанный» и т.п. – это слова из последующего протокола, составленного на гауптвахте в Лефортово в Москве.

Переодевшись, Шура устремился к старым друзьям и подругам, что проживали в Колпино на улице Пролетарской. У них он не только переночевал, но и обзавёлся денежной суммой в размере десяти полновесных советских рублей. Этих денег ему хватило и на билет до Москвы в дневном сидячем поезде, и на некоторые развлечения в Москве, но об этом позже.

Шура прибыл на Ленинградский вокзал вечером. Начало мая, на улице прохладно, денег не много, кушать хочется… В общем, нашлись добрые люди в железнодорожных мастерских на задворках вокзала, которые Шуру накормили и спать уложили – на верстаке.

На следующий день Шура приступил к заключительному этапу реализации своего Плана, для которого все предшествующие усилия были всего лишь обеспечительными мероприятиями.

План состоял в том, чтобы убедить Юрия Владимировича Андропова, который в мае 1982 года ещё продолжал возглавлять самую могущественную в мировой истории спецслужбу, в том, что имеет место разбазаривание стратегического потенциала страны и что матрос Мусин принесёт Родине значительно больше пользы, если он продолжит службу не в ВМФ, а в КГБ.

Для осуществления Плана Шура прибыл на Красную площадь и устремился к воротам Спасской башни.

В Кремль пройти не удалось – задача оказалась не по зубам даже Шуре. И он решил на время отложить реализацию Плана и пошёл смотреть на столицу. На оставшиеся деньги купил билет на концерт в спорткомплекс Олимпийский. После концерта бродил по Москве, ему стало холодно, голодно и грустно.

Тут я позволю себе привести цитату из протокола допроса милиционера, который на время прервал свободное перемещение Шуры: «Я, старший сержант М., в 00 часов такого-то мая заступил на пост по охране портрета Л.И.Брежнева на пересечении улиц такой-то и такой-то. Около часа ночи ко мне подошёл гражданин, представившийся военнослужащим в/ч 72177, оставившим часть, в подтверждение чего предъявил свой военный билет. Я незамедлительно доложил начальству и вызвал военный патруль».

Патруль прибыл безотлагательно и повёз Шуру в комендатуру, где ему определили место жительства на гарнизонной гауптвахте. Поскольку в «брюках серых» и «свитере вязанном» на гауптвахте военнослужащему срочной службы пребывать не положено, его переодели в военную форму. Дело было в Москве и морская форма для этого гарнизона – экзотика. Поэтому, когда несколько дней спустя за Шурой прибыл направленный для этого в Москву наш помощник командира корабля, его взору предстал Шура, облачённый в гимнастёрку и галифе.

Примерно в таком виде Шуру и доставили на Северный флот и, чтобы сократить логистические издержки, не заводя на корабль разместили на гауптвахте в Росте. Десять суток ареста он получил от командира корабля за самовольную отлучку. Неформальные связи командования нашего корабля с комендантом Росты обеспечили Шуре максимально допустимый срок непрерывного пребывания на гауптвахте – 28 суток.

Снова Североморск

На момент завершения срока ареста Шуры наш корабль оказался в море. Как и все остальные корабли нашего соединения, базировавшиеся в Североморске. Кроме одного. Этот один был, конечно же, тот самый «Резкий», с которого все началось.

Можете представить себе восторг прежних сослуживцев Шуры, завидевших его снова по прошествии всего нескольких месяцев после Калининградских событий, оставивших неизгладимое впечатление на экипаж корабля! Выход залёта на уровень командования флота сказывается на всех.

Через 20 минут Шуры на борту «Резкого» уже не было.

Придя с моря и узнав об этом наше командование даже не очень удивилось.

Пару дней спустя два наших офицера возвращались из ресторана «Чайка» после хорошо проведённого вечера. На траверсе гарнизонной комендатуры они с изумлением обнаружили одетого в партикулярное платье Шуру, идущего им навстречу. Естественно, Шура был немедленно доставлен в комендатуру и передан дежурному помощнику военного коменданта, который разместил Шуру в камеру.

Ночью Шура из камеры сбежал.

Комендант гарнизона, прибывший утром на службу и принявший соответствующий доклад от дежурного помощника, пришёл в неописуемую ярость и немедленно сообщил о происшествии командованию Северного флота.

Вот тогда и было принято решение о возбуждении уголовного дела. Статья – оставление воинской части на срок свыше трёх суток. Была в тогдашнем Уголовном кодексе такая статья 246.

Спустя четыре дня Шура был обнаружен в расположении флотского экипажа, что на Восточной улице. Конец июня, призыв, никто никого не знает, часть призывников в форме, часть ещё нет, спать есть где, кормят – Шура там мог скрываться довольно долго.

Шуру разместили в комендатуре в офицерской камере. Там я его впервые и допросил. Одет он был примечательно – трусы, хромовые ботинки без шнурков и флотская офицерская шинель без погон и пуговиц. И все, даже носков не было. По-видимому, комендант решил, что в таком виде человек далеко не уйдет…

 

Дознание

Порученное мне дознание состояло в допросах самого Шуры и свидетелей его приключений в Калининграде, Ленинграде и Москве. Свидетелями были родные Шуры, его школьные друзья и подруги, преподаватели ПТУ, мастера Ижорского завода и даже сотрудники Особого отдела КГБ на Балтийском флоте и милиционер, задержавший Шуру в Москве.

Собранные в командировке материалы включали в себя сведения, лёгшие в основу принятия решения о необходимости проведения психолого-психиатрической экспертизы. Для ее проведения Шура был помещён в соответствующее отделение госпиталя в Мурманске.

Экспертиза продлилась месяц. Шура был признан не подлежащим призыву на военную службу в мирное время. Время тогда было мирное, и получилось, что Шура был призван неправильно, а потому субъектом воинского преступления быть не мог. Дело закрыли, а Шуру уволили в запас.

______________________

По прошествии десятилетий мне представляется, что Шура действительно обладал незаурядными способностями, но применения они бы не нашли – его уровень развития соответствовал подростку пубертатного периода. Так определила экспертиза.