Уже от мыслей никуда не деться.
Пей или спи, смотри или читай,
Всё чаще вспоминается мне детства
Зефирно-шоколадный рай.
Ремень отца свистел над ухом пряжкой,
Глушила мать штормящий океан,
Вскипевших глаз белесые барашки,
И плавился на нервах ураган.
Отец прошел войну, он был военным,
Один в роду, оставшийся в живых.
Я хлеб тайком носил немецким пленным,
Случайно возлюбя врагов своих.
Обсосанные игреки и иксы
Разгадывались в школе без конца,
Мой чуб на лбу и две блатные фиксы
Были решённой формулой лица.
Я школу прогулял на стадионах,
Идя в толпе чугунной на прорыв,
Я помню по воротам каждый промах,
Все остальные промахи забыв.
Иду, как прежде, по аллее длинной,
Сидит мальчишка, он начнет всё вновь,
В руке сжимая ножик перочинный,
На лавке что-то режет про любовь.
Валентин Гафт
ОТ АВТОРА
Настоящая книга, является продолжением автобиографического повествования «Добродетели», события которого окончились 1951 годом. Решение о продолжении истории, было принято исключительно из пожеланий подавляющего числа людей, прочитавших «Добродетели», и не оставшихся равнодушными к судьбе героев. Из поступивших отзывов, стало понятно, что книга произвела на читателей трогательное впечатление. В том числе и тем, что в судьбе самих читателей или их предков, оказалось немало схожих событий и эпизодов, которые пережили они в своей жизни. В одном из отзывов читателя замечено: «Я дочитываю, мне нравится. Задумалась о том, что, несмотря на все тяжести жизни, эти замечательные люди относились ко всему происходящему не с покорной обреченностью, а со спокойным мужеством. И в лицах на фотографиях это читается. Действительно — добродетели, делающие добро. Как люди в такой обстановке сохраняли в себе столько хорошего и чистого?» Автор выражает особую признательность всем читателям, приславшим свои отзывы и мнения о первой книге, которые будут учтены мною в последующих работах.
Поистине велик тот,
кто обладает настоящим милосердием!
Фома Кемпийский, монах
ПРОЛОГ
Уносил ураган времени в историческую даль очередное для нашей страны военное лихолетье, поглотившее миллионы и геройски павших на поле брани, и невинно убиенных жизней, оставляя после себя покалеченными и людей, и города, и саму землю. Не забудем, не простим! История войн еще не знала примеров такой бессмысленной жажды убийства, какая свойственна фашистским людоедам. Победив фашистскую Германию, смогли выжить и не сломиться. Надо было ещё найти в себе силы на преодоление разрухи и восстановление страны, для построения лучшего будущего. Люди, наконец, обрели счастье спокойной жизни и работы. Могли мечтать и горячо обсуждать свои планы, прерванные войной. А мы, тогда ещё дети малые, воспринимавшие жизнь глазами родителей и близких, душой впитывали их теплоту, заботу, материнскую любовь и способность к созиданию. Учились у них мечтать. Главное событие в нашей судьбе уже случилось, которому мы явились не только свидетелями, но и активными участниками. Предки передали нам мирную эпоху и сохранили Родину, которую мы обязаны беречь как зеницу ока. Это под стать смелым людям, способным верить и любить, решительным и ответственным за свои поступки, беспредельно преданным Родине. Ими становятся те, кто в своей жизни находится в русле милосердия. За это огромная наша сыновья благодарность родителям – добродетелям, что подарили нам жизнь и насколько могли, лелеяли нас, за то, что поставили нас на ноги, дали достойное воспитание и приличное образование, за то, что растили нас с любовью и верой в Отечество.
22 марта 1946 года в акушерском отделении «Тропинки» (Херсонская больница имени Афанасия и Ольги Тропиных), я появился на свет. Мою маму, Татьяну Антоновну, в числе других родственников, навещал и её брат Козинцев Пётр Антонович с женой Фаиной и дочкой Танечкой лет одиннадцати. Пётр, как старший брат, не оставлял маму без внимания, помощи и поддержки. Возможно, что в 1945 году он добился от командования своего перевода из Киева в Херсон, оставив более перспективное место службы, чтобы быть поближе к сестре и матери, Евдокии Евдокимовне, возвратившимся из села Шатрово, Курганской области, где мама до 1944 года работала учителем Шатровской средней школы.
Пётр Козинцев. Севастополь. 1928 г.
— Таня, — обратился к сестре Пётр,- а имя сыну уже придумала?
— Пока нет, хотела с Андреем посоветоваться, когда вернётся из Ростова, — ответила, смущаясь, она.
— Да! Думать и советоваться всегда надо. На флоте верно говорят: «Как назовёшь корабль, так он и поплывёт!», — поддержал маму брат.
— А что тут думать? Малыша звать Саша, — с детской непосредственностью выпалила Танечка Козинцева, доселе сидевшая безучастно.
— Значит Александр? — поддержала дочку Фаина.
— Пусть будет Александр! Хорошее имя, — улыбнулась и с облегчением вздохнула мама.
Рос я на «Военке» (при Екатерине Великой — район «Военного форштадта»), в славном городе Херсоне, на примечательной улице Старостина (прежнее название Крепостная, а до этого Церковная), в глинобитном доме № 37 (ныне 38) с камышовой кровлей, напротив пожарной команды. Своё начало улица брала, примерно, от Северных (Московских) ворот крепостного вала Военного форштадта и заканчивалась баштанами, выходившими на хлопковый завод. А за ним, на огромной территории простирались Консервный завод имени И.В. Сталина. Далее бойня скота, затем ещё Кирпичный и Стеклотарный заводы. На Стеклотарном заводе мой отец, Андрей Иванович, проработал слесарем с 1946 года, вплоть до ухода на пенсию.
Дом на ул.Старостина 38. Фото: Виталия Ильина, 6.04. 2015 г.
Принадлежал дом свёкру моей мамы, то есть отцу её первого мужа Сурина Владимира Тимофеевича — Сурину Тимофею Трофимовичу, сыгравшего немаловажную, если не сказать, определяющую роль в судьбе нашей многочисленной семьи. Он дал своё согласие на возвращение мамы с семьёй, из села Шатрово Курганской области в город Херсон, который к тому времени 13 марта 1944 года был освобождён советскими войсками от немецко-фашистских захватчиков и приютил семью в своём доме. В памяти нашей семьи Сурин Тимофей Трофимович сохранился как воплощение великодушия, мудрости, благородства и чести. Человек высоких нравственных принципов. Подобно роднику, его дом поил всех своих обитателей милосердием.