Трофимов Н. Из цикла рассказов «Саги о Кулике». Катера

«Стриж» ­­- разъездной командирский катер проекта 1390

          Старпом большого противолодочного корабля «Вице-адмирал Кулаков» капитан 3 ранга Владимир Афанасьевич Зудин сидел в командирском кресле. В данный момент он нёс командирскую вахту и управлял кораблём, возвращающимся после выполнения боевых упражнений в составе КПУГ – корабельной поисково-ударной группы. Впереди в 15 кабельтовых виднелась корма и гакобортный огонь «Удалого» — старшего брата, головного корабля проекта 1155. «Кулаков» был на год младше. На «Удалом» на мачте развевался флаг командира дивизии капитана 1-го ранга В.В.Гришанова. Усталые корабли с усталыми командами уже подходили к приёмному бую Кольского залива, а это значит, что уже через 3-4 часа счастливчики из сходной смены (а на «Кулакове» командир капитан 1-го ранга Л.В.Кулик установил двухсменку) смогут сойти на берег и повидаться с семьями. Сентябрьская погода баловала полным безветрием, сопки местами ещё зеленели, но большая часть уже была покрыта яркими желтыми и красными мазками, как будто неведомый художник решил украсить серость северного гранита карнавальными красками перед грядущей бело-серой полярной зимой. По левому борту высилась громада Кильдина с его отвесными берегами и постоянной пеной прибоя, опоясывающей остров в любую погоду. Вахтенный офицер уперся локтями в поручень под иллюминаторами и усиленно что-то рассматривал в бинокль, имитируя постоянную бдительность и высочайшую готовность к действиям. «Как жаль, что никто меня сейчас не может сфотографировать», — думал вахтенный офицер, — «в отлично пошитом кителе, с красно-бело-красной повязкой «како» с золотой шитой звездой на рукаве, на шее кожаный ремешок от бинокля, весь целеустремлён и чертовски красив – Катька бы просто обалдела от такой фотки!» Катька работала в 31 магазине — гастрономе на ул.Сафонова — и давно уже завоевала мечты молодого старлея, являясь к нему практически в каждом сновидении и мучая, мучая, мучая его истосковавшийся молодой организм. Растекаясь такими мыслями и предвкушая будущий сход на берег с последующей встречей с молодой фурией, старлей вдруг увидел, что на правом фале сигнального мостика «Удалого» поползли вверх два комочка сложенных флагов, достигли реи и, дёрнувшись, распустились в два развевающихся на ветру красно-жёлтых флага «Иже». Вахтенный мгновенно развернулся в сторону старпома и доложил: «На флагмане сыграли «Учебную тревогу»!»

          Зудин встал, ткнул пальцем в кнопку «каюта Командира», затем включил все линии корабельной трансляции (матросскую, офицерскую, боевую и верхнюю палубу), три раза коротко нажал на клавишу колоколов громкого боя и затем надавил и задержал клавишу в нижнем положении. «Дзинь-дзинь-дзинь – дзи-и-и-и-и-инь!» — звенели колокола в каждом отсеке, боевом посту, палубе – не было на корабле места, где бы кто-то не смог услышать их резкий, оглушающий звон. Так, по крайней мере, задумывали конструкторы, проектировавшие системы корабля. На практике же отдельные несознательные личности вставляли между язычком и телом колокола кусок резины или сложенный в несколько раз кусок картона – в этом случае колокол забавно тренькал или возмущённо всхрюкивал. Главное было потом вовремя убрать эту прокладочку – иначе, если данная доработочка попадётся на глаза начальнику, прокладки потребовались бы уже самому изобретателю вкупе с вазелином, ватой и бинтами.

          Колокола ещё вызванивали тревогу, а палубы уже наполнились дробной россыпью множества ног, одетых в прогары, офицерские ботинки или тропические тапочки. Не дожидаясь команды по трансляции, экипаж на автомате выполнял впитавшиеся в кровь и лимфу действия – как павловские собачки подчинялись приобретённому рефлексу, так и экипаж по дзинькающим звонкам бежал по своим боевым постам, занимал свои места, щелкал тумблерами, тыкал в кнопки «Лиственницы» пальцем и докладывал на свой командный пункт о занятии мест по тревоге.

          Владимир Афанасьевич отпустил клавишу и скомандовал в микрофон: «Учебная тревога! По местам стоять, узкость проходить!»

          На ходовой мостик неспешно поднялся командир. Леонтий Вакулович был в превосходном настроении – сегодня все снаряды улетели куда нужно, в необходимом количестве, акустики взяли лодку на приличной дистанции, держали её как бульдог индюшачью ляжку, румыны (то бишь минёры) пульнули практические торпеды успешно и, судя по месту их всплытия, оные навелись на лодку. А на вечер сегодня был запланирован «большой сбор» с узким кругом ограниченных лиц – командиры кораблей 7-ой оперативной эскадры по старой памяти всегда звали Вакулыча на свои командирские посиделки, хотя Кулик уже был командиром в конкурирующей организации – во 2-ой дивизии противолодочных кораблей. Прихлёбывая чай из стакана в личном командирском подстаканнике, Кулик залез в предусмотрительно освобождённое старпомом кресло, устроился поуютнее, закинул ногу на ногу и буркнул в сторону Зудина: «Старпом, командуй!»

          Корабли 10-ой бригады втягивались в Како-Земля – Кольский залив в переводе на общечеловеческий язык. В кильватер «Кулакову» следовали «Громкий», «Резвый» и «Бессменный» — сторожевые корабли проекта 1135. Те, кто служил на сторожевиках, свои корабли называли дежурными мотоциклами Баренцева моря – если где-то что-то происходило, то оперативный дежурный Северного флота привычно отправлял в море газотурбинные сторожевики, способные через 30 минут после получения приказа выскочить в море для решения любой поставленной задачи. Корабли же 7-ой ОпЭск были преимущественно паросиловыми, и для выхода в море им надо было разводить пары в своих «самоварах» — котлах, что, по физике процесса, требовало значительного времени.

          Когда ты возвращаешься с морей, то мысли в обязательном порядке устремляются в одном направлении – на берег! Во-о-н там уже, рядом, видны домики смотрителя маяка на острове Сальный, а это значит, что рейд Североморска и родные причалы буквально в пяти минутах на малом ходу. Скорей бы к причалу, пришвартоваться, обвязаться швартовыми концами сразу по штормовому, привести корабль в порядок, а там уже и вечерний доклад, и, наконец, долгожданное «добро на берег» сходной смене офицерского и мичманского состава.

          Старпом уже и не помнил, сколько дней назад он был на берегу. На берегу – в смысле дома, в семье. Где-то далеко в глубине души старпом тешил надежду на то, что сегодня командир его отпустит домой с вечера до утра – ведь всё в море прошло как по писанному, а это его, старпома, прямая заслуга. Зудин вспомнил, как расцвело лицо командира, когда после торпедных стрельб в динамике УКВ-ЗАС прозвучал голос командира дивизии: «Металл-12, я – Маслина, земля-шапка-семёрка!»

          У всех на ходовом мостике вытянулись вопросительно лица – и что же это значит? Гришанов любил использовать сигналы «Трёхфлажного свода военно-морских сигналов» и рассчитывал на то, что некоторые сигналы командиры должны помнить наизусть. Пока сигнальщики перелистывали страницы толстенной здоровенной книги в поисках необходимого сочетания букв и цифр, Вакулыч непроизвольно расплылся в широчайшей улыбке, взял трубку УКВ-ЗАС, нажал тангенту и ответил: «Маслина, я – Металл-12, служу Советскому Союзу!» Земля-шапка-семёрка (ЗШ7) – означало: «Флагман выражает своё одобрение!»  

          — Ходовой – сигнальный, флагман начал поворот влево на вход на Североморский рейд средними воротами! – раздался в динамике голос старшины отделения сигнальщиков.

          — Есть! – ответил вахтенный офицер и ещё раз пожалел об отсутствии фотографа. Ещё бы – командир корабля, рядом с ним старпом и на фоне всего этого воинского великолепия – он, вахтенный офицер одного из новейших кораблей флота!

          На ходовом незаметной тенью появился командир БЧ-1 – корабельный штурман – с планшетом, на котором штурман хотел доложить командиру решение на подход к причалу номер 7 Североморска вторым корпусом к борту бпк «Удалой», однако, увидев на лице Кулика то давно знакомое кулаковцам выражение полного отстранения от жизни и глубочайшей задумчивости, решил до поры до времени с предложениями не лезть, а спрятаться за шторку, отделявшую командирское кресло от стола автопрокладчика ходового мостика. Засев в засаду, штурман приготовился наблюдать очередной спектакль из жизни мореплавателей.

Рейд Североморска

          «Удалой», подняв на левом рее флаг «Люди» (корабль поворачивает влево), слегка заваливаясь на циркуляции на правый борт, начал вход на внутренний рейд Североморска. В эфире, как всегда, шёл оживленный радиообмен – распорядительный дежурный, сидевший на берегу и ожидавший возвращения комдива со штабом с морей, докладывал Маслине (то бишь – командиру 2-ой дивизии капитану 1-го ранга Валерию Васильевичу Гришанову) все «сплетни», которые комдив не мог знать ввиду пребывания в море, попутно докладывая о плане расстановки кораблей КПУГ-21 по местам на причалах Североморска. Один из двух асов русской литературы А.С.Грибоедов в знакомой всем с детства пьесе сказал: «Тогда не то, что ныне…!» — действительно, на причалах Североморска в то время корабли висели гроздьями винограда. Вместо полагающихся по штату 2-х кораблей на каждый плавпричал на самом деле там швартовались по 4-5 кораблей борт о борт. Поэтому каждое место у причала ценилось на вес золота. Мест было всего 4. Кораблей КПУГ-21 было пять – «Удалой», «Вице-адмирал Кулаков», «Громкий», «Бессменный» и «Резвый». На ходовых мостках сторожевиков, внимательно прослушивающих общение флагмана с берегом, у командиров кораблей Владимира Модестовича Модестова, Владимира Николаевича Щупака, Юрия Александровича Крысова одновременно вытянулись лица – начиналась рулетка, в которой, в отличие от настоящей, проигравшим становился только один! Командиры сторожевых кораблей понимали, что, ясен пень, первыми к причалам поставят так называемые «флагманские каютоносцы» — «Удалой» с «Кулаковым», а 2 других места комдив распределит по своему разумению, а оно является трансцендентным и пониманию в области человеческого разума не подлежит. Более тысячи организмов, одетых в военно-морскую форму, напряжённо ожидали, какая извлилина комдивовского мозга сработает в следующую секунду. От того, какое решение примет комдив, зависело не только то, какая смена с какого корабля сойдёт сегодня на берег, но также и то, какой причал кому прибирать прямо сразу после швартовки и сколько человек нужно будет выделить для несения патрульной службы по гарнизону, а ещё – не дай Бог! – кому готовить караул на гарнизонную гауптвахту. Как известно, возвращающиеся с моря корабли всегда вызывают какое-то огорчение у экипажей, стоящих у причалов: «Пока вы там в морях развлекались и отдыхали, мы тут за вас несли все тяжести и лишения береговой гарнизонной службы!» Поэтому лихорадочно переделывались графики дежурств, караулов, выделений на хоз.работы и т.д. и т.п.

          — Десятый, я — Маслина, — раздался в динамиках УКВ-ЗАС голос Гришанова, — «Одиннадцатый» становится правым бортом к причалу номер 7 правая сторона, к нему правым бортом «Двенадцатый». Остальным ожидать решения по завершению постановки. Квитанцию, приём!

          Все командиры немедленно откликнулись в порядке тактических номеров:

          — Понял, я Металл-11, приём! – это ответил командир «Удалого».

          — Понял, я – Металл-12, приём! – после небольшой паузы ответил Кулик.

          — Понял, я Металл… и так далее.

          Интрига для командиров сторожевых кораблей сохранялась!

          Тем временем на борту «Кулакова» Леонтий Вакулович впал в какое-то подобие транса и упорно не замечал старпома, всем своим видом показывающего, что командир должен дать ему, старпому, команду на приготовление корабля к швартовке. Игорёк Зигуненко (штурман в засаде) издалека показывал Зудину планшет с расчётами на подход к причалу, а точнее к борту «Удалого».

          И Кулик, внезапно очнувшись и выйдя из амнезийного состояния, скомандовал: «Старпом, командирский катер к спуску приготовить!»

          Сказать, что на ходовом мостике «Кулакова» наступила пауза из «Ревизора» — это практически ничего не сказать. Ну причём здесь командирский катер?! Старпом, стерев с лица немое изумление, отдал необходимые распоряжения. Леонтий же наш Вакулович взял трубку УКВ-ЗАС и вышел в эфир:

          — Маслина, я Металл-12, приём!

          — Я – Маслина, — раздался из динамика слегка удивлённый голос Гришанова.

          — Маслина, я – Металл-12, оценил обстановку и прогноз погоды, считаю манёвр подхода и швартовку к «Одиннадцатому» небезопасной, принял решение становиться на якорь на рейде!

          Все на мостике, точнее — все на мостиках всех кораблей 10-ой бригады… как бы помягче выразиться… охренели! Командир добровольно отказывается от постановки к причалу! Зигуненко выронил планшет, пытался тут же поднять его, но сам же на него сначала наступил и порвал так тщательно выполненное решение на подход и швартовку.

          Судя по затянувшейся паузе, охренел и комдив, однако опыт взял своё и в динамике вновь зазвучал его голос:

          — Металл-12, я – Маслина, — очень спокойно и размеренно говорил Валерий Васильевич, — по докладам моего флагманского штурмана погодные условия идеальны и швартовке благоприятствуют, приём!

          — Я – Металл-12, считаю подход в стесненных условиях к борту «одиннадцатого» небезопасным, — упрямо гнул свою линию Вакулыч, хотя уже десятки раз становился к борту «Удалого» в гораздо более гнусных погодных условиях.

          «Пропал вечер с Катькой!» — обреченно подумал вахтенный офицер и с горя напялил фуражку на самые брови.

          А комдив убеждал Кулика:

          — Погода для Вас плохая? Я сейчас дам команду и Вам выделят два буксира! – возмущённый комдив перестал соблюдать правила радиообмена, — Леонтий Вакулович, хотите я Вам своего флагштурмана на катере отправлю в помощь при швартовке?

          Вакулыч же извивался в эфире, как уж на сковородке, приводил невнятные доводы, перепрыгивал с пятого на десятое, в общем, шикарно заговаривал зубы, бубнил, но в обязательном порядке в конце добавлял: «Считаю подход в стеснённых условиях к борту «Одиннадцатого» небезопасным!»

          Командир на своём корабле – Бог, Царь и Генеральный секретарь! Он и только он отвечает перед государством за свой корабль и приказать ему становиться к причалу, если командир считает это небезопасным, не может никто! Возможен только один выход – послать на «Кулаков» комбрига 10-ой бригады, чтобы тот вступил в управление «Кулаковым» лично, о чем должна быть сделана запись в вахтенном журнале. Или самому комдиву вступить в управление. Валерий Васильевич не мог понять внезапной блажи своего подчинённого. Сидя в кресле на ФКП (Флагманском командном пункте дивизии), он вертел трубку переговорного устройства и размышлял: «Сходить на катере на «Кулаков» и лично заслушать командира? Послать туда комбрига-10 капитана 2-го ранга Клюшникова? А, собственно, чего я дёргаюсь? Пусть стоит себе на рейде, раз уж ему так хочется!» Комдив буркнул в трубку:

— Металл-12, я – Маслина, Ваше решение утверждаю, добро на постановку на якорь на рейде, приём!

Выходя с ФКП, Гришанов бросил через плечо оперативному дежурному:

— Определите вместе с Куликом, в какой точке он будет становиться на якорь.

На мостиках сторожевиков царило ликование!

На мостике бпк «Вице-адмирал Кулаков» настроение было абсолютно упадническим, изумлённо-недоумённым, близким к отчаянию. Еще несколько минут назад счастливчики из сходной смены строили планов громадьё – как и где, и с кем они сегодня будут вечером проводить время. Диапазон планов был необычайно широк – от простого «прийти домой в семью», «завалиться в «Чайку», «погудеть в «Океане» до невнятных эротических видений с Катькой в главной роли в истосковавшемся по её прелестям мозгу вахтенного офицера. А сейчас всё это медленно растворялось в небытие, оставляя после себя запах жареных котлет,  тонкий аромат женских духов, резкий выхлоп корабельного шила и непередаваемую атмосферу записанного котами родного подъезда!

От отчаяния вахтенный офицер в знак протеста натянул фуражку ещё глубже, так что околыш придавил сверху и оттопырил его розовые уши.

«Кулаков», еле ворочая винтами, проползал мимо северных, а потом и средних ворот североморского рейда. Вакулыч вёл напряженную войну с оперативным дивизии. Тот предоставил право Кулику выбрать любую точку якорной стоянки на североморском рейде. Однако Металл-12 неожиданно изумил уже и так изумлённых свидетелей этого оживлённого радиообмена решением о постановке не на внутреннем, а на внешнем рейде Североморска, дескать, страшно в таких условиях на внутреннем рейде – там авианосец на якоре болтается, а также крейсер «Александр Невский», как бы чего не вышло! Оперативный уже скулил от отчаяния, но Кулик-таки выторговал себе место на внешнем рейде, да подальше – у Ретинских створов.

На сторожевиках все ржали, как кони – такой спектакль, да за бесплатно! Не служил бы я на флоте, если б не было смешно! На ходовом «Громкого» Владимир Модестович Модестов на радостях прошёлся по мостику строевым шагом с высоким поднятием ноги, правда, держа при этом руки в карманах.

   У старпома «Кулакова» вдруг в голове промелькнула мысль: «Может Он хоть с рейда меня отпустит? Остановлю любой проходящий буксир хоть силой оружия и в Североморск! Шилом расплачусь, так они ещё и утром меня на борт доставят!»

Взяв микрофон «Лиственницы» и включив все линии трансляции, Зудин скомандовал: «Аврал! Баковым на бак, корабль к постановке на правый якорь приготовить!»

Неожиданно командир ткнул старпома вопросом: «Старпом! Я же приказал приготовить мой катер!»

Ничего не понимающий старпом опять скомандовал: «Шкафутовым на шкафут! Команде командирского катера – в катер! Катер к спуску изготовить!»

Корабль медленно на инерции шел в точку отдачи якоря. Радиометристы и штурман постоянно докладывали расстояние до точки, затем прозвучало: «Товарищ командир, корабль в точке!» — «Обе машины назад самый малый! Пошёл правый якорь! На клюз сто пятьдесят! Обе машины стоп!» — с бака доложили – «Корабль вышел на якорь-цепь!»

— Ну вот и всё! – радостно и оживлённо изрёк Кулик, — ну, как, старпом, я их уделал?

— Кого уделали? – удивился старпом.

— Да всех! — ответил Кулик, — ты представь себе, сейчас сентябрь, вся шушера из штаба флота вернулась из отпусков и сейчас же все они рванут по кораблям с проверками, говнокопатели чёртовы, учить нас будут, долбанные учителя народные, как и что мы должны делать, бумаги проверять будут, задницы свои вешками обставлять будут – мол, мы их проверяли, мы им говорили, мы их учили…, а они, такие-сякие на критику нашу да на помощь отеческую внимания не обращали, вот потому-то всё у них так хреново!!! Шило наше будут у тебя, старпом, шантажом вымогать, а докладики свои гадские всё равно начальникам представят, мол, вот мы как проверили да поработали, кровопивцы хреновы!

Произнося этот монолог Вакулыч выпячивал глаза, подмигивал, кривил лицо, приседал, делал танцевальные па, изображая паркетных штабных шаркунов, причём от лютой ненависти к проверяльщикам делал это артистически точно и по Станиславскому! Тот бы точно сказал: «Верю! Тебе, Вакулыч дорогой, — верю!»

Дело в том, что Вакулыч рассчитал всё точно! На причале корабль был беззащитен и доступен для всяких штабных, как летний лагерь для пионеров. На внутреннем рейде Североморска корабль, в принципе, был тоже доступен – движением по рейду заправлял оперативный дежурный 7-ой ОпЭск, который с превеликим удовольствием разрешит рейс до стоящего на якоре корабля 2-ой дивизии, да ещё и любезно катерок предоставит! На внешнем же рейде, как и во всём Кольском заливе, разрешения давал оперативный Кольской флотилии, в чей состав и входила 2-я дивизия. Оперативный КолФл сидел далеко – в Полярном, и к тому же он отнюдь не был расположен давать добро на переход катера с проверяльщиками для копания недостатков на кораблях флотилии. Да и, честно говоря, сами штабные не любили проверять корабли внешнего рейда – погода на Северах меняется стремительно, можно подняться на борт на символические 30 минут и застрять на корабле из-за объявленного «Ветра-3» или «Ветра-2» на несколько дней. Поэтому самое безопасное место от проверяльщиков – это внешний рейд! Бесплатным добавлением ко всему этому было отсутствие необходимости приборки внешних береговых объектов, всяческих гарнизонных нарядов, дежурств и патрулей. Явным же минусом было затруднённое сообщение с берегом! Получить добро на рейс катера или баркаса к причалу Североморска было затруднительно – всё тот же оперативный КолФл очень неохотно давал разрешение, руководствуясь очевидным принципом – как бы чего не вышло! Держать и не пущать было спокойнее – кто их, этих корабельных знает, в каком состоянии у них катер, а вдруг движок заглохнет, а я потом отвечай? Не-е-ет, пусть уж все на борту сидят, службу бдят да матчастью и личным составом занимаются!

— Ну, Афанасьевич, я, пожалуй, домой пойду. Оставляю тебя старшим на борту, в помощь тебе всех «бычков» (на флотском сленге так называют командиров Боевых частей корабля) оставляю, чтобы тебе скучно не было, с собой возьму пятерых офицеров и мичманов по твоему выбору – кого отпустишь, того и возьму. Завтра в 7.00 мой катер к первому причалу. Да, и вот ещё – этого лопоухого комбата, который вахтенного офицера из себя изображает, подмени – я его тоже с собой беру, небось по Катьке истосковался! – довёл до старпома своё решение Кулик.

У вахтенного офицера прижатые околышем и оттопыренные уши из розовых превратились в бордово-алые – хоть беломорину от них прикуривай!

Вакулыч стал спускаться к себе в каюту. «Смирно!» — скомандовал старпом, а когда снизу донеслось приглушённое «Вольно…» на автомате повторил: «Вольно!»

Посмотрев на пылающего комбата, Афанасьевич скомандовал: «Вахтенный офицер! Оформите планшет якорной стоянки, проконтролируете место, вызовите командира стартовой батареи и сдадите вахту, а потом проваливайте на берег с глаз моих…»

В нарушение всех приказов и инструкций, без запрашивания разрешения у распорядительных и оперативных дежурных, командирский разъездной катер проекта 1390 «Стриж» был спущен на воду по правому борту, весело фыркнул дизелем и, радостно плюясь водой из патрубка охлаждения двигателя, описал правую циркуляцию и подошёл к корме к парадному (командирскому) забортному трапу. Крючковые зацепились отпорными крюками за поручни и площадки трапа, на котором уже стояли фалрепные (матросы со специальными плетёными из фала «сосисками», за которые сходящим по трапу в катер удобно держаться при качке). На юте правого борта уже выстроились для проводов командира дежурный по кораблю, командир вахтенного поста, рядом нервно прохаживался старпом. Стараясь не попадаться ему на глаза – от греха подальше – под козырьком вертолётной площадки за шпилем стояла кучка счастливчиков, отправляющаяся на берег. Появился командир, махнул рукой счастливчикам и те в считанные секунды ссыпались по трапу мимо фалрепных и исчезли в каюте «Стрижа». Кулик пожал руки командиру вахтенного поста, дежурному по кораблю, Зудину и, ступив на трап, стал быстро спускаться на нижнюю площадку.

— Смир-р-р-на-а! — заорал старпом.

— Смир-р-р-на! – эхом отозвался командир «Стрижа», как только нога командира коснулась кормовой банкетки катера.

— Отваливай! – скомандовал Кулик, крючковые оттолкнули нос и корму, старшина катера переложил штурвал в положение «право руля» и толкнул рукоятку сектора газа вперёд. Дизель взревел, катер рванулся вправо-вперёд и ходко побежал вдоль корпуса «Кулакова».

— Горнист, играть «Захождение»! – выдохнул команду старпом. Горнист вскинул голову, прижал к губам сверкающий золотом горн и над заливом, Ретинскими створами пронзительной медью зазвучала музыка отдания чести убывающему Командиру. На носу и на кормовой площадке «Стрижа» крючковые встали в наклон вперёд, опираясь на поставленный вертикально отпорный крюк, держа его правой рукой, согнутой в локте горизонтально перед грудью, и только слегка придерживаясь для равновесия левой рукой за специальную леерную стойку. Так крючковые стояли только тогда, когда на борту катера был Командир корабля или Флагман. И если катер с неподвижно застывшими крючковыми проходил по рейду мимо других кораблей, на их мостиках появлялись вахтенные офицеры и горнисты, вахтенные офицеры отдавали честь, а горнисты играли «Захождение» — от корабля к кораблю, от корабля к кораблю…

В этот раз на пути к 1-му (пассажирскому) причалу Североморска «Стрижу» с «Кулакова» никто не отдавал честь, так как катер забирал по широкой дуге с западных румбов, где никаких кораблей, кроме мирно спящего на бочках судна размагничивания, не было. Ну а кто станет требовать от гражданских «пиджаков», служащих на судне, отдания чести? Да и горна у них, ясен пень, не водится, не говоря уже о горнисте! «Стриж» весело бежал к причалу, легкий сизый солярный дымок тут же растворялся за кормой.

Над зданием Морвокзала Североморска, который и был построен около первого причала для приёма и отправки пассажиров по губам, причалам и посёлкам Кольского залива, возвышалась башенка со стеклянным верхним этажом. На крыше башенки высилась мачта, на которой периодически поднимались разнообразные сигналы флагами или фигурными знаками, и всё время, когда бы кто туда ни посмотрел, вращалась антенна радиолокационной станции допотопного образца, тем не менее исправно работающей. Башенка сия носила гордое название «Пост управления рейдом» и никакого боевого назначения не имела. Не смотря ни на что, она числилась в табеле нарядов гарнизона и в неё регулярно отправлялись синекурить дежурным по рейду офицеры эскадры и дивизии, что считалось неофициально дополнительным выходным днём. В башенке дежурили штатные матросы, выполнявшие роль связистов и радиометристов, а также матёрые мичмана – помощники дежурного по рейду, которые, собственно, и несли фактическую службу, в то время как выделенные в наряд офицеры читали детективы, писали письма, «давили на массу», «прослушивали скрип земной оси» или занимались другими приятными делами, которыми заниматься на борту родного железа было невозможно. Один из таких матёрых мичманов сидел сегодня за столом перед раскрытым неизвестно для чего ведущимся журналом перемещений по рейду, подперев рукой левую щёку. Глаза его давно были закрыты, по подбородку ниточкой сбегала слюна, находила самую длинную щетинку, вытягивалась с неё вниз и после долгого висения на тонком хвостике отрывалась-таки и падала на исписанную шариковой ручкой страницу журнала. Изредка он, как боевой жеребец, всхрапывал, дёргался и от того просыпался, обводил мутным взглядом непроснувшегося человека подчинённый ему рейд и снова сладенько засыпал. Проснувшись в очередной раз, мичман Паливода с грохотом выдвинул ящик металлического стола, покрытого многочисленными слоями разноцветной краски, вытащил оттуда пачку «Беломора» дефицитной табачной фабрики им.Урицкого, шикарным жестом выбил оттуда папиросу. Продул её со свистом, привычным движением крестообразно смял мундштук, прилепил уютно папиросину к нижней губе, чиркнул спичкой и поднял глаза, чтобы привычно окинуть рейд взглядом. Вид весело бегущего нарушителя по имени «Стриж» вызвал у него изумление, близкое помешательству. Паливода затряс головой, искренне надеясь, что этот «Стриж» был гостем из сновидений ещё не вполне проснувшегося мозга. Однако «Стриж» продолжал бежать к пассажирскому причалу, а его реальность явственно доказала боль обожжённых догоревшей спичкой большого и указательного пальцев. Мичман вскочил и побежал встречать нарушителя, чтобы немедленно его задержать и доложить начальству о пресечённом лично им безобразии. Уже на лестнице он понял, что бежит в вязаных шерстяных носках, а хромовые ботинки удобно сушатся под батареей. Матерясь и торопясь, Паливода бросился обратно, с разбегу вбил ноги в горячие ботинки, засунул концы шнурков вовнутрь и рванул на задержание нарушителя. Горя служебным рвением, помощник дежурного по рейду поддёрнул повыше локтя повязку «Рцы» (что является на флоте знаком принадлежности к дежурной службе) и горько сожалея об отсутствии пистолета Макарова в пустой кобуре, хлопающей по его тощему заду, выскочил на причал. Первое, что он увидел – это был стоящий у причала катер и капитан 1-го ранга, стоящий на причале. Капитан 1-го ранга на флоте есть величина значительная, мысли в голове Паливоды спутались, но, тем не менее, он подбежал к Кулику, перейдя на последних метрах на строевой шаг, приложил правую руку к козырьку фуражки и обратился к незнакомому офицеру:

— Товарищ капитан 1-го ранга, это Ваш катер?

— А что такое, сынок? – заитересовался Вакулыч.

— Если это Ваш катер, — выдохнул Паливода, — то он арестован!

Сам не понимая до конца, что же он сказал, мичман продолжал стоять перед Куликом, отдавая честь.

Леонтий Вакулович неподдельно изумился, посмотрел на катер, на мичмана, на памятник Алёше неподалёку от Морвокзала, и ответил:

— Если мой катер арестован, — тут Кулик сделал из пальцев правой руки подобие пистолетика с поднятым вверх большим пальцем в виде курка и направил его в грудь мичману, — то ты – Бах! – большой палец упал вниз, — убит!

Кулик поднёс ствол импровизированного пистолета ко рту, зачем-то дунул в него, опустил руку и скомандовал командиру «Стрижа»: «Отваливай!»

Катер мгновенно отпрыгнул от причала, развернулся на пятачке и заревев всеми своими лошадиными силами, рванул обратно на рейд. Мимо застывшего в остолбенении, подобно жене Лота, мичмана, хихикая зловредно, просочилась группка офицеров и мичманов «Кулакова».

По здравому размышлению, Паливода не стал никому докладывать о происшествии. Дежурный по рейду продолжал сотрясать руладами храпа помещение, а следовательно, видеть ничего не мог. А кто его знает, этого капраза, про него доложишь, а потом к нему же тебя служить и переведут. Поэтому Паливода при смене с дежурства следующему помощнику дежурного о наглом катере ничего не рассказал.

Катька допустила оплошность и открыла дверь с бигудями на чёлке и в одном махровом халате на голое тело, в результате чего была мгновенно схвачена, оторвана от пола и потащена в спальню. Возмущённые вопли и стенания в течение нескольких секунд перешли сначала в неуверенные протесты, а потом в стоны и счастливые всхлипывания. В прихожей на коврике козырьком вверх валялась комбатовская фуражка. В полусумраке спальни задорно светились уши.

Вечером, после вечерней проверки, старпом поднялся на ходовой, развернул перископический визир с 12-кратным увеличением по направлению к Североморску и долго, не отрываясь, смотрел на приближенную мощнейшей оптикой серую стену дома и окна своей квартиры. Порой ему казалось, что он даже видит в окне знакомый силуэт.

Гудели в «Чайке» и в «Океане» отдельные личности.

Кулик со товарищи весело вспоминали былые времена, сплетничали и обсуждали своих начальников штабов, комдивов, командира эскадры и командующего флотилией контр-адмирала Касатонова, а это значило, что товарищи командиры слегка злоупотребили спиртными напитками, так как в нормальном состоянии в мужской компании положено говорить только о женщинах. 

Когда утром Кулик прибыл к 6.50 на пассажирский причал, он увидел картину неравного боя нового помощника дежурного по рейду старшего мичмана Поперечного с мичманами и офицерами «Кулакова», собравшимися у пришвартованного у причала «Стрижа». Мичман грозил всем, включая команде катера, всеми мыслимыми и немыслимыми карами, начиная от «я вас всех…» и заканчивая расстрелом на месте. Офицеры и мичманы беззлобно отругивались. В пылу препирательств, старший мичман не сразу заметил, что рядом с ним остановился капитан 1-го ранга.

— В чём дело, товарищ старший мичман? – поинтересовался индифферентно Кулик.

Бедный старший мичман, увидев высокое начальство, почувствовал поддержку и сразу же стал жаловаться капитану 1-го ранга на наглый катер, совершивший переход с внешнего рейда до пассажирского причала без всяких на то разрешений какого бы не было начальства!

— Бардак! – согласился с Поперечным Кулик, — ну что, надо разбираться. Товарищ старший мичман, прошу в катер! Сейчас разберёмся!

— Есть! – радостно ответил тот, почувствовав явное благоволение и приязнь капитана 1-го ранга, прыгнул в катер, победоносно оглядел всех и приготовился к триумфу. Кулик ступил на кормовую банкетку – «Смирно!» — заорал командир катера – «Вольно! Отваливай!» — отозвался Кулик.

Только когда «Стриж» был уже в паре кабельтовых от причала, в голове Поперечного мозаика бытия стала складываться в более или менее ясную картину. Мичман ошеломлённо молчал, стоя рядом со старшиной катера, обдаваемый редкими солёными брызгами от балующихся со «Стрижом» волн.

Так же молча он поднялся по команде Вакулыча на палубу «Кулакова», сопровождаемый ржущими аборигенами.

— Старпом, я тут тебе помощника дежурного по североморскому рейду привёз, так ты его, значить, связью обеспечь, чтобы никто не догадался, откуда он рейдом правит! Ну а ты, душа моя, мне вечером и на катер и на рабочий баркас разрешение на переход-то получи! Ясно? – зазвенел металл в голосе Кулика.

— Так точно! – ответил Поперечный.

Мичмана – это особая каста. Уже через 10 минут местные мичмана подробно объяснили ему, кто такой Кулик и почему с ним лучше не связываться.

Дисциплина в тот день на рейде царила строжайшая. А к 17 часам 30 минутам от борта «Кулакова» отвалили катера – «Стриж» и рабочий баркас со сходной сменой офицеров и мичманов. Баркас отвалил раньше, вместе с Поперечным. Поэтому «Стриж» с Куликом на борту он встречал на причале Морвокзала лично.

Владимир Афанасьевич, наблюдая всё через линзы визира, беззвучно рассмеялся. Катера «Кулакова», играюче подпрыгивая на волнах, словно два дельфинёнка, в строю кильватера возвращались к борту корабля.

БПК проекта 1155 Zen.yandex.com

6 комментариев

Оставить комментарий
  1. Вспомнил службу в Североморске. Спасибо классно написано.

  2. С удовольствием читал! Интереснейший рассказ, написаный в живом и лёгком стиле, с замечательным юмором! Благодарю Автора!!!

  3. Евгений

    Никита, ты настоящий моряк, достойный права пера со Станюковичем К.М. Я уже давно забыл службу, стараюсь не вспоминать…Но благодаря тебе понял, — нельзя это хоронить! Это была жизнь, очень суровая и небезопасная. Спасибо тебе. Я растроган , потому что знаю -это все БЫЛЬ!

    1. Никита Трофимов

      Спасибо за высокую оценку! Послал в редакцию новый рассказ, так что — ждите!

      1. Рассказ еще один получил. Будет опубликован наверно в понедельник. То, что вы пишите — это наша служба, это наша жизнь, это наша молодость. И мы служили честно, без обмана делали свое дело, то чему учились и что должны были делать. А случалось разное, о чем сейчас, спустя годы, очень приятно даже вспомнить. Хотя порой мы ходили по тонкой нити, которая отделяет жизнь от смерти. Но об этом не думали, а думали, как все же лучше сделать свое дело. за нашими спинами стояли люди, а за ними их родители, родные и близкие. И думали о них в том числе, когда принимали решение. Порой очень сложное решение.

  4. Борис Бобак

    А потом, в конце 70-х , А.В.Кулик командовал на Камчатке СКРом 11-35 го проекта «Разумный »
    его помнят и уважают

Добавить комментарий для Никита Трофимов Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *