Второй фрагмент всего того, что я (Макаров Андрей) написал за последние 2 года, требующий доработки, может переосмысления. Я ещё не издавал их, потому что дорабатываю, исправляю, уточняю. События этой части моих написаний многогранны и связаны с перемещением во времени персонажа и попыткой его изменить ход истории, где нет Октябрьской революции, где нет кровавой Великой Отечественной войны. Есть термины, которые отражены в предыдущих главах, и где персонажи в них играют каждый свою роль.
Насколько я (Главный редактор) понял, Россия вышла из первой мировой войны с Германией, заключив мирный договор, то есть разорвала договор с Антантой без Великой Октябрьской социалистической революции в 1916 году. Подполковник Дробышев Андрей являющеся главным героем повествования, прибывший из будущего, активно влиял на ход исторических событий и фактически их изменил. Публикуются только главы имеющие отношения к флоту.
Глава восемнадцатая
Подводная лодка типат «Нарвал» ru.wikipedia.org
Утро 23 сентября выдалось малооблачным, с температурой около 4 градусов тепла, но к обеду пришло небольшое потепление. Небольшой ветерок трепал ленточки на бескозырках моряков. Подводные лодки стояли пришвартованные у Угольного пирса в ожидании прибытия пластунов. С пирса тянулись трапы к лодкам, в три из которых загружались по десять пластунов, а в четвёртую, типа «Нарвал», грузился боекомплект, оружие и оставшиеся пластуны, отвечавшие за безопасность доставки боекомплекта. Лодки оснащалась радиостанциями и системами звукоподводной связи Фессендена, что облегчало их взаимодействие. Эти лодки считались самыми передовыми подводными боевыми единицами, поэтому их оснастили также «жироскопическими» компáсами системы Сперри с двумя указателями, выносными прожекторами и двумя перископами.
Перекрестившись, весь отряд начал погрузку, длившуюся около часа. На берегу их не провожал военный оркестр, и вообще это мероприятие не должно показывать каких-то особенностей, дабы не привлекать излишних любопытных глаз. Терновский и два офицера штаба стояли всё время на пирсе, провожая своих бойцов в вечность.
Набившись, как селёдки в бочку, пластуны сидели молча во всех свободных местах лодки. Для них этот рейд являлся сравнимым с походом в преисподнюю.
Поход подводных лодок начался в надводном положении, обеспечивающим скорость хода в 12 узлов. Для преодоления расстояния от Одессы к месту высадки требовалось примерно 20 часов при благоприятных погодных условиях и похода в подводном положении половины пути.
Лодки отошли от пирса и, идя в кильватерном строю, медленно растворились в предутренней дымке восходящего солнца. Волна мерно била по корпусу лодки «Нарвал», на которой находился Андрей. Первые часы движения не вызывали никаких тревог, кроме как непривычная замкнутость пространства, тусклый свет, ограниченность в передвижении. Прошло шесть часов нахождения в море, и лодки по согласованной команде приготовились к погружению. До этого времени болтанка чувствовалась в самой лодке, и от ударов волн казалось, что это с виду хрупкое судёнышко вот-вот должно развалиться. Но это только казалось. Питание на борту ограничивалось только тем, что десант мог взять с собой, по минимуму. Особенно это касалось воды. По мере того как лодка ушла под воду, прекратилось биение волн, и морская болезнь, донимавшая некоторых десантников, отступила. Но качка больше не преследовала, зато появились новые ощущения – спёртость воздуха, слабая вентиляция, запах топлива и гул моторов. Повысилась температура в отсеках, и все десантники начали снимать с себя верхнюю одежду, но это мало помогало – пот струился по лицам людей. Прошло ещё шесть часов, и лодки начали всплывать на поверхность. По разрешению капитана Кочетова Д.Д. десантники могли выйти из лодки и подышать свежим воздухом по очереди. Тоже самое проделывали и на других лодках. Небольшой бриз и отсутствие вражеских кораблей поблизости позволяло подышать свежим морским воздухом каждому десантнику по пятнадцать минут. Ни у кого не из «пассажиров» не возникало желания возвращаться в чрево лодки, и каждый хотел побыть на свежем воздухе ещё лишнюю, другую минутку. Лодки качались в дрейфе, пока существовала такая возможность отдыха и приведения себя в порядок. Через час люки задраили, и лодки опять ушли в подводное положение для обеспечения максимальной скрытности прибытия в точку назначения. Время тянулось бесконечно долго, и пластуны уже теряли терпение в ожидании команд:
«Готовность десять минут» и «Десантироваться!». Основная часть пластунов имела стальные нервы, и многие, чтобы скоротать время, спали. Кто сидя, кто полулёжа, кто умудрялся вообще растянуться во весь рост, пока другой пластун разминал ноги, затем они менялись местами. Экипаж подлодок, как мог, так и помогал пластунам: шутил с ними, знакомились, делились пищей, понимая, что пластуны идут на верную смерть. Да и сами пластуны понимали тяжесть службы подводников и их самоотверженность. Ведь при потоплении лодки никто не имеет шанса выжить, в отличие от сухопутных частей. Но и шуткам находилось место в такой тяжёлой обстановке, кому, у кого не хватало уже терпения, предлагали вместо торпед залезть в торпедные аппараты и выстрелиться за счёт своих скопившихся газов в сторону туретчины. Но возникали предположения, что газов скопилось столько много, что можно будет прямиком выскочить на берег и атаковать сразу один из фортов. Взрывы хохота разряжали обстановку, но и росло напряжение по мере того, как лодки приближались к цели. Оставался примерно час до прибытия. На лодках чувствовалось, как пластуны уже заранее начали готовиться, проверять снаряжение, движения их становились всё более чёткими, смех и шутки ушли куда-то в сторону. Неожиданно с лодки «Кашалот» поступил сигнал тревоги:
— Внимание всем! Капитан лодки «Кашалот», возгорание в носовой части лодки. Причина возгорания – замыкание электрической цепи. Принимаем меры для тушения пожара. – Эти слова капитан повторил несколько раз.
Капитан подлодки Стóлица П.К. уже готовился отдать приказ немедленного всплытия, что могло полностью демаскировать, лишить секретности и внезапности высадки десанта. Подводники понимали, что если не потушить пожар или затопить отсек, то это рано или поздно приведёт к гибели подлодки. Матрос 1-ой статьи Громовóй Николай в оборванной и прожжённой в нескольких местах тельняшке и в маске Зелинского, неистово работая руками, сбивал пламя и кричал:
— Забортной водой на меня лейте! Сгорю иначе! — Пламя не отступало. Дым валил и шёл по крыше лодки в другие отсеки, которые капитан приказал изолировать. Из дизельного отсека притащили ящик с песком и четыре коробки порошкового огнетушителя. Матрос 2-ой статьи Луганкин Степан с обожжёнными руками закидывал песок на огонь и молотил куском брезента, что есть силы, по языкам пламени. Там же ещё трое пластунов, сняв свою одежду, тоже махали во всю мочь кусками брезента. Пламя, образовавшееся от короткого замыкания в соединительной коробке, вырвавшееся на свободу, накинулось на находящиеся рядом горючие материалы. Кем-то оставленная ветошь, оставленный бушлат и разлившееся масло – всё пожирал ненасытный огонь. Пламя пошло по электрической проводке. Матросы и пластуны заменяли друг друга. Пространство для огня оставалось меньше и меньше. Фельдшер Путилин, положенный по штату подводной лодки, перевязывал обожжённых храбрецов:
— Братцы, несите их сюда, в дизельный отсек, тут хоть и шумно, но места достаточно, – командовал Путилин. Он смазывал обильно рыбьим жиром обгоревшие места и накладывал повязки на руки, головы и тела матросов и пластунов. Пузыри от ожогов вздулись на теле у Луганкина. Ему, одному из первых, кто кинулся тушить пожар, приходилось несладко.
Масок Зелѝнского хватало только на экипаж, но пластуны могли только намочить тряпки водой и заматывать ими головы. Некоторые, зная старинный способ защиты от дыма, мочились прямо на тряпки и дышали через них. Но угарный газ делал своё дело, пока экипаж бился с огнём – аппарат очистки воздуха перестал справляться с дымом. Часть лодки оставалась обесточенной. На лодке чувствовалась нехватка кислорода и уровень угарного газа достиг значения 3%. Но капитан не остановил движения, и лодка с меньшей скоростью шла дальше. Весь эскорт тоже снизил скорость, так как высаживать десант частями не имело смысла. Люди, измотанные длительным нахождением под водой и при минимальном наличии кислорода, впадали в безумие. Кто-то уже находился в бессознательном состоянии, кто-то бредил, кто-то тупо смотрел на стену, не в силах двинуть рукой. Матрос первой статьи Кудилко, по-видимому, двинувшись рассудком, схватив винтовку одного из пластунов, кинулся в рубку к капитану с дикими воплями:
— Всплывай, капитан, немедленно, а то застрелю, мать твою через коромысло!
Боцман успел подскочить сзади и ударил матроса по затылку, тот рухнул, но успел выстрелить. Пуля пробила обшивку и попала в палубную цистерну, из которой тут же начала поступать вода в лодку, растекаясь в пространстве между цистернами и отсеками. Отверстие было заделано, но что твориться между оболочками никто не знал и какие ещё последствия этой выходки Кудилко могут вылезти скоро – никто не мог предположить. Требовалось всплытие лодки и её ремонт. Подводники боролись с пожаром, как могли, и все средства пожаротушения, задействованные в этом сражении за живучесть лодки, наконец принесли результат. Пожар уничтожил две аккумуляторные батареи, которые пришлось отключить, что снизило энергообеспеченность лодки в автономном плавании, обгорели соединительные коробки и провода. В пожаре пострадали два матроса и три пластуна, получившие сильные ожоги. Осмотрев повреждения, капитан запросил помощи у остальных лодок в наличии запасных батарей, кусков провода и соединительных муфт. С миру по нитке – голому рубашка, так и здесь у прижимистых боцманов на каждой лодке нашлось всего понемногу. Люди в лодке продолжали страдать от удушья и ждали спасительной команды на всплытие, которая наконец прозвучала. В других лодках суета стояла неимоверная. Диверсанты готовились, как им полагается, но капитан «Кашалота» выполнил эту команду раньше других, дав экипажу и пластунам подышать свежим воздухом и прийти в себя после такого испытания огнём удушьем.
Люди стояли на борту лодки «Кашалот». Силуэты других лодок, трудноразличимых в темноте, оставались последним местом, связывавшим диверсантов с родным берегом. Волны мерно били о её борт, чёрное небо звездилось огромными яркими многоигольчатыми звёздами, перемигивающимися друг с другом. Мелкие брызги долетали до пластунов, но они на них не обращали внимания, а дышали воздухом, казавшимся наполненным одновременно запахами мёдов с привкусом солоноватости, воздухом, который хотелось пить и пить измученными угарным газом легкими и всеми частичками человеческих организмов. Яркий серпик, зарождающейся новой луны смотрел с чёрных небес, редкая проплывающая туча, закрывая его, гасила слабый свет, исходящий от нашего небесного спутника, скрадывала все секреты, происходящие на Земле.
Начало высадки десанта передавалось на лодки посредством скрытого семафора. Первым пошли в море десантники с лодки «Кит», вторыми пошли пластуны с лодки «Кашалот», затем «Морж» и одновременно с лодки «Нарвал».
Порядок десантирования, согласованный ранее, изменили для того, чтобы поддерживать на плаву уставших и измученных пластунов с «Кашалота».
Андрей плыл, приспособив свой неразлучный с ним чемоданчик на спине, оберегая его пуще всего на свете.
Тёмный силуэт берега маячил чёрными силуэтами, очерчивая небо и землю извилистым абрисом, придавая этим очертаниям мифологический ужас неизвестности, встретивший когда-то аргонавтов остров Эя, где Цирцея посылает Одиссея и его товарищей в царство мёртвых, к слепому прорицателю Тиресию.
Чёрные воды несли к берегу тридцать четыре диверсанта, и с ними плыл Андрей. В самом море волна не казалась такой высокой и жёсткой, но чем ближе пластуны подплывали к берегу, тем буруны усиливались, и волна высоким накатом шумно разбивалась о берег и откатывалась назад, мешая доплывшим пластунам выходить на берег, но постепенно вся группа, преодолев это первое препятствие, достигла берега и лежала, отдыхая на каменистом берегу под прикрытием скал, возвышавшихся перед русскими воинами. Вахмистр Григорий Край просигналил подлодкам об успешной высадке без потерь. «Нарвал», ответив на семафор и пожелав всем успехов, под покровом ночи с потушенными огнями направился в открытое море с остальными лодками. «Кашалот» двигался в середине эскорта своим ходом, и экипаж лодки готовился к ремонту, место которого определили не в открытом море, а на побережье Турции, в одной из безлюдных бухт.
Для короткого отдыха группе хватило пятнадцать минут, и после команды штабс-капитана пластуны построились в три рядá. Доставка вооружения и боекомплекта прошла без потерь, как и никто не утонул — помогла длительная тренировка в водах Одессы. Вода ещё стекала с одежды диверсантов, но берег для полноценного отдыха не подходил, и необходимость в поиске такого места перед решительным походом оставалась первостепенной задачей.
Определив своё местоположение и координаты, Андрей подошёл к Говору:
— Господин штабс-капитан, по моим данным, мы высадились на 3 километра западнее от намеченной точки высадки.
— Поясните ваше предположение, Павел Иванович, — сомнение звучало в голосе штабс-капитана. Андрей включил голограмму, где на ней Говор увидел себя и всех своих подчинённых, находившихся на берегу. Это вызвало у Говора бурю эмоций и восхищения, выдаваемых им жестами и прерывистым радостным дыханием:
— Это что за прибор такой, господин подполковник? – оторопело спросил Говор.
— Это собственного изобретения, называется флекс, а изображение голограмма. Я позже объясню, господин штабс-капитан – миролюбиво пояснил Андрей.
— Если это так, то радует, Павел Иванович, что этот факт делает группу ближе к форту Эльмас, но усложняет движение по гористой местности. Достав свою карту, Говор собрал весь младший и старший офицерский состав для того, чтобы определить лучшее направление движения по новой местности. Точную карту перед отходом из Одессы им предоставило немецкое командование, так как у российского ГУГШ карты этой местности не имелось. Андрей при этом сделал копию карты и наложил маршрут движения в голограмме, что смогли увидеть не только офицеры, но и рядовые пластуны. Тишина над берегом стояла гробовая, когда вид голограммы парил в воздухе под шум разбивающихся о скалы волнáми и с шуршанием откатывающимися назад и уже успокоившимися создателями всего живого водами, чтобы с новой силой вернуться на сушу и заполнить освободившийся от прежней волны морской берег новыми волнами и пеной.
Группа неслышно передвигалась по едва видимой тропинке в горы, поднимаясь выше и выше, пластуны начали углубляться в растущие на склонах лесá. Поднявшись на плато в начинавшем брезжить рассветом горизонте, штабс-капитан определил место для бивуака, располагавшегося в небольшой лощинке, способной укрыть пару сотен людей.
Выставили дозоры, костры разводили так, чтобы не привлекать дымом случайно забредших в лес и горы турок. Пластуны сушили свои вещи, тихо переговаривались и передавали друг другу свои впечатления от пребывания в недрах подводных лодок, о невиданному до сѐле чудо-синематографу в небе, спрашивали у тех, кто находился в лодке «Кашалот», о случившемся пожаре, перешёптывались, что земля под ними качается, как на волнах, и голова немного кружится. Тихо смеялись. Сварили чай, достали сухпайкѝ, свои небольшие съестные заначки, наполнили фляги водой из рядом протекающего ручейка, поели, вдоволь попили чай и легли спать. Выход назначили на 10 часов дня.
Пластуны стояли, выстроившись в три ряда, готовые к выполнению порученного задания. Андрей стоял в ряду с ними, как обычный диверсант. Пластуны приняли его в свои ряды негласно, так как он, не смотря на свои регалии и звания, вёл с ними себя, как с равными, не старался быть таким, как они, он старался быть самим собой. Так, как он себя вёл в Приднестровье, так, как вёл себя в Грозном. То есть быть частью раскручивающегося маховика, а не соринкой, в движущемся механизме. Перед выходом офицеры ещё раз посовещались и приняли решение выходить к дороге, оценить интенсивность движения, и если повезёт, то обзавестись транспортом, способным доставить группу к форту быстрее, чем следовало по графику и сохранить время для уточнения количества войск в Эльмасе, и основные посты, систему охраны, способы их ликвидации и захват самого форта. Это решение приняли, как основное.
Тропа шла по лесу, то теряясь, то вновь появляясь, петляла между навалами камней и шла по полянкам. Листва леса, трава и кустарники, уже принакрыла своим желтыми и красными накидками осень, не смотря на близость моря, осины, дубы и клёны стояли рядом с соснами и ожидали, когда придёт время скинуть всю свою листву и начинать готовиться к холодам. Впереди, в метрах трехстах, шла передовая группа, состоящая из пяти диверсантов во главе с вахмистром Крайем. Осторожно передвигаясь по лесу, а не по тропинке, они фиксировали каждый непонятный шорох, необычный крик птиц, то есть всё то, что могло говорить о присутствии человека. В течение часа движения никаких неожиданностей не фиксировалось, хотя все находились в постоянном напряжении, не давая себе расслабляться. Судя по карте Андрея, группа двигалась в правильном направлении и вскоре ей предстояло достичь дороги, идущей к первому форту. Расстояние до форта составляло около сорока километров, когда пластуны достигли дороги. По команде Говора отряд разделился на три группы – пять пластунов пересекли дорогу и залегла с одной стороны, вторая половина тоже из пяти пластунов — с другой, главная группа осталась в тылу для поддержки первых двух групп. Андрей вместе с первой группой пересёк дорогу и залёг за деревьями в ожидании транспорта. Место выбиралось так, чтобы дорога хорошо просматривалась по прямой примерно пятьсот метров в ту и другу стороны. Вот на дороге показалась повозка, на которой ехал áга, видимо со своим работником или сыном, везя воз сена. Вдали послышался стук копыт, и Андрей увидел скачущего офицера со стороны города Инеболи. Сигналами со второй группой решили брать его одновременно с двух сторон. Судя по скорости движения, офицер сильно торопился, постоянно подстёгивая лошадь. Поравнявшись с залёгшими пластунами, двое из которых бросили в ноги лошади веревки с утяжелёнными концами, которые обвили ноги лошади, и та, практически стреноженная, споткнулась, упала со всей скорости на колени, а седок, перелетев через её голову со всего маха, растопырив руки в разные стороны, полетел на дорогу и шмякнулся всем своим телом. Его феска слетела, покатилась дальше, но турок оказался опытным наездником, хотя и получив сильный ушиб при падении, и ударившись лицом о дорогу, он, полежав три-четыре секунды попытался подняться. Но большего он уже предпринять ничего не успел. Со стороны второй группы уже бежали два пластуна, один из которых сильным ударом по голове отключил офицера, а пластуны второй группы уже уводили испуганную лошадь в лес. Андрей поразился слаженности взаимодействия пластунов, ведь никто им команды никакой девал — они молча всё сделали в какие-то секунды. Еще одни пластун заметал следы падения лошади и следы её копыт, направленных в лес. Воцарилась первозданная тишина, а затем по дороге проехали в разных направлениях ещё несколько повозок, везущих то сено, то хворост, то какие-то мешки.
Офицера обыскали, и в его полевой сумке нашли пакет, запечатанный печатями. Вскрывать не стали, а ждали, когда появится Говор. Штабс-капитан перебежал на противоположную сторону, чтобы участвовать в допросе офицера, находившегося ещё в отключке. Придя в чувство, турок ошарашенно смотрел на своих похитителей, при этом бормоча:
— Siz kimsiniz? Benden ne istiyorsunuz? Beni durdurmaya nasıl cüret edersiniz?
— Где у нас толмач с турецкого? Что бормочет этот басурманин? Край, зовите сюда толмача, – приказал Говор.
В это время подошёл Андрей:
— Не надо толмача, я буду переводить.
— А, ну давай, Павел Иванович, расспроси этого чебурека, что он за птица и куда он так рьяно летел? – Говору не терпелось узнать всё.
— Memur Bey, bizim kim olduğumuzu bilmek senin için ilginç olmayacak ve bundan sonraki dünyada bile senin için yararlı olmayacak. Umarım açık bir şekilde açıklarım? – начал допрос Андрей.
— Да. Я понял. Но ты говоришь с акцентом моего округа, где я родился! Я всех там знаю, но тебя я не знаю! – Удивление турка отразилось на его лице.
— Твоё звание, как тебя зовут, номер части, куда и кому вёз пакет? – не отвечая на удивление турка, продолжил Андрей, переводя Говору, что говорит турок и свои вопросы.
— Спроси его ещё, сколько людей в форте, кто командир форта, пусть нарисует места расположения огневых точек и скажет пароль. Если откажется, то заткните рот кляпом и начинайте допрос по-серьёзному, не стесняясь. Он нам живой всё равно не нужен, – настроение Говора не требовало пояснений.
Через сорок минут, когда тело поручика, или Mülâzım-ı evvel, начало остывать, в руках у диверсантов находилась требуемая информация. В пакете, который вёз поручик, оказалась ценная информация от командира форта Эльмáс, майора (Miralay) Эрхáн-бея, о том, что местные рыбаки утром видели русские подводные лодки вдали от берега, и что необходимо отправить дополнительные силы для укрепления форта. Также удалось узнать, что сегодня прибудут свежие силы, чтобы заменить тех, кто пробыл в форте более двух месяцев. Из этого следовало, что пластунам нужно поторапливаться, и на их удачу по дороге должны следовать в ближайшее время машины, перевозящие свежих солдат.
Андрей надел форму поручика, она оказалась ему немного великовата, но кто обратит внимание на такие мелочи на дороге, только с конём нужно сделать так, чтобы он не мог никуда ехать. Это оказалось самой маленькой проблемой — пластуны быстро решили её, положив между подковой и копытом небольшой острый камушек, отчего лошадь захромала. Прошёл час, как на дороге показалось два трёхтонных грузовика типа Horch 25, направляющихся в сторону форта. В бинокль удалось разглядеть, что в кузовах машин сидят солдаты, примерно человек по пятнадцать в каждом. Теперь настал бенефис Андрея, и он, выйдя на дорогу, вёл на поводý лошадь. Подъехав поближе, машины остановились, и из первой вышел Yüzbaşı (капитан). Он встал перед капотом и властно крикнул:
— Подойдите сюда быстро, поручик! – вид его показывал важность и превосходство перед поручиком.
Андрей, не торопясь, вёл лошадь и издали крикнул тоже:
— Слушаюсь, господин капитан, лошадь хромает, сейчас подойду.
Капитан терпеливо ждал, но всё же для порядка поторапливал:
— Давайте быстрее, мне некогда тут стоять на дороге, меня в форте ждут, мы и так опаздываем уже на час. И всё из-за этих собак в части, не могли заранее выдать оружие солдатам. Совсем потеряли страх и веру в Аллаха.
Наконец Андрей доковылял к капитану:
— Поручик Мехмет, следую по поручению господина майора Эрхáн-бея к господину Ferik-i sani Бахадир-бею со срочным донесением. Лошадь захромала, ехать не могу быстро, и не знаю, что с ней. Может, у вас есть фунди, кто может помочь, господин капитан? Пакет нужно доставить срочно, — пояснил Андрей.
— Странно, поручик, что вы задержались так надолго, мы вас ждали два часа назад. По дороге вы должны были встретить конный разъезд, способного оказать вам помощь. Или вы разминулись? — капитан сделал шаг назад, внимательно вглядываясь в Андрея. Рука капитана потянулась к кобуре с револьвером. — И вид у вас довольно помятый, форма висит, как мешок. Вы в таком виде решили появиться у самого Ferik-i sani Бехадир-бея? — рука капитана уже расстёгивала кобуру. Это последнее, что успел сделать турок в своей жизни — нож пластуна, брошенный точно в шею, поставила точку в жизни верного слуги Османской империи. Дальнейшие события обрели характер неудержимой, несущей смерть лавины – зазвучали выстрелы с двух сторон дороги, к ним присоединился квантер Андрея, уничтоживший водителей обеих машин и ещё трёх наиболее активных младших офицеров. Двое пластунов, подбежав ко второй машине захватили живьём второго офицера, не успевшего даже вытащить пистолет из кобуры. На дне кузова второй машины нашли двух солдат, которые со страха упали, и трясясь лежали, ожидая своей участи. Закончив уничтожение подкрепления, пластуны переоделись в турецкую форму, а кому не досталась форма, легли на дно грузовиков. Офицера допросили с пристрастием, узнав номер части, имя командира и его имя. Письмо о переподчинении двух отделений командованию фронта, Андрей нашёл в планшете, лежавшем на сидении в грузовике. После того, как офицер присоединился к своим солдатам, отправившись на встречу к Аллаху, штабс-капитан переоделся в форму подпоручика, и сел в кабину грузовика рядом с водителем, говорившим на турецком. Андрей сел в первую машину также с водителем, говорившим также на турецком. Лошадь освободили от камушка, и она смогла спокойно передвигаться, а её оседлал вáхмистр Край, поменявшись формой с Андреем, одевший в свою очередь форму капитана. Трупы солдат, так и не успевших сделать ни единого выстрела, свалили в лесу и привалил валежником. Перед тем, как двинуться в путь, Говор вылез из кабины и подошёл к Андрею:
— Павел Иванович, я не перестаю удивляться вашим техническим и боевым возможностям. Вы уничтожаете цели беззвучно и бесследно. Такими темпами вы можете оставить нас без работы – пошутил Говор – но, если говорить серьёзно, то ваше оружие использовать нале-направо невозможно. Нам нужны ценные пленные, целые орудия и целые арсеналы с боеприпасами. Поэтому нам надо договориться, где вы можете использовать в полной мере ваши возможности. Вы должны ликвидировать посты, чтобы не поднимать тревогу, захватить Эрхáн-бея и получить капитуляцию форта. Наша задача блокирование подходов к арсеналу и казарм – требования штабс-капитана звучали так, что они являются обязательными для исполнения, с которыми Андрей полностью согласился.
Машины заурчали двигателями и тронулись с места. Вахмистр с удовольствием гарцевал на лошади, а она, почувствовав опытного наездника, показывала себя во всей красе – вороная в загаре с белыми чулками лошадь, поистине радовалась, что её не гонят плетью по дроге и не втыкают в бока шпоры, а ласково гладят по спине, разговаривают с ней и хвалят её красоту на неизвестном ей языке, но чувства и руки седока для лошади казались более понятными, чем слова. Пластуны, разместившись в кузове готовились к выполнению главной задачи — взятию форта. Прапорщик Мелентьев сидел во второй машине и осматривал своих бойцов и предупреждал:
— Братцы, когда подъедем к форту, сидим спокойно, рожи наши далеки по виду от турецких, но не подаём виду. Плохо будет, если на КПП пойдут проверять количество солдат, но, думаю, что до этого не дойдёт. Машины поехали, фырча своими двигателями. Пыль от первой машины закрывала видимость дороги, поэтому вторая машина отставала от первой на метров сто. Дорога, проложенная по лесному массиву, то поднималась в гору, то спускалась в долину, порой пересекая по добротным мостам небольшие ручейки, и пересекли относительно широкую речку. По дороге навстречу попадались небольшие повозки с какими-то грузами, проехала запряжённая восьмёркой лошадей богатая коляска с какими-то вензелями на дверях. Ничего не говорило о войне, о предстоящем сражении или вообще о каких-то грядущих катаклизмах. Солнце уже начало двигаться в сторону заката, освещая своими золотыми лучами осеннее небо Турции.