3. Корнилов нагружает М. П. Лазарева своими проблемами
Корнилов умело использовал склонность Михаила Петровича, подмеченную ещё мичманом Д. А. Завалишиным в кругосветном плавании на фрегате «Крейсер», ‒ окружать себя льстецами, наушниками и фаворитами. Обнаружив эту слабость своего благодетеля, Корнилов с первых же дней службы под опекой Михаила Петровича наушничал на тех, кто, по его мнению, не мог рассмотреть в нём особенных талантов.
Такой «чести» от него удостаивались, в первую очередь, его непосредственные и прямые начальники, а также и те, кого он считал конкурентом в карьерном продвижении, но перепадало заодно и, казалось, вовсе не вовлечённым с ним ни в какую интригу.
Корнилов, зная такую слабость Михаила Петровича, позволял себе в письмах к нему сводить счёты с теми, кого недолюбливал. «Не понимаю, за что так адмирал Ч. (контр-адмирал Е. Е. Чистяков, начальник 5-й флотской дивизии ЧФ, в которой числился «12 Апостолов») негодует на меня. Зная его раздражительный характер, я был всегда с ним особенно осторожен. Я бы даже желал, чтобы он вздумал придраться ко мне, тогда бы я имел случай на бумаге объяснить несправедливость его ко мне и в прежних случаях и тем мешал бы ему объявлять всем и каждому, что он терпит за то, что осмеливается беспристрастным быть к фавориту Вашего Превосходительства. Ну что об этом глупо-злом человеке!» [177].
«Стучать Лазареву» вошло в привычку Владимира Алексеевича. Так в очередном послании Лазареву с характеристиками своих подчинённых он позволяет себе оскорбительные высказывания в адрес генерал-лейтенанта гидрографа ЧФ, председателя Комитета по устройству в Севастополе доков: «Берх имеет своих фаворитов и мне подсунул медлительного и тупого старшего штурмана Аронова, годного только для хранения инструмента» [178].
Это он о будущем участнике Синопского сражения на «Вел. Кн. Константине», о своём ровеснике Павле Андреевиче Аронове, капитане корпуса штурманов, произведённого за боевую доблесть в подполковники. Аронов станет флагманским штурманом ЧФ, и ему тот же Корнилов доверит 9 сентября 1854 г. расстановку семи затапливаемых на фарватере Севастопольской бухты судов для преграждения проникновения неприятеля на внутренний рейд Севастополя.
В 1843 г. на 79-м году уйдёт из жизни отец нашего героя ‒ сенатор, капитан-командор гребной эскадры БФ Алексей Михайлович Корнилов, и невоздержанный командир «12 Апостолов» капитан 1-го ранга В. А. Корнилова, видимо, по праву родства, обращается через головы командира 1-й бригады 5-й флотской дивизии контр-адмирала А. Т. Конотопцева и самого командира дивизии контр-адмирала П. Е. Чистякова к главному командиру ЧФ адмиралу М. П. Лазареву: «Смерть старика нашего ставит меня в самое затруднительное положение. Жить тысячею рублями серебром содержания экипажного командира (38-й флотский экипаж) я не вижу никакой возможности. Аренды нынче не дают, а экипажное командирство и потом адмиральство далеко не обеспечивают нужд семьянина, год от года возрастающих…» [179]. Корнилов ни на минуту не сомневается, что свояк Лазарев сделает всё, чтобы он получил контр-адмирала.
Чего он ноет, семейных офицеров на ЧФ и в Севастополе хватало: у А. П. Авинова была семья (15 лет прослужил в Севастополе), одних сыновей ‒ семеро. У М. Н. Станюковича четверо, Керн имел семью в Севастополе с двумя детьми, а также Барановский, Кислинский, Липкин ‒ двух девочек, Панфилов ‒ двух дочерей и Новосильский… Их семьи, как и Корнилова, жили в Николаеве.
Корнилов просится у Лазарева в отпуск с начала следующего 1845 г. Зачем Корнилов стремился в отпуск в Петербург да ещё и с супругой? Видимо, его известили, что пришло время рассчитываться по долгам… Старая добрая Англия наконец-то вспомнит о своём рыцаре ордена Бани. 12 января 1845 г. находившегося в Петербурге Корнилова неожиданно посетит Карл Кремер, российский подданный финн из этнических шведов, управляющий Генеральным Консульством России в Лондоне (что-то вроде коменданта консульства).
О нём удалось узнать только то, что его сын адмирал российского флота Оскар Карлович Кремер в конце своей жизни превратится в русофоба, активного противника проявлений реакционного царского режима на территории княжества Финляндии. Современники обвиняют его также, занимавшего тогда пост Начальника Главного штаба Российского Императорского флота, в бездарном кадровом подборе руководства Тихоокеанских эскадр, направляемых из Кронштадта на Дальний Восток. Но его отец Карл Кремер будто бы пользовался в своё время покровительством самого Николая Павловича…
«Вчера был у меня Кремер и до такой степени воспламенил меня рассказами о пароходстве в Северной Америке и Англии, что я решился просить у Вашего Высокопревосходительства доставить мне случай побывать хоть в последней». [180].
Удивительно, но Корнилова не смогли почему-то до этого «воспламенить» ни уважаемый им вице-адмирал Александр Павлович Авинов, командир Севастопольского порта, ещё в начале 30-х изучавший продвинутое судостроение в Америке, ни коллега по службе в ЧФ Е. В. Путятин, заказывавший в Англии в 1841 г. паровые суда для Чёрного моря, ни командир фрегата «Флора» Константин Истомин, отправленный в Англию в 1842 г. в командировку для заказа 4 пароходов-фрегатов для ЧФ и благополучно доставивший их на Чёрное море!
К концу продолжительной беседы Владимир Алексеевич, по его же признанию, стал совершенно по-новому сознавать перспективы развития российского флота и ощутил жгучую потребность срочно осваивать опыт передовых морских держав. Эту неспешную беседу в петербуржской квартире студёным январским днём можно считать прощупыванием почвы и приглашением к сотрудничеству, и Корнилов с готовностью расположился к собеседнику, разделяя его позицию, тем более, что тот уверил Корнилова ‒ в Лондоне его ждут и готовы принять с супругой.
24 сентября 1845 г. в письме к Лазареву свояк не в силах сдержать свою досаду: «Поездка моя в Англию, кажется, не состоится. Признаюсь, это меня чрезвычайно огорчает. Я на неё смотрел, как на единственное средство выйти из затруднительного финансового положения, в которое поставили меня пребывание за болезней на подножном корму в продолжении года на севере, смерть Вареньки, болезни Сонечки и Саши, наконец, мизерное содержание, которое производится мне за мою 20-летнюю с а м о о т в е р ж е н н у ю службу» [181].
Это где же Владимир Алексеевич себя забыл и отверг?
«Я как добрый отец семейства начинаю задумываться о будущем детей моих и мне приходит горестная мысль, не должен ли я оставить службу, сопряжённую с лишениями всякого рода, без всяких видов на существенное вознаграждение, ибо если в нынешний раз после всего, что государь император говорил на корабле моём, начальство не могло выхлопотать мне за корабль и за другие мои труды в разных родах аренду или прибавку содержания. Тяжело мне было решиться высказать вам всё здесь изложенное, но, хладнокровно обдумывая своё положение и предвидя необходимость подать ныне или на будущий год в отставку по расстроенным домашним обстоятельствам, дабы остальную часть жизни посвятить своему семейству, я считал обязанностью предупредить об этом начальника, одобрение которого я всегда ставил выше всяких крестов и наград» [182].
Почему Корнилов прибегает к эпистолярному жанру, ведь он часто навещает семью в Николаеве и может высказать всё это лично Михаилу Петровичу? Настолько сильно разочарование от несостоявшейся в 1845 г. командировки в Англию, что надо шантажировать любимого наставника и родственника?
1 мая 1846 г. в письме Корнилов благодарит Лазарева за пансион, но не уточняет, в чём конкретно это выразилось [183].
В ответном письме 8 июня из Николаева Михаил Петрович предложит свою денежную помощь, но свояк жеманно отклонит искреннее предложение начальника: «…Предложение Ваше тронуло меня до глубины сердца. Я принял бы и от Вас, но находясь в таком положении, грешно мне было бы не обратить всех усилий к приведению дел моих в порядок…». Ну как он мог соглашаться на товарищеское участие своего начальника, когда уже не раз раздобывал средства на неотложные платежи… у его супруги, своей двоюродной сестры Екатерины Тимофеевны!
Так позже в письме брату Александру 30 мая 1852 г. он пишет: «Благодарю тебя, любезный друг, за посылку: за сюртук и сапоги. А деньги возьми из тех, которые В. С. Новосильцев должен тебе передать. Когда получишь, из них заплати Екатерине Тимофеевне то, что мы ей должны» [184].