Прядкин С. Мои не придуманные рассказы. Однажды в ураган

Вахтенный журнал корабля — основной официальный документ, предназначенный для записи событий, связанных с жизнью корабля. В Вахтенный журнал ккорабля вносятся в хронологическом порядке данные о состоянии, плавании и стоянках корабля, об изменениях в личном составе, учениях, обнаружении нарушений установленных правовых режимов в районе несения службы, сведения навигационного характера (курс и скорость, начало маневрирования), о погоде и др.

Вахтенный журнал корабля ведется непрерывно с момента вступления корабля в строй и до исключения его из состава ПС РФ. Вахтенный журнал корабля на ходу корабля и на якоре ведется вахтенным офицером, а при стоянке на бочках швартовых — дежурным по кораблю (на кораблях 1 ранга ведется вахтенным офицером на якоре или бочках).

По истечении года Вахтенный журнал корабля сдается в архив и хранится вечно, как имеющий юридическую силу документ.

На пограничных кораблях 4 ранга, катерах 1 и 2 рангов и вспомогательных судах ведется навигационно-вахтенный журнал.

Случилось это в мою лейтенантскую молодость в конце зимы 1974 года.  Наш корабль БПК проекта 1135 «Достойный» Северного флота, на котором я служил в должности командира ЗРБ № 1 стоял на якоре в маленькой губе Эйна, что находится в Мотовском заливе и вдается в южный берег полуострова Рыбачий. Восточный берег губы весьма высокий, а западный значительно ниже и не является препятствием для ветра западных направлений.

Надвигался ураган, ветер все усиливался, и возникла угроза срыва корабля в якоря. Поэтому вышестоящим командованием было принято решение: кораблю перейти в более безопасное место губу Териберка.  К слову, на Крайнем Севере почти все вдающиеся в сушу бухты и заливы, в которые впадают реки и речки, называются губами. Как говорят северяне — губ много, а целовать некого.

В восемь часов утра по приготовлению корабля к бою и походу я заступил вахтенным офицером на ходовой пост.

В соответствии с «Графиком приготовления корабля к бою и походу» подаю все необходимые команды, а в самом конце приготовления перед съемкой корабля с якоря так же даю команду по всем линиям корабельной трансляции:

— Внимание всего личного состава! Выход на верхнюю палубу запрещен!

И вот корабль снимается с якоря. Якорь-цепь и сам якорь очищены от остатков донного грунта с помощью мощной струи воды из пожарного ствола, якорь закреплен в клюзе по-походному, и баковая команда уходит во внутренние помещения корабля.

 Выходим на фарватер на выход из Мотовского залива. В это же самое время с противоположной стороны из губы Западная Лица на этот же фарватер выходила атомная подводная лодка. Мы, как и положено, предоставили ей приоритет в движении, а командир корабля А.К.Ильин приказал мне постоянно докладывать ему пеленги на подлодку с перископического визира ВПБ-451.

Здесь надо отвлечься и вспомнить об одном важнейшем документе – вахтенном журнале корабля. Дело в том, что он имеет гриф секретности и на ходовом посту хранится в специальном сейфе вместе с другими грифованными документами, сигнальными ракетами и ручными гранатами для подачи сигналов подводной лодке. 

Сам сейф расположен на этом проекте кораблей, можно сказать, рядом с поставкой для ног командирского кресла на правом крыле ходового поста. Проектировщиками корабля, очевидно, было предусмотрено, что заполнять вахтенный журнал надлежало здесь же на маленьком столике с установленным над ним крошечным светильником. Это было крайне неудобно, так как в этом случае возникала необходимость постоянно беспокоить командира корабля, который в ночное время еще и подремывал в этом кресле во время своей командирской вахты, завернувшись в свой командирский реглан. Кроме этого, в ночное время помещение ходового поста было максимально затемнено.  Все контрольные лампочки на различных приборах были заклеены синей изолентой, а подсветка шкал самих приборов и устройств выведена на самый минимум. Поэтому, единственным местом, где можно было заполнить вахтенный журнал, был отгороженный и зашторенный стол автопрокладчика позади рулевого, подсвеченный тусклым светильником на специальной поворотной штанге. Благо, что штурман корабля этим автопрокладчиком никогда не пользовался, поскольку штурманская рубка находилась за кормовой переборкой всего в нескольких метрах.

Справа рядом с автопрокладчиком находилась приставка к РЛС «Волга» «Пальма», очень интересный по тем временам индикаторный прибор, который позволял совмещать радиолокационную картинку надводной обстановки с навигационной картой.

Однако держать постоянно на этом столе   секретный документ без присмотра лично мне было как-то не по себе. Поэтому, чаще всего приходилось заполнять вахтенный журнал непосредственно перед сдачей вахты, внося в хронологическом порядке сведения о событиях из записной книжки, записанных кое-как «на весу» в виде каракулей и пометок, а иногда, вообще по памяти.

Не помню, по какой причине, но на этот раз был как раз второй вариант ведения вахтенного журнала.

Наконец, расхождение с подводной лодкой, закончилось, корабль пропустил ее впереди себя и вышел из Мотовского залива. В снежной пелене едва просматривались: справа по курсу — остров Кильдин, на правом траверзе — вход в Кольский залив, а слева – размытая сумрачная кромка горизонта, разгневанного ураганом Баренцева моря.   

В двенадцать часов я, сделав положенные записи в вахтенном журнале, заканчивавшиеся привычной фразой: «ветер- …, море- …, видимость- … вахтенный офицер …», сдал установленным порядком вахту молодому лейтенанту А.К.Смирнову, и спустился с ходового поста в кают-компанию офицеров.  

В кают-компании, кроме меня, обедал командир нашей бригады противолодочных кораблей Г.Г.Ивков. Столы, чтобы посуда по ним не скользила, были застелены влажными скатертями, бортики столов подняты, кресла с помощью специальных талрепов надежно прикреплены к палубе. Чтобы не выпасть на качке из кресла, зацепился ногой за его ножку, и, удерживая левой рукой почти на весу в горизонтальном положении тарелку, я приступил к трапезе, попеременно меняя в правой руке то кусок хлеба, то ложку с содержимым тарелки.

Вдруг корабль резко сбросил ход, куда-то повалился с курса, и начал сильно раскачиваться.

В этот момент по корабельной трансляции прозвучала встревоженным голосом команда вахтенного офицера:

— Человек за бортом! Гребцам спасательной шлюпки – в шлюпку!

Я — командир спасательной шлюпки. Бросаю обед, хватаясь за что попало на переборках, чтобы удержать равновесие, бегу в свою каюту. Сапоги, канадка, спасательный жилет, шапка – в мгновение ока на мне.  Бегу на левый шкафут к шлюпке. Мои матросы с БЧ-2 и боцмана уже тоже здесь.

Боцмана вываливают шлюпбалкой Иолко шлюпку вровень с верхней палубой, а мы перебираемся в нее и занимаем свои места. Гребцы разбирают весла, я ставлю руль и на мгновение бросаю взгляд за транец вниз на воду. А там внизу – пучина! 

Корпус корабля имеет т.н. удлиненную полубачную конструкцию.  Поэтому высота борта в районе шкафута чуть более четырех метров. Довольно прилично на тихой воде, а сейчас всё по-другому: сильная бортовая качка то приближает водную поверхность почти до киля шлюпки, то она с шумом уходит куда-то в бездну.

Наша шлюпка, подвешенная на шлюпочных талях, сильно раскачивается в такт качки корабля. Гребцам правого борта приходится отталкивать шлюпку от корпуса корабля и при этом суметь не выпасть из шлюпки.

Вокруг нас витает сущее светопреставление.  В воздухе стоит адская смесь звуков из гула ураганного ветра в такелаже и надстройках корабля и воя газовых турбин, газоходы которых находятся всего в нескольких метрах от нас.  Все это дополняется слепящими хлопьями мокрого снега, огромными волнами и водяными брызгами.

На долю секунды промелькнула мысль:

— Еще семь трупов!

Но дальше было уже не до этого.  Вцепившись левой рукой в румпель руля, напряженно смотрю на левое крыло сигнального мостика, с которого мне должны дать направление, куда грести и спасать человека.  

В этот момент через вырез в ограждении левого крыла сигнального мостика вижу, как из ходового поста выскакивает наш замполит А.И.Иваненко и, размахивая руками над головой, что-то кричит и бежит по направлению к нам. Следом за ним буквально вылетают из ходового поста командир корабля и командир бригады. Они тоже яростно размахивают руками над головой и тоже что-то кричат мне.

И вот я сквозь этот адский шум различаю их голоса:

— Не, спуска-а-ать!

Я тут же буквально заорал   боцманам, которые находятся совсем рядом со мной:

— Не спускать! Завалить шлюпку!

И вот мы снова на верхней палубе.  Слышу, что по кораблю объявили боевую тревогу для проверки личного состава.

Бегу в свой носовой центральный пост ракетного оружия. Мои моряки все на месте. Через какое-то время следует объявление боевой готовности номер два, и команда офицерскому составу корабля прибыть в большую кают-компанию.

А там узнаю, что за борт упал матрос с БЧ-5. Его увидели всего на несколько секунд сигнальщики правого борта на гребне волны, о чем немедленно доложили вахтенному офицеру на ходовой пост.  Оказывается, матрос сильно укачался и в обед «траванул» в кубрике. Подобное дело на флоте совершенно не мудрёное и его товарищи без всяких насмешек и обид   попросили убраться за собой. Что он и сделал. Но вместо того, чтобы вынести обрез (железный тазик с двумя ручками) с содержимым в кормовой гальюн, вышел на ют через правую наружную дверь

 А ют на этом проекте корабля очень низкий и по нему «гуляла» океанская волна. Поэтому матрос поднялся на правый шкафут и решил выплеснуть с него. Но, к его несчастью на шкафуте рядом с трубой с газоходами расположен гусак масляной цистерны, вокруг которого парами масла образовывалось предательски скользкое пятно, на которое этот матрос и наступил. И во время сильного крена на правый борт, поскользнулся и проскочил под леерным ограждением в воду.   

Как выяснилось потом, этот матрос был сиротой, но на родине у него осталась не зарегистрированная в браке жена с маленьким ребенком. Жалко, очень жалко моряка-североморца!

Но на этом беды того выхода не закончились.

На следующий день я заступил на вахту в 12 часов дня. Корабль стоял на якоре в губе Териберка.  Погода улучшилась. Стоял ясный день, но с севера дул довольно сильный ветер.

Как известно, одной из многочисленных обязанностей вахтенного офицера является обеспечение безопасности стоянки корабля.

На корабле «адмиральский час», тишина и спокойствие. Святое время! Все, кто свободны от вахты, отдыхают.

Периодически захожу в БИП, благо на этом корабле он в смежном помещении, и контролирую наше место по РЛС «Волга». Сверяю замеренные на ИКО пеленги на ориентиры с их контрольными пеленгами на штурманском планшете Ш-26Б, которые обозначил наш командир БЧ-1 «Мудрый Васильич» В.В.Сентюрин.  Все скучно и однообразно. 

В какой-то момент решил просто еще раз уточнить место, хотя с предыдущего замера контрольных пеленгов прошло не больше 4-5 минут.

Просто что-то внутри меня сказало:

— Иди и проверь контрольные пеленги! 

Беру контрольные пеленги, а они все за пределами допусков. Все четыре! Корабль сорвало с якоря!  

Но вахтенный на баке мне ничего не доложил. Удивительно, но и никаких подергиваний якорь-цепи, никакого увеличения амплитуды качки, как в таких случаях учит об этом морская практика – ничего подобного я не заметил. А из-за довольно большого удаления от берега зрительного бокового перемещения береговой линии тоже не замечалось.  

Бегу на ходовой пост, объявляю боевую тревогу и экстренное приготовление корабля к бою и походу. Кричу по КГС «Каштан» в ПЭЖ вахтенному механику Н.И. Дорогову:

— Коля, запускай турбины быстрее, нас сорвало с якоря!

Нажимаю тангенту вызова рассыльного для приглашения командира корабля на ходовой пост, но он уже сам поднимается по трапу. И комбриг следом. Оба страшно не довольны. Понимаю причину недовольства в том, что не доложил, а сразу сыграл боевую тревогу самостоятельно. А может от того, что разбудил, я же их не спрашивал.

Но оба молча, и без комментариев выслушивают мой доклад. Да, нас действительно и спокойно, этак «без шума и пыли», в относительно безопасной ситуации сорвало с якоря.

 Экстренное приготовление к бою и походу закончилось, корабль дал ход и благополучно вышел в открытое море, где мы еще некоторое время проштормовали на Кильдинском плесе.

Через сутки-другие мы, наконец, пришли в базу Североморск и ошвартовались к одному из плавучих причалов.

Но мои злоключения этого выхода в море на этом не закончились.

Занимаюсь корабельными работами на юте с моряками БЧ-2. Удаляем ржавчину с леерных ограждений, дельных вещей и палубы корабля. Чистим «железо» металлическими щетками, подкрашиваем зачищенные места свинцовым суриком.

Командир корабля куда-то сошел на берег, старшим на борту остался старший помощник командира В.Г.Щупак.

Ковыряюсь вместе с моряками с корабельным «железом» и вдруг боковым зрением вижу, что по юту в сопровождении дежурного по кораблю прошествовал какой-то незнакомый подполковник во флотской шинели с красными просветами на погонах. 

Какое мое дело, что он такой!

Однако вскоре ко мне подходит старпом и спрашивает, мол, я стоял вахтенным офицером по съемке корабля с якоря в губе Эйна?

Отвечаю утвердительно.

— А ты подавал команду по кораблю «Выход на верхнюю палубу запрещен!?

— Так точно, подавал».

— А ты в вахтенный журнал записал?

— Записал… кажется.  

— Ну-ка посмотри, бери вахтенный журнал — и к подполковнику из прокуратуры флота, он сидит в каюте командира и ждет тебя.

Иду в рубку дежурного, поскольку вахтенный журнал во время стоянки у причала хранится у него в сейфе.

Читаю свои записи той вахты и не нахожу нужной.

Подумалось еще:

— Все из-за той подводной лодки «промухал»!   

Делаю в нужном месте звездочку-сноску и делаю необходимую запись ниже полей страницы.

Приношу журнал в каюту командира этому подполковнику.

Он долго читал мои записи, потом спрашивает про сноску. Объясняю ему, как было.

— А как Вы можете доказать, что подавали команду по кораблю?

Уж и не помню, что я ему ответил.

Тогда он вызывает через рассыльного старпома и спрашивает:

— Сколько на корабле отсеков, в которых должен присутствовать личный состав по приготовлению корабля к бою и походу?  

— Тринадцать, — докладывает старпом. 

И тут работник прокуратуры дает старпому приказание: построить в офицерском коридоре по одному матросу с каждого из тринадцати отсеков.

А мне говорит:

— А Вы стойте здесь в каюте командира.

Стою, жду. Через некоторое время перед командирской каютой выстраивается шеренга из матросов.

Подполковник начинает вызывать их по одному и задавать один и тот же вопрос:

— Где находился по приготовлению к бою и походу, какие команды по кораблю слышал?

Чувствую, как у меня по спине поползла струйка холодного пота. Вот тогда, в спасательной шлюпке, которую вот-вот спустят на воду в бушующее море, было не страшно, а сейчас перед этим прокурорским подполковником как-то стало не по себе. 

К моему душевному облегчению первый из опрошенных матросов доложил то, чего я с трепетом и нетерпением ждал. Но подполковник не отпустил матроса обратно, а отправил в командирскую спальню, которая находится в смежном помещении командирской каюты.  Потом вызывал второго матроса и повторил всю процедуру, потом третьего…  И таким образом он опросил всех тринадцать моряков.

И все, как один, доложили, что команду по кораблю «Выход на верхнюю палубу запрещен!» слышали. 

После всего этого подполковник из прокуратуры обратился уже ко мне:  

— Благодари Бога, старлей, повезло тебе!»

А я про себя подумал: три «везения» за один выход — не слишком ли много мне «повезло»!

4 комментария

Оставить комментарий
  1. АЛЕКСАНДР

    Серёга,действительно,везёт тому,кто ВЕЗЁТ! ЧМУповская закалка и =головка тыколкой=…Молодцовский рассказ,жизненный ! Опыт передать другим морякам-святое дело мариманов…А Твой рассказ- другим наука,а кроме того-упрёк корабелам и военно-морской приёмке.на собственной шкуре не пробовавшей нести ходовую вахту на этом проекте…Все недостатки проекта-на шкуре экипажа…Я читал твой рассказ,где Ты подавал серьёзное предложение конструкторам по совершенствованию своего заведования,к которому они отнеслись скептически,но потом его внедрили,присвоив идею себе…Обидно,но так при социализме было сплошь и рядом…А при капитализме-не лучше,если не умеешь бороться за свои права…

  2. Никита Трофимов

    благодарю за возможность вновь оказаться на мостике в Баренцевом море…

  3. Евгений

    Спасибо большое Сергей! Была у нас аналогичная ситуация, правда нам повезло нашли матроса через час, хоть и с переохлаждением, апрель Японское море, 4 градуса, выжил. Сразу Дмб. Очень поучительно!!! Пиши дальше, ждем! Творческих успехов!

  4. Спасибо вам за замечательный рассказ.
    Творческих вам успехов.

Добавить комментарий для Никита Трофимов Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *