Блытов В. Памяти нашего товарища

Неудачин В.

Наверно не совсем приятно вспоминать сегодня, о погибших на кораблях товарищах, в своих произведениях. Кто-то скажет, что это кощунство. Но и забывать их тоже нельзя. Это неправильно. Мы теперь живем свои жизни и за себя, и за них. За них, которые были рядом с нами, делили вместе все тяготы воинской корабельной службы, хлебали море по самое никуда, ночью поднимались по тревогам, надевали противогазы и химические комплекты и готовились к настоящей войне.

Вчера мы сидели рядом, рассказывали друг другу веселые истории, вспоминали берег, родных, а сегодня его уже нет с нами и не будет никогда. Мы не увидим его не забываемую улыбку, не услышим его веселые истории, он не поддержит уже вас словом в трудную минуту. Его нет, он погиб!

Его останки лежат в корабельном морге, но наверно самое сложное сказать о его гибели родным и близким. Ведь они там ждут его, как никто другой. Ждет жена, которая провожала его в море, ждут дети, которых он возможно никогда не видел и не увидит, ждут родители.

Признаюсь, что слезы наворачиваются при воспоминаниях о погибших друзьях. Я плакать давно уже не умею, но наверно все же что-то получается, когда теряешь своих друзей, близких. Во всяком случае слезы наворачиваются в уголках глаз.

Кому нужна правда об их гибели? Для равнодушных людей, не умеющих чувствовать чужую боль их похоронили и забыли. А причины гибели? Назначили!

А я не могу забыть всех тех, кто были рядом со мной, делили радость и горе, смеялись и радовались, огорчались и растравались, переживали длительную разлуку с берегом и родными.

Владимир Высоцкий поет в своей песне, что чтобы понять человека, надо взять его в горы. Там он проявит себя и будет понятно, кто он.

— Возвращаются все, кроме лучших друзей, кроме самых любимых и преданных женщин, возвращаются все, кроме тех,кто нужней …

Наверно не только в горах, но и в море можно проверить человека. Проверить, что он из себя представляет. Разнюнится, расплачется, постарается при первой возможности сбежать на берег или будет терпеть, не показывать вида, как ему плохо, поддерживать других, шутить в самых сложных моментах. Люди ведут себя по-разному.

Шутку на корабле любят. Хорошая шутка и веселый смех поднимают настроение и помогают преодолевать все трудности корабельной службы. На кораблях любят за рюмкой чая после отбоя рассказывать веселые истории, называемые былями и байками плавсостава. Поэтому наверно среди моряков теперь так много хороших писателей, обладающих тонким чувством юмора.

Но сегодня не о юморе. Сегодня о погибшем летчике, летавшим на боевое применение с нашего корабля. Мне приходилось лично видеть много катастроф, происходивших на кораблях. И многших друзей уже пришлось схоронить. Для многих погибших знакомых и друзей на корабле выдавать военно-морские флаги для накрытия гроба. Мало кто знает, что военно-морские флаги корабля хранятся у командира БЧ-4 в каюте, в ящиках, под койкой.

И их приходиться выдавать в таких трагических случаях. А кораблю приходиться приспускать свой военно-морокой флаг, пока на борту есть погибший.

После гибели летчиков в полете приходилось работать в комиссиях, занимающихся разбирательством причин гибели. Так положено.

С первой посадки 18 ноября 1972 года самолета ЯК-36 № 02, пилотируемого летчиком-испытателем Дексбахом М.С., на палубу противолодочного крейсера «Москва», я участвовал в обеспечении этой первой посадки, а позднее и первых взлетов с палубы корабля.

Присутствовавший при этом событии маршал авиации И. И. Борзов дал указание командиру крейсера капитану второго ранга А. В. Довбне произвести запись в вахтенный журнал: «День рождения палубной авиации».

Я закончил военно-морское училище и когда столкнулся на борту корабля с авиацией, то понял какие героические люди наши палубные летчики. Чтобы это я понял генерал-майор Павлов Георгий Васильевич — тогда заместитель по палубной авиации командующего ВВС ЧФ взял меня на своей «пчелке» на аэродром в Саки, чтобы научить, как надо обеспечивать авиацию связью (позднее он трагически погиб 7 февраля 1981 года в Гатчине при взлете самолета).

Я прошу прощения у наших летчиков. Возможно все, что я расскажу будет не совсем правильно, с их точки зрения. Не совсем квалифицированно. Но сказать об этом надо хотя бы то, что я видел, слышал и чувствовал. Хотя бы попробовать рассказать об этом. Судьба каждого погибшего лётчика, прошла через души всего нашего экипажа ТАКР «Минск».

Да самолет ЯК-38 был не совсем совершенен, имел по словам испытателей массу недостатков. Но наши летчики, молодые парни, делали большое дело, на этом самолете, осваивали сложную профессию палубного летчика. Прокладывали путь к появлению на флоте нового класса кораблей настоящих авианосцев. Да самолет действительно был трудным, сложным, капризным в управлении и боевом применении. Но это был очень большой шаг вперед

Уже позднее, служа на противолодочном крейсере с авиационным вооружением «Киев» (переклассифицированном позднее в тяжелый авианосный крейсер) в каюте, в минуты отдыха, один из летчиков-испытателей сказал:

— Летать на этом самолете – это все равно, что пытаться любить тигрицу у которой есть и зубы, и когти, и острое нежелание, чтобы ее любил непонятно кто и зато очень хочется полакомиться желающим. Каждый такой самолет, имеет свой норов, как свирепая тигрица и к нему надо найти свой подход, так сказать приспособиться, полюбить. А приспосабливаться и подбирать ключики некогда – надо лететь. Надо взлететь, выполнить боевую задачу и еще суметь вернуться на свой корабль, свой аэродром, так сказать к себе домой. Надо «ставить палубную авиацию на крыло». Времена сложные. Хрущевский разгром флота не прошел даром.

Количество полетов летчикам зачитывается в их летных книжках, как ни странно не по количеству взлетов с корабля, а по количеству посадок на корабль. Посадки это самое сложное. На нее влияет ветер, качка, своевременное и правильное выполнение команд группы руководства полетами.

Как тогда, я вижу молодые, задорные и веселые лица наших летчиков в их оранжевых комбинезонах ВМСК-1 с шлемами в руках. Помню их разбегающихся с шутками по самолетам. И через несколько десятков минут их незабываемые взлеты, в свою родную стихию — небо. Такими они и остались в моей памяти. Молодыми, задорными, веселыми, жизнерадостными, с хорошим чувством юмора. Мои ушедшие из этой жизни друзья из далекой юности — Сережа Бевзюк, Игорь Дещенко, Володя Неудачин, Коля Хапокныш, Валера Оситнянко, Матковский Феоктист, Сиренко Сергей, Апакидзе Тимур, Зарицкий Александр и многие другие. Да наши испытатели новых самолетов — Олег Кононенко, Николай Белокопытов тоже уже ушли. На мой взгляд — все они герои, заслуживающие самых высоких наград Родины и памяти потомков.

Мы должны гордиться совместной службой с ними. Мы должны гордиться, что вместе с этими героическими людьми, служили и осваивали новые авианосные крейсера с палубной авиацией, были рядом с выдающимися людьми, летчиками, конструкторами, «ставившим на крыло палубную авиацию».

Сегодня я хочу написать о нашем летчике с ТАКР «Минск» Володе Неудачине.

Молодой парень, летчик, мечтавший наверно с детства о самолетах и о небе, всегда с улыбкой на лице, доброжелательный, спокойный, вызывающий уважение, и не вернувшийся из полета.

До сих пор помню его улыбку на предполетном инструктаже.

А потом …..

Пилоты отрабатывали бомбометание по бурунной мишени (бурунную мишень изображала обычная бочка, тянувшаяся за кораблем). Для этого набирали максимальную высоту и под углом градусов в 110-120 атаковали мишень, сбрасывая по две авиабомбы с высоты примерно в километр. Задача была как можно ближе положить бомбы к движущейся мишени.

Командир корабля и комбригом стояли на сигнальном мостике корабля и наблюдали, как самолеты один за другим набирают высоту и по очереди выходят на выполнение боевого задания. Я стоял немного сзади. Что-то надо было доложить командиру.

Один выполнил бомбометание, второй выполнил бомбометание. И вдруг! Мы, стоявшие на сигнальном мостике, сразу обратили внимание, что самолет идет вниз не под углом, а вертикально вниз.

— Что он делает? – спросил тихо комбриг командира.

Командир только развел руками и побледнел.

И мы все, еще не понимая случившегося, но ощущая дуновение беды, заскочили в ходовую рубку, где была на выносном устройстве связь с самолетами.

— Выводи. Выводи – кричал изо всех сил по связи руководитель полетов.

— Не выво …., не выво … — прозвучал какой-то далекий в непонятных шумах голос Володи.

— Катапультируйся! Катапультируйся! – кричал во весь голос руководитель полетов.

— Не выво…. – раздался далекий голос  Володи и шумы пропали.

— Падение самолета правый борт сто пятьдесят – прозвучал бесстрастный доклад вахтенного сигнальщика.

— Пилот катапультировался? Успел? – выхватил микрофон из рук вахтенного офицера командир.

— Никак нет. Я не видел. Но что-то сверкнуло перед самой водой – также бесстрастно и четко доложил сигнальщик.

Хотя было слышно, что голос его немного дрогнул.

— СКП – ходовой – закричал всегда спокойный комбриг – доложите, что у вас там. Пилот выжил?

В микрофон раздалось некоторое покашливание. Разговор на повышенных тонах между кем-то находившимися на СКП. Было слышно, как кто-то на кого-то кричит. Но ответа в ходовую рубку не было.

Комбриг ждал, не желая давить силой своих адмиральских эполетов. Наконец не дождавшись ответа спокойно спросил:

— Что там у вас? Немедленно доложите.

— Разбираемся. Пока не ясно – хмуро ответил с СКП командир авиаполка.

— Фамилия пилота? – осторожно спросил командир, покусывая губы.

Я увидел, что его рука с микрофонам трясется.

— Старший лейтенант Неудачин Владимир – прошел со вздохом доклад командира полка – товарищ командир разбираемся. К месту падения направлен вертолет. Похоже, что он все же катапультироваться успел, перед самой водой. Ждем доклады с места падения. Но на такой скорости удар о воду, хуже, чем об асфальт.

— Неудачин. Нельзя брать с такими фамилиями в авиацию – как-то отрешенно заметил командир.

— Тебе что Виктор Александрович было бы легче, если бы у тебя разбился пилот с фамилий Удачин? – спросил тяжело вздохнув комбриг, посмотрев командиру в глаза.

Командир в ответ только махнул рукой, и я увидел, что в его глазах мелькнула слезинка.

— Дети совсем дети — говорил он сам себе — мальчишки. Жить бы и жить.

Нам было понятно, что преждевременно никто докладывать с СКП не мог и не хотел. И комбриг не торопил, понимая, что летчикам самим надо разобраться.

Корабль описывал круг, направляясь на малом ходу к месту падения. Наконец застопорили ход. Сигнальщики в бинокли осматривали поверхность моря, надеясь что-то увидеть. К месту падения был направлен корабль сопровождения и спущены баркасы. Команда была дана поднимать, все что удастся увидеть и найти на поверхности.

— Что будем докладывать в штаб флота? – спросил комбриг у командира.

— Владимир Петрович. Давайте сначала разберемся, а потом будем докладывать – как-то раздраженно ответил командир корабля.

Через полчаса стало понятно, что пилот не уцелел. Но надежда умирает последней. На баркасы поднимали плавающие на воде остатки самолета и летчика.

— Нашли кусок разбитого шлема пилота — докладывали по рации с баркаса.

— Опечатывай магнитофоны – хмуро скомандовал мне командир корабля.

По положению при подобной летной катастрофе на берегу назначается комиссия, которая рассматривает произошедшее и устанавливает причины произошедшего.

Я опечатал магнитофоны и только хотел сдать печать командиру корабля, как ко мне подошел командир второй эскадрильи Валера Оситнянко.

Он мялся, видимо не зная как начать. Вид его был как-то нерешительный. Понятно, что сейчас у нас на глазах погиб его летчик, который ему как ребенок.

— Вить дай записать последние слова Володи – попросил он, внезапно решившись. За его спиной стоял со слезами на глазах, еще молодой пилот, ровесник Володи Неудачина, старший лейтенант Хмарский.

— Магнитофоны опечатаны – ответил я им.

Не положено после приказания командира даже прикасаться к ним.

— Сделай, что-нибудь – попросил со вздохом Валера – пожалуйста. Очень надо. Сегодня вечером будут поминки. Приходи после отбоя в 45 каюту.

Я немного подумал, а потом спросил,

— А куда вы хотите записать? У вас есть?

Хмарский показал мне, спрятанный за спиной, маленький кассетный переносной магнитофон с ручкой.

— Пойдем со мной — скомандовал я, все же решившись нарушить действующие документы.

И они пошли за мной о чем-то переговариваясь между собой, в пост связи с авиацией.

Там руководил закрытием связи, командир группы связи с авиацией Юрий Вальяк.

— Юра мы сейчас поработаем немного с магнитофонами.

Он подозрительно посмотрел на меня, думая наверно, что я буду вскрывать магнитофон. Но я хорошо знал эту аппаратуру, так как на таком же крейсере «Киев» был тоже командиром группы связи с авиацией. И технику поста связи с авиацией знал досконально.

К магнитофонам в которых было одновременно шесть кассет подключался пульт дистанционного воспроизведения на котором можно было выбрать для воспроизведения любую кассету дистанционно. Воспроизвести можно, а вот списать невозможно.

Я выбрал нужный канал и стал воспроизводить нужную кассету в нужное время.

На пульте дистанционного управления высвечивались воспроизводимое время, с точностью до десятых долей секунды.

И мы все снова услышали:

— Выводи! Выводи!

А за этим голос Володи:

— Не выво…. Не выво….

И сразу крик руководителя полетов

— Катапультируйся! Катапультируйся!

— Не выво….

Мы стояли, как оглушенные, услышав снова последние слова Володи.

— Валера почему так? Что случилось? – спросил я Оситнянко.

Он хмуро ответил:

— Пилот свалился в пике и не смог вывести машину. Здесь могут быть два варианта. Первый — ошибка пилота в управлении самолетом. Это отбрасывать нельзя. Второй – плохая управляемость самолета и сваливание его в пике. Именно этот самолет, на котором погиб Володя, управлялся очень сложно. Я на нем летал перед этим и чувствовал, что что-то не так. Комиссия конечно все установит. Накажут невиновных, наградят непричастных. Как у нас делается всегда в авиации. Кто-то же должен отвечать. Пилот погиб. Это катастрофа. Ладно Вить, мы пойдем – тяжело вздохнул он — не забудь. Приходи после отбоя в 45 каюту, помянем Володю.

После отбоя я пришел в каюту 45. Это была, пожалуй, самая большая каюта, где жил командир 2-ой эскадрильи. В каюте были практически все летчики авиаполка и несколько офицеров корабля.

Разлили спирт по граненым стаканам.

Атмосфера была очень тяжелая. Летчики практически больше молчали, внутренне переживая гибель своего друга.

Хмарский по команде Валеры Оситнянко, вздохнул включил магнитофон, и мы все услышали последние слова Володи.

А через день, опять ушел в воздух разведчик погоды, и начали взлетать самолеты. Летчики, еще вчера потерявшие своего друга, сегодня снова усиленно взлетали с корабля. Боевую учебу нельзя останавливать.

Все было также как всегда, только с нами уже не было Володи Неудачина.

На следующий день в кают-компанию офицеров перед обедом пришел командир бригады контр-адмирал Затула Владимир Петрович и объявил минуту молчания в память о погибшем пилоте.

А потом он сказал нам с болью:

— Я прошу вас товарищи офицеры, довести за рюмкой чая, каждому нашему пилоту, чтобы они не тянули свои самолеты в случае отказов или экстремальных ситуаций, а катапультировались. Хрен с ним железом, надо спасать людей для будущих подвигов и их близких. Наим нужны люди, а железо страна еще настроит, если это будет надо. А вот с хорошими, подготовленными палубными пилотами сложнее. Каждый из них на вес золота.

После этого я работал в комиссии по расследованию причин катастрофы. Самолета и черного ящика не было. Но по результатам рассмотрения вторичных показателей – записей на кораблях, на вертолете спасателе было установлено — вина пилота. Не смог вывести самолет из пике. Другого найти и не смогли и не захотели.

— Наказание невиновных и поощрение непричастных — вспомнил я слова Валеры Оситнянко.

На комиссии я доложил свое мнение, что черный ящик на палубных самолетах и вертолетах, базирующихся на кораблях или выполняющих задачи над морем, должен быть всплывающим. Отстегивающимся от самолета в экстренных ситуациях и всплывающим на поверхность. На нем должен быть датчик УКВ сигналов на аварийных частотах, чтобы его можно было найти в море. И должен быть не черным, а оранжевым, чтобы его было проще обнаружить. А корабли и спасательные вертолеты должны быть снабжены УКВ радиопеленгаторами. Это, если мы хотим установить истинную причину гибели самолета или вертолета при катастрофе.

— Мы у них всегда будем виноваты – сказал мне при встрече мрачный Валера Оситнянко и как-то зло сверкнул глазами.

Сегодня мы — помним Володю Неудачина и других молодых пилотов положивших своих жизни на освоение и отработку палубной авиации! Мы скорбим вместе с их родными!

У меня в памяти был случай, когда мы участвовали в спасательной операции в Белом море, где ночью катапультировались на воду шесть летчиков самолета ТУ-16. У всех летчиков были датчики сигналов в аварийных станциях «Комар-У». Мы слышали в своих радиостанциях «пищание» всех этих «комаров». А из-за отсутствия на корабле УКВ радиопеленгатора значительно позже поднимали с плотиков только трупы летчиков. Был октябрь месяц, вода довольно холодная. В поисках участвовал всего один вертолет МИ-8, а использовать наши 16 вертолетов КА-25, бывших в ангаре кораблю запретили. Помощь пришла ко всем летчикам уже поздно.

— Смерть от переохлаждения организма. 6-8 часов в холодной воде 3-4 градуса – это слишком много – констатировали врачи.

Так и до сих пор на кораблях ВМФ нет радиопеленгаторов УКВ, а на летательных аппаратов, падающих в воду в случае аварии, отстреливающихся при катастрофе «черных ящиков» с датчиком УКВ сигналов.
Значит кому-то это надо было, чтобы невозможно узнать истинную причину катастроф.

Погибший летчик Николай Хапокныш

А наши погибшие ребята — они живы — живы в нашей памяти, пока мы их помним. Молодые, красивые полные жизненных планов!

Списки погибших пилотов на ЯК-38 только на ТАКР «Минск» майор Бескровный И.А. — 26.10.1978, старший лейтенант Неудачин В.Н. — 18.3.1980, испытатель ГЛИ Кононенко О.Г. — 8.9.1980, капитан Сиренко С.В. — 17.9.1982, майор Хапокныш Н.Н. и подполковник Оситнянко В.Г. — 04.12.1985.

Гибли и на других ТАКРах и аэродромах — старший лейтенант Гусенков Л.К. — 18.5.1979, старший лейтенант Солодовник Н.И. — 25.6.1981, подполковник Белокопытов Н.П. — 9.7.1961, майор Плющев О.Н. — 28.7.1986, майор Белик Ю.В., майор Кононов А.Н. — 22.9.1988, майор Лукащук И.Д. — 26.6.1991.

На других самолетах МиГ-21 разбились командиры 279 ОКШАП с замполитами полковник Матковский Ф.Г. подполковник Зарицкий — 15.4.1977, полковник Ратненко В.Н. и старший лейтенант Бевзюк С. — 17.10.1978.

https://ru.wikipedia.org/wiki/Список_потерянных_Як-38

7 комментариев

Оставить комментарий
  1. Николай Сорокин

    Спасибо, Виктор Александрович, за то, что написали об этом. Чувствуется, что эта трагедия пропущена через Вашу душу. Подробно, трогательно, ярко, пронзительно!

  2. Виктор Александрович, большое вам спасибо за такой подробный рассказ.
    Если мужчинам и нельзя плакать, то женщинам можно…Со слезами читала и перечитывала…
    Спасибо вам за эти воспоминания.
    Мы помним. Стараемся побольше рассказать о Коле и его друзьях-товарищах…Внуки наши знают и передадут дальше свечу памяти…Храним эту магнитофонную запись, храним фотографии, газетные вырезки, вещи…Но, главное конечно, ПАМЯТЬ. Светлая память. Вечная память. Всем летчикам-вертикальщикам.

    1. Светлая память нашим товарищам, погибшим на боевых постах, полетах, боевых заданиях. Когда вспоминаешь, как молоды они были, сколько энергии, сколько умения и профессионализма они могли еще принести Армии и Флоту, невольно вспоминаешь и тех, кто не доработал, не учел, не предусмот-рел… Становится вдвойне обидно…

  3. Александр

    48 катастроф, это целый полк вогнали в пыль. Моразм. А каков результат? Ради чего они все погибли? Что КБ ЯКОВЛЕВА не ведало, что их конструкция ломаного гроша не стоит?
    Хотелось бы от КБ услышать аргументы, хотя врядли.

    1. .Владимир

      Виктор,благодарю за память о тех,кто влюблен в неб

      1. Мой дед был летчиком первой мировой

Добавить комментарий для Наталья Хапокныш Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *