- Служба Корнилова после возвращения из Англии
Корнилов Владимир Алексеевич dzen.ru
Корнилов с женой, старшим сыном и двумя слугами следуют пассажирами домой, в Россию. 17 октября 1848 г. Владимир благополучно прибыл в Одессу.
Во что обошёлся казне этот двухгодичный вояж семьи Корниловых в Британию и поправил ли он их финансовое положение? Нет, в письмах к брату те же мотивы: «Я убеждён, что деньги ‒ не Корниловский элемент» [186]. Да, возможно, деньги это и не элемент, но уж определённо ‒ пунктик Владимира Алексеевича!
Но и раньше, до этого признания он был верен своему пристрастию: «Касательно выписки книг я отложил действовать ‒ скоро выборы директоров, и я интригую попасть в число избранных. Тогда надеюсь уговорить сочленов своих выбрать меня секретарём-казначеем комиссии, а, получив этот титул, я запущу лапу в хозяйственную часть библиотеки» [187]. В тот период Морская библиотека была на хозрасчёте и существовала на свои средства, её доход достигал 22 тыс. рублей в год. Вот и понимайте, как хотите, шутника Корнилова.
Жил Владимир Алексеевич откровенно не по средствам. Имел дом в Николаеве и начал строить новый в Севастополе в Голландии рядом с особняком Главного командира ЧФ. Мебель у него была красного дерева, под Вальтера. Держал для выездов два экипажа, конюхов, лошадей, в том числе породистых ‒ пару серых в яблоках, которых уже весной 1854 г. предусмотрительно переправил в Николаев. Семья Корнилова также держала англичанку ‒ бонну для детей.
Возможно, она и переводила бестолково главе семейства специфический текст «Артиллерийских учений», доработка которых растянется на 4 года вплоть до мая 1854 года.
«Насчёт аренды я совершенно согласен. Тысяча рублей будет для меня манною, только вряд ли будет удача. С нас всё берут, вот и теперь ‒ что бы им стоило дать мне вензель на эполеты? (т.е. ввести генерал-адъютантом в свиту государя с правом прямого доклада в любое время – прим. авт.). Кому его не дают? А ведь с ним лишних тысяча столовых.
Признаюсь, я теперь в таком положении, хоть продавай лошадей и экипажи. Ты не можешь себе представить, чего мне стоило это знакомство с царской фамилией. Одни деньги с отопления и освещения и приличия в декоруме, хоть я и в Николаеве, поглощают всё, что я от казны получаю» [188].
Вступив, благодаря хлопотам Лазарева, 3 апреля 1849 г. в исполнение обязанностей Начальника Штаба ЧФ на место выкинутого тем же Михаилом Петровичем своего боевого товарища вице-адмирала С. П. Хрущова на пост командира Севастопольского порта, Корнилов прекрасно понимал, что на время очередного приступа неумолимо развивающейся болезни адмирала Лазарева с большой вероятностью ему придётся вступать в управление всем ЧФ.
То же самое представлял себе и Михаил Петрович, успевший осознать, что настырный свояк, совершенно не готов принять в свои руки необъятное флотское и портовое хозяйство, и что это отзовётся самыми пагубными последствиями делу, которому он со своими помощниками отдали все силы и лучшие годы. К чести мудрого Михаила Петровича стоит сказать, что он нашёл в себе решимость и силы обратиться к Меншикову и убедить того в необходимости предотвратить подобное развитие событий.
Хотя в письме к Меншикову из Николаева ещё 11 октября 1848 г. Михаил Петрович к возвращению капитана 1-го ранга В. А. Корнилова из Англии в октябре 1848 г. заранее подготовит рапорт Меншикову о производстве Корнилова в контр-адмирала с резервированием места по особым поручениям при себе на время до открытия вакансии командира флотской бригады. «Желание моё ‒ употребить его для особых поручений и по временам появляться (ему) в общем присутствии интендантства впредь до открытия ваканции бригадного командира ‒ основывается на том, что в первом занятии он будет особенно полезен при введении здесь тех улучшений по флоту и адмиралтействам, какие заметил он в Англии» [189].
Действительно, Владимир Алексеевич в своём карьерном восхождении должен был пройти привычные для флота того времени ступени и получить опыт командования соединением судов на должностях командира бригады и затем флотской дивизии.
Но не тут-то было, капитан 1-го ранга Корнилов категорически отверг такую перспективу! Его было не узнать, будто за ним теперь, после командировки в Англию, что-то стояло, что подкрепляло его наглые претензии. А замахивался он теперь на место начальника штаба самого Черноморского флота! Супруга и свояченица были, как обычно, за милого Володю и бесцеремонно наседали…
Михаил Петрович переписывает рапорт Меншикову с просьбой «…предстательства вашего перед Его Императорским Величеством о Всемилостивом пожаловании капитана 1-го ранга Корнилова в контр-адмиралы с оставлением его в Черноморском флоте для исполнения моих поручений и с правом присутствовать в свободное от оных время в общем присутствии Черноморского интендантства», где уже опускается фраза «до открытия ваканции бригадного командира» [190].
Что могло заставить Лазарева предавать своих боевых соратников по Наварину, ставших его ближайшими помощниками в приведении ЧФ в соответствие с требованиями времени и в превращении Севастополя в первоклассный порт со своим Адмиралтейством, сухими доками, береговыми крепостями, с регулярной застройкой города, включавшей уникальные здания, исполненные по проектам выдающихся зодчих того времени? Чем мог Михаил Петрович быть обязан неуживчивому Корнилову, помимо скоропалительно возникшего за мрачную мартовскую неделю 1835 г. в Петербурге родства? Видимо, существовали причины, о которых мы только можем догадываться…
И всё же, что мог использовать Корнилов, не брезговавший никакими средствами в достижении эгоистических целей, вынуждая достойнейшего Лазарева раз за разом уступать наглому свояку?
Англия пристально следила за состоянием Российского флота и знала в деталях, что делается на Чёрном море под руководством прославившегося своими кругосветками и победой при Наварине адмирала М. П. Лазарева, сроднившегося с морем ещё в своей 5-летней стажировке в Британском флоте. И, возможно, спустя 40 лет с появлением в Лондоне черноморца-капитана 1-го ранга Корнилова «братья» из узкой компании избранных сочли необходимым напомнить ему о былых контактах нынешнего главного командира ЧФ с ними.
Мог ли Корнилов использовать подобный компромат для шантажа своего благодетеля? Вполне мог, на мой взгляд, и заодно подрядиться на реанимацию масонской сети на юге России, дремлющей после разгрома Южного тайного общества.
И вдохновлённый радушным приёмом своей семьи на всё время своей двухгодичной командировки в расчётливой Британии, Корнилов посчитал, что терять время, а оно могло растянуться на целое десятилетие, не стоит и вынудил Михаила Петровича обещать ему место исполняющего обязанности Начальника штаба ЧФ. Решающим, мне кажется, было давление супруги Лазарева Екатерины Тимофеевны, которая, как всегда, была на стороне милого двоюродного брата Володи.
Но как решительно поставит на место Михаил Петрович другого своего любимца, самородка со Смоленщины мичмана Ивана Шестакова: «… Удивили меня и нескромные выражения ваши, которые вы дозволили себе поместить в письме главному своему начальнику! Выписываю их слово в слово: служба моя на корвете более продолжаться не может, и как я уже сделал пять полных кампаний, то, по доверенности ко мне командира, надеюсь занять вахту на каком-либо хорошем фрегате. На это я должен вам напомнить, что вы два года и три месяца только как офицер и что будущая судьба ваша много будет зависеть от той рекомендации, которую вы получите от командира корвета «Ифигения»…» [191]. А просил Шестаков всего-то место вахтенного офицера на фрегате. Ясно одно, что Ивана, как и во время обучения в Морском корпусе, просто распирает жажда деятельности, естественное стремление применить свои несомненные дарования. Нам не известна характеристика, которую дал командир корвета «Ифигения» мичману Шестакову, но в 1843 г. Иван произведён в лейтенанта и становится адъютантом самого М. П. Лазарева, получает в своё распоряжение тендер «Скорый», на котором выполняет его задания в кампаниях в Средиземном море и у Кавказского побережья.
В 1847‒1850 гг. на «Скором» в паре с лейтенантом Г. И. Бутаковым, командовавшим тендером «Поспешным», он выполняет поручение адмирала Лазарева по гидрографической съёмке всего Чёрного моря. На основе собранных ими сведений в 1851 г. будет опубликована в печатном виде первая в истории лоция Чёрного моря. В съёмке берегов моря в качестве наблюдателей принимали участие и турецкие флотские чины. Офицеров «Скорого», кстати, принимал военный губернатор Синопа вице-адмирал Туфан-паша [192].
Быстрое восхождение В. А. Корнилова по служебной лестнице, через одну, а то и две ступени, было возможно только в силу особых, родственных отношений, как снисходительно преподнесёт остерегавшийся самолюбивого Корнилова его сослуживец И. А. Шестаков: «Несомненные достоинства и способности, узнанные по возникшим родственным отношениям, быстро повели Корнилова по служебному пути» [193].
Его назначения, производство в чины, награждения обсуждались и определялись теперь на семейном совете. Михаил Петрович всё чаще оставался наедине со своим мнением перед лицом напористого свояка и его двоюродной сестры ‒ собственной супруги Екатерины Тимофеевны, урождённой Фан-дер-Флит.
Лазарев был вынужден производить перестановку своих боевых сподвижников ‒ начальника штаба ЧФ с 1838 г. вице-адмирала С. П. Хрущова и командира Севастопольского порта с 1842 г. вице-адмирала А. П. Авинова, с помощью которых ему удалось успешно провести реорганизацию ЧФ.
Скрепя сердце, в 1849 г. он отправляет в отставку основного своего помощника по превращению Севастополя в первоклассный порт, включавшему возведение Нового Адмиралтейства, Сухих доков, Морской библиотеки, здания Благородного собрания ‒ Собраний флагманов и командиров ЧФ, завершение постройки береговых казематированных батарей ‒ вице-адмирала Александра Павловича Авинова, под предлогом внезапно ухудшившегося его самочувствия (ослабление зрения или слуха), что не помешало тому в последствии активно действовать в Адмиралтейств-Совете в Петербурге.
На освободившееся место перекидывается вице-адмирал Степан Петрович Хрущов, которому требовалось время принять дела, доверяемые прежде Лазаревым безотказному А. П. Авинову, и, не теряя времени, вникнуть в них.
Всё это Лазарев должен был делать в ущерб подготовки ЧФ к предстоящим испытаниям, под давлением жены и нетерпеливого свояка, которому почему-то не смел отказать.
Менее чем через год, 3 апреля 1849 г. Корнилов назначен временно исполняющим обязанности начальника штаба ЧФ и портов, став вторым лицом в Черноморской властной структуре.
Последним чисто парусным кораблём оказалась 84-пушечная «Императрица Мария» заложенная в Николаеве ещё 23 апреля 1849 г. Одновременно на стапелях в Николаеве поднимались корпуса заложенных ещё в 1848 г. 200-пушечных «Азова» и «Босфора» ‒ линейных кораблей, предназначенных под установку винтовой паровой машины.
Паровые машины в России некому было сделать, а заказ в Англии разместить не удалось. Позже Корнилов попытается решить эту проблему на заводах в Бельгии, но с нарастанием вероятности военного конфликта с участием Европы сработают привычные нам ещё в XXI веке санкции.
Вечером 5 июля 1849 г. Корнилов поднимет, с разрешения М. П. Лазарева, в первый раз свой контр-адмиральский флаг на крюйс-брам-стеньге фрегата «Коварна», хотя начальник штаба ЧФ не имел своего флага. Свои флаги, независимо от звания, могли поднимать командиры флотских бригад, командиры флотских дивизий и флагмана. В тот день он осмотрел отряд мелких судов с юнкерами Черноморской штурманской школы и повёл его в Ялту, а потом в Керченский пролив.
Чёрное море впервые увидит Корнилова, звезда которого должна была вот-вот вспыхнуть ослепительным огнём и затмить все прежние достижения ЧФ!