Щекотихин О. Пропал без вести

16 августа 1941 года был издан приказ верховного главнокомандующего Сталина № 270.

Этот  приказ   касался  дезертиров  и  сдавшихся  в  плен  и  привел к  тяжелым  последствиям  семьи  людей , которые  попадали    под  его    исполнение. 

Кто-то действительно  был  дезертиром  или  добровольно  сдался  в  плен   кто-то попал  в  плен тяжелораненым  а о ком-то  вообще не  было  ничего  известно и семьи  их  всех  попадали  под  воздействие  этого  приказа .В  первом  пункте  этого  приказа  было  сказано:    «Командиров  и  политработников во  время  боя  срывающих  с  себя знаки  различия  и дезертирующих в тыл  и  сдавшихся  в  плен врагу, считать  злостными  дезертирами  ,семьи которых подлежат  аресту как  семьи  нарушивших  присягу  и  предавших  свою  родину  дезертиров.»      Вот  как  отразился  этот  приказ  на  судьбе  моего  друга и  однокласника  

Эдик Егерь пришел в 5-й класс Одесской школы №43, расположенной на улице Гоголя, одновременно со мной. Это был высокий, стройный голубоглазый и белокурый парнишка. Спокойный и дружелюбный характер позволил ему легко войти в новый коллектив.

Я быстро подружился с Эдиком, так как жили мы почти рядом, он на углу Греческой и Екатерининской, а я на углу Пушкинской и Дерибасовской. Каждый день мы вместе возвращались из школы, доходили до Дерибасовской и расходились по домам. Оказалось, что Эдик, как и я, родился в Севастополе, и это еще больше сблизило нас. В школе в это время выдавали на большой перемене булочку и чай. Эдик старался не пропустить момент получения булочки, с аппетитом съедал ее или, завернув в бумагу, прятал в карман, чтобы отнести домой. Было понятно, что живут они небогато.

Жил Эдик с матерью и ее вторым мужем в маленькой комнатке в комуналке. Однажды я зашел перед школой за ним рано утром. Комнатка была настолько мала, что при неубранной раскладушке, на которой обыч-но спал Эдик, я еле поместился в ней. Обстановка в комнате и почти отсутствие вещей – все говорило о том, что жизнь в этой семье была далеко не райской.

Однажды после школы Эдику нужно было зайти в порт на какое-то судно к своему дяде. Мы отправились вместе. Судно оказалось землечерпалкой, занимавшейся углублением фарватера. Дядя Эдика был капитаном этой старой «калоши», выполнявшей нелегкую работу, связанную с опасностью подорваться на мине или неразорвавшейся авиабомбе, которых в это время было много на дне моря. Каюта капитана была маленькая, но в ней царил полный морской порядок. На полке, подвешенной к переборке, было много книг, по которым можно было судить об интересах этого человека.

Мое внимание привлек висевший на переборке незнакомый прибор со стрелкой, под которой был сектор, размеченный в градусах. Увидев мою заинтересованность, капитан объяснил, что это кренометр, по которому определяют крен судна. Разговор дяди был с легким акцентом. Грамотное пояснение устройства прибора и сама манера поведения и разговора,  а также особое ношение морской формы говорило о высоком интеллекте и воспитании этого человека.

Забрав пакет с продуктами, мы с Эдиком пошли домой. Дядя помогал семье Эдика как мог, отдавая часть своего пайка. На мой вопрос, почему этот грамотный и, как видно, бывалый моряк работает на старой землечерпалке, а не на современном судне, которые массово стали поступать в Черноморское морское пароходство, Эдик рассказал целую историю.

Дядя — родной брат отца Эдика — эстонец, и до присоединения прибалтийских стран к СССР был капитаном большого океанского судна. Но война забросила его в Одессу. Визу за границу ему не открывают, и чтоб где-нибудь работать, ему пришлось стать капитаном этой старой морской труженицы, никогда не покидавшей акваторию Одесского порта.

Время у мальчишек летит незаметно, и вскоре мы закончили седьмой класс. Уходя на каникулы, Эдик попрощался со мной и сказал, что мы увидимся не скоро, так как он собирается поступать в Нахимовское училище.

Прошло лето, закончились каникулы, близился новый учебный год. Войдя в свой восьмой класс, я увидел Эдика. На мой удивленный вопрос он ничего не ответил, но по изменившемуся лицу я понял его глубокое волнение.

Жизнь шла своим чередом. В 37-й женской школе был создан кружок бальных танцев. Но какие танцы без ребят?  Нас, соседей, конечно пригласили. Мы все были детьми войны, и почти у всех обучение было прервано. Я закончил первый класс в 1942 году. Два года в оккупации не учился, а потом снова пошел в первый класс. Вряд ли кто-то из современных нормальных детей заканчивал первый класс четыре года, как получилось у меня. Кто-то отстал из-за оккупации, а кто-то из-за эвакуации, но в основном почти все были переростками.

Занятие танцами стало для нас первым тесным общением с девочками. Вскоре у нас образовалась хорошая компания из пяти ребят и пяти девчат. Максимум, что мы могли позволить себе, – это играть «в бутылочку»… Выпавшая пара с мучительным  стеснением робко целовала друг друга…

Самой яркой среди девчонок была Лидочка. Ее красивая фигура и пышная белокурая коса вместе с острым язычком привлекали внимание  почти всей мужской половины компании. Мне же очень нравилась Неля – худенькая стройная девушка с необычайно красивыми глазами и очень выразительным лицом. По утонченным манерам и немногословию чувствовалось ее непростое воспитание. Как оказалось позже, она была дочкой одного из капитанов Черноморского пароходства. Отец ее успешно водил свое судно в опасные рейсы во время войны и продолжал работать капитаном в ЧМП. Мои неумелые ухаживания девушка поощряла. Мы часто гуляли вдвоем на Приморском бульваре, а, бывая у нее дома, я с интересом рассматривал альбомы с видами заморских стран.

Это была чистая и прекрасная юношеская дружба. Разучив бальные танцы – полонез, падекатр, польку, мазурку и другие, мы с удовольствием ходили на школьные вечера и на балы во Дворец пионеров.

Эдик относился одинаково ко всем пяти нашим дамам, никого не обделяя своим вниманием, но и никого не выделяя из общего коллектива.

После девятого класса я уехал на лето в Севастополь к родственникам. Вернувшись к началу занятий в Одессу, я понял, что мое место в сердце Нелиички прочно занято моим другом. Я сравнительно легко перенес эту «сердечную» травму, так как в яхт-клубе где я тренировался, появилась Люся Кравцова, которая завладела моим вниманием.

Для Эдика Неличка стала любовью всей его жизни. После окончания 10-го класса он уехал в Севастополь поступать в Высшее военно-морское училище им. Нахимова, но вскоре я снова увидел его в Одессе. Помня его смущение после неудачного поступления в Нахимовское, я не стал спрашивать, что случилось, но и Эдик не стал отмалчиваться. Он рассказал, что до экзаменов и медкомиссии он не дошел. В самом начале поступления абитуриенты должны были заполнить анкеты и сдать их в мандатную комиссию. Первый пункт «национальность», пресловутая пятая графа, где Эдик записал «эстонец». Хотя он родился в Севастополе, а вырос в Одессе и никогда не был в Эстонии, национальность сыграла отрицательную роль.

Второй пункт анкеты – «отец». Эдик написал, что отец пропал без вести при обороне Севастополя. Попасть в плен, а тем боле пропасть без вести в свободной Стране Советов было несмываемым пятном, ложившимся на семью воина. Оно портило жизнь и воздвигало преграды на каждом шагу в жизни его семьи. Так случилось и с Эдиком. Ему отказали в поступлении в училище.

Попытки поступить в высшую мореходку,  затем в водный институт также оказались безуспешными. Чтобы не остаться без образования вообще, Эдик поступил на механический факультет Мукомольного института, где его отчим  преподавал черчение.

Виделись мы редко, так как Мукомольный институт был за Куликовым полем по дороге на Фонтан, а я учился в Политехническом на Преображенской. Да и неудача с поступлением наложила отпечаток на характер Эдика – он стал более замкнут.

Встречи с Неличкой продолжались, и когда заходил о ней разговор, Эдик преображался. Но что такое выпускник Мукомольного института с подмоченной биографией? Мать девушки всячески старалась прервать этот роман, доказывая ей, что Эдик для нее не пара и она должна найти себе более перспективного жениха.

Так оно и вышло.

В один из вечеров, будучи студентом 4-го курса, я возвращался домой, проводив в общежитие Политеха, находившегося на Островидова, 64, свою сокурсницу, ставшую впоследствии моей женой. Сев в первый номер троллейбуса, ходившего в то время по Дерибасовской и Пушкинской, я увидел Нелю в сопровождении курсанта Высшей мореходки. Неля познакомила меня с этим парнем и сказала, что это ее будущий муж и он ее провожает домой после вечера в мореходке. Это был второй удар в жизни Эдуарда.

После окончания института мой друг получил по распределению назначение в какое-то дальнее село механиком на машинотракторную станцию. Но что за жизнь для парня, выросшего в городе, в дальнем захолустном селе,  вдали от любимой?

Поработав полгода в колхозе, Эдик без открепления уехал в Одессу. Вскоре его вызвали в милицию и предупредили, что если он не вернется в село, где должен отработать три года, пойдет под суд. Но он не вернулся и устроился в проектное бюро сельскохозяйственных машин конструктором.

Однажды пришла повестка в суд. Я в это время приехал в отпуск и встретил расстроенного Эдуарда, не знавшего, как ему поступить в этой критической ситуации.

Провалилась мечта стать морским офицером, потеряна любимая женщина, а теперь еще предстоит суд и принудительная отправка на работу в опостылевшее село. Все это привело к тому, что он стал регулярно «закладывать за воротник».

И вдруг в его невеселой жизни появился спасательный круг, брошенный редакцией газеты «Красная звезда».

Летом 1959 года отряд севастопольских пионеров вместе с опытным пионервожатым, хорошо знавшим историю обороны Севастополя в годы Великой Отечественной войны, проводил поход на мыс Херсонес. Пионервожатый рассказал ребятам, что они проходят территорию Херсонесского аэродрома, который был окружен со всех сторон врагами, ежедневно подвергался налетам вражеской авиации и орудийному обстрелу. Благодаря героическим усилиям обслуживающего персонала, быстро и грамотно засыпавшего возникающие от бомб и снарядов воронки, взлетная полоса постоянно была в готовности вплоть до последнего дня обороны Севастополя.

Последний самолет ПС-84 с командованием Севастопольского оборонительного района взлетел в 1 час 23 мин 1 июля 1942 года из окруженного немцами аэродрома.

29 июня немцы заняли Корабельную сторону. Наши войска отошли к вокзалу и заняли оборону по скатам Исторического бульвара.

К концу дня 30 июня остатки защитников Севастополя отступили на мыс Херсонес.

Третий штурм Севастополя был намного сильнее первых двух, о чем красноречиво говорят следующие факты.

В Крыму противник имел превосходящие силы: 11-я немецкая армия и два румынских корпуса – всего 15 дивизий, осадную артиллерию большой модности, 4-й воздушный флот (свыше 500 самолетов), немецко-румынские морские силы. Господство противника в воздухе сводило на нет наше преимущество в военно-морских силах.

О том, что третий штурм Севастополя 2 июня – 12 июля 1942 года не был обычной армейской операцией, свидетельствуют следующие цифры: сосредоточенные на подступах к Севастополю 203 тысячи солдат и офицеров 11-й немецкой армии составляли 3% общей численности германских войск на советском фронте, но у нее на вооружении находилось 5% всей германской артиллерии (220 орудий и минометов) и 17% всей боевой авиации (500 самолетов). Это при том, что фронт 11-й армии под Севастополем составлял 40 километров, а общая протяженность советско-германского фронта на тот момент – около 5000 километров.

Что касается артиллерии, то под Севастополем находилось 80% всей сверхтяжелой артиллерии германской армии как собственной, так и свезенной сюда из всех оккупированных стран Европы (300 стволов) калибра 240, 280, 305, 355, 420, 615 и 810 мм (пушка «Дора»). Остальные 20% находились под Ленинградом.

Численность немецкой авиации под Севастополем: 200 бомбардировщиков и 300 истребителей, или 40% всей бомбардировочной авиации немцев на южном крыле советско-германского фронта.

В результате артиллерийского огня огромной интенсивности на каждый орудийный ствол немецких войск под Севастополем пришлось около 1000 выстрелов. Это привело к тому, что к моменту взятия Севастополя все 2200 стволов немецкой артиллерии под Севастополем полностью израсходовали запас живучести и после окончания штурма были отправлены на металлолом. Вместе со всеми артсистемами Германия из-за полного расстрела стволов потеряла и всю свою сверхтяжелую артиллерию, находившуюся под Севастополем (80% общей численности), а также израсходовала 90% запасов снарядов в ней, накопленных за период 1935-1942 годов.

Главное, что произошло под Севастополем и оказало влияние на весь ход немецкого наступления на юге в 1942 году, это катастрофический расход авиабомб немецкой авиацией в ходе предварительной авиационной подготовки штурма в период с 28 мая по 6 июня и поддержки с воздуха наступления войск 11-й армии 7-30 июня 1942 года. Всего немецкая авиация в Севастополе за этот период совершила 23751 самолетовылетов и сбросила 20,6 тысяч тонн авиабомб (125 тысяч авиабомб разного калибра), или столько же, сколько английская авиация сбросила на всю Германию в 1939-1942 годах.

При штурме Севастополя немцы в первый и последний раз использовали крупнейшее в истории артиллерийское орудие – царь-пушку по имени «Дора».

Тактико-технические характеристики пушки «Дора»: калибр – 807-мм; длина ствола – 32 метра; вес снаряда бетонобойного – 7100 килограммов, фугасного – 4800; минимальная дальность стрельбы – 25 километров, максимальная, в зависимости от типа снаряда – 38-48 километров; скорострельность – 1 выстрел в 20 минут; полная длина орудия – 50 метров; высота с опущенным стволом – 11 метров, общий вес – 1448 тонн; командир орудия – генерал-майор; расчет – 4139 солдат, офицеров и вольнонаемных. Кроме всего прочего, расчет орудия включал транспортный батальон, комендатуру, полевой хлебозавод, отделение полевой почты и два походных публичных дома (по 20 работниц). Охрана позиции возлагалась на караульную роту численностью 300 бойцов, также большую группу военной полиции и специальную команду со сторожевыми собаками. Усиленное военно-химическое подразделение в составе 500 человек предназначалось для постановки дымовой завесы в целях маскировки с воздуха. Противовоздушную оборону осуществлял усиленный артиллерийский дивизион ПВС численностью 400 человек. Горизонтальная наводка орудия осуществлялась благодаря тому, что железнодорожные колеи выполнялись в виде кривых определенного радиуса.

Практически в любой литературе, посвященной героической обороне Севастополя, можно встретить упоминание о сверхмощных германских самоходных орудиях – мортирах типа «Карл».

«Карл» имел лафет на бетонном фундаменте. Масса лафета составляла 46,1 тонны, а масса ствола с замком – 28,96 тонны.

Германские «Карлы» медленно пробирались по лощинам на наиболее выгодные дистанции для стрельбы и открывали огонь с дистанции 3-4 километра, укрываясь в складках местности. Мортиры применяли обычно два типа бетонобойных гранат: легкий и тяжелый. Лёгкая граната имела вес 1,7 тонны, Гранаты легко пробивали бетон толщиной 2,5 метра

И все же столь мощное и эффективное оружие не смогло сломить оборону Севастополя, хотя и нанесло тяжелый урон обороняющимся. Выстоять перед таким оружием – большая честь и слава. И потомки вправе гордиться своими отцами и дедами, не дрогнувшими даже перед таким оружием.

Подсчитано, что на каждый квадратный метр Севастопольской земли в среднем попало 150 килограммов металла.

– Посмотрите внимательно себе под ноги, и вы увидите, что вся земля засыпана осколками снарядов, бомб и мин, – сказал вожатый. – На каждом квадратном метре этой священной земли, орошенной кровью защитников Севастополя, вы увидите несколько десятков, а то и сотню осколков.

Пионеры стали внимательно рассматривать землю у себя под ногами, заросшую скудной крымской растительностью на скалистом грунте. Вскоре у каждого из ребят в руках оказалось по нескольку десятков испещренных зазубренными краями кусков металла. Кому-то попадались кусочки медных осколков, а кому-то гильзы патронов и мелкокалиберных снарядов. Ребята увлеклись сбором осколков, внимательно рассматривали находки и с гордостью показывали друг другу свои трофеи. И вдруг в руках одного из пионеров оказался облепленный землей небольшой диск металла с не искорёженными краями. Отчистив находку от земли, парень, к своему удивлению и радости увидел, что это орден Красного Знамени. Находка переходила из рук в руки, каждый старался подержать и внимательно рассмотреть высокую правительственную награду. Высказывались различные предположения о том, как попал этот орден на Херсонесскую землю. 

Пионервожатый, внимательно рассмотревший находку, обратил внимание на то, что на обратной стороне ордена был выбит номер, причем состоявший всего из трех чисел. Это был один из первых орденов Красного Знамени!

Вожатый предложил отнести орден в музей Обороны Севастополя и попросить сотрудников помочь найти следы его хозяина. В музее с пониманием отнеслись к просьбе и помогли связаться с корреспондентом газеты «Красная Звезда». Журналист проявил заинтересованность в необычной находке и пообещал помочь ребятам в их поисках. Вскоре в газете появилась статья об истории необычной находки на Херсонесском аэродроме, и просьба к работникам Всесоюзного архива по номеру ордена определить, кто им был награжден.

В газете появился ответ из архива, что награда принадлежала Федору Егерю. Он был награжден этим орденом за успешное участие в первом перелете по маршруту Москва – Дальний Восток и приводилось описание этого героического перелета. В конце статьи редакция газеты просила сообщить, если кому-нибудь что-то известно о дальнейшей судьбе Егеря.

Вскоре из архива бывшего НКВД поступила справка, в которой сообщалось, что в результате расследования, проведенного сотрудниками НКВД на Кавказе, после оставления Севастополя установлено, что Федор Егерь выполнял обязанности начальника аэродрома на мысе Херсонес. После взятия Севастополя немцами, во время последних боев на мысе Херсонес, он исчез. У него была возможность эвакуироваться одним из самолетов, а также на подходивших к мысу кораблях, но он этим не воспользовался. Предположительно – перешел на сторону врага, числится без вести пропавшим. А семьям пропавших без вести во время Великой Отечественной войны и после ее окончания не полагалась помощь по случаю потери кормильца. Такая участь постигла и семью моего друга Эдика.

И наконец, пришло письмо сослуживца Егеря по Херсонесскому аэророму, который до последней минуты его обслуживал. В числе 91000 участников обороны Севастополя он не был эвакуирован и попал в немецкий плен. Он написал, что Егерь был замечательным специалистом и организатором и до момента гибели отлично возглавлял службу по поддержанию аэродрома в работоспособном состоянии и по ремонту возвращавшихся с боевых заданий наших самолетов. В последние дни обороны Херсонесского мыса и 35-й батареи на его глазах в Егеря произошло прямое попадание крупнокалиберного снаряда, разорвавшего его на части. Так погиб этот замечательный человек, долгие годы считавшийся пропавшим без вести и чуть ли не предателем.

Редакция газеты просила откликнуться членов семьи погибшего героя.

После корреспондентского расследования, проведенного редакцией газеты «Красная Звезда», мать Эдика связалась с Москвой. Приехавший в Одессу корреспондент побывал в Горисполкоме, добился получения для них трехкомнатной квартиры в центре города, погасил «пожар» с вызовом в суд Эдика и сообщил о них в Севастополь.

Эдик и мать были приглашены в Севастополь, торжественно приняты в штабе Черноморского флота, где им была передана найденная на Херсонеском аэродроме награда отца – орден Красного Знамени. Командующий флотом сказал, что Федор Егерь погиб как герой, до конца выполнив свой воинский долг. Их отвезли на мыс Херсонес, где рядом со знаменитой 35-й береговой батареей располагался Херсонесский аэродром, и показали место гибели отца.

Шли годы, а любовь Эдика к Нели не угасала. Он был однолюб, и хоть его корабль любви разбился о рифы, никто из женщин ему не нравился. Неля окончила Одесский госуниверситет и стала преподавателем географии в нашей 43-й школе. Каждые пять лет наш класс собирался в Одессе на встречу друзей, куда приходила и Неля.

Она стала женой того моряка, с которым она познакомила меня в троллейбусе. Карьера мужа складывалась удачно. Он довольно быстро прошел все ступени служебной лестницы от четвертого помощника капитана до «мастера», и успешно ходил на крупных пассажирских лайнерах пароходства.

Последний раз я увидел Нелю на Екатерининской, куда она подъехала за рулем шикарной иномарки, которых в Одессе в то время был единицы. Одета она была в необычный комбинезон из натуральной тигровой шкуры, элегантно облегавший ее красивую фигуру. Да, это была моя последняя встреча с красавицей Нелли, некогда покорившей меня и навсегда пленившей Эдика.

Вскоре в Цемесской бухте под Новороссийском произошло столкновение пассажирского парохода «Нахимов» с сухогрузом «Васев». Капитаном «Нахимова» был муж Нелли – Марков. Сотни пассажиров и моряков стали жертвами этой катастрофы. Обоих капитанов, не разобравшись до конца, судили и отправили на 10 лет на лесоразработки в Карпаты. Суды, людское горе, арест мужа и его осуждение подорвали здоровье Нели. Я неоднократно разговаривал с ней по телефону, чтобы поддержать ее в постигшем  горе, и хотел встретиться с ней, чтоб более подробно расспросить о материалах следствия, к которым она имела доступ, а главное – поддержать ее морально. И тут она меня удивила, показав, что  в горе она остается женщиной, не теряющей достоинства в самую тяжелую минуту жизни.

– Олег, – услышал я по телефону, – ты любил меня в юности, ты видел меня красавицей в зрелом возрасте, а сейчас я растерзанная старуха с подорванным здоровьем. Выгляжу я ужасно. Я рада твоим звонкам по телефону, но показаться любившему меня мужчине в таком виде я не могу. Пусть я останусь в твоей памяти такой, какой ты меня любил.

Вскоре из-за полного расстройства нервной системы, что окончательно подорвало ее здоровье, Неля ушла в мир иной.

Я не буду рассказывать о трагедии «Нахимова», о которой можно найти сотни публикаций, а скажу в двух словах то, что я услышал от Нели.

«Нахимов» на флоте моряки называли «Бухенвальдом». Это был единственный пароход в пассажирском флоте, топки которого были переведены с угля на жидкое топливо. Стоять вахту в машине было очень тяжело. Плавал «Нахимов» только в каботаже по Крымско-Кавказской линии, и команда состояла из моряков,  чем-то провинившихся на других судах и после закрытия визы направленных сюда на исправление.

Мужа Нели   Маркова отстранили от командования одним из самых фешенебельных лайнеров за то, что он проявил принципиальность и вступил в конфликт, защищая членов команды, необоснованно списанных с лайнера по доносам помполита.

Так, у зарекомендовавшей себя хорошей работницей бельевой хозяйки не хватило какого-то белья, хотя причина пропажи была уважительная. Этого оказалось достаточным, чтоб Маркова отправить в резерв.  В Управлении пароходства ему предложили пойти на один последний рейс капитаном «Нахимова», после чего пароход списывали на металлолом. В этом рейсе должен был быть на «Нахимове» начальник областного КГБ, отправлявшийся на Кавказ. В сфере его влияния было закрытие инцидента, из-за которого сняли Маркова. За «рюмкой кофе» в неофициальной обстановке можно было решить этот вопрос, что и попытался сделать Марков. Он вывел, как и положено по Уставу, пароход из Новороссийска в открытое море, где передал управление третьему помощнику капитана, находившемуся на вахте, а сам спустился в каюту люкс к высокому гостю. Третий помощник не вызвал Маркова при сближении с «Васевым» на мостик, а самостоятельно управлял пароходом вплоть до столкновения. Надо было, как было принято, найти козла отпущения. Кроме истинных виновников – капитана «Васева» и второго виновника – погибшего третьего помощника «Нахимова», им стал Марков. Вот что мне рассказала по телефону Неля.

Смерть Нели окончательно добила однолюба Эдуарда, и если он раньше выпивал, то теперь стал пить. Отправляясь на работу, он заходил в винарки на Новом базаре. Выпивал в обед, а также после работы. Это стало системой, без которой, как он объяснял, он не может сосредоточиться на работе. А денег на выпивку, как всегда, не хватало, пил разные бормотухи и допился до рака горла.

После удачной операции в Киеве ему удалили гортань и вставили трубку, через которую он с трудом пытался говорить, испуская трудно понятный свист и шипение. Вскоре резко упало зрение, из-за чего попал под машину, которая окончательно покалечила его. Вскоре  Эдик умер.

Можно с уверенностью сказать, что жизнь моего друга была исковеркана системой, которая превратила в изгоя сына Героя Отечественной войны.

К сожалению, такая судьба постигла семьи многих геройски погибших воинов,  невинно осужденных, отправленных в лагеря ГУЛАГа и погибших в результате трёх голодоморов 1921-1923 года, 1931-1933 года и 1946-1947 годов. Было много и других печальных событий, постигших наш народ за семьдесят лет пролетарской диктатуры.

Во многих государствах – во Франции, Югославии, в бывшем Советском Союзе, в Москве и других городах есть памятники Неизвестному солдату. В Одессе в парке Шевченко стоит памятник Неизвестному матросу. Появились почему-то памятники жертвам только одной голодовки, 1932-1933 года. Но нигде нет памятника воину, пропавшему без вести в сражениях. А сколько их, сотен тысяч пропавших без вести солдат и офицеров, было  в годы Великой Отечественной войны! И не просто пропавших, а героически погибших…

У меня перед глазами до сих пор стоит картина, которую я видел в первый месяц оккупации. Воздушный бой между «мессершмиттом» и нашим тихоходным тупоносым истребителем И-16. «Месершмитт» сбивает наш самолёт, и загоревшуюся машину летчик сажает на поле рядом с шоссе, по которому движется колонна немецких машин. Пилот выпрыгивает из горящего самолета и, отстреливаясь из пистолета от бросившихся к нему немцев до последнего патрона, погибает как герой, не сдавшись врагу. А по документам он числится как не вернувшийся из полета, то есть пропавший без вести, со всеми вытекающими последствиями для его семьи… По последним сведениям из    Интернета ещё не установлены данные на 3,5 миллиона пропавших без вести.

Наверное, пора воздвигнуть монументы пропавшим без вести на войне. Уверен, что они всегда будут украшены цветами

Памятник погибшим летчикам — черноморцам memory-tour.ru

3 комментария

Оставить комментарий
  1. Владимир

    СПасибо! Хороший рассказ. Как горько! Эта сволочная система сломала жизнь миллионам выживших в войне и родственникам погибших. Кто с ней не сталкивался и считает Советский Союз нормальным государством- им повезло, можно только позавидовать.

  2. Спасибо. Как мало справедливости в жизни. Как трудно это принять и преодолеть

  3. Борис Баншац

    О судьбе Федора Егер см. 9.03.2020 и 8.04.2020 «Вдали от Родины»

Добавить комментарий для Инесса Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *