Лев Николаевич Толстой в период армейской службы (май 1851 – декабрь 1856 года)
Взгляд ветерана ВМФ России на службу подпоручика Толстого.
Интерес к военной части биографии Льва Николаевича Толстого вызван тем, что в период пребывания на Кавказе Лев Николаевич собрал материал, который был им положен в основу рассказов «кавказского» цикла, так и время нахождения в Крыму и посещения Севастополя послужили созданию цикла Севастопольских» рассказов. Пунктуально исследовав этот творческий период в биографии писателя, совпавший с периодом службы, я вполне осознанно использовал слова — ПРЕБЫВАНИЕ, НАХОЖДЕНИЕ, посещение вместо, казалось бы, более уместного слова СЛУЖБА.
Да, вы скажете, что еще был период службы Льва Николаевича в Дунайской армии, который, кстати на «службу» был еще менее похож, чем кавказский и крымский этапы. Я вполне согласен с теми исследователями литературного творчества писателя, которые называли его первым в России военным журналистом. Да, именно, журналистом, который посещая районы ведения боевых действий, собирал фактический материал, беседовал с непосредственными участниками боев, систематизировал и обрабатывал информацию и отсылал ее в редакцию, где после известной обработки, она появлялась в периодической печати примерно под такой рубрикой как — «вести с мест боев». Именно в такой роли проявили и прославили себя в военный период Аркадий Гайдар, Константин Симонов, Александр Шолохов, стой лишь разницей, что, прежде чем стать военными журналистами, они заявили и проявили себя как писатели, или поэты… И главное, находясь в самом пекле сражений, они не стяжали себе славу героических воинов, хотя, выполняя свой журналистский долг, многие из них показали образцы истинного героизма и самопожертвования. Так, Аркадий Гайдар, являясь корреспондентом «Комсомольской Правды», оказался в окружении, а затем, воюя простым пулеметчиком в партизанском отряде, погиб геройской смертью. Писатель и поэт Хамадан, получивший широкую известность своими севастопольскими репортажами, оказался в плену и героически погиб, возглавляя ячейку сопротивления в севастопольской тюрьме. И таких примеров можно привести немало. Кстати, и ранее было немало примеров, когда офицеры в немалых званиях, проявив себя в роли фронтовых журналистов, с большим успехом продолжили военную карьеру. Так, генерал Деникин, в период Русско-Японской войны проявил себя как успешный военный журналист. Нечто подобное имело место в военной карьере генерала Краснова.
В случае же с боевой биографией Льва Николаевича, все было, как многое в его жизни, до наоборот… Он начал свою военную карьеру со смутным и не донца осознанным желанием не только сохранить свой весьма своеобразный жизненный уклад, но и сделать основным занятием литературное творчество. Что вышло из этого «творческого» эксперимента, мы проследим, исследуя и обсуждая дневниковые записи писателя периода его воинской службы. Кстати, и в этом отношении Лев Николаевич был не одинок. Когда фронтовой офицер-артиллерист Солженицын, ранее отметившийся на литературном поприще, в беседах с сослуживцами и в письмах к друзьям стал пропагандировать свои весьма своеобразные взгляды на проблемы «войны и мира», то свой творческий литературный поиск он продолжил в Колымских лагерях. Кстати, примерно такой же шанс был у Льва Николаевича, когда в августе 1855 года он создал «поэму» под названием «Как четвертого…».
Вынося на суд читателя опыт прочтения и осмысления Дневников Льва Толстого, я предлагаю каждому из тех, кто осилит чтение до конца, сделать выводы о жизни и творческой деятельности Льва Николаевича в период его воинской службы.
В качестве необходимого вступления
В процессе блужданий по Интернету я натолкнулся на дневниковые записи графа Льва Николаевича Толстого. Скажу откровенно, ни литературное творчество, ни тем более, личная жизнь этого классика мировой литературы меня никогда особенно не интересовали, ни тогда, когда мы знакомились с его произведениями в школе, ни позже в более зрелом возрасте. Между тем, в ходе своих краеведческих исследований я неоднократно обращался к батальным сценам из «Войны и мира», к Кавказским и Севастопольским рассказам. Как следствие такого «узконаправленного» восприятия творчества Льва Толстого меня заинтересовала жизнь писателя в период написания его ранних произведений. Со временем, приобретя солидный служебный и жизненный опыт, мне захотелось поделиться своими знаниями и мыслями на эту тему с той, ограниченной особыми условиями жизни и службы аудиторией, которая готова меня принять, понять и если осудить, то не очень строго. На реакцию и критику остальной читающей публики, рискнувшей ознакомиться с моими историко-краеведческими изысканиями и исследовании, мне глубоко наплевать. И думаю, что такой уровень общения взаимен. Скажу откровенно, у меня никогда не было желания выйти за рамки интересовавших меня исторических сюжетов, я всегда занимался только тем, что мне было интересно, и меня такое состояние вполне устраивало. Но случилось так, что нередко возвращаясь к теме обороны Севастополя в период Крымской войны, я по определению не мог не заинтересоваться степенью участия в этих событиях Льва Николаевича.
Из анализа тех отрывочных сведений, что попадались мне, я сначала интуитивно, а затем более осознанно почувствовал и нашел подтверждения тому, что заслуги, и сама степень участия Льва Николаевича в обороне Севастополя, и вообще в военных действиях в ходе Крымской войны, были, скажем так, «несколько» преувеличены. При том вале хвалебной информации о Толстом, того, начального периода его творческого пути, при наличии многочисленных свидетелей, оставивших свои воспоминания, было очень просто уточнить фактические, а не мнимые боевые заслуги отставного поручика полевой артиллерии графа Льва Николаевича Толстого. Да только кому в годы, значительно удаленные от времени всемирного признания литературного таланта и значения его писательского наследия это было надо. В более поздние времена, желание возвеличить и увековечить боевые заслуги Льва Николаевича стало восприниматься как неоспоримое требование новой эпохи.
Исследуя дневниковые записи писателя, несомненно ставшие первоисточником для исследования его жизни и этапов творчества, я усвоил главное, первые хвалебные отзывы о героической боевой деятельности Льва Толстого последовали от людей, восторгавшихся его литературным дебютом, но не имевшим ни малейшего представления о фактическом его участии в событиях Крымской войны. При выходе в свет основного литературного творения Льва Николаевича — романа «Война и мир», вызвавшего особый интерес к творчеству и личности автора, на тот момент уже маститого писателя и общественного деятеля, всякий раз мастерское описание сражений с войсками Наполеона и военного быта той поры связывали с тем боевым опытом, что получил Лев Николаевич в ходе Крымской войны. Это значительно позже, когда литературная слава писателя, написавшего выдающийся эпохальный роман о войне и мире, стала поистине всемирной, появилась информация о том, что громадный пласт информации, с описаниями как сражений, так и отдельных боевых эпизодов автору был предоставлен активным участником всех войн Наполеоновской эпохи, отличным рассказчиком и по-своему талантливым человеком отставным полковником Иваном Липранди.
Кстати, Иван Липранди приходился родным братом генерал-лейтенанта Павла Липранди, командовавшего русскими войсками в Балаклавском сражении — единственно успешным в ходе боевых действий Крымской армии. После опубликования подробнейших и интереснейших воспоминаний самого Ивана Липранди, несмотря на очевидные признаки авантюризма и болтливости автора, не было причин сомневаться в его активном и продуктивном участии в процессе «погружения» Льва Толстого в область исследования и последующего воспроизведения военных, боевых эпизодов и описаний военного быта эпохи войн с Наполеоном. Не отрицая выдающегося дара Льва Толстого, как импровизатора и тонкого психолога, в результате длительного и частого общения Льва Николаевича с Иваном Липранди, тема Войны, как составной и немаловажной составляющей романа стала занимательна, правдоподобна и конкретна, до отдельных деталей. В последствии, исследователи и особенно литературные критики творчества Льва Толстого, этому немаловажному источнику получения, уточнения и обработки военно-исторического материала не придавали должного внимания, либо просто игнорировали его, приписывая заслугу в создании целой галереи грандиозных и образных военных сюжетов, исключительно богатому воображению писателя и его «несомненному»? боевому опыту.
Для того, чтобы убедиться и утвердиться в своем предположении, о незаслуженно преувеличенных боевых заслугах Льва Толстого в период боевых действиях на Дунае, и особенно в обороне Севастополя, я решил обратиться к дневниковым записям и переписке писателя той — военной поры. Познакомившись с дневниковыми записями Льва Толстого я еще более утвердился в своим предположении, и решил поделиться отдельными мыслями и выводами со своими читателями. Я уверен, что общение это будет взаимно продуктивным, потому, что позволит взглянуть свежим, не замыленным взором на ту информацию из дневниковых записей классика мировой литературы, что казалось бы, уже читана и перечитана, и по логике вещей должна подтверждать «устоявшееся» мнение о заслугах Льва Николаевича не только на литературном, но и на боевом поприще.
Дневниковые записи, в том виде как они виделись 15-летнему юноше Льву Толстому предназначались для самоконтроля и личного совершенствования. Со временем, к первичным задачам дневников прибавились записи событий которые могли быть использованы для каких-то житейских выводов, а главное, способствовать литературному поиску. Я уверен, что Лев Николаевич, по крайней мере, при решении первичных целей ведения дневника, не рассчитывал, что они станут предметом исследований и тем более, публикаций с их обсуждением. На определенном этапе, все-таки, не исключая подобный вариант, Толстой стал делать сокращения, вплоть до начальных букв в наиболее значащих и несущих информацию словах, надеясь, что таким образом он защитит эти записи от постороннего пристрастного взгляда. Уйдя из жизни, неожиданно для родных и внезапно для почитателей его литературного таланта, Лев Николаевич, видимо, не дал четких распоряжений по судьбе дневников и записных книжек. Наследники Льва Николаевича, прежде всего его сыновья, по понятным причинам не спешили с публикацией его дневников. В конце 20-х годов дневниковые записи писателя стали предметом исследования таких маститых литературоведов и лингвистов как М. Цявловский В. Срезневский. Нужно признать, что они со своей задачей по обработке дневниковых записей и по обеспечению их солидным сопроводительным и разъяснительным материалом справились успешно, за исключением лишь военного периода, при описании которого им недоставало военно-исторических знаний. Надеюсь что мои краткие и не всегда скромные пояснения, в части касающейся военного периода жизни и творчества Льва Толстого, дополнят их титанический труд работы над дневниками писателя.
Дневниковые записи Толстого кроме их изначального и основного смысла- самовоспитания, основанного на критической оценке каждого прожитого дня, с задачей исправления допущенных ошибок, учета невыполненных дел, в дальнейшем предназначались для фиксирования мыслей, наблюдений, которые в перспективе могли стать исходным материалом для будущих литературных творений…
Я не буду оригинален, если скажу, что основательное знакомство с дневниковыми записями писателя, если оно не преследует конкретной, как в нашем случае, цели, утомляет бесконечным перечислением невыпоняемых планов, не выполненных обещаний, упоминанием встреч с одними и теми же персонажами, с частой критикой большинства из них… Выбрав для исследования насыщенный событиями, но не очень продолжительный период жизни писателя, я по-возможности смягчил тот негатив, что в большинстве случает утомляет и раздражает читателя при чтении чужих дневниковых записей…
По самой упрощенной мерке, мой анализ дневниковых записей Толского той, военной поры можно расценивать, как попытку познакомить читателя с жизнью признанного классика мировой литературы по первоисточнику, содержание которого, по определению, не должен был бы оспорить и сам автор. Хотя, по имеемой у нас информации, Толстой иной раз пытался оспаривать даже те факты, которые до этого приводил сам.
Для придания моему анализу максимальной документальности, за основу я взял Редакцию текста Дневников и Записных книжек с 14 марта 1854 года по 29 января 1857 года, принадлежащую М.А. Цявловскому, а примечания к тексту дневников с 14 марта 1854 года по 27 октября 1855 года — В.И. Срезневскому. Текст производится по старой орфографии, слова не написанные по рассеянности, или по каким-то особым соображениям, дополняются в прямых скобках. На месте слов, неудобных для печати, ставятся двойные прямые скобки, заключающие ва себе цифры, означающие число устраненных слов. Нумерация приложений приводится по изданию 1928 года, выложенного на соответсвующих сайтах интернета.
Самое время напомнить о том, что дневниковые записи после смерти писателя были упорядочены и систематизированы вдовой, Софьей Андреевной, и сыном — Николаем Львовичем Толстым. Дневники и Записные книжки писателя с 14 марта 1854 года по 31 декабря 1857 года хранятся в Рукописном отделении Всесоюзной библиотеки им. В.И. Ленина. Немаловажен и тот факт, что полный текст Дневников и Записных книжек за этот период до 2006 года не был опубликован. Исключение составили записи, сделанные в феврале-июле 1857 года за границей, и напечатанные в книге: «Лев Толстой. Неизданные художественные произведения. Вступительные статьи к этому изданию 1928 года написаны А.Е. Грузинским и В.Ф. Садовником. Отдельные цитаты из Дневников и Записных книжек приведены в биографических работах П.И. Бирюкова и Н.Н. Гусева и в ряде других книг и статьях, полный перечень которых помещен на стр.242-243 47-го тома. Редакция текста Дневников и Записных книжек по интересующему нас периоду с марта 1854 года по декабрь 1856 года была осуществлена М.А. Цавлов- ским. Примечания к тексту «Дневников и Записных книжек» с 14 марта 1854 года по 27 октября 1855 года принадлежат В.И. Срезневскому. М.А. Цавловским составлены примечания к записям в «Дневниках и Записных книжках» за весь остальной период.
(Продолжение следует)