Последние три – четыре недели боли в животе постепенно усиливались, иногда поташнивало, пришли незнакомые запахи с каким-то едким, химическим оттенком. В душе поселилась тревога. Нестроение желудка появилось давно, лет сорок назад, когда Он проходил свою воинскую повинность на корабле. Службу нельзя было назвать тяжёлой – не война ведь, но и лёгкой она не была. Боцманская команда постоянно в движении: то причаливать, то отчаливать, то таскать, то поднимать-опускать, драить, чистить, смазывать, красить и латать, связывать-развязывать …
А старший боцман суров, могуч и остёр не только на язык – может своим «железным» пальцем так между рёбер воткнуть, что неделю дышать больно. Однако Потапыча уважали и офицеры, и команда – справедлив он был и ровен душой, не назидал, не злился, да ещё умел вставить нужное и очень понятное слово в краткую и ёмкую по форме и содержанию фразу: «Почему прогары не чищены? Пи…пи…пи…! Помочь?! Но никто никогда даже не подумал согласиться на подобные предложения … Виртуозно умел плести маты, не только словесные, а из пеньки – аккуратные прикроватные и придверные коврики. Мог сплести мочалку, рыбацкую сеть (хоть на акулу), а мог и салфеточку из тонкой нити. В редкие свободные минуты высаживал на юте подопечных и учил боцманят своему искусству – многим оно потом пригодилось. Отстаивал своих подчинённых ретиво, мог в словесной дуэли схватиться в их защиту хоть со старпомом, хоть с самим командиром – аргументы у него всегда были весомые и в невообразимом запасе. Не терпел вранья, но и зла не держал. Обидеть его было грешно, да и сложно, а бывало и опасно.
Полгода в учебке и два года у Потапыча – срок небольшой, но Ему часто приходилось выматываться физически и переносить на первых порах обиды от годков, пока сам не «оперился». Переходы корабля, сдачи задач, учения, проверки, смотры – всё требовало от боцкоманды напряжения и физического, и психического – корабль нужно было постоянно содержать в образцовом порядке – он ведь флагман, гордость флота. После каждого шторма, по окончанию стрельб, учений, ремонтов надо было бороться со ржавчиной, восстанавливать различные повреждения, красить, смазывать шкивы, тросы, подшипники и другие трущиеся части … Верхняя палуба, особенно бак и ют, якорные и швартовные устройства, шлюпки, кран-балки, кнехты и кранцы, канаты и шпигаты … Словом, корабль – самое сложное техническое устройство, пребывающее в агрессивной морской среде, должное в постоянном режиме выполнять многогранные повседневные и боевые задачи. Он весь от носа до кормы и от киля до клотика требует пристального внимания и постоянной заботы, а боцкоманда в значительной части отвечает за его наружность и готовность палубных устройств.
Паёк хоть и флотский, но где на Севере изобилие фруктов-овощей, где на складах свежие мясо, рыба? Супы-борщи готовились преимущественно на сале-комбижире, каша перловая, макароны и прочее. Не у всех желудки выдержат. Шторма, суровый климат, полярная ночь, да и нервы не железные – если Потапыча рядом нет, то, либо помощник командира, его начальник, либо старпом со своими занудными «пи-пи-пи» и нарядами вне очереди. Короче, паренёк наш чувствительный заработал гастрит. Однажды так скрутило, что пришлось к доктору корабельному бежать. Отлежавшись три дня в лазарете на отварном рисе и разных таблетках, вернулся в строй – корабль готовился к посещению очередного московского начальства, весь корабельный состав был «на взводе» и спешно наводил порядок. Надо было показать высокому начальству высокую готовность, выучку, а главное, блеск: в глазах, в форме одежды, на палубе…
В конце третьего года службы Он уже в старшинском звании поступил в военно-морское училище, а по его окончанию по распределению снова попал на корабль, снова на Север. На медицинских комиссиях никаких упоминаний о проблемах с желудком – Боже упаси! Но в период учёбы такие проблемы возникали, особенно в экзаменационные сессии — нервы же! Дело усугубляли вредные привычки – ещё на «срочке», в боцкоманде пристрастился к табаку, а в училище по выходным друзья научили опрокидывать чарку – куда морскому волку без рому?
Вот уже и девушки, вот уже и жених, а вот уже и муж, семья, дочка, сын, опять дочка! Семью приходилось видеть редко. Время было как всегда тревожное, и Флот всегда должен быть наготове. Каждый год боевая служба – от четырёх до шести месяцев в дальних походах. Весенние и летние учения, стрельбы, выходы на выполнение оперативных заданий … Корабельная жизнь в основном в море! А корабль большой, стоянка его не у причала – на рейде. Север диктует свои правила. Свободная смена, есть «добро» на сход, к семье, но объявлено усиление ветра – значит катер, забирающий свободные смены с рейдовых кораблей, не придёт. Можно только с завистью и сжатыми зубами смотреть на представителей свободных смен кораблей, стоящих у пирсов. Так формируются «морские волки»!
Военно-морские базы, скитания, воинские звания: лей, старлей, каплей … Продвижение по службе: командир группы, командир дивизиона, командир боевой части. Награды и поощрения: грамоты всех степеней, медали и орден — ценой здоровья. Во время планового ремонта корабля случилась авария – однажды в одно из помещений на второй палубе начал поступать фреон. Два матроса, находившиеся там, подали сигнал тревоги и пытались устранить неполадку, но упали без сознания – фреон газ ядовитый. Это были Его подчиненные, и Он лично пошёл на их спасение, надев изолирующий противогаз. Забравшись в помещение, на себе вытащил одного из пострадавших, которого подхватили и вынесли на пирс, куда уже неслась «скорая». Второго матроса пришлось поискать, тот рухнул за стойку пульта. От горячего дыхания очки противогаза запотевали, а Ему самому дышать становилось всё труднее, Он сорвал противогаз, увидел торчащие из-за пульта ноги матроса, подхватил его, и из последних сил, теряя сознание, дотащил его до трапа. Из люка их обоих подняли на палубу и доставили к машине скорой помощи.
Он был награждён орденом, получил очередное звание, но пострадавшая печень вынудила Его покинуть плавсостав – на берег… в штаб! А ведь Он мечтал стать адмиралом – и ум, и упорство, и опыт, начиная с уроков Потапыча – всё было, всё в тему! В штабе адмиралами не становятся, но до звания капитан I ранга Он заслуженно добрался. Однако пришлось и из штаба уволиться несколько досрочно, по болезни – язвенная болезнь желудка, никудышная печень, гипертония и т.п., и др., и пр. – пенсия.
А зачем горевать? Квартиру получили, как пожелали, в областном центре на самом юге средней полосы европейской части России. Любимая жена, сын пошёл по стопам отца, дочери – замуж, внуки появились, загородный домик, машина … жизнь удалась! Правда, ненадолго. Здоровье любимой дало трещину уже вскоре. Тяготы службы мужа коснулись и Её, можно сказать ударили. Переезды и перелёты, отсутствие работы, контейнеры, комнатушки …, муж в морях, дети в соплях – переживания, тревоги, неустройство и вокруг, и внутри. Беспросвет. Климактерический период – зона риска, начали беспокоить боли внизу живота. Результаты диагностики ничего угрожающего для здоровья не показывали, но в одну из ночей боль так пронзила живот и поясницу, что пришлось вызывать «скорую». В больнице был поставлен неутешительный диагноз – онкология. За прошедших с начала болезни два года Её не стало.
После похорон супруги Он впал в тоску. С приездом на новое место жительства Он устроился чиновником в городской администрации. Зарплата была небольшая, но вместе с военной пенсией им вдвоём вполне хватало. Жизнь научила их не только обходиться малым, но и радоваться ему. Главное у них было – радость и здоровье своих детей и внуков, да возможность иногда побаловать потомство каким-нибудь подарком, плодами урожая со своих грядок и сада, а то и поделиться небольшими накоплениями на обустройство. А теперь пустота …
Младшая дочка умела выкраивать время на посещение родителей, а после смерти мамы стала более внимательно относиться к осиротевшему отцу, видя его потухший взгляд и поникшую голову. Иногда на короткий миг Он вдруг морщился – к боли душевной присоединялась боль телесная, жгучая боль в желудке. Она всё чаще стала посещать Его после кончины своей спутницы. Дочь настояла на обследовании. «Приговор» врачей был суров – рак.
Он спокойно отнёсся к случившемуся с ним, сознание давно жило этим, особенно после Её ухода. Мешало такому обретённому спокойствию только одно – боль. Дочка по настоянию врачей разработала алгоритм, в который входили разнесённые по времени эпизоды обследований, консультаций и лечебных процедур – химиотерапии, оперативных вмешательств, реабилитаций … Всё, вплоть до санаторно-курортного лечения.
«Мы это с Ней уже проходили — подумал Он, ознакомившись с «генеральным планом действий»,- не дай Бог такие испытания! Уж лучше, как говорится, ужасный конец, чем ужас без конца. Да и где взять столько денег, даже на условиях обязательной страховки? Опыт-то имеется». Дочь, глянув в его задумчивое лицо, всё поняла – умница.
— Папа, даже не задумывайся! Делать надо всё быстро. О деньгах не печалься – мы все тебя любим, да и не нищие, в конце концов!
— Спасибо, родная! Знаю, что поможете. Очень люблю вас всех!
Когда дочь ушла, а Он ложился спать, в голове пронеслось: «Недаром наши предки считали позором дожить до старости. Погибали мужественно, геройски, с оружием в руках. А я вот до позора дожил, не дал, как положено, похоронить меня Ей … Да ещё детей напрягаю». Долго ворочался весенней уже тёплой ночью, не столько от тупой боли, сколько от угнетающих сознание тревожных мыслей. «Кончать с этим надо, к чёрту всякую терапию-хирургию – сам могу зарезать себя, без специалистов с дипломами. А пепел попрошу детей развеять над морем, где служил».
Но в сию же минуту пожалел о своих дурных мыслях. «Грешно ведь на душу брать такое, бес попутал … Не гоже слабину травить, себя позорить и Господа гневить!» — вспомнил слова Потапыча». Ими боцман взбадривал своих птенцов, повесивших, бывало, носы от обид (это в советское-то время!). Уже к утру, уставший от грустных рассуждений, Он провалился в мятежный ярко расцвеченный сон, где была Она – юная, красивая, стройная. В венке из одуванчиков Она шла к Нему лёгкой походкой, улыбаясь и шепча горячие слова. Такие венки Она любила сплетать по весне во время их коротких встреч в курсантские времена. «У меня всё хорошо, я жду тебя, но ты не спеши – живи долго. Дети и внуки любят тебя! Тебе ещё много надо дать им, поддержать, научить … Дай им всё, что у тебя есть!» И исчезла.
Он проснулся от шума дождя за окном. Пасмурное утро, боли в животе и наполнившие сознание тяжёлые думы опять привели Его душу в тягостное тревожное состояние, тяжело, угнетающе ложась на сердце. Глаза машинально скользили по стенам и предметам в квартире, вызывая воспоминания о прожитой здесь спокойной жизни с Ней. Казалось, что Она вот-вот выйдет из кухни, держа, как обычно, поднос с кофейником и свежевыпеченными пирожками. «Садись, всё готово. Надо собираться на дачу, сегодня обещали хорошую солнечную погоду. Теплицу надо бы открыть». Её голос колокольчиком звенел в голове, глаза Его наполнились слезами, защипало в носу, горло сдавил спазм.
«Не могу здесь, надо на воздух …». Он взял из шкафа дорожную сумку, кинул в неё немного разной снеди, оделся, и спешно вышел за дверь. Душа тянулась хоть куда-нибудь, находиться в квартире не было сил. Не замечая дождя, нудно моросившего с ночи, добрался до гаража, сел в машину и, автоматически управляя ею, в полузабытьи доехал до своего участка. Лет двадцать назад они купили за 60 километров от города в распадавшемся от перестроечных нововведений селе у наследников покинувшей этот мир старушки-колхозницы небольшой участок с сельским бревенчатым домиком. Постепенно, в течение десятка лет домик поправили, участок с огородом и садом привели в порядок. Колхоз вскоре разорился, молодёжь разъехалась, и бывшее когда-то зажиточным большое село опустело, а поля стали зарастать кустарником и берёзками. Городские жители потянулись раскупать за бесценок покосившиеся домишки постепенно уходящих из жизни стариков. Кто побогаче, ставил новомодные коттеджи. Ему же хоромы никогда не были по душе, да и средств на строительство не хватило бы, а детям сельский отдых был в тягость – современная суета и «цифровой» образ жизни обрезали у них стремление к земле, цветам, выращенным своими руками плодам огорода и сада.
За участком начинался лес, с сельского края весь замусоренный и частично «подрубленный» современными дачниками. Далее он тянулся на километры и заканчивался у полноводной реки, в которую впадала речка, проходившая мимо села и болотистого участка леса. Живность в лесу ещё сохранялась – пели птицы, бродили кабаны, прятались в ветвях деревьев белки, сновали зайцы и лисы, заходили даже косули, видели и следы волков.
Поставив машину, Он решил отвлечься от тёмных мыслей, занявшись наведением порядка. Благо и погода стала налаживаться – под напором свежего ветра небесная пелена расступилась, и показалось солнце. Нужно было протопить дом, просушить бельё, убрать в комнатах, помыть полы … На душе стало немного легче. Панцирь тоски, сдавивший сердце, слегка разжался, а тиски мрачных дум отпустили голову. Не проходила только боль в животе, пришлось выпить лекарство, чтобы хоть как-то её притупить. Аппетита не было. «Эх, садануть бы сейчас 250!» — подумалось Ему. Но Он знал, что боль после стакана пройдёт только на несколько минут, а потом станет ещё мучительнее.
К вечеру вернулись тяжкие думы, подкатил к горлу комок. Ведь и здесь пребывала Её душа, звенел голосок, рисовались в воздухе движения Её тела … Он вышел на крыльцо, судорожно хватая ртом порцию прохладного весеннего воздуха. Раскрасневшееся вечернее солнце уходило за горизонт, бросая прощальные пламенеющие лучи на свежую листву опушки леса. Его душа потянулась к этому огненному зову.
Накинув на плечи куртку, Он, словно лунатик, побрёл вслед убегающему в чащу леса свету. Будто что-то манило Его вдаль. Пробираясь сквозь кустарник, ощущая лицом хлёсткое прикосновение молодой клейкой листвы, чувствуя хмельной аромат весенней прохлады, Он бездумно, шумно продирался сквозь чащу леса. То проваливаясь в болотную жижу, то поднимаясь на песчаные взгорки, не чуя под собой ног, Он, словно, бежал от своего прошлого, от себя самого, от горя разлуки, приводящего Его душу в штормовое состояние.
Тьма постепенно проникала в лес, сырость росинками растекалась по молодой совсем коротенькой травке, ноги скользили по ней как по катку, сил уже не оставалось, когда Он выбрался на верховую полянку. За ней слышился шум бурного весеннего речного потока. Ноги уже не держали размякшее от усталости тело. Шумно дыша, он опустился на колени. Тревожное чувство неожиданно проникло в Его душу…, по спине прокатился холодок. Странное волнение в груди заставило его обернуться. В сгустившихся сумерках на холмике среди кустов, окружающих полянку, стоял волк. Остатки вечернего света вспышками отражались в его глазах.
Душу Его охватил страх, отупляя боль в животе и пронося в сознании яркие эпизоды прожитой жизни … «Вот, оказывается, какой «хирург» поможет мне! Какой «славный» конец! Без битвы, без оружия …». Но вслед за этой мыслью наступило отупляющее успокоение, и равнодушие разлилось по всему измождённому телу. «Ну и хорошо – будь, что будет! Главное, чтобы быстро». Силы окончательно покинули Его, голова опустилась на землю. Ни страха, ни желания двигаться, ни мыслей уже не было. Сознание куда-то ушло – это было похоже на сон, какое-то наваждение.
На холмике стояла волчица, которая впервые вывела из логова своё потомство – трёх волчат – это был обучающий вояж по весеннему ночному лесу. Может, повезёт семейке, подвернётся какая-нибудь добыча. Подвернулась … И крупная!
Волчица, осторожно двигаясь в сторону неподвижно лежащего человека (от этих человеков всего ожидать можно!), подошла к Нему, и стала обнюхивать бесчувственное расслабленное тело. А потом легла рядом. Оба долго лежали, не двигаясь.
Через некоторое время Он засопел, по телу прошла дрожь, левая рука зашевелилась. Волчица встала, и бесшумно скрылась в кустах, пристально наблюдая за Ним. Он открыл глаза, и тут же закрыл их – над макушками сосен висела полная луна. Отражённый лунный свет был волшебно ярок, слепил Его.
«Господи, что это … Где я? Неужели я заснул? В лесу …? Какие-то волки снились …» — Он приподнял голову, и заметил в кустах три пары ярких светящихся маленьких огоньков, а над ними — пару побольше. Кусты зашуршали, в серебристом свете луны вглубь леса промелькнула большая тень, а за ней три малые.
В душе поднялась волна яркого странного чувства, похожего на столь далёкую для Него радость. Боли не было, вместо неё Он ощутил приступ голода – ведь ни пил, ни ел почти два дня. «Чудо! – прошептали губы, — ничего не болит!». Он начал мять живот, глубоко вдыхая и выдыхая воздух – никакой боли!
«Это была Она! …».
Встав на ноги, при свете луны пошёл на шум бурлящей речки. Заблудиться было невозможно – идя против течения, всяк выйдешь к селу. «Спасибо, родная! Жди, я приду к тебе! Права, мне ещё много надо сделать для ребят!»
Грустный и добрый рассказ…