Доманин А.А. Добродетели (автобиографическое повествование)

Глава 3. Татьяна Кузнецова

Татьяна Кузнецова и Володя Сурин, обосновались в Челябинске, который на неопределённое время должен был стать им  родным городом. Они были счастливы, очень счастливы, потому что были слишком молоды и полны энергии и мечтаний. От завода ЧТЗ им выделили комнатку в общежитии. Татьяна получила направление в школу, стала преподавать биологию и естествознание.

Володя трудился в техническом отделе завода, зарекомендовав себя думающим и перспективным работником. Почти сразу встал вопрос о дальнейшем повышении образования в институте. Сомнений не было, и Володя стал готовить документы и поступил в Уральский индустриальный (политехнический) институт им. С.М. Кирова. А Татьяна, одновременно подала документы и поступила в Свердловский педагогический институт, на географо-биологический факультет.

Учились добросовестно, с полной отдачей. Хватало времени на всё: на работу, учёбу, театры, вечеринки и, конечно, на личную жизнь. В голодные 1931-1932 годы, как-то выживали. Спасибо ЧТЗ, что своим рабочим и инженерно-техническому составу помогал дополнительными пайками. Так и шла кипучая  семейная жизнь. 14 октября 1933 года родился первенец, которого нарекли Адольфом. Надо пояснить, что в те годы были очень распространены имена: Арнольд, Альфред, Альберт, Артур и пр. Наших молодых родителей тоже не обошла стороной мода на имена новорожденным. Многие эпизоды, их многогранной, полной, удивительной  жизни, автор строк опускает, по причине отсутствия информации о подробностях. Тем не менее, благополучие семьи, определяется не только материальной стороной, а приростом детьми. И в этом они тоже преуспели. 7 июня 1937 году рождается Виктор. А, можно сказать следом, 14 ноября 1939 году родился Борис. Татьяна, естественно, по этой причине вынуждена была брать академические отпуска, на период родов и по уходу за детьми. К этому времени, Володя окончил Институт, и был назначен главным инженером на Челябинский Военный завод имени Серго Орджоникидзе. Продвижению по карьерной лестнице способствовали не только его личные качества, но и регулярные, расстрелы бывших руководителей предприятий, в том числе и инженерных работников, коих «разоблачали» как врагов народа, особенно в предвоенные годы. Тогда же  Володе от завода была выделена 3-х комнатная, ведомственная квартира, в которую они с удовольствием поселились всей большой семьёй. Буквально перед рождением Виктора в 1937 году, Татьяна написала письмо матери в Херсон и попросила её приехать к ним в Челябинск. На что Евдокия дала согласие, продала свой дом в Мельницах, и приехала в Челябинск, вручив дочери, вырученные от продажи деньги. Они оказались как нельзя, кстати, и мама и деньги. Всем казалось, что счастью и безоблачной жизни не будет конца. Старший был устроен в детсад, который на всё лето вывозил детей на летние дачи в сосновый лес. Младшие были под присмотром бабушки.  В школе Татьяна, зарекомендовала себя одной из лучших среди педагогов. На педсоветах, другим её ставили в пример, как наиболее творческого работника, активно  участвующей в общественной жизни, в драматическом кружке, выступающей на смотрах-конкурсах среди учителей и, к тому же, получающей высшее педагогическое образование. Володя, почти всё время посвящал работе. Освобождён от домашней работы, он уходил на завод в 7 часов утра и возвращался около 23 часов. Такой режим он выбрал не случайно, так как за технологические процессы был ответственен лично. А чем человеку грозила «личная ответственность» в те годы, известно каждому. В результате, неимоверная физическая и моральная нагрузки, сделали своё дело, основательно подорвав Володино здоровье. Специалисты, подобного рода, работая на износ, забывали о здоровье, профилактическом лечении, в конце концов, об организованном полноценном отдыхе с семьёй, чем в полном объёме, в тоже время, пользовалась партийная номенклатура.

«Пришла беда, отворяй ворота» гласит народная поговорка. К 1940-му году, состояние Владимира Тимофеевича, как его величали, на заводе, совсем ухудшилось, да на столько, что работать уже не мог, слёг. Туберкулёз, в то время, был явлением обыденным, но смертельным. Оказывается, мать Володи – Надежда, умерла после гражданской война, тоже от туберкулёза, но и этим делу не поможешь. В том же 1940 году, Татьяна, наконец, окончила институт и получила распределение в Курганскую область, в школу села Шатрово. Обращение Володи и Татьяны в Народный Комиссариат просвещения, и к руководству завода Орджоникидзе, с просьбой о ходатайстве перед Свердловским педагогическим институтом изменить распределение и оставить Татьяну с семьёй и больным мужем в Челябинске, осталось без ответа. Более того, Володю лишают должности Главного инженера и 3-х комнатной квартиры. В скором времени, новые жильцы которой (работники того же завода) объявились с требованием быстрее освободить жильё. Как говорится, делать нечего, надо собираться в дорогу. Собрали пожитки, детей, погрузились в «газгольдер» — полуторку с газогенераторным двигателем, и в августе двинулись в путь на Шатрово. Одним из преимуществ газгенов была древесина, используемая в качестве топлива. Сгорая «в котле», древесина выделяла газ, который подавался в двигатель. Такому грузовичку не страшны ни дальние расстояния, ни отсутствие заправочных станций. Останавливались несколько раз, рубили деревья, запасаясь «чурками» и ехали дальше. Путешествию не было конца, до села Шатрово, в общей сложности было не менее 450 км. Эта поездка вымотала всех. Володя держался из последних сил, но не показывал виду, чтобы не расстраивать деток и Татьяну с грудным ещё Борисом на руках. По пути следования, проезжали сухую балку, в которой было огромное количество гусей. Шофёр так разогнал грузовик, что гуси не успевали отскочить от дороги, и со звуком лопались под колесами. Дети горестно глядели в след гусям, остающимся неподвижными на дороге. Приехали в Шатрово на третий день к полудню. Татьяна пошла в школу, куда получила назначение. Директор школы, пожилая женщина, встретила её приветливо и показала дом, в котором она с семьёй разместится, до получения квартиры. Подъехали, особняк с виду добротный, в два этажа с подвалом. Хозяйка, по местным меркам, была зажиточной,  встретила прибывшую семью по-деловому, без эмоций, видимо уже не первыми они были квартирантами. Шофёр помог быстро разгрузить вещи, попрощался и был таков. Татьяна с мамой уложили пожитки, попросили согреть титан горячей воды. Помылись с дороги, уложили Володю в чистое бельё, на отдельную койку. А сами на кухне захлопотали с ужином. Хозяйка особо не вмешивалась в действия новых квартирантов, на первых порах подсказывая, что и где можно брать. Сводила Татьяну в погреб и показала бочки с капустой, огурцами, грибами, ягодами. На стенах висели копченые окорока, а в дальнем углу была картошка. У хозяйки были свои  корова, свиньи, куры.  Так, понемногу стали осваиваться. Конец августа всегда для учителей напряженная пора. Подготовка к новому учебному году шла полным ходом: планы работ, графики, покраски, приборки и прочее. Мама, Евдокия,  которой в ту пору шёл 54-й год, ещё была полна сил и энергии, привычно взяла на себя хлопоты по дому, ухаживала за Володей и детьми. Татьяна, как и в Челябинске, не прекращала поиски лекарств и докторов, которые бы вылечили Володин недуг. Но всё оказывалось тщетным. И неутешительный диагноз, и запущенная форма туберкулёза, отсутствие квалифицированных медработников и действенных лекарств. Всё это, у Татьяны порождало в мозгу суровый, но ясный исход её борьбы за Володю, которую она и мама не прекращали до его последнего вздоха. Не умирал, … он угасал, подобно божественному огню в лампаде, что вот-вот закончится лампадное масло. Наступил 1941 год. Его празднование так и не получилось радостным. В конце января, Володи не стало. Похоронили его на местном кладбище села Шатрово. Светлая память! Ему было всего 29 лет. Наверное, нет необходимости стараться воспроизвести то состояние Татьяны, когда уходят любимые и единственные, которых уже никто и никогда не заменит. Да, будут другие, может и не менее, замечательные, но такого как Володя Сурин не будет. Состояние, близкое к безысходности, казалось,  охватило её навсегда и никто не сможет помочь в таком горе. Оставалось уповать на сильный характер Татьяны и время, которые должны сделать своё дело. К тому же, присутствие матери, школьная работа и детки, явились теми стабилизаторами, удержавшими её от соскальзывания в пропасть отчаяния, откуда практически возврата никому не бывает. Жизнь, данная Господом – не разменная монета, и проживёшь её в соответствии со своей судьбой. Тридцатилетняя Татьяна Антоновна, только так её называли школьники и преподавательский состав, понемногу приходила в себя, проявляя всё больше и больше творческого подхода в своей работе. И директор школы, не сразу стала нагружать Татьяну дополнительными часами преподавания. Теперь она вела и биологию с естествознанием, и географию. Её мамочка, практически тянула всё домашнее хозяйство и детей. В те немногие, свободные дни, которые редко выдавались, сменяя друг друга за швейной машинкой-кормилицей, шили вещи не столько уже для себя, сколько на продажу. Выручало ещё то, что у хозяйки можно было покупать по сходным ценам те же продукты, что и на базаре, только не нужно было ходить на местный рынок. Когда приносили в ведре парное молоко, Адик не мог удержаться от соблазна и припадал губами прямо к ведру и пил, практически сливки. Ах, такая была вкуснятина, мммм… Так и жили, более или менее, в достатке, но в полу-счастье. Сказывались не только тяжелая потеря любимого мужа, но и в целом, что-то не позволяло вздохнуть полной грудью. Конечно же, это – призрак войны. Хоть и говорили о ней и чувствовали её приближение, но грянула внезапно. Как раз готовили детей к отправке в летние лагеря на каникулы. Но и та единственная площадь перед Сельсоветом, была занята взрослыми, в основном мужчинами. Шла перекличка пришедших и строившихся в две шеренги, поротно. Зычные команды красных командиров, то и дело заглушали душераздирающие крики и плач женщин, провожающих новобранцев на фронт. Продолжалось это несколько дней, потому что отправляли небольшими партиями, сколько было автомашин. По ночам тоже не расходились. Разводили костры, тут же пили самогон, закусывали и пели песни. Кто-то плясал. Но и это, с позволения сказать веселье, время от времени покрывалось пронзительным женским воем и плачем, от чего детишки тоже начинали хныкать или реветь. А потом всё сразу стихло, наступила гробовая тишина, мужиков увезли на фронт. Ощущение тревоги закралось в души и взрослых и детей. Татьяна, поговорив с директором школы и председателем Сельсовета, устроила маму на лето поварихой и сама c детьми поехала воспитателем в детский лагерь, почти на всё лето.

Наступала осень, начался учебный год, который ни одному педагогу не казался лёгким. Поглощая почти всё время, работа была и трудной, и вместе с тем спасительной для Татьяны, отвлекала от грустных мыслей. Председатель Сельсовета нашёл свободную квартиру для Таниной семьи, выписал вселительный ордер и пожелал счастливой жизни на новом месте. Квартира была на 2-м этаже, с коммунальной кухней. Мама сразу же определила место, где будут обитать куры, которых тотчас и купили. Тепла им хватило, и совсем скоро появились свои куриные яйца. Рады были все. Евдокия продолжала шить вещи, понемногу приторговывая.  Кое-кто, даже заказывал ей шитьё. Подростки после уроков, гоняли по селу, играя в футбол или войну.  По селу извилистой змейкой текла река Мостовка, к январю обычно вставала, чему изрядно радовались дети. Предоставлялась возможность погонять на коньках — полоска лезвия, деревянная плашка и кожаные ремешки для крепления на ботинок. Но самой распространённой была езда на реке по льду «под парусом», на куске резиновой покрышки. Увлеченное катание детей мог остановить только сильный мороз, который в этих краях не редкость. Во избежание обморожения их попросту не выпускали из дому, занимая разными увлечениями. Кожаные ремешки для коньков был самым ходовым товаром, так как имели свойство рваться. Замену им, расторопная молодёжь, быстро  сообразила, где найти. На площади, перед администрацией села, тогда были вкопаны бревенчатые перекладины, за которые привязывали лошадей. Как только возница исчезал в дверях сельсовета, ребятня подкрадывалась к лошади и срезала кожаные ремешки скрепляющие хомут. Чем доставляла немало хлопот взрослым. Особо «отличившихся» песочили даже в школе, на педсовете. Однажды, зимой, Татьяне пришлось ехать в соседнюю деревню Дворцы, отвезти готовые вещи на продажу. Евдокия  приготовила всё, ловко связав их в узлы.

— Таня! Я всё приготовила.

— Я мигом, в школу за подводой, директор школы мне выделила, — откликнулась она.

— Адик! Тоже собирайся, поедешь со мной. Не так страшно будет. Хочешь?

— Да! Старший сын, привыкший помогать маме во всём, с удовольствием стал одеваться.

Предвкушая дальнюю поездку в санях. В школе имелась своя подвода для хозяйственных нужд, со старенькой лошадёнкой. Зимой её впрягали в сани. Быстро погрузили узлы и отправились засветло. Дорога совсем была не длинная, всего-то 4-5 километров, но учитывая снег, лошадёнку, тащились больше часа. Подъехали к базарной площади. Татьяна нашла покупателя, сторговались по цене, выгрузила узлы, распаковала их и показала каждую вещь. Получив расчёт, Татьяна подальше спрятала деньги. Купила сладостей детям и себе, заторопилась в обратную дорогу. Как говорят: обратная дорога домой, всегда короче. И действительно так. Путь сокращали не только приятные сладости, но и беседы, которые Татьяна зачастую проводила с детьми. О всякой всячине. Как вдруг, острые детские глазки увидели вдали стаю собак, отделившихся от леса и направившихся в их сторону.

— Мама! Смотри, собаки бегут!

— Волки!

Не крикнула, а скорее выдохнула. И что силы схватила вожжи, взревев:

— А! Нууу! Нууу! Ну, давай же, милая. Пошла быстрее! Пожалуйста!

Лошадёнка была опытная, ещё не видя опасность, затрясла гривой и хвостом, выказывая признаки беспокойства, прибавила ходу. Но Татьяне казалось, что тащится она еле-еле. «Всё» Мелькнуло в её голове – «это конец». Инстинктивно стала шарить по саням, в надежде найти, что-нибудь, чем отбиваться. Не переставая умолять лошадёнку ещё прибавить. Спасения ждать было неоткуда, стая медленно приближалась к саням. И тут, о Боже, лошадёнка на глазах превратилась в «Пегаса», не понеслась, а полетела. Татьяна и Адик только и успели вцепиться в сани, чтобы не выпасть. Погоня закончилась внезапно, как и началась. Сани влетели на полном ходу на окраину села Шатрово, где волков и остановил лай местных собак. В село, они не заходили. Подъехали к школе, отворили ворота и поставили сани на хозяйственном дворе, лошадь распрягли и отправили в конюшню. Только тогда Татьяна и перевела дух. Тайком перекрестилась и поблагодарила Господа, за спасение. Затем подошла к лошадёнке, обняла и поцеловала в тёплую и ещё влажную её морду.

— Спасибо тебе! Родная! Хорошая моя, ты спасла нас от погибели!

И всякий раз, идя в школу на работу, Татьяна брала с собой либо морковь, либо яблоко, не забывала отблагодарить и угостить школьную лошадку. Предстояли школьные зимние каникулы, которые вселяли не только радость приближающегося новогоднего праздника, но и душевного обновления, если не облегчения. После занятий в школе, Адик быстро сделав уроки, снова торопился в школу, где и у мамы и у него, практически, и проходила жизнь, год за годом. Тем более в преддверии Новогоднего школьного бала, активно готовившегося Татьяной Антоновной, которая, не только стала режиссёром сценария детского праздника, но и организовала школьников на подготовку костюмов, декорации,  художественных номеров и выступлений. Придумала монолог Деду Морозу, исполнять роль которого, за отсутствием мужчин, сама же и взялась. В итоге всё получилось изумительно. Раздобыли немного сладостей, искусно завернув их в подарочные мешочки для каждого ребёнка. Особенно деткам нравилось вручную  вырезать и раскрашивать ёлочные игрушки. Благо актовый зал был просторным, что позволяло фантазировать, когда его наряжали к торжеству. Встречали Новый 1943 год, с какой-то истосковавшейся по радости душой.

— Татьяна Антоновна! Пусть детским репертуаром теперь занимается Екатерина Дмитриевна, объясните, в чём будет заключаться её задача. Скажите, пожалуйста, что Вы приготовили к празднику, — попросила директор школы.

— Кроме роли «Деда Мороза», я спою одну украинскую песню «Ой, дивчина шумит гай» и одну русскую народную «Новогоднюю песню», ответила Татьяна.

— У меня есть другое пожелание,- вставила директор,- а не могли бы Вы заменить «Новогоднюю песню» на «Далеко, далеко, где кочуют туманы»? Вы так душевно её исполняете. Прошу об этом не только из личного интереса, но и показать Вас моему хорошему знакомому, художественному руководителю из Тюменского Драматического театра, которого я пригласила на наш детский праздник.

— Да! Конечно, исполню, тем более, она одна из моих любимых,- ответила Татьяна.

— И ещё одно пожелание. Пожалуйста, переставьте песни в исполнении, первой исполните русскую народную, — уже твёрдым тоном закончила беседу.  Вечером, дома, в разговоре с мамой, Татьяна поделилась новостью, которую сообщила ей директор школы. Мама, Евдокия, искренне порадовалась за дочь:

— Может он оценит и пригласит тебя в Театр?

— Мама! Ну что ты придумываешь! В артистки мне уже поздно, да и преподавательскую работу я не оставлю, детей ведь поднимать надо. Я их уже не оставлю.

— Ну, пошутила, не принимай близко к сердцу, — извинилась мать, — я не представляю, кто ещё сможет взрастить и выучить их, как ни ты. Я, ведь, тоже не вечная.

— Представляешь, в Кургане я уже выступила на смотре самодеятельности учителей, и наша школа заняла первое место, а теперь, может быть, и в Тюмени получится, — не успокаивалась Татьяна в своих воображениях. Они, воображения, по-своему ей грели душу и рисовали картины будущей её жизни, и пусть только в грёзах. Что ей, было-то всего 31 год, можно сказать, вся жизнь ещё впереди. Предновогодним хлопотам и волнению не было конца. У каждого  свои заботы,  и, к тому же, общие: что надеть, в чём пойти, что показать на сцене. Стало поступать неимоверное количество предложений и уточнений в программу, осуществить, которые уже не было ни времени,  ни сил. Татьяна Антоновна, видя такой накат, быстро всех успокоила и заставила шлифовать номера, в соответствии с уже намеченным планом. Все повиновались беспрекословно! Буквально накануне, 30 декабря, наконец-то всё и все были готовы к проведению праздника. Директор объявила, что школьный праздник для детей начнётся в 12 часов 1 января, а взрослые будут праздновать уже вечером, в том же актовом зале. Главную ёлку установили в середине большого зала. На сцене дополнительно наставили маленьких ёлочек, символизирующих лес, откуда должен появляться очередной выступающий. Весь потолок был увешан частыми нитями, на которых спускались пушинки из ваты, в виде падающего снега. То там, то тут, виднелись звёзды и молодой месяц из фольги. В углу, напротив главного входа, смастерили чудесного снеговика, приветливо встречавшего всех входящих. Праздник удался на славу. Детскому счастью не было границ. Исполняли свои выступления задорно, звонко, с искрящимися глазами и милыми лицами. Любо дорого смотреть и слушать. Татьяна Антоновна была настолько поглощена выполнением сценария, что за происходящим в зале не уследила, как появился художественный руководитель из Тюмени, да к тому же не один, а в сопровождении молодого военного, как выяснится позже, преподавателя военного училища.

Евгений Матвеев, преподаватель Тюменского военного училища. 1942 год.

В высоком худощавом парне, с трудом узнавался кадровый военный. Праздник продолжался до самого вечера, на смену детям пришли выступления взрослых, и наступила очередь исполнять песни Татьяне. Зал взорвался, приглашая её на сцену, предвкушая истинное наслаждение от её голоса и душевности. Худрук с военным переглянулись и вытянули шеи. Татьяна запела под аккомпанемент учительницы музыки Софьи Аркадьевны… Оставим ощущения зала и каждого — своими, без искажения. Программа подходила к завершению, незаметно за кулисами появился военный парень, подойдя к Татьяне Антоновне, деликатно попросил предоставить ему слово, для короткого приветствия. Ведущая программу, Татьяна Антоновна, предоставила ему слово. В зале притихли, и наступила звенящая в ушах тишина.

— Дорогие ребята, уважаемые преподаватели и служащие замечательной школы! Совершенно случайно оказался на вашем чудесном празднике! И ещё раз убедился, что такое прекрасное подрастающее поколение, надо не только защищать от проклятых фашистов, но и беречь как зеницу ока от возможного истребления немцами. И стал декламировать статью  Ильи Эренбурга:

— «…Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! – это просит старуха-мать. Убей немца! – это молит тебя дитя. Убей немца! – это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!». В зале, кажется,  пригнулись и оторопели все: и взрослые, и дети. Он так декламировал, с таким пафосом и огнём, что, казалось, вот-вот грянет гром из всех орудий и в момент снесёт  не только немца, а всю фашистскую Германию.

— Пусть земля горит у этих зверей под ногами! Верьте, мои дорогие, всех их истребим и совсем скоро. Обещаю. Потерпите ещё немного!

Никто не мог шелохнуться или молвить слово, глядя на него как на Спасителя, сошедшего с небес. Длилась пауза мгновение, словно вечность, а затем взрыв. Аплодисменты, продолжительные, за принесённую истину и надежду. Вот таким и предстал перед Татьяной, этот парень из Тюмени, оказавшись и её земляком из далёкого Херсона, и, к тому же,  игравшем в том же театре, где когда-то выступала Татьяна. Будто блеснул кусочек Родины.

Получив подарки, дети неохотно расходились по домам. Директор, объявив небольшой перерыв, весь преподавательский состав и членов их семей, а гостей персонально, пригласила  остаться отметить Новый год. Татьяна с Адиком помчались домой, чтобы с детьми поделиться подарком и переодеться в «выходное» платье, накануне сшитое мамой. Какое счастье, что есть мама: и за детьми присмотрит и обед приготовит, накормит. Сколько времени она высвобождает Татьяне для занятий в любимой школе. Перехватив на ходу кусочек пирога с яблоками, поцеловав деток и маму, упорхнула в школу, бросив: «Скоро не ждите, ложитесь спать без меня!».

Вечерний зал, оказывается, выглядит ещё краше, любовалась как сторонний наблюдатель, своим  замыслом, воплощённым в реальность. В дальнем углу накрыли столы, туда же перетащили пианино. Встречал гостей патефон  популярными в то время шлягерами: «Брызги шампанского», «Рио – Рита» и т.д.  Расселись за столами как попало, с единым стремлением – скорее  распахнуть «дверь» в новое, оставив в прошлом старое, тревожное и печальное. И Татьяна, в едином порыве, вместе со всеми открылась этому светлому, радостному будущему. Открыла торжество директор. Сказала кратко, но зажигательно. Подняли бокалы, бог весть, откуда, появившимся шампанским, пригубили. Глоток приятного напитка сделал своё дело и все сразу как-то оживились, повеселели. Со стороны так и скажешь, что за столом собрались родные или, по крайней мере, очень близкие люди. Директор дала слово худруку, но тот быстро перевёл стрелки на своего тюменского приятеля, Женю Матвеева. Поднялся с бокалом в руке, заговорил. Нет не так! Просто заворожил всех. Спроси, например, Татьяну, о чём он говорил, не повторит, но скажет: «Говорил красиво». Затем были, не менее красивые и пламенные тосты, но договорить уже никому не давали, просто радовались как дети, представившейся возможности немного расслабиться. Пошли танцы. Кто с кем. И вместе и по парам. Женя, не по годам, обходительный и деликатный, пригласил и Татьяну.

— Разрешите, Татьяна Антоновна, Вас пригласить на танец?

— Да! Конечно можно, даже нужно, — попыталась кокетничать Таня.

Матвеев нежно, но уверенно повёл в танце, изредка касаясь её высокой и красивой груди. Оба почувствовали, как пробежала «искра», очень похожая на счастье, после чего Татьяна уже не могла сдержать лёгкую дрожь не только рук, а всего тела. И это не осталось не замеченным. Обоих бросило в жар. Татьяна легко шла в танце за партнёром, ни разу не наступив ему на начищенные сапоги. Раскрасневшаяся, улыбающаяся Татьяна ему казалась богиней.  Он понял, что ему от неё просто так не уйти.

— А когда Вам возвращаться? — поинтересовалась Татьяна, подыскивая нужные слова.

— Наверное, утром поедем, как проснёмся, — с неуверенностью ответил Женя.

— А где же Вы остановились?

— Ваш директор подготовила нам отдельные «апартаменты», — попытался внести в разговор лёгкую иронию Женя, — Да разве это важно, главное: как и с кем.

— А Вы хорошо ведёте, уверенно! — похвалила его Татьяна. Их неожиданно прервала директор школы.

— Татьяна Антоновна! Нам так не хватает праздника. Просим Вас, исполнить что-нибудь, на Ваше усмотрение. Софья Аркадьевна уже согласилась аккомпанировать. И тут все уже хором: «Просим!»

— Я спою «Есть на Волге утёс». Все притихли. Начался настоящий концерт. Татьяна настолько вдохновенно и легко своим сопрано брала высокие октавы. Самой казалось, что это лучшее исполнение, с особенной задушевностью. После были песни:  «Улетай на крыльях ветра» из оперы Бородина, Князь Игорь , «Аскольдова могила», «Рэвэ, та стогнэ Днiпр широкий» и, конечно, любимые всеми «Валенки». Когда же Татьяна Антоновна спела «Ой нэ свiти мiсяченьку», даже кто не понимал украинского языка, смахивали, накатившиеся слёзы. Но то были скорее слёзы счастья, словно сошедшее к присутствующим, в образе учительницы Кузнецовой.  Автор умышленно опускает  детали новогоднего праздника и последующих встреч земляков, чтобы сохранить целомудренность их отношений, безусловно оставивших след в их дальнейшей судьбе. Например, Евгений Семёнович, сразу после окончания войны демобилизовался и играл в Тюменском драматическом театре, где встретил очаровательную девушку Лидию, с великолепным голосом, очень напомнившим ему пение  Татьяны Антоновны из села Шатрово.

Минули зимние каникулы, возвратились привычные рабочие дни в школе и домашние хлопоты. Морозная нынче выдалась зима. Заготовленные школой с осени дрова для отопления, быстро заканчивались, зачастую приходилось экономить на отоплении, жаль было детишек, которые не пропускали занятия и охотно учились, несмотря на отсутствие школьных тетрадей. А их приходилось им сшивать из остатков газет, в которых они писали между строк. То и дело, переходя на простые карандаши, так как чернила в чернильницах застывали или вовсе замерзали. Были и другие трудности, но знания от этого становились у деток только крепче. «Газетные школьные тетради» имели и свои преимущества, позволявшие извлекать из них публикуемую информацию. В те годы многие страницы пестрели карикатурами и статьями про немцев. Особенно часто попадались стихи и статьи Константина Симонова, Ильи Эренбурга и, в частности, статья «Убить немца», в головах тех школьников засевшая на всю жизнь. Наступили долгожданные тёплые, весенние, 1943 года, дни, радовавшие, в первую очередь, ребятню, которая теперь всё свободное время проводила на улице. Все без исключения: и дети, и взрослые села, с радостью принимали участие, в организованном Татьяной Антоновной школьном субботнике, по приведению территории и помещений в порядок, после зимы. Стволы деревьев побелили, забор отремонтировали и покрасили. Благодаря этому,  школа постепенно  превращалась в своеобразный символ обновления жизни, влиявший на настроения односельчан. А передаваемые сообщения СОВИНФОРМБЮРО, внушали оптимизм. У шатровских мальчишек было более чем достаточно образов не только для подражания, но и мести немцам. У них были свои штабы, сходки, тайны, клятвы. Однажды, Татьяна не дождалась своевременного возвращения Адика домой. Дни  становились светлее и теплее, что не вызывало тревоги за детишек. Но когда стемнело, она забила тревогу. Оказалось, что он такой не один, а целая группа ребят не появилась в этот день домой. Кому-то из взрослых, от ребят помладше возрастом, удалось выудить, что эти мальчишки ушли убивать немцев. Не осталось сомнений: нужно срочно сообщать в милицию. Сообщение в милицию по телефону уже передавала директор школы. На том конце, сухо приняли сообщение, подтвердив, что меры по поиску детей предприняты немедленно. Не прошло и суток, как шестерых мальчишек обнаружили на пути к железнодорожной станции Шадринск, продрогших и измученных путешествием босиком по грязи. Позже, на вопрос милиционеров, — А каких немцев и где вы их собрались убивать? Ответили: «Узнали, что в Кургане немцы, вот и пошли». Пришлось ребятне объяснять, что в Кургане не те немцы, которых следует убивать, то немцы «хорошие», они тоже против фашизма. В действительности, там находились: Отто Гротеволь, Вильгелм Пик, Эрик Хонекер, и другие руководители коммунистического движения Германии.

Наступило долгожданное лето и вместе с ним школьные каникулы. Адик перешёл в третий класс. Татьяне удалось заручиться обещанием начальника лагеря взять на работу поварихой её мать, Евдокию. Так что, как только пришёл день отъезда в лагерь, дети были готовы, погрузились на машины и поехали с песнями. Повседневная работа: занятия с детьми, походы, сбор гербария, вылазки на природу, купание в озере, организация вечеров и концертов, отнимали у Татьяны Антоновны почти все время суток. Но она не уставала как в школе. Здесь всё и все были под рукой, и не было напряжения. Однажды, приснился Татьяне сон, будто бы она била собаку.  Утром, рассказала матери о странном сне, на что та ответила, мол, жди, друг прибьётся. И забыла про сон.

Буквально через день, к лагерю подъехал военный «Додж», из него вышел военный, что-то сказав своему шофёру, направился в лагерь, а машина тут же умчалась, оставив за собой змейку дорожной пыли. Офицер, войдя на проходную, строго по-военному спросил: « А кто из вас храбрецов, проведёт меня до Татьяны Антоновны?» Тут же вызвался что постарше: «Я» отчеканил ему в тон, храбрец. Не успели они ещё пройти полпути, как мальчишки, запыхавшись «доложили» воспитательнице, что сюда идёт какой-то военный дядька. У Татьяны забилось сердце от предчувствия, вышла навстречу.

— Здравствуйте, Татьяна Антоновна! — расплылся в улыбке военный.

— Женя! Ты? Какими судьбами? Как я рада тебя видеть!

— Да мы здесь не далеко проводим полевые учения с молодыми бойцами. Дай-ка, думаю, заеду, навещу землячку. Как поживаешь, Таня? Как твои детки?

— Спасибо! Всё потихоньку. Детки со мной, здесь в лагере. А как ты? Что нового?

— Расскажу, обязательно! Только всё по порядку. Вот я вам привёз немного сахара и соли. Помню, ты рассказывала про маму, её отёкшие ноги от недостатка соли. И хочу умыться с дороги.

— Ой! Да что ты беспокоишься? Как-нибудь обойдёмся. Конечно, большое тебе спасибо! Как ты всё помнишь? Пойдём на озеро, там и умоешься. Минутку меня подожди, я предупрежу, возьму полотенце и подстилку.

— И кусочек мыла прихвати,- попросил Евгений Семёнович.

Отправились они на озеро, как говорится, за одно и помылись. Дальше нет надобности описывать детали, состоявшейся встречи. Заметим лишь, что это была их последняя встреча в молодости, перед расставанием, которое продлилось без малого тридцать лет.

Шёл 1944 год, ещё трудный, на пределе человеческих возможностей, изматывающий, казалось, всё живое на земле. В Шатрово, как и во всей стране,  люди, очнувшись ото сна, первыми мыслями обращались туда, где решался исход войны, к нашим любимым отцам, мужьям, братьям, защищавшим Отечество от немецко-фашистской орды, с мольбой об их здравии и победе. Было ещё тяжело физически, но уже где-то глубоко  внутри каждого  всё отчетливее оживала и крепла уверенность – выстоим.  13 марта СОВИНФОРМБЮРО сообщило, что освобождён город Херсон от немцев. Эта новость привнесла не только оживление в семью Татьяны Антоновны, но и бурное ежедневное обсуждение о возможном переезде и  новой жизни на Родине.

— Может я, напрасно продала дом? — посетовала мама.

— Нет. Не напрасно. Было не известно, как у нас станет складываться жизнь. Главное мы живы и здоровы, а остальное наживём, – успокоила её Татьяна.

— Я думаю, надо дождаться конца учебного года, и тогда только переезжать.

— Да, наверное, ты права, Таня.

— Вот только ещё не представляю, как отреагирует дирекция школы и Сельсовет? Они на меня так рассчитывают, и планируют к повышению. Получится, что я их подведу.

— Ну а сама, Таня, ты хочешь в Херсон или не уверена?

— Ой! Что ты, мама! Я уже не думать об этом не могу. Даже сны всякие снятся про нашу улицу, дом. Душа моя рвётся на Украину!

— А как это сделать? Что ты думаешь предпринять?

— Для меня, важно решить в принципе, а там уже, как говорится, дело техники!

— Ну, хорошо, Таня! А куда мы приедем, где же будем жить?

— Вот это хороший вопрос. Думаю, напишу письмо свёкру. Если он не откажет, тогда начну действовать. Буду просить отправить меня на Украину переводом по работе.

— Может Пете написать тоже, вдруг, чем поможет?

— Нет, мама, Пете писать не стану у него и без нас хватает хлопот. Буду писать напрямую Министру Народного просвещения.

Не откладывая в долгий ящик, Татьяна села за составление письма в Министерство. Понимала, что письмо должно быть лаконичным и убедительным. Текст письма получился не сразу, шлифовала его несколько дней. Не обсуждая ни с кем из сослуживцев свои намерения, по известным причинам. Прежде всего, отправила письмо в Херсон, свёкру Тимофею Трофимовичу. Она представляла, что он может и отказать, но это уже Татьяну не останавливало, настолько было велико её желание к переменам. Главными аргументами её письма в Министерство, всё же стали: необходимость возвращения на родную землю, так как она и мама украинки; что будет, как нельзя, кстати, её приезд в освобождённый Херсон, где потребуются в школах высококвалифицированные специалисты, коим она является. Умом понимала, что может быть и отказ, но сердце подсказывало: всё получится. Ответ из Министерства поступил в мае месяце, с одновременным уведомлением Председателя Сельсовета и директора школы, о переводе Кузнецовой Татьяны Антоновны на новое место работы в город Херсон УССР. Вот это была настоящая бомба. Всё произошло так неожиданно, что никто не мог ничего сообразить: «А как же мы останемся без Вас», только и вымолвили руководители Шатрово. Были и слёзы, и попытки отговорить, и подготовлен приказ о её назначении на должность Завуча школы. Но решение уже ею было принято. В конце концов, все успокоились. И вот, 1 июня, Татьяну вдруг пригласили на заседание Сельсовета, с повесткой дня, чуть ли не «персональное дело учительницы Кузнецовой». Одевшись в деловой костюмчик, явилась на заседание. Пауза затянулась, не начинали, так как у Председателя Сельсовета был срочный разговор с областным начальством. Как обычно в такие паузы, в голову лезут всякие сюжеты, человек, естественно, перебирает в своей памяти разные эпизоды жизни. Наконец вошёл Председатель, коротко бросив всем приветствие, занял своё место за столом, покрытым зелёным сукном. Положил перед собой большой,  красивый конверт, встал.

— Дорогие товарищи! – начал он. У Татьяны слетела с лица некоторая обеспокоенность, почувствовав в его голосе нотки торжественности.

— Уважаемая Татьяна Антоновна! Мы тут долго совещались, раз уж Вы надумали переехать на Украину, для нас всех Ваше решение явилось неожиданностью, — Председатель сделал паузу, справляясь с накатившим комком в горле…, — и приняли решение, так сказать, отметить Ваши заслуги перед жителями села Шатрово.

Надел очки, вынул из конверта Грамоту, стал читать: « За плодотворную работу, проявленные высокие профессиональные качества, воспитание подрастающего поколения в духе преданности советскому народу и коммунистической партии, наградить Татьяну Антоновну Кузнецову Почетной грамотой областного Совета Народных Депутатов»!  Подошёл к Татьяне, крепко обнял и расцеловал её в обе щёки. Вот теперь и у неё был шок. Стояла в середине кабинета, с глупым и милым выражением лица, принимая поздравления, ничего не могла понять. С ней ли всё это происходит? Что-то надо в таких случаях говорить, поблагодарить, ответить. Однако, вместо этого Она расплакалась, прошептав: «Не могу говорить».

— А и не надо ничего говорить, милая наша, Татьяна Антоновна! В этом и есть Ваша заслуга перед шатровцами, что Вы не говорите, а делаете конкретные дела! Хотим, чтобы в памяти нынешнего и будущего поколений наших односельчан, навсегда остался Ваш  образ прекрасного педагога и настоящего друга детворы. От всей души желаем Вам благополучного возвращения на Вашу Украину, счастливой работы и жизни на новом месте! И ещё! Правление Сельсовета Шатрово, полностью оплачивает проезд до станции Херсон Вам и Вашей семье. Будьте счастливы!

До отъезда оставалось ещё некоторое время для формальностей. Надо было закончить учебный год в школе. Экзамены принять, выставить годовые оценки, выдать табели, провести родительские собрания и дать напутствие своим ученикам. А ответа от свёкра всё не было. Пришло время паковать вещи. Решили брать самое необходимое. И так на руках малые дети Виктор и Борис, которым было 7 и 4 года, много на себе не потащишь. На маму тоже мало надежды, потому что ноги её опухли к этому времени сильно. Врачи сказали – это от недостатка соли. Действительно тогда соль, да впрочем, и многое другое, находилось в дефиците. Адик же перешёл в четвёртый класс, ему шёл 11-й год, и поручили ему нести только швейную машинку. В школе Татьяна попрощалась с сотрудниками и руководством. Директор попросила её пройти в актовый зал, а там собрались детки, стоя гурьбой, стали подходили к ней, по очереди, прижимаясь по-детски, неловко, долго не отпускали её руку. Некоторые незаметно плакали. Едва сдерживая себя, Татьяна по-матерински находила утешительные слова: что ещё у них в жизни будет много новых педагогов; что скоро они выучатся, вырастут и разъедутся работать по уголкам огромной страны; у каждого будет своя семья и свои дети, вот это и есть настоящая жизнь. Однако это мало утешало, так как они привыкли к Татьяне Антоновне и любили её не меньше родной матери. Многим из учащихся школы села Шатрово запомнилась учительница Кузнецова на всю жизнь, и рассказывали о ней уже своим детям, тем самым вписывая её имя в славную историю своей школы. Наметили выезд на 1 июля, оставалось два дня, как появилась почтальон и радостно позвала: «Татьяна Антоновна, танцуйте! Вам письмецо из Херсона».  Ну, слава Богу. Успела получить ответ, в котором Тимофей Трофимович, кратко извещал о своих новостях: желал всем здравствовать и приглашал приезжать к нему без всяких стеснений. С чем семья Тани и отправилась в долгожданный «путь домой».

Если кто когда-нибудь смотрел документальные ленты военных лет, тот может получить представление, что значит ехать в товарняках, «на перекладных», простаивая часами, а то и сутками, в ожидании нужного поезда, но едва  отправившись, который, бесконечно останавливался на разъездах, в ожидании прохождения «литерных» эшелонов на Запад. Посоветовали начать с ж.д. станции Тюмень, тем более она к селу Шатрово располагалась ближе остальных. Оттуда добраться до Свердловска, далее через Казань, Саранск, Пензу на Воронеж и дальше на Харьков, через Полтаву, Кременчуг, Кировоград  до Николаева, а там и  Херсон. Пересадки предполагались в Казани, Пензе, Воронеже и ещё весть бог, где придётся. Но до Тюмени доехали, можно сказать, с «комфортом», хоть и на грузовике. Другим видом транспорта из села Шатрово выбраться было невозможно. Уже ближе к Воронежу и Харькову, картина всё больше напоминала недавно прошедшие бои. По обе стороны ж/д путей, слева и справа, в огромном количестве тянулись разбитые и выгоревшие железнодорожные вагоны, которые при восстановлении путей, после бомбёжек, просто стаскивались в сторону, на обочину, да так и оставались. Вспоминаются отдельные эпизоды того путешествия. Так в районе Кременчуга, была очередная остановка поезда на разъезде. Ждали отправки бесконечно долго. Мальчишкам с поезда  хотелось побегать. Какие-то ухари из них, додумались побежать к подбитым танкам то тут, то там намертво остановившихся на поле боя. Залезали внутрь и выскакивали оттуда  как «ошпаренные», завидев полуразложившихся танкистов. А в одном из пустых танков, свободно дёргали за рычаги, изображая атаку. Видимо дёрнули рычаг орудия, в котором оказался снаряд. Раздался оглушительный выстрел. Всех пацанов как ветром сдуло оттуда. Прибежали к эшелону и тряслись. Но так и не узнали, куда угодил выпущенный ими снаряд. Приятного было мало. Пересадка в Полтаве, запомнилась тем, что в эшелоне, который шёл по пути в Николаев, несколько вагонов были с моряками, а начальник эшелона категорически был против попутчиков. Но моряки дождались момента, когда начальник эшелона ушёл, подхватили Татьяну, маму и детей в несколько рук и нежно «закинули» их в вагон. Так, с ними и добрались до самого Херсона. Моряки организовали попутчицам и детям «спальные» места, делились своим пайком. Пели песни вместе с ними. Завершающая часть путешествия оказалась самая увлекательная и лёгкая, так не заметили, как подъехали к Херсону. Один из старших матросов, на прощанье, пожелав счастливого пути, сказал: «Не благодарите нас – это наш долг».

Радость встречи, новое место, новые впечатления, родня, доброжелательно встретившая их, всё это придало Татьяне атмосферу иного мира, с высоты которого всё прошлое было как во сне. Большой семье, Тимофей Трофимович отвел две маленькие, но отдельные комнаты, а столовались первое время вместе. Так решил дед, пока Татьяна осмотрится и устроится на работу. Из родни в доме жила золовка, Надежда Сурина (1924 г.р.),  дочь Тимофея Трофимовича, которая в то время уже встречалась с молодым бравым офицером,  лейтенантом медицинской службы, за которого в скором времени собиралась выйти замуж. Красавец, Николай Павлович Логвинов, 1922 года рождения, в кителе с золотыми погонами, сравнительно недавно введёнными в войсках, как новая военная форма, внешне походил на героя фильма. Татьяна сразу же почувствовала – в доме был достаток, которого не видела уже который год. Не за себя, за своих малышей порадовалась – Слава Богу, будут сыты. Первым делом стала искать работу, которой в полуразрушенном городе  было с избытком, но квалифицированных кадров не хватало. Секретарь РОНО (Районный отдел Народного образования)  предложил ей на выбор любую должность от секретарши в РОНО до работника аппарата, но Татьяна  попросила устроить её воспитателем в детский сад. В его ведении оказался детсад, завода имени Сталина, в двух кварталах от дома, считай рядом, куда Таня и получила направление.

Договорившись с заведующей, Верой Дмитриевной, об условиях и времени работы, на «крыльях» полетела домой, поделиться приятной новостью.

Ещё не оправились от поездки, а Татьяну уже нельзя было удержать от желания обойти город, старые знакомые места,  многочисленных родственников и, конечно, зайти на улицу, где когда-то был их дом. Евдокия  с неохотой поддержала её стремление, а от посещения Мельниц, где был их дом, отказалась. Не хотела ворошить прошлое. К тому же ноги, всё больше не «слушались» и ходить становилось труднее. Как-то день выдался теплый и солнечный, взяв с собой детей, повела их в окрестности, показывая, и рассказывая, где она родилась, где училась, куда ходили в драмкружок, где и познакомилась с их отцом Володей. Было интересно и удивительно, сколько исторических мест оказалось в Херсоне. Затем спустились на ул. Перекопскую, подобие местного променада, с магазинами, пивными погребками, парикмахерскими и прочими достопримечательностями. Дети уже устали и было жарко.

— А хотите газированной воды, — спросила Татьяна детей.

— А что это такое, — хором они переспросили.

— Сейчас увидите и попробуете, идёмте к тёте Наде Козенчихе.

Подошли к будке с надписью «Газвода».

— Здравствуйте, тётя Надя, — обратилась Татьяна к хозяйке ларька.

— Здравствуйте милые мои. Чего желаем?

— Нам по стаканчику с грушевым сиропом, всем четверым.

— Мама, мама! А что это? — спросил Виктор, показывая на мороженое.

— Это, мороженое. Сейчас возьмём попробовать.

Разговорились. Дети получили по порции мороженого, в вафельных стаканчиках и немного отошли в сторону.

— Тётя Надя! А Вы меня не помните? Мы с Мельниц, частенько с братом за газ водой приходили.

— Ну как же! Конечно, помню. Вашего отца ещё помню, Антона, царствие ему небесное. Да у меня все в этом районе, считай как родня. Все ко мне приходят с новостями. А что тебя так долго не было видно?

— А мы только с Урала возвратились. Почти 15 лет там прожили.

— Боже! Как летит время! Неужели 15 лет. Как один год. Будто вчера всё было. А где твоя мама?       — Мама со мной была, возвратились вместе. Сейчас она здесь.

— Как её здоровье?

— Спасибо, тётя Надя. Ноги только стали у неё отекать и болеть.

— О Господи! У нас такое же. Вот посмотри, — тётя Надя задрала подол и показала отёкшие и чуть посиневшие свои ноги.

— Передавай маме привет, пусть придёт поболтать.

— Спасибо, передам. И Вам всего хорошего.

— Мама, мама! А можно нам ещё мороженого? — в один голос попросили дети.

— Нет! Больше нельзя, горлышко может заболеть! — ответила им Татьяна. И пошли дальше по улице. Подошли к хлебному магазину. Запах, обалдеть! К тому же время близилось к обеду и детишки проголодались. Купили немного хлеба, на развес, и отправились домой, где мама уже приготовила любимый борщ. Обедали вместе со свёкром.

— А завтра, дети, пойдём все в кино. Хотите? На фильм «Весёлые ребята».

— Даааа! — ответили они громко хором.- А теперь, что надо сказать, когда встаёте из-за стола?            — Спасибо!  —  опять хором и весело.

— На здоровье! И можно погулять. Дайте нам, взрослым, побеседовать. Адик, присмотри за ними, чтобы далеко не уходили. Хорошо?

— Угу, — только и ответил он, дожевывая схваченный напоследок пирожок.

На завтра все собрались, как на парад. Ведь КИНО! Пошли в клуб имени Ворошилова К.Е. на дневной сеанс. Купили билеты и прошли в просторное фойе. Там негромко играл оркестр, развлекая публику перед сеансом. Вдруг, Татьяна заметила заведующего, которого хорошо знала в молодости, посещая драматический кружок. Поздоровались. Прошёл с деловым видом. Таня подумала, может он, чем занят. Идёт  обратно, и тут она видит, что уж больно молодо выглядит. Увидев Танину улыбку, остановился.

— Мы знакомы?- Я Кузнецова Татьяна, — представилась, — Здесь я играла в драмкружке в 20-е годы.

— Вы, наверное, знали моего отца, старшего Каминского?

— Да, — смутилась Таня.

— Папы не стало в 36-м. А я его сын, Каминский Владимир Павлович!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *