Недалеко от моего дома располагася огромный парк, где в последнее время я пристрастился гулять по утрам. Многочисленные деревья украшали его обихоженные аллеи с беседками и скамейками, а некоторые из них прятались в обрамлении аккуратно подстриженных кустов. Городской шум сюда не доходил и здесь, чуть ли не в центре города, имелась возможность уединиться от шума и городской суеты.
Администрацией парк содержался в хорошем состоянии, поэтому все насаждения регулярно подстригались, опавшие листья убирались молодыми парнями, подрабатывающими дворниками. Везде стояли урны для мусора, а посетители сами соблюдали в парке должный порядок.
В то весеннее утро я, как обычно, прогуливался по аллеям. В одном месте, а я его хорошо знал, росли многочисленные кусты сирени. Сейчас она как раз цвела и источала невероятный аромат, ощутить который я сегодня особенно хотел.
Подойдя к скамейке, находящейся как раз в центре этого невероятного аромата, я увидел женщину. Она сидела и читала книгу.
Мне, вообще-то хотелось побыть в одиночестве и насладиться чистотой утреннего воздуха, пронизанного ароматом сирени, но ближайшая скамейка находилась вдали от этих кустов, поэтому я подошёл к скамейке и поинтересовался у женщины:
— Вы не будете против, если я здесь присяду?
Она, оторвавшись от книги, подняла голову, правой рукой сняла очки и, с интересом посмотрев на меня, грудным голосом произнесла:
— Что Вы, что Вы? Присаживайтесь, пожалуйста, — показав рукой на свободную часть скамейки.
— Большое спасибо, — поблагодарил я её.
Удобно устроившись, я глубоко вдыхал пьянящий аромат сирени, многочисленный гроздья цветов которой облепили окружающие кусты и исподтишка разглядывал свою соседку.
Она сидела ровно, даже не облокачиваясь на спинку скамейки и, слегка наклонив, покрытую пышной шапкой седых волос голову, продолжала читать книгу.
Правильные черты лица в соответствии с её причёской и строгим костюмом делали её привлекательной и, если бы не обильная седина в волосах, то можно было бы предположить, что перед вами не женщина зрелых лет, а молодая девушка.
Разговаривать мне не хотелось. Ведь я специально пришёл в парк, чтобы побыть в тишине и уединиться. Мне вполне хватает этих минут, чтобы отдохнуть от городского и бытового шума, окружающего меня днями.
Но женщина, неожиданно закрыв книгу, с интересом посмотрела в мою сторону.
— Не правда ли, что сегодня замечательная погода и сирень пахнет, как-то по-особому? — с желанием завязать беседу, начала она.
— Вы правы, — согласился я. – Сегодня действительно замечательное утро. Тихо, прохладно, а здесь, — я рукой обвёл пространство, где мы находились, — оно особенно хорошо ощущается, — и глубоко вдохнул ароматный воздух.
— Вы меня извините, что я так банально начала разговор, — женщина мило усмехнулась, — но здесь, — она приподняла книгу, которую до сих пор держала в руках, — именно так и начинаются все беседы.
— Да, именно так все англичане начинают знакомство, — усмехнулся я, заметив, что на обложке книги отсутствуют русские буквы и пояснил: — Когда говорить нечего, то говори о погоде, как они сами шутят.
— Почему же нечего? – удивилась женщина. – В нашей стране и темы для разговора искать не надо. Сначала пришла демократия, про которую все взахлёб кричали, а когда насытились ею, то начали делить неразделённое, выискивать несправедливость, строить замки и разрушать то, что уже построили, — женщина говорила всё это ровным голосом и в её правильно поставленной речи, слегка выделялась буква «а», поэтому мне показалось, что она коренная москвичка. – А теперь вот затеяли эту СВО, — при этом женщина грустно усмехнулась и продолжила: — Нет бы наслаждаться всем этим, — отложив книгу на скамейку, она раскрыла перед собой ладони, как бы взвешивая на них окружающий её воздух, — а они в войнушку решили поиграть.
— Это Вы о чём? – я сделал вид, что не понимаю её, потому что в это светлое и тихое утро ну никак не вписывались разговоры о том, от чего я попытался скрыться в тиши этого парка.
— Да о том, что на Украине твориться, — вздохнула она и, подняв на меня глаза пояснила: — Это в какой-то степени и меня самой касается.
— А что так? – заинтересовался я. – Мне показалось, что Вы относитесь к москвичам уже не в первом колене.
— Это Вам так показалось, — усмехнулась женщина, — потому что я здесь живу уже больше пятидесяти лет.
— А-а, вот в чём дело… — с пониманием закивал я.
— Да, да, — задумчиво начала женщина, но как бы встрепенувшись, представилась: — Меня, кстати, Мариной зовут, — она, как и прежде мило улыбнулась и протянула мне изящную ладошку.
— Юрий Владимирович, — я привстал и осторожно пожал протянутую руку, ощутив её прохладу.
— Я надеюсь, что не Андропов? – хохотнула она.
— Вы угадали, не Андропов, — развёл я руками, усаживаясь на прежнее место.
— Да это и неважно, — она вяла махнула рукой, — Важно то, что вот здесь меня гложет, — и она приложила маленький кулачок к груди. — Я всячески стараюсь уйти от этого, даже вот книжки разные читаю, — она показала мне на книгу, которую всё ещё держала в руках, — но никак это у меня не получается, — с грустной улыбкой взглянув на меня, — всё никак не могу понять, для чего и из-за чего всё это началось… — но я невольно перебил её:
— Что именно началось?
— Война эта началась, — тяжело вздохнула Марина. – Ведь всё же жили так замечательно. Так хорошо, — но увидев непонимание в моих глазах, Марина пояснила. – Понятно, что кто-то там нажиться хочет, но не за счёт же человеческих жизней!! – последние слова она произнесла с надрывом. – Но что же заставляет тех молодых парней, мужчин брать в руки оружие и убивать друг друга? Всё никак не могу понять. Не укладывается это у меня здесь, – и она, прикоснувшись пальчиком к голове, с непониманием вновь взглянула в мою сторону.
Эта тема невольно затронула меня и я, поддавшись эмоциям, принялся рассуждать:
— Наверное, это любовь к Родине, но каждый на своей стороне объясняет её по-своему. Поэтому и возникает это ненависть и стремление доказать друг другу, что ты мой враг и тебя надо уничтожить, а то если я не сделаю этого, то ты придёшь ко мне и уничтожишь меня. С одной стороны – это боязнь за своих близких, а с другой – желание быть независимым. Я лично и конкретно для себя этого объяснить тоже не могу, — выговорившись, я в бессилии развёл руками.
Мы некоторое время помолчали.
— Наверное, — всё-таки это любовь к Родине, — осторожно предположила Марина. — Об этой любви к Родине я сама могу Вам рассказать историю, произошедшую лично со мной, — и, с интересом посмотрев на меня, спросила: — Вы не будете против? – тут же пояснив: — А то в последнее время мне и поговорить то не с кем, а на душе ой сколько накипело…
Время меня не ограничивало. Пенсионеры сами распоряжаются им, поэтому я согласился.
— С удовольствием послушаю, — и, повернувшись в пол оборота к Марине, приготовился слушать.
Рассказ Марины
В десятом классе перед самым окончанием учебного года нам предложили написать сочинение под названием: «Я люблю свою Родину».
Меня эта тема воодушевила, и я с удовольствием принялась писать. Я тут же вспомнила, как недавно мои родители с компанией из нескольких семьёй выехали на берег Днепра. Пока родители готовили шашлыки, мы с девчонками бросились на берег реки и бегали там, обливаясь водой и играя. Но вскоре мне надоела эта суета, и я пошла прогуляться. Я долго бродила по берегу этой огромной реки, рассматривая окружающие меня красоты. Меня поразили просторы, необъятные пространства и красота окружающей природы. Всё увиденное так глубоко залегло в памяти, что предложенная тема сочинения захватила меня и я честно и откровенно написала, как я люблю свою страну, город Киев и ту землю, на которой мне посчастливилось родиться.
Закончила я своё сочинение словами: «И, если я когда-нибудь соберусь уехать из моего любимого города, то выйду на берег Днепра, чтобы навечно запечатлеть в своей памяти простор этой могучей реки, красоту её берегов и златоглавые церкви, высящиеся на её берегах».
Училась я очень хорошо и по итогам обучения выходила на золотую медаль. А это итоговое сочинение должно было явиться подтверждением, что я достойна такой высокой оценки моих знаний.
Но, как говориться, — Марина при этом горько усмехнулась, — блажен тот, кто верует.
— На следующий день перед началом занятий в класс зашла учительница литературы с завучем. В руках завуч держала мою тетрадь и, размахивая ею, с порога накинулась на меня:
— Ты что это здесь понаписала? Ты куда это собралась уезжать? Мы тебя тут учим, готовим к медали и стараемся вырастить элиту нашего украинского общества, а она, понимаешь ли, тут собралась уезжать и зачеркнуть все наши старания и наплевала на нас и на всю нашу страну. Так, собирайся и пошли с нами, — категорично заявила она. — Там мы уже собрали педсовет, где хотим убедиться в твоём лояльном отношении к нашему украинскому обществу.
Такая оценка моего сочинения, в которое я вложила все свои самые светлые и сокровенные чувства, меня поразила, и я онемевшая, стояла около своего стола, не зная, что предпринять в этот момент. Но мои подруги Катя с Машей чьи парты находились рядом с моей, подбодрили меня:
— Да не бойся ты их. Это они тебя стараются запугать. Иди. Ничего они с тобой не сделают.
Поддержка девчонок меня ободрила и я, собравшись с силами, пошла вслед за учителями на педсовет.
А так как первым уроком должна быть литература, а училка наша ушла вместе с завучем, то урок отменялся и мои подружки, как группа поддержки, на расстоянии двинулись за мной следом до самого кабинета завуча.
В кабинете уже собрались все учителя и как только я вошла вслед за завучем, то они все накинулись на меня.
Мне предъявили моё сочинения и накинулись с вопросами, почему и куда это собралась я уезжать? Почему я уподобляюсь предателям Родины и хочу изменить той стране, которая меня воспитала, и что меня побуждает покинуть родную Украину.
Со всех сторон на меня понеслись такие глупости, такая грязь и измышления, что я от всего этого онемела, не в силах даже сообразить, что отвечать на безосновательные обвинения. Ведь я даже в мыслях не держала той ереси, которой поливали меня со всех сторон, окружающие меня учителя. Эти взрослые люди, с которых мы брали пример и прислушивались к каждому их слову, во весь голос несли обвинения в мой адрес об измене и говорили с ужасом о том, что они проглядели такой нарыв, как я, и позволили ему вырасти в их светлом украинском обществе. А кто-то возмущённо требовал мне сознаться, а кто же это подбил меня на такие мысли об измене своей родине.
От вопиющей несправедливости, несущейся в мой адрес, меня душили слёзы и все слова в своё оправдание застряли комком в горле.
Сколько это издевательство надо мной проходило, я не помню, я только помню их перекошенные злобой лица, требующие от меня немедленно оказаться от своих взглядов, мыслей и убеждений и прилюдно перед всей школой покаяться в содеянном. А что я такого сделала? Я никак не могла ни понять, ни осознать. И в чём каяться, я понятия не имела. Ведь в своём сочинении я только хотела выразить любовь и восторженные чувства к своей родине. Меня душили слёзы от безысходности и одиночества в этом, как мне казалось когда-то давным-давно, светлом и радостном обществе.
Неожиданно на моё плечо легла широкая и тяжёлая мужская рука. Подняв голову, я увидела перед собой папу и, уткнувшись ему в плечо, разрыдалась. Мои плечи тряслись от рыданий, слёзы застили мои глаза, и я ничего не видела вокруг себя, а только ощущала папино тепло и его горячие руки.
Марина глубоко вздохнула, наверное, вновь переживая те прежние чувства, захлестнувшие её в том неуютном и чужом кабинете завуча, где она стояла под потоком грязи, льющейся на неё.
Я понимал её состояние, поэтому сидел молча и не перебивал, ожидая, когда она вновь соберётся с силами продолжить своё повествование. Сделав небольшую паузу и, как будто вновь вернувшись в этот парк, на эту затерянную в нём скамейку, Марина уже другим тоном продолжила:
— Школу, в которую я сейчас ходила, недавно только построили и я в ней училась всего два года. Она находилась в паре домов от нашего дома. Поэтому родители решили, зачем я буду куда-то мотаться. Лучше уж я буду учиться рядом с домом. Так и мне удобнее и родителям спокойнее. В классе у нас подобрались замечательные ребята. Мы все вместе проводили много времени, дружили. А девчонки-одноклассницы частенько бывали у меня дома. Поэтому, когда мои подружки увидели, что меня повели в кабинет завуча, то они проследовали со мной, а когда через полуприкрытую дверь услышали, что на меня кричат и обвиняют в каких-то несостоявшихся грехах, бросились ко мне домой.
Папа на работу ещё не ушёл, а когда он увидел возбуждённых девчонок, кричащих, что меня сейчас обвиняют в государственной измене и вот-вот чуть ли не растерзают, бросил все свои дела и пришёл в школу.
— Мой папа – участник Великой Отечественно войны, — гордо поведала мне Марина. – За подвиги во время войны, его наградили несколькими орденами и медалями. Он и после войны долгое время служил в армии, но по здоровью демобилизовался, — пояснила она. — Он прошёл почти всю войну, но после демобилизации свои ордена никогда не выставлял напоказ. Мундир с его орденами висел в шкафу, и папа только иногда вынимал его, перебирал ордена и становился в такие моменты такой грустный и беззащитный. Из этого состояния его могла вывести только мама тоже участница войны и его однополчанка. Она его успокаивала и мундир опять продолжал висеть в шкафу. Но сейчас, когда папа услышал, что со мной приключилась беда, надел мундир со всеми орденами и пошёл в школу.
Он не стал спрашивать разрешения или позволения зайти в кабинет завуча. Он только распахнул дверь и, увидев меня, в бессилии и зарёванную стоящую по середине кабинета, бросился ко мне, прижал к себе покрепче и потребовал у бесновавшихся над беззащитной девчонкой учителей:
— Какое право вы имеете издеваться над моей дочерью?! – он грозно осмотрел притихших учителей. – Вы почему это устроили над ней здесь незаконное судилище?
Большинство учителей прекратили свои нападки и замолчали, но завуч, чувствуя свою власть, сориентировалась и, развернув мою тетрадь, зачитала папе выдержки из моего сочинения и после этого подошла к нему и ехидно поинтересовалась:
— А теперь Вы объясните мне куда это собралась уезжать Ваша дочь, чтобы покинуть нашу родную Украину?
А папа, только прижал меня покрепче к себе, мол не волнуйся дочка, и спокойно ответил на вопрос завуча.
— Если мне не изменяет память, то мы живём в Советском Союзе и вправе жить и учиться там, где захотим. И это право даёт нам наша конституция! Так ведь? – папа замолчал и осмотрел притихших учителей.
На что те согласно загудели, а когда папа увидел, что никто не против этих прописных истин, продолжил:
— Ради этого права и свободной жизни в моей стране я сражался за Родину, и не жалел жизни, чтобы мы были свободными, счастливыми и приносили благо нашей Родине. Вы со мной согласны? Или есть среди вас те, кто против? – против, конечно никого не оказалось и уже тогда папа совсем другим тоном и голосом пояснил учителям: — Мы с женой по итоговым оценкам нашей дочери полагали, что она закончит школу с золотой медалью, поэтому планировали отправить её учиться в Москву, чтобы она поступила в МГУ и получила там высшее образование. Разговоры эти мы с женой вели тайно, но Марина, наверное, их услышала и отобразила свои мечты в этом сочинении, — папа указал на тетрадь, которую завуч всё ещё не выпускала из рук. – И вообще-то я считаю, что моя дочь вправе получать образование там, где она захочет, — подытожил свои мысли папа.
На тут кто-то из учителей возразил ему:
— Но мы же хотели, чтобы она со своими знаниями вошла в элиту нашего украинского общества, — на что папа повернулся к говорившему учителю и прервал её:
— Вы меня, пожалуйста, извините, но у нас не украинское общество, а советское! – он сделал на последнем слове ударение. — И все мы здесь, — он обвёл рукой собравшихся, — часть советского народа. И наша задача состоит в том, чтобы наш советский народ процветал, и мы гордились такими детьми, как моя дочь. А вы, — он вновь указал на учителей, — тем более. Ведь это вы её воспитали и дали ей все знания, с которыми она пойдёт по жизни. И если мы правильно нацелим ребёнка на получение образования, то наше общество только выиграет от этого. Или я в чём-то не прав? – папа вновь грозно осмотрел учителей, притихших при такой интерпретации данного вопроса.
Все, конечно, согласились с папой и даже послышались одобрительные возгласы.
Согласившись с папиными доводами, учителя долго перед ним извинялись, а я так ничего и не смогла сказать, потому что для меня перенесённое событие оказалась непередаваемым стрессом. Я только молча стояла рядом с папой, теребила косу и периодически вытирала глаза давно промокшим платочком, — Марина при этом мягко улыбнулась. Чувствовалось, что она успокоилась от воспоминаний, всколыхнувших её, и продолжила:
— В итоге, дело замяли. Я закончила школу не с золотой медалью, а с серебряной. У папы после тяжёлого ранения оставался осколок в тканях сердца. От перенесённого стресса и несправедливых обвинений, выдвигаемых в мой адрес, он сильно всё это переживал. Осколок сдвинулся, а через несколько лет папы не стало.
А я не ходила в школу неделю, но, когда успокоилась с помощью папы, мамы и своих друзей, вернулась, закончила учебный год, сдала выпускные экзамены в школе и всё-таки уехала в Москву, поступила в МГУ, успешно закончила его и проработала по любимой специальности всю жизнь.
Марина закончила свой рассказ, помолчала и, как бы отвечая на поставленный ранее вопрос, подвела итог:
— И что вы хотите от общества, в котором уже больше пятидесяти лет формируются зачатки национализма? – с любопытством посмотрев она на меня.
— А вы знаете, я с вами согласен, — уже начал рассказывать я. – У меня юность тоже прошла на национальной окраине, и я по горло насытился этим национализмом. Для того, чтобы доказать, что я не грязная русская свинья, мне приходилось чуть ли не каждый день драться. Но, чем больше я живу и понимаю жизнь, то всё больше и больше прихожу к выводу, что дело в том, как правильно направить развитие этого национализма. Если воспитывать и внушать детям их индивидуальность и превосходство над другими нациями, то мы получим непримиримых врагов и националистов с фашистским уклоном. А если начать выделять и подчёркивать самые лучшие черты в нации и внедрять это в разум детей с малолетства, то мы получим таких друзей, на которых в трудную минуту всегда можно опереться и доверять им, как самому себе. Много есть примеров в этом и сейчас, — видя, что Марина со мной согласна, я продолжил развивать свою мысль: — Я случайно в одной из передач программы «Гэлэкси» увидел фотографию нашей Земли с расстояния шести с лишним миллиардов километров, заснятую американским спутником «Вояджер — 1». И как же она меня поразила, когда я увидел, что наша Земля — это всего лишь какая-то маленькая светлая точка на фоне бескрайних просторов космоса и его бесконечной черноты. А ведь для нас людей эта точка – целая планета с морями и океанами, с несколькими миллиардами людей, которых раздирают страсти и противоречия. Но почему люди до сих пор никак не могут понять и оценить то богатство, которое находится у них в руках? Ведь это только одна единственная такая планета в бесконечной вселенной, являющейся нашим домом, и больше таких планет не существует. Почему же люди не берегут её, а проливают на ней кровь, уничтожают друг друга и творят различные пакости? – такая постановка вопроса заинтересовала Марину, мы с ней поднялись со скамейки и ещё некоторое время гуляли по парку, обсуждая этот интересный вопрос.
А когда утренняя свежесть начала исчезать и парк наполнился детскими криками и городским шумом, попрощались и разошлись.
Вернулся я домой позднее обычного, поэтому жена поинтересовалась:
— И где это ты сегодня пропадал? Я уже собралась звонить тебе, ведь завтрак уже как десять раз остыл.
На что я рассказал ей о неожиданной встрече с Мариной и её историю. Внимательно выслушав меня, жена только тяжело вздохнула:
— Скольких людей это сейчас коснулось…
Я очень люблю этот парк и частенько по утрам гуляю в нём. Во время прогулок я, иной раз, вижу Марину. Мы с ней вежливо раскланиваемся, иногда обмениваемся новостями о погоде, но разговоров подобного рода у нас с ней больше не происходило …
21.07.24
К сожалению и я таких учителей встречал, когда учился в 60-х годах в школе в Одессе. Но тогда они свои мысли высказывали очень редко и оглядываясь по сторонам. Мы хорошо относились к украинскому языку, учили его в школе и свободно говорили на нем, хотя в Одессе он практически не использовался, разве только на Привозе. Но новые украинские власти настаивали на этом. Насколько я помню, даже проводился референдум по этому вопросу. Одесситы даже обращались к правительству (тогда еще СССР) просьбой войти в состав РСФСР. Но, к сожалению, властями страны это не было сделано.