Памяти моего отца Васильева Михаила Павловича
Одесса in.pinterest.com
Предисловие
Когда вы слышите название городов, какие ассоциации возникают у вас в голове?
Можно попробовать ответить за вас и за себя.
Например, Москва – столица нашей родины, город, населенный миллионами москвичей и — таким же количеством приезжих. Кремль, Мавзолей, Президент, Правительство и Лужков. Еще раньше – родная коммунистическая партия и лично Леонид Ильич Брежнев.
Ленинград по-старому и Санкт-Петербург в нынешнее время. Город трех революций, Николай второй, Распутин, Киров, Романов, Собчак и Валентина Ивановна Матвиенко. Еще и бандитский Петербург.
Одесса. Что можно сказать за Одессу? Да ничего особенного, кроме того, что Одесса сама за себя скажет.
Неаполь – это мелодичные неаполитанские песни.
Чикаго – город гангстеров
Мой рассказ будет и за Одессу, и про Неаполь, и про Чикаго. Или точнее, про людей, которые там живут, или еще точнее – про одесского паренька Павла Бойченко, которого природа наделила уникальным голосом. И все можно было бы на этом закончить, если бы в 189… году в Одессу на гастроли не приехал бы великий итальянский тенор Энрико Карузо…
Иногда меня спрашивают: откуда я узнал обо всем этом?
Откуда эта история? Все очень просто.
Эту историю мне рассказал отец, а он узнал обо всем этом от старого скрипача одесского оперного театра – Битмана Осипа Давидовича, которому она досталась по наследству от Давида Осиповича, поведанного ему, в свою очередь, очевидцем и участником всех событий — Осипом Давидовичем — скрипачом портового кабака. От деда к внуку и от него через отца к сыну. То есть, пять человек по цепочке передавали из уст в уста драму, происходившую в конце позапрошлого и в начале прошлого века в Одессе, Неаполе и в Чикаго и на мне все, до этого момента, остановилось. Логика подсказывала, что я должен рассказать сыну, а он, как сам решит. Но я сделаю по-другому: запишу в виде повести, и пусть мой наследник и многие другие узнают об удивительных людях, достойных чтобы их знали и помнили.
Санта-Лючия – предместье Неаполя.
Здесь родился великий итальянский
певец Энрико Карузо
Молдаванка — предместье Одессы…
Совсем недавно Одесса, как впрочем, и вся Россия, переступила в новый двадцатый век. Не отстал от времени и Одесский порт. Деревянные причалы его еще помнили парусные суда предшествующего столетия, но сегодня к ним были привязаны швартовыми канатами пароходы. Красивая картина, а если посмотреть чуть выше, то можно заметить здание оперы и золотые купола собора, услышать ни с чем несравнимые звуки южного города и песню:
Плывут туманы над волной,
Покрытой бирюзой.
Стоит вдали за синевой
Наш город молодой…
Он с песнею встречает
И песней провожает.
Одесса – мама, милый город мой…
Это поет молодой паренек Павел Бойченко — учетчик бригады грузчиков, которая разгружает баржу и главный герой рассказа.
Карандаш, которым он отмечает ходки, сейчас исполняет роль дирижерской палочки. Он взмахивает ею, и хор грузчиков дружно подхватывает:
Эх, Одесса – жемчужина у моря,
Эх, Одесса, ты знала много горя,
Эх, Одесса, ты мой любимый край…
Немного не в унисон басит Сеня Гай, вожак артели:
Живи, Одесса, не унывай…
Работа подходит к концу и Семен, сбрасывая с плеча мешок и, повернувшись к грузчикам, объявляет:
— Шабаш! В кабак, ребята, за расчетом.
Вся ватага оживляется и дружно направляется к воротам порта. Весело идут, как, будто не было изнурительного дня, а Павел запевает:
На свете есть такой народ,
Он лучше всех живет,
Всегда играет и поет –
Веселый тот народ.
Попробуйте, спросите,
Вам скажут одесситы:
— такими уж нас мама родила, — басит Сеня Гай.
И все вместе:
Эх, Одесса, — не город, а невеста,
Эх, Одесса, — нет в мире лучше места.
Эх, Одесса, ты мой любимый край.
Живи, Одесса, и процветай.*
***
По традиции, заведенной еще дедами, расчет за трудовой день происходил в портовом кабаке, который располагался совсем недалеко и был местом «культурного» общения всего морского люда самого низшего сословия. Но Одесса особенный город и такого рода заведения у нее необыкновенные и эта необычность определялась не только тем, что там пили, ели и общались на своем уникальном одесском языке, но всеохватывающей любовью к музыке и песням. Здесь же играл маленький оркестр и исполнял, как следовало бы ожидать, не надрывную мелодию одесских окраин, а «Полонез Огинского». Плакала и тосковала скрипка в руках старого скрипача Осипа Битмана. Но когда вся ватага весело и шумно ввалилась в полуподвал, тонущий в сизых клубах табачного дыма, скрипач прервал мелодию и, увидев Павла, улыбнулся ему:
— Здравствуй, мой мальчик. Вы уже закончили работу?
— Здравствуйте, Осип Давыдович. Да, сейчас расчет.
— Так я приготовил тебе царский подарок, — Битман положил скрипку на пианино и достал из футляра, сложенную наподобие театральной программы, газету:
— Читай. Будешь иметь удовольствие.
— « После весьма успешных гастролей в городах: Санкт-Петербург, Москва, Рига, Киев, — прочитал Павел, — к нам в Одессу приехал молодой, но уже всемирно известный итальянский певец Энрико Карузо. Сегодня в городском театре господин Карузо даст концерт…»
— Да, чтоб я так жил! — Павел бросился обнимать старого скрипача.
— Тихо, тихо, мой мальчик, пожалей мои старые кости. Но я должен тебя огорчить: билетов уже…, — но не успел закончить фразу, как к ним подошел Гай:
— Гуляем, Паша,- протягивая ему деньги, пробасил подошедший Сеня но, заметив огорченное лицо юноши, встревожено спросил:
— Чем дело, Паша?
— Эх, Сенечка, — ответил за Павла Битман, — Мы имеем в городе знаменитость и не имеем, как ее послушать! Все билеты у перекупщиков.
— А кто это?
— «Король» теноров – Карузо!
— Билеты будут! Это говорит вам Сеня. Но сначала, Паша, одну песню для души! Я сегодня гуляю! Человек! – Сеня громко крикнул буфетчику, — Накрыть стол!
Глаза Павла загорелись надеждой:
— Хорошо, я спою. Что хочешь?
— Мою любимую. Ша, люди! – прогремел Сеня в зал, перекрывая шум, — Паша будет петь! – и направился к столику.
Осип Давыдович взял скрипку, подождал, пока Павел откашляется, повернулся к музыкантам, взмахнул смычком, и над притихшим залом полилась грустная мелодия о несчастной любви ямщика:
Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силенку…
Сеня налил стакан водки, опрокинул его в себя и, подперев голову руками, стал тихо шевелить губами в такт песни, которую чистым и красивым голосом исполнял Павел:
— Любил я в то время девчонку…
Да, это был голос первоклассного природного тенора.
— Куда ни поеду, куда ни пойду,
А к ней забегу на минутку…
Зал заворожен, и только пьяненький матрос за соседним с Гаем столиком попытался встать, но тяжелая рука Сени пригвоздила его к стулу.
— А сердце болит и болит у меня,
Как будто с ней век не видался…
— плывет над залом.
Матросик, с пьяным упорством, вознамерился было что-то сказать, но
Гай оборвал его:
— Ша, жлоб! Не мешай людям слушать! Закрой пасть, а то я помогу тебе это сделать, — огромный кулак Семена закрыл ему почти все лицо и пьянчужка испуганно затих.
Под снегом же, братцы, лежала она,
Закрылися карие очи.
Налейте скорее стакан мне вина,
Рассказывать больше, нет мочи!
Любимая песня растрогала Гая до слез, а матросик, увидев это, со страдальческим лицом что-то стал нашептывать ему на ухо.
— Пошел вон, болван! – взбесился Сеня и тот, подхватив штаны, стрелой вылетел в дверь.
***
Оперный театр Одессы, построенный, вернее перестроенный в 1887 году и являющийся первым по красоте в Европе (так говорят одесситы), сегодня переживал третье рождение: на его подмостках давал концерт великий итальянский певец Энрико Карузо. Во все времена, как сегодня, так и в те далекие годы, на такие представления билеты раскупались мгновенно, поэтому в кассах их, понятно, не было. Но перекупщики имеют их и торгуют по взвинченным ценам. Вот и одного из них в канотье и модном костюме окружила толпа студентов, но узнав, сколько это стоит, они разочарованно отошли от него и, сбившись в кружок, стали подсчитывать деньги. Более богатые граждане, скрепя сердце, постепенно покупали возможность послушать итальянского тенора.
Все бы так и было, но тут к спекулянту подошли посетители кабачка во главе с Сеней Гаем.
— Ты меня знаешь, — ласково пробасил Сеня, положив ему руку на плечо.
— Сенечка, да кто же вас не знает, — заюлило «канотье».
— Ну, так вот, мы хотим слушать Карузо, — широким жестом Сеня показал на всю компанию.
— Сенечка, у меня только двадцать.
— Беру все, — Сеня и, забрав у перекупщика билеты, сунул ему в руки кредитки и, сделав шаг в сторону, он на мгновение остановился и, подумав, отрывал от пачки один билет, подал его широким жестом растерянному перекупщику:
— Это тебе от нас, презент.
Ошалевший перекупщик, растерянно посмотрел то на кредитки, то на билет и, глубокомысленно хмыкнув, сказал:
— Мне это надо, иметь бульён?
— Вот, пожалуйста, нам восемь, — протягивая смятые кредитки и мелочь, скороговоркой выдохнул подбежавший студент.
— Поздно, господа, фирма лопнула. Иду оплакивать убытки, — перекупщик, лихо, сунув двумя пальцами билет в нагрудный карман и, помахивая тросточкой, двинулся, виляя кормой, к театру…