Глава 5. Андрей Доманин

 

Большая часть всех разговоров между Татьяной и Надей, так или иначе, касалась темы любви и женихов. Как-то, накануне воскресенья, золовка заглянула к Тане.

— Завтра, мой Коля, нас с тобой приглашает на торжественный вечер в Дом Красной Армии, по случаю вручения их соединению Ордена Красного Знамени, пойдём? — предложила Надя.

— Да как же я пойду, — удивилась Татьяна. — Мне же не с кем идти, да и приличного надеть нечего.

— Ну, с последним решим, что-нибудь из моего гардероба подберём. А вот с первым… тебя ждёт сюрприз. Надя настолько заинтриговала Татьяну, что у той голова кругом пошла.

— Ну а что за сюрприз? Намекни хотя бы.

— На тебя глаз положил шофёр Николая, Андрюша Доманин, очень мечтает с тобой познакомиться, — загадочно повела красивыми глазами Надя, — Парень — золотые руки, скромный и довольно симпатичный, Коля им не нахвалится, сама увидишь!

Дальше всё было как в чудесном сне: торжественное собрание, концерт, танцы, буфет, и Андрей был как завороженный, не выпускал Танину руку из своих больших и тёплых ладоней, не отводил от неё взгляда. С тех пор, с разрешения Николая, Андрей стал чаще бывать у них в доме, дед не противился, прикидывая, что Надежде пора замуж, да и Татьяна как-то должна устраивать свою жизнь. Пусть будет, например, Андрей.

Андрей Иванович Доманин 22 ноября 1912 года рождения.

Разлом не обошел стороной и жизнь Андрея. В станице Багаевской, что в Ростовской области, всё шло счастливо. Иван Ермолаевич 1880 (около 20 декабря) года рождения и Лукерья Ильинична 1878 (около 4 ноября) года рождения жили всей семьей в доме, унаследованном от отца Ивана, Ермолая 1848 (примерно) года рождения. Было у Ивана и Лукерьи трое деток: старшие сёстры (Феоктиста) Фася, Нина и младший Андрей. У всех в доме были свои обязанности, которые должны быть непременно выполнены. Занимались землепашеством, рыболовством на Дону и торговали рыбой. Имели своих лошадей, телеги. Во дворе полно живности: и куры, и гуси, и утки, держали поросят. Не бедствовали, пока не пришла Первая мировая война, отречения Царя от престола, а затем Революция 1917 и гражданская война.

Отец Андрея – Иван Ермолаевич, продал дом в станице Багаевской и с семьёй переехал в Ростов-на-Дону. Андрей кое-как закончил три класса ЦПШ (Церковно приходской школы), дальнейшую учёбу преподавала сама жизнь, которая всех поразбросала. Андрей в Ростове учиться больше не смог и стал искать работу, а постоянной не было, только временная или сезонная. Там же познакомился с Елизаветой и  влюбился в неё. В скором времени они «расписались» и стали жить — не тужить.

Родился 7 мая 1933 года первенец, Георгий. Не могли на него нарадоваться. Там же пошёл в первый класс школы. Но их любовь прервала судьба, когда организм Лизы не выдержал вторых, очень трудных родов. Андрей потерял и Лизу и второго ребёнка. Врачам не удалось их спасти. Родители и сёстры пришли на выручку, забрали к себе  Жору. Окружили его заботой, и стал приходить в себя. И в школе он учился без особого интереса, частенько уединялся. Не сглаживалась тяжёлая утрата.

Андрей, на пределе отчаяния, пытался податься на заработки, вплоть до того, что собирался уехать на Дальний Восток, но неожиданно в Ростове, подвернулась хорошая работа автослесаря, которой он увлёкся и стал повышать свою квалификацию. Начальники всячески поощряли Андрея за его трудолюбие, безотказность и, самое главное, за отношение и качество работ. После смерти отца, Ивана Ермолаевича, Андрей реже стал появляться дома, всё больше работал и ночевал практически там же. Коллектив автоколонны был для него вторым, если не первым домом. Часть заработка он регулярно отдавал матери и сёстрам. Устраивая себе выходные дни, Андрей  приезжал домой, навещал сына. Жора и был рад приезду отца, он его любил, но раз от раза встречи между ними становились всё прохладней.

Так Андрея и застала Великая Отечественная война. Военком, на просьбу Андрея отправить его на передовую, ответил категорическим отказом. Во-первых, автослесари такого уровня находились на особом учёте, а во-вторых, зрение не позволяло Андрею водить машину в условиях фронта. Был он зачислен в автомастерские Автобата 4-го Украинского фронта, в котором и прослужил до окончания войны и демобилизации, пройдя с ним практически от Волги до Румынии. У военных повелось, что путь Автобата был напрямую связан с передвижением Медсанбата, которому для отправки с передовой раненых бойцов в тыл, требовался транспорт, да ещё и в  большом количестве.

Дальнейшее наступление войск, связано было с укреплением Тыла, поэтому в Херсоне был развёрнут стационарный госпиталь, на базе прежнего, немецкого. Где и произошло  знакомство, лейтенанта медслужбы Логвинова Николая Павловича и рядового автослесаря Доманина Андрея Ивановича, которого тот присмотрел за его надёжность и безотказность. В последующем выпросив Андрея у командования, иногда использовал его в качестве личного шофёра. Перефразируя народную поговорку, можно сказать: «Кто не был молод, тот не был счастлив». Да, ещё шла война. Ещё много нужно было сил для разгрома врага. Наши люди повседневно делали эту работу и на фронтах и в тылу. Но сила природы и молодость брали (а может быть, и давали) «своё».

Встречи Татьяны и Андрея становились всё чаще и глубже. У каждого из них, в душе оставались зажатыми и нерастраченными  чувства любви, нежности, преданности и заботы, которые ждали своего часа и, главное, человека, которому хотелось их посвятить. В определённый момент, настало время очередной передислокации. Автобат, где служил Андрей, покинул пределы Херсона и двинулся дольше, к границам Европы. Конец войне, советские войска уверенно наступали вглубь Европы, громя немецкие войска и их сателлитов.

День Великой Победы Андрей Иванович встретил в Румынии. К счастью, произошла неожиданная  встреча Андрея с Николаем Павловичем, буквально в день его отъезда в Херсон. Он снимался у коменданта с воинского учёта.

Выйдя с подписанными документами, заметил недалеко военный «виллис», подошёл к шофёру, поздоровались, и попросил его подвести на вокзал. А из комендатуры вышел лейтенант медицинской службы Логвинов Николай Павлович, собственной персоной. Так обрадовались друг другу, даже обнялись.

— Андрюша! Какими судьбами?

— Да вот, с 4-м «Украинским», угораздило попасть в Румынию!

— А ты, каким лешим здесь? Как Надя?

— Наденька со мной здесь, сейчас в госпитале на дежурстве. А я приехал поставить себя и её на учёт. Пока будем здесь, в Румынии, до особого распоряжения.

— А я сегодня выезжаю в Херсон!

— К Татьяне?

— К ней, родимой!

— Может, зайдём к нам? Наденька сменится вечером с дежурства, посидим, отметим Победу? — предложил Николай.

— Спасибо, конечно, за предложение, — поблагодарил Андрей, — Но, понимаешь, уже настроился и хочу как можно быстрее увидеться с Татьяной, — разоткровенничался он.

— Ну и правильно решил, — улыбнулся Николай, — А когда мы сможем приехать в Херсон, один бог ведает,  будем надеяться. Да! Андрюша? Нам ли жить в печали?

— Всем передам в Херсоне привет от вас! Наде передавай от меня привет!

— Спасибо! Обязательно передам! На том и расстались.

В день Победы, радости, ликованию и человеческим слезам счастья, казалось, не было конца. В одночасье, на наших людей снизошла благодать Господня. Мир вздохнул. Поворачивалось сознание, будто сделанная непосильная работа по разгрому фашизма, постепенно улетучивалась из мозга, отойдя на второй план, освобождая место новым мыслям о будущей, конечно, счастливой жизни, наполняющим само существо каждого человека. Вот на таких «крыльях счастья» Андрей, выхлопотав у командования месячный отпуск, улетел к своей возлюбленной. Там же застал Андрея и приказ о его демобилизации из рядов Красной Армии.

Андрей и Таня с головой окунулись в мир прекрасных чувств, не жалея друг на друга ни нежности, ни заботы и любви. Особым, запомнившимся им днём, был День Парада Победы в Москве, на Красной Площади, который проходил 24 июня 1945 года и транслировался по радио на весь Советский Союз. Праздник был действительно всенародным, поздравляли друг друга, обнимались незнакомые доселе люди как родные, готовы были поделиться последним с чужим как со своим, родным человеком. Словом, все испытывали и наслаждались эйфорией. К тому же, Тимофею Трофимовичу от Надежды с Николаем пришло письмо из Румынии, в котором Надя сообщила новость о своей беременности. Все эти, да и многие другие, события  оказали на Таню и Андрея неотвратимое влияние, обсуждались мысли уже о семейной жизни, но, как говорится, дело оставалось за малым! По всей видимости, где-то в этот период, и произошло то главное в их жизни событие, которым наградил Господь, за труды праведные.

Зародилась ещё одна жизнь, которая ровно через девять месяцев должна была появиться на Свет Божий. Но всё по порядку. «Жизнь прожить – не поле перейти». Тимофей Трофимович узнал о новости от Татьяны, которая доверяя ему, ничего не скрывала от свёкра, советовалась и делилась с ним, как с родным отцом. Он эту новость воспринял спокойно, попросив вечером собраться у него вместе с Андреем. Состоялся «семейный разговор».

— Таня! Скажи, только честно, ты справишься, если в семье появится четвёртый ребёнок?

— Конечно, справлюсь, потому что я теперь с Андреем,- ответила она.

— Андрей, — обратился свёкор, — А что ты на это скажешь? В каких вы с Татьяной отношениях? И готов ли ты взять Татьяну с её тремя детьми? К тому же, у тебя в Ростове сын, по твоим рассказам. Фактически у вас образуется семья возможно уже с пятью детьми.

— Я Таню очень люблю и дети мне как родные будут, не оставлю её,- отвечает Андрей,- вот только надо бы съездить в Ростов, навестить мать и сестёр, да забрать к себе Жору. А как возвращусь, сразу подадим заявление и распишемся с Таней. Я так решил!

— Значит, так тому и быть, — заключил Тимофей Трофимович, — Первое время поживёте у меня, ну а там надо будет что-то решать уже со своим жильём. Совет мой вам, да любовь. Устраивайтесь!

Для Татьяны это практически означало одобрение свёкра на свершение их планов с Андреем. Такая поддержка дорогого стоит, от неё Татьяна почувствовала, что жизнь становится светлее и все дела ей по плечу. Но мама, восприняла это известие от Татьяны, настороженно и с волнением. Стала высказывать какие-то сомнения, мол, надо тебе хорошенько подумать и не торопиться с ребёнком. Но главное, что Татьяна для себя уже всё решила. В конце концов, это её жизнь.

Отправив Адика в пионерлагерь, с младшими: Виктором и Борисом, соответственно семи и четырёх лет, отправилась с детсадом в летние лагеря, почти на всё лето. И Андрею представился момент съездить в Ростов навестить сестёр, забрать с собой Жору, и к началу учебного года возвратиться на Украину.  Очередная беременность у Татьяны протекала спокойно, без проблем. Закончились летние лагеря, да и лето уже было на излёте, хотя ещё выдавались жаркие августовские деньки. В городе, вся зелень на деревьях и трава от летнего зноя, давно пожухли и окрасились в жёлтые цвета, напоминая о приближении осени. Как раз наступила пора бахчевых и овощей, пришедших на смену фруктам, которыми в этом году щедро одарила природа, будто вознаграждая людей за столь долгое терпение, голод и лишения. К тому же мирная идиллия придавала ощущения незыблемости послевоенной жизни, прибавляя  уверенности в завтрашнем дне. Да, уверенности, пусть и в полуразрушенных городах и сёлах, но великой, свободной и неприкасаемой страны.

Тимофей Трофимович, у которого был свой огород на пустыре у хлопкового завода, позвал как-то всех и объявил  на завтра поход за бахчевыми на огород. Этот надел земли ему достался ещё после Первой Мировой войны, как ветерану, имевшему ранение и «Георгия». Выращивал там  помидоры, дыни, арбузы, лук, картофель и табак. Последний он сушил, делил на порции и продавал на базаре у Ворошиловского парка. Для похода на баштан дед приготовил телегу, в которую впряглись бабы, и поехали за урожаем. Что говорить, ещё как выручил этот урожай.

Евдокия и Татьяна, в скором времени, получили письмо от Петра, в котором он извещал, что просит командование перевести его из Киева служить в Херсон. Чему все искренне были рады.  Наконец соберётся вся их семья.

Детей надо было готовить к школе, Адик шёл в четвёртый класс семилетки, а Виктор в первый. Все детишки в школу ходили босиком, практически до первых холодов. Обуви летней не было. Борис оставался с мамой, работавшей воспитателем, а значит, был у неё под присмотром. Заведующая детсадом — Вера Дмитриевна, была довольна Татьяной Антоновной, могла на неё положиться и ценила как творческую натуру, неформально подходившую к любым занятиям с детьми. Всех деток она принимала как своих, не делая между ними никаких различий, они это чувствовали и отвечали взаимностью. Борис среди  детей детсада, почти ничем не отличался, разве что худенькой фигуркой, очень был похож на деда Сурина Тимофея Трофимовича, за что удостаивался от него благосклонного внимания. Виктор, чем-то по-особенному выделялся, наверное, своей серьёзностью.  Взрослые, между собой, его так и звали: наш старичок. Не по годам, смышлёный, рассудительный, и самое удивительное, он быстро усвоил требования к порядку, выполнял их без лишних напоминаний, самостоятельно: одежда развешана, обувь на месте и чистая, и начищена. Одно и было у него расстройство, что если кто-то нарушал порядок в его вещах. Татьяна была довольна Виктором тем, что он практически не доставлял ей хлопот. Забегая несколько вперёд, об Адике: он уже после окончания семилетки, намеревался поступать в Мореходное училище. Но с подачей документов опоздал и поступил в Судомеханический техникум, в котором проучился два года. Видя, что в техникуме придётся учиться ещё два года, он идёт в вечернюю школу сразу в десятый класс.  Недюжинное упорство в учёбе и его способности, убеждали Татьяну и не смущали его мечты, она только рада была: пусть учится, чем болтаться по улицам. Так и получилось. Так, Адик экстерном окончил десятилетку, получил аттестат зрелости,  сдав все экзамены на «отлично». Казалось, нужно было бы ему дать золотую медаль. Но директор школы Якуб сказал, что он не может ему дать медаль, так как не учился в 8 и 9 классах и отсутствовали оценки по некоторым предметам. В то время, Татьяне много помогал  брат,  Пётр Козинцев и Фаня. Делились пайками, помогали и деньгами. А, например, Адика брали к себе «на содержание» в семью, где он жил почти год – полтора. Находясь в семье у Петра, естественно происходили беседы на разные темы. Но особенно, Адику запомнились его рассказы о флоте, героизме моряков, их верности дружбе, морю и Родине. Они рисовали в его воображении завораживающие картины, где каждый член экипажа как брат или сын. Обделённый, по известным причинам, и не получивший должного отцовского внимания, он уже не мог представить себя вне морского братства. Удивительным образом судьба сама подбрасывает намёки на дальнейший путь. Так, из ГоРОНО пришла разнарядка, на основании которой от их школы, направляли группу старшеклассников в экскурсионную поездку в Москву и Ленинград. Это было для Адика таким счастьем, своими глазами увидеть столицу и Ленинград. Впечатления от поездки, настолько были сильными, что в то время он решил: обязательно, во чтобы-то ни стало, буду жить в Ленинграде. Дело оставалось за малым — поступить в Военно-Морское училище. В свои неполные восемнадцать, Адику удалось осуществить мечту и поступить в Пушкинское  Высшее Военно-морское училище, на электромеханический факультет.

Родни у Татьяны в городе было полным полно, да и подруга детства — Юля с мужем Андреем перебрались в город Херсон, после долгих скитаний. Она встречалась с Юлей,  при первой возможности, не забывали друг друга, делились всем сокровенным, что выручало Татьяну во время отсутствия Андрея, уехавшего в Ростов. Татьяна, за последний год с небольшим, навестила почти всех. Особенно была рада Татьяне, мамина родная сестра, тётя Шура (Александра Пудченко), у которой был единственный сын, да и тот какой-то непутёвый. Тётушка была верующая, часто посещала церковь, где находила умиротворение, особенно после ухода её мужа из жизни. Навещала Татьяна и своих крёстных – тётю Машу и дядю Ваню, а также двоюродного дядю Игната, их сына Виктора с его женой Валей, и его дочь Евгению с мужем Васильком. К тому времени и Виктор, и Василёк демобилизовались, но долгое время не трудоустраивались, из-за «затянувшегося празднования» Великой Победы. У фронтовиков часто, если не ежедневно проходили застолья, песни, воспоминания минувших боёв. Случались и драки. По приказу Сталина, фронтовиков никто не мог трогать, тем более привлекать к ответственности через милицию или прокуратуру, кроме уголовной провинности. «Сколько понадобится, столько пусть гуляют, они это заслужили». Закончился «праздник» для фронтовиков с кончиной отца всех народов, Иосифа Виссарионовича, в марте 1953 года. Да, и ещё об одном важном событии: По всей стране, в послевоенные годы было очень много инвалидов, калек. Что, в общем, и естественно, а как можно было не покалечиться в такой «мясорубке». Врачи — настоящие кудесники, ставили на ноги (или на то, что от них осталось) всех раненых. Однако стало бросаться в глаза, что калек на улицах становилось всё меньше. Ни в пивных погребах, ни на базарах, ни на «толкучках», ни на вокзалах их почти не встретишь, а через некоторое время они и вовсе исчезли из нашей жизни. Но как оказалось, никуда они не исчезли, их, по приказу товарища Сталина, отлавливали подобно бродячим собакам, и отправляли эшелонами на Соловки, где они все и закончили свой славный боевой путь, истинных победителей. Печальные страницы нашей истории.   Татьяна, сколько могла, навещала родных и близких себе людей, приносила гостинцы,  поддерживала  их, за что те, в свою очередь, были ей  рады и благодарны. И всё же, несмотря на занятость и внимание со стороны людей, сердцу уже не хватало того единственного, чья кровинка билась у неё под сердцем. Понемногу стала закрадываться, пока ещё, необъяснимая тревога. Дети уже пошли в школу, а от Андрея ни весточки. Навязчивые мысли прогоняла прочь, не позволяя им зацепиться за живое, верила, что всё обойдётся. Первая решилась написать Андрею в Ростов, на адрес его сестры Фаси. Ответ от неё пришёл не скоро, и довольно пространный, из которого Татьяна только и поняла, что-то случилось. Разговоры с мамой  подводили её к мысли об избавлении от плода, раз уж от Андрея нет твёрдых действий и выполнения обещаний. Татьяна старалась уходить от подобных разговоров. Последней инстанцией, как и полагается, был свёкор, Тимофей Трофимович рассудил так:

— Срок я вижу уже не малый. Что говорят врачи из консультации?

— Беременность протекает нормально, ответила Таня,- но прерывать её опасно из-за большого срока.

— Вот и я, о том же толкую, — молвил свёкор, — выбрось Таня, все эти бредни из головы, носи спокойно ребёнка и рожай. Слава Богу, не война, всем миром справимся. А там, может и Андрей объявится.

Оптимистичное решение только немного успокоило её, оставив в душе взволнованность, вплоть до возвращения Андрея, к которому она уже успела всем своим существом привязаться. Не дожидаясь весточки от Андрея из Ростова, сама написала ему  письмо через его сестёр. Письмо было коротким, но проникновенным и нежным, вложила в конверт одну из своих прежних фотографий, приписав на ней «На память Андрюше от Тани. Взгляни и вспомни свою жену. 19 октября 1945 года».

А оказалось! Андрей, выезжая в Ростов, как было положено, снялся с воинского учёта, а по прибытии в Ростов, на следующий день, отправился в военную комендатуру становиться на учёт. Вместо штампа в военном билете о прибытии и постановки на воинский учёт, его отправили к коменданту. Андрей, недоумевая, в чём причина вызова его к начальнику, войдя в кабинет, браво отрапортовал, о прибытии в отпуск за сыном. Комендант долго вертел документы Андрея, куда-то выходил несколько раз, наконец, спросил:

— А когда ты, голубчик, покинул Румынию? Андрей ответил, что получил краткосрочный отпуск в  город Херсон, где он сразу же встал на воинский учёт, а через две недели, комендантом, ему был вручён приказ о его демобилизации. Комендант недовольно выругался и говорит:

— А следом за этим приказом пришёл другой приказ, отменяющий поспешную демобилизацию. Тебе его вручили?

— Нет,- отвечает Андрей, — наверно не успели, так как я выехал в Ростов.

— Вот по этой причине, тебя подали в список потенциальных дезертиров, а что в Армии с ними бывает, знаешь?

— Так точно, знаю, товарищ комендант, но я и не думал дезертировать.

— Не умничай! И слушай сюда! Пошлём твои бумаги в центр, с ходатайством об исключении тебя из этих злополучных списков. Но это потребует времени, не так у нас быстро из таких списков удаляют, чем вносят. Вижу, ты парень смышлёный, а что в автотехнике действительно разбираешься?

— Так точно,- подскочил Андрей,- почувствовав, что разговор смягчается.

— Ну да ладно. Тогда вот что! Сейчас иди-ка к моему старшине Михайленко, скажешь, что я прислал помочь разобраться с машинами, которые в ремонте. Он определит тебе рабочее место и поставит на довольствие. Будешь какое-то время при комендатуре, под арест пока не беру. Но и не вздумай бежать. Тогда уж точно упекут далеко и надолго, и ничем тебе никто не поможет, понятно излагаю?

— Так точно,- выпалил Андрей, хотя лёгкий холодок прокатился по его телу. Михайленко взял документы Андрея, зашли в кандейку, там выписал продовольственный аттестат и велел отнести его в бухгалтерию и, не мешкая возвращаться. Отвел Андрея в гараж, определил ему рабочее место, выдал спецовку, сапоги, рукавицы и показал машины, которые ремонтировались и были разобраны.

— А где мне можно ночевать? Дома? Я сейчас остановился у матери и своих сестёр, там же и сын.       — Посмотрим, — угрюмо ответил старшина, — Точно могу сказать, если будет срочная работа, то ночевать будешь здесь, в комендатуре, вместе с комендантским взводом. Так и решили. Андрей, не раскачиваясь,  взялся за привычное дело. В течение дня «поставил на ход» первую машину комендатуры, чем изрядно порадовал коменданта.

— А эти болваны, крутятся вокруг неё уже второю неделю, не могут запустить. Посажу, подлецов, будут знать у меня!

— Товарищ комендант, не сердитесь на них, — вступился за слесарей Андрей,- они не имеют такого опыта, а я их обучу навыкам, получатся и из них хорошие специалисты.

— Ну, смотри у меня, Андрей, коль сдержишь слово, получишь поощрение! Так и пошёл производственный процесс, но только личная жизнь у него опять застопорилась. Татьяне решил пока подробности не сообщать, да и не известно было, чем дело завершится. На войне  всякого навидался, бывало, арестуют, и пропал человек.

Приближался Новый 1946 год. Встретила его Татьяна в семье свёкра, с детьми и мамой. Всем скопом наряжали ёлку, каким-то чудом деду Сурину удалось её достать. Суета, приятное ожидание праздника, дети, как могли, охотно помогали взрослым, то и дело, поглядывая на старинные настенные часы, которые величественно приближали торжественный момент. Дед  деловито осматривал репродуктор, висящий на стене «чёрной сковородой», то и дело, поправляя на нём тонкие проводки.  Из него раздавалась разная музыка. В доме обычно пользовались керосиновыми лампами, тускло освещавшими помещения, но по случаю праздника, хозяин разрешил включить электрическое освещение, вызвав у детей не меньший восторг, чем сам праздник. На столе появилась и закуска, и румяные пироги, да и чекушка водочки, с которой Тимофей Трофимович иногда «дружил», но не злоупотреблял. Наконец-то ударил бой часов, извещая присутствующим о наступлении Нового Года, на который, обычно, возлагают светлые надежды. В репродукторе раздался бой Кремлёвских курантов, а затем  голос Левитана, зачитавшего обращение товарища Сталина к советскому народу и поздравление с Новым 1946 годом. Посидев немного за столом, и наевшись досыта, дети  отправились к себе спать, а взрослые остались. Дед, зная замечательный голос Татьяны, попросил её что-нибудь спеть. Всем особенно нравилась народная украинская песня «Ой не свiти мiсяченьку» в её исполнении. Охотно согласилась, и все вслед за Татьяной подхватили песню разными голосами. В общем, праздник удался, все загадали пожелания в Новом году, а Татьяна помолилась, чтобы  быстрее возвратился Андрей. В скором времени, к радости новогодних ожиданий, от Нади и Николая пришла из Румынии весточка о рождении у них 1 января  первенца, имя которому они решили дать Владимир, в честь Надиного брата. Это известие всеми было воспринято как, своего рода, добрый знак. Слава Богу, пойдёт все хорошо.