Ниигато Ниигата (город) — Википедия
Это была моя первая индивидуальная практика, куда меня направили уже не как курсанта-практиканта, а матросом первого класса.
На судне я находился уже больше месяца, сдружился с парнями из палубной и машиной команды, которые были примерно моего возраста, но мужики постарше, боцман и плотник, всё равно относились ко мне снисходительно, обращаясь не иначе, как «студент».
Но я на них не обижался, потому что это они с виду казались такими суровыми и грубыми, а на деле они обучили меня многому и привили те навыки, которые мне, как будущему судоводителю, очень пригодились в будущем.
Судно наше третий день стояло под выгрузкой леса в порту Ниигата и сегодня экипаж отпустили в увольнение в город.
Желающих «пошерстить» капитализм вывезли в центр города на небольшом автобусе, оставили там на пять часов и так же скопом привезли обратно на судно.
Этих пяти часов мне хватило, чтобы полностью изменить представление о капитализме и как он там «загнивает», как нам доводили до сведения преподаватели кафедры марксизма-ленинизма в нашем несравненном училище.
Меня поразило всё увиденное в городе. Впечатления, полученные во время увольнения, полностью выбили меня из колеи жизни, ведь я даже не мог представить себе, что люди вообще могут так жить.
Начнём с того, что это был мой первый рейс за границу.
До сегодняшнего дня я считал, что наш Советский образ жизни и социалистический строй являются самыми лучшими и правильными. Меня всегда удивляло отношение капиталистических стран к политике Советского Союза. Зачем они делают нам всякие пакости? Зачем они брызжут на нас слюной ненависти? Разве они не видят, как мы счастливы, довольны и радуемся миру, счастью, в котором процветает наша страна? Я никак не мог понять такого отношения этих стран к самой лучшей стране на планете.
Но сегодняшняя поездка в город поколебала все устои, взращённые во мне родителями, школой и училищем.
Началось с того, что нам выдали зарплату в виде японских иен из расчёта десятидневного рейса.
Но нам выдали не зарплату, а так называемые «подфлажные» и выплачивались они от процента к окладу. То есть 22.5% от оклада.
Зарплата плавсоставу выплачивалась отдельно рублями, а так называемые «подфлажные» предназначались, чтобы моряки на берегу смогли купить себе мороженое, сок или что-нибудь для лёгкого «перекусона».
Если матрос первого класса проводил за границей целый месяц, то он получал 23.62 рубля «подфлажными». Или, как их называли инвалютными рублями.
При курсе доллара к рублю 0.63–0.68 рубля это значило, что матрос получил бы 14.88–16.06 долларов США в месяц. День прихода в порт и день отхода из порта считались одним днём. Поэтому капитаны всегда старались отходить до полуночи, а приходить после неё, чтобы увеличить количество дней, проведённых за границей СССР.
Ну, а при моей зарплате в 105 (деревянных) рублей в месяц, как у матроса 1-го класса, за десять дней мне полагалось 7.87 долларов США.
А сколько мне стоило труда и забот, чтобы получить эту «корочку», чтобы пойти в рейс матросом первого класса! Кто не суетился, тот ушёл на практику вторым классом, а это 95 рублей в месяц. Своим достижение я очень гордился.
При переводе на иены это оказалось чуть меньше тысячи иен.
И что с ними можно сделать на берегу? Я этого ещё не знал, но когда нас высадили у торговой улицы, то я это в полной мере ощутил.
Блок жвачки – 350 иен, более-менее сносные джинсы 1000 иен.
А вокруг жизнь била ключом! Яркие рекламы, зазывная бодрая музыка, народ, одетый, как с картинок.
Если пройтись по Ленинской во Владивостоке, то в глаза сразу бросалось, что все люди почему-то одеты в чёрно-серое. Идут, уткнувшись в тротуар, а при сближении бросают на тебя оценивающий короткий взгляд и сразу же отводят его в сторону.
А здесь же на тебя вообще никто не обращал никакого внимания. Делай, что хочешь. Сиди, ходи, занимайся своими делами… Так в основном все и делали.
Женщины спешили куда-то за покупками. Мужчин днём почти не видно. Только пожилые люди выгуливали своих внуков, а те, как разноцветные бабочки носились и порхали по аллеям парков, в палисадниках или по этажам супермаркетов. Поразило то, что эти пожилые люди заводили внуков на верхние этажи супермаркетов и оставляли их играть там, а сами спокойно попивали кофе в там же расположенных кафе.
Когда я, привлечённый ароматом кофе, подошёл и заглянул в меню одного из кафе, то пить, есть и вообще, совершать какие-либо телодвижения, мне сразу полностью расхотелось. Цифр меньше, чем в 300 иен на этих меню не значилось, а что там ещё написано в иероглифах, я прочесть не мог.
Так что, при посадке в автобус у меня кроме злости и разочарования от прогулки по «загнивающему» капиталистическому миру ничего не осталось.
И вот с такими мыслями и в таком настроении я заступил на вахту у трапа с нуля до четырёх утра.
Тёплая ночь, ни единого ветерка, так что в легкой курточке я чувствовал себя комфортно. Все работы японские грузчики закончены ещё в пять часов вечера. Причал от просыпанной коры они зачистил, а брёвна, выгруженные с судна, аккуратно сложили в стопки в глубине причала.
Причал хорошо освещался прожекторами с пакгаузов и окружающих их столбов освещения. Так что создавалось впечатление, что ночь как будто и не наступила, настолько вокруг всё ярко освещалось.
Стояла звенящая тишина, сквозь которую не доносилось ни единого звука из недалеко расположенного города, сияющего яркими огнями реклам и фонарей уличного освещения.
Чтобы как-то отвлечь себя от мыслей, разрывающих мой мозг, я ходил по палубе вдоль надстройки. Трап я приподнял над причалом, так что опасности, что кто-то по нему может пробраться на судно никакой не было.
Двадцать шагов в нос, двадцать шагов в кóрму и так много-много раз подряд дефилировал я по палубе.
Неожиданно для себя я увидел, что из-за дальнего пакгауза по направлению к судну бредёт какая-то одинокая фигура.
Чем ближе фигура приближалась к судну, тем явственнее ощущалось, что ко мне приближается подвыпивший человек.
Он шёл неровной походкой, ноги заплетались, и он выделывал замысловатые зигзаги по бетонированной поверхности причала.
Подойдя к трапу, он по-английски прокричал:
— Есть кто живой на борту?
В училище нам преподавали английский, поэтому навыки в общении на этом языке у меня имелись. Поэтому, выйдя на верхнюю площадку трапа, я крикнул вниз:
— Ну, я тут. Чего надо?
— А ты кто? – задрав голову, прокричал пришедший.
— Я вахтенный матрос? – крикнул я в ответ.
— Послушай, вахтенный, позови вахтенного помощника, — громко попросил мужчина.
Одет, если судить по-нашему, он был шикарно. Джинсы, подпоясанные широким ремнём, короткая джинсовая куртка. Рубашка в крупную клетку и в руках кейс типа «дипломат». Чувствовалось, что мужик где-то падал, потому что колени его джинсов и локти куртки перепачкались грязью, поэтому я смотрел на него сверху вниз, как на обычного забулдыгу и засомневался, а стоит ли мне вообще выполнять его просьбу.
Но мужик не унимался и продолжал громко требовать:
— Чего стоишь? Позови помощника!
— А зачем он тебе? – ещё раз попытался выяснить я. Ведь среди ночи звонить вахтенному и будить его мне не хотелось.
— Моё судно стоит на рейде, — заплетающимся языком попытался объяснить пришедший. – Пусть он по УКВ его вызовет и объяснит, чтобы они за мной бот прислали. – Мужик, видать, на эти объяснения потратил последние силы и был уже не в состоянии находиться в вертикальном положении.
Он присел на свой «дипломат» и в бессилии повесил голову.
Решив про себя, что с третьим помощником особенного ничего не случиться, если я его вызову, а тем более, что он выходил с полчаса назад перекурить, я крикнул вниз:
— Сейчас, подожди, я ему позвоню, — и, подойдя к телефону, набрал номер третьего помощника.
Тот, видимо, не спал и сразу поднял трубку.
— Что случилось? – тревожно задал он вопрос.
— Да тут какой-то мужик хочет тебя видеть, — начал объяснять я. – Просит, чтобы ты связался с его судном, и они прислали за ним бот.
— Чего, чего? — не понял третий.
— Бот прислали, — повторил я последнюю фразу.
Трубка некоторое время молчала, видимо, третий помощник соображал, что ему в этой ситуации надо предпринять, но что-то решив про себя, ответил:
— Сейчас приду. Жди.
Через пару минут третий вышел к трапу и, перегнувшись через леера, крикнул поникшему мужику:
— Так чего тебе надо?
От его окрика мужик встрепенулся, поднялся с «дипломата» и махнул рукой:
— Иди сюда. Сил у меня с тобой кричать нет.
Помощник скомандовал мне:
— Смайнай трап, — что я сразу же и сделал, и третий спустился на причал.
Из любопытства я тоже спустился вместе с ним.
Увидев помощника рядом с собой, мужик, а это оказался парень чуть постарше меня, оживился и принялся объяснять:
— Я матрос со шведского судна. Я тут заблудился и никак не могу найти путь назад на своё судно. Свяжись по УКВ с моим судном, пожалуйста, Богом прошу, — при этом он многократно повторял название судна, — и попроси их, чтобы они прислали за мной бот.
Третий внимательно выслушал мольбу шведского матроса, но решить, что делать, так и не мог. Уж больно странной выглядела просьба этого подвыпившего матроса.
Но, что-то решив про себя, третий обнадёжил его:
— Подожди минутку. Сейчас решим, что делать, — и поднялся по трапу на борт судна.
Ну, не через минуту, а минут через десять, к трапу вышел помполит и спустился на причал в сопровождении третьего помощника.
Помполит был ещё тот фрукт. Толстый, пузатый, ленивый, наглый и хамоватый с теми, кто ниже его по чину, но перед капитаном всегда лебезил и старался угодить во всём.
Увидев этакого монстра, швед воспрял духом и вновь начал повторять свою просьбу, при этом путая английские и шведские слова.
Но помполиту было всё равно, на каком языке говорит матрос, потому что он на всех иностранных языках знал только одно: «Yes and no», да ещё обладал странной привычкой при усиленных нагрузках на мозг – это жевать пустым ртом.
Швед перед этим пузатым, жующим существом распинался и что-то пытался то ли доказать, то ли упросить, а помполит молча стоял и смотрел на него, хотя третий помощник бормотал ему перевод просьб шведа.
Швед, ничего не понимая в чём же дело и что он не так говорит, вновь и вновь начинал повторять свои объяснения:
— Сейчас ночь, темно, холодно. Я не знаю куда мне идти и боюсь потеряться, — но, понимая, что его мольбы не доходят до собеседника, начал просить: — Тогда если это невозможно, то хотя бы пустите меня на борт судна. Я тихо посижу и никого не буду трогать… А утром уйду.
Но помполит, как скала, стоял и молчал.
Наконец из его утробы вырвалось единственное слово, которое он знал в совершенстве:
— No.
Поняв, что его просьбы не нашли понимания, швед замолчал, повесил голову, но подумав пару секунд, поднял её, посмотрел помполиту в глаза и уже спокойным голосом задал вопрос:
— А под каким флагом ваше судно?
Третий помощник перевёл помполиту вопрос шведа и тот, широко расправив плечи, и гордо задрав голову, заявил:
— Рашен.
— А-а-а. Р-а-а-а-а-шен, — разочарованно протянул швед, презрительно перекосив губы.
Больше не сказав ни слова, он развернулся и со всей силы махнув рукой, как бы сметая с себя грязь, прилипшую к нему, побрёл к пакгаузам, откуда недавно появился.
Меня от чувства горького стыда за свою страну и от слова «рааашен» чуть наизнанку не вывернуло.
Неожиданно мне до боли стало обидно, что из-за таких уродов как это жирное ничтожество, вообразившее себя пупом земли, к нам во всём мире так презрительно относятся.
(Рассказ капитана дальнего плавания)
17.04.2023